***
Последние 8 дней я живу у Гарри, и все еще живу Гарри. Мы проводим каждый день обыденно и одинаково, только в этот раз мне это даже нравится, потому что уже больше недели слова моего покойного брата не выходят из моей головы, и только Гарри в силах отвлечь меня от этого. Мы практически не выходим из его комнаты, целуемся, разговариваем, занимаемся любовью, толком не едим, забываемся друг в друге и не желаем никого видеть, потому что понимаем, что осталось всего 30 дней. Ровно месяц. И в данную минуту мы лежим в его постели и целуемся. Во рту сладкий привкус пирога, которым мы совсем недавно позавтракали, а на мятных губах Гарри остался клубничный джем. Я целую его с улыбкой, с самой нежной улыбкой, на которую только способен. — 30, — тихо, почти что бесшумно произносит Гарри, будто смертный приговор. Но я не хочу ничего отвечать, поэтому просто целую очертание его подбородка, сжимая здоровой рукой его ладонь. Кончиками пальцев больной руки я касаюсь груди Хаззы, выводя на его коже знак бесконечности. — Бесконечность? — С легкой улыбкой спрашивает Гарри. Вместо ответа я лишь улыбаюсь и краснею, после чего чувствую губы Гарри на своих губах, и сразу же отвечаю на поцелуй. Какое-то мерзкое утро, потому что сейчас только 11, но небо полностью серое, нет ни единого проблеска солнца, практически ежеминутно слышен гром, и только шум дождя дарит положительные эмоции, успокаивая меня. И когда гром гремит в очередной раз, Гарри заботливо накрывает мои плечи своим белоснежным одеялом, будто я могу замерзнуть, но я улыбаюсь, потому что мне нравится этот заботливый жест. — Я безумно рад, что ты наконец сменил свое шелковое постельное белье на обычное. — Не знал, что оно тебе не нравится. Я снова улыбаюсь и прижимаюсь к Гарри. — Твои родители не против, что последние 8 дней я живу у вас? — Не думаю, что их это волнует, поскольку мы практически не выходим из спальни. — Я думаю, именно это им и не нравится. Они ведь не привыкли к тебе такому. — Какому? — Ну, — собираюсь с мыслями я, — ты ведешь активную половую жизнь с парнем, мне кажется, раньше ты бы сутками учился, но ты уже восьмой день не читаешь психологию по расписанию, не учишься... — Я верну свой режим дня в Лондоне, сейчас я целиком принадлежу тебе, и не хочу ни минуты тратить на психологию или прочее. Я вновь улыбаюсь и целую его. — Я хочу тебя, — шепчет Гарри. — Снова? Но он лишь молча опускается своей рукой вниз к резинке моего нижнего белья, и я понимаю, что его ответ "да".30.
12 июля 2014 г. в 17:09
Нежно-голубое небо, полупрозрачные облака и цветочная поляна: розово-сиреневые цветы и проблески зеленых стеблей и листьев. Я боюсь даже касаться своими босыми ногами этих цветов, но у меня нет выбора, я давлю их, делая шаг за шагом. Я иду, но совершено не знаю куда и зачем.
Совсем скоро становится слышен голос Метта:
— Он и тебя заставит покончить с собой. — Я хмурюсь и иду на голос, брат продолжает, — но, возможно, ты покончишь с собой и через 38 дней. — Продолжаю молчать, просто идя на голос, но Метт добавляет, — отец будет знать, что ты голубой, — хочу возразить, но не решаюсь, — Гарри уедет, а отец будет продолжать ненавидеть тебя. Зачем тебе жить?
Наконец, я вижу его. Мой брат лежит на цветах, прижимая их к земле тяжестью своего веса. Он начинает улыбаться, когда видит меня. Я подхожу к нему и сажусь рядом, и меня снова не напрягает тот факт, что мой брат мертв, но сейчас он почему-то жив.
— И поэтому ты пытаешься забрать меня с собой? — Начинаю грубым и недовольным тоном, — считаешь, что я такой же слабак?
— Ломаются не только слабаки, Лу.
— Не смей называть меня Лу.
— Почему? Раньше тебе это нравилось.
Я сдвигаю брови и недовольно фыркаю:
— В детстве. Теперь я никому не разрешаю себя так называть.
— И даже Гарри? — Он изгибает одну бровь, а затем начинает смеяться. А я... А, что я? Я превращаюсь в свеклу и хмурюсь еще сильнее:
— Ему можно.
— Тогда почему нельзя мне? Я ведь привил тебе любовь к "Лу".
— И ненависть.
— "Лу" у тебя вызывает неприятные ассоциации и воспоминания? — Насмешливо спрашивает Метт.
— Да, — совершенно серьезно и спокойно отвечаю я, — и я хочу, чтобы "Лу" ассоциировалось у меня только с Гарри, поэтому...
— Поэтому мне нельзя тебя так называть, — заканчивает за мной он.
Зарождается тишина, потому что я не в силах найти нужные для ответа слова.
Метт обрывает тишину:
— Я понимаю, почему ты ненавидишь меня, но ты не сможешь долго жить.
— Поэтому ты убиваешь меня в каждом сне? Но, знаешь, во сне невозможно умереть.
— Знаю, поэтому надеюсь, что ты сам решишься отправиться ко мне.
— Долго придется ждать, — в очередной раз фыркаю.
— Всего 38 дней.
Я сглатываю подходящий к горлу ком и выпаливаю "ни за что", Метт сдавленно смеется и снова говорит:
— Встретимся через 38 дней, брат.
— Я не покончу с собой, даже не надейся. Я не слабак, в отличие от тебя, — и я встаю, затем собираюсь уйти, но Метт уже стоит передо мной, он хватает меня за плечи и целует. Я снова теряю силы и падаю в его руки. Я умираю? Умираю во сне? Снова?
— Лу, — толкает меня в плечо Хазза, — Лу, проснись.
Пробуждаюсь, и я безумно рад оказаться в реальности, рядом с Гарри, в его постели, в его объятиях.
— В чем дело? — Зеваю я.
— Ты лег головой на свою ладонь, я волнуюсь, — и он аккуратно убирает мою руку из под моей головы. Я подавляю смешок, а затем тянусь своими губами к мятным губам Гарри. Я вижу, как он закрывает глаза, собираясь поцеловать меня, поэтому тоже закрываю глаза и целую его, притягивая к себе за талию.
Мне нужно отойти ото сна, отойти от того, что Метт уверенно заявил, что через 38 дней я присоединюсь к нему. Возможно, это просто мои страхи, приходящие ко мне во снах в обличье покойного старшего брата? Ведь действительно, через 38 дней моя жизнь потеряет всякий смысл, и я буду морально мертв. И разве морально мертвый человек сможет долго держаться? Разве человек найдет смысл в том, чтобы жить, когда его смысла жизни больше нет? Не думаю, что покончу с собой ровно через 38 дней, но, боюсь, что даже год я не протяну. Я не хочу быть слабаком, как Метт, но мне кажется, он все же прав.
Не в силах больше думать об этом, я прижимаю к себе свой смысл жизни еще сильнее и шепчу ему в губы:
— Как далеко может зайти дружба?
— До самой любви, — отвечает Гарри и целует меня.