Истории о

Ты пролился из рук Полуночной грозой, Сбылся вмиг, как плохая примета; Я — как тень, ты — как звук, Мы сплетались с тобой, Наплевав на условности света. ♪ Канцлер Ги — Due Angeli

      — Мы просто сидим на полу, скрестив ноги по-турецки, — говорит Лис. — Сидим почти посередине коридора, как будто до этого минут пятнадцать ходили с линейками и тщательно вымеряли центр. Вокруг нас толпятся одноклассники, наши и из параллели, кто возмущается, кто расспрашивает, кто так же садится и смеется, этакое коллективное бессознательное, что ли, ведь число сидящих на полу растет и растет, и рядом с нами собирается небольшая пробка, а начиналось все с нас двоих. Нас зажимают плечами, болтают, шумят, звуки словно поглощают нас, нас прижимает друг к другу и я почти физически ощущаю, как пол под нами качается, даже чувствую, как кружится голова. А Кастиэль, кажется, вполне нормально себя чувствует, только смотрит на все окружающее нас групповое безобразие с некоторым раздражением, и если б я буквально не свалился на него, зажмурив глаза и охватив себя руками, то он, наверное, точно бы разогнал всех.       — Он немного растерялся сначала, — говорит Лис. — Сказал, что я какой-то подозрительно бледный, по щекам немного похлопал, потрогал лоб на предмет температуры, сначала рукой, а потом губами прижался, ну, знаешь, как детям матери температуру проверяют, ничего такого, — сидящий напротив Лей недоверчиво хмыкает, покачивая в пальцах чашку с остывающим чаем. — Потом заявил, что толпа, шум и излишнее внимание на меня как-то косо влияют, так прямо и выразился, "вся эта херня косо на тебя влияет", и все ж таки разогнал основную массу народа. Каким-то образом он умудрился подтащить меня поближе к стене и опереть на нее спиной в более или менее сидячем положении, а я вместо него вижу размытые цветные пятна, стены медленно кружатся, мне душно и хочется спать. Он снова хлопает меня по щекам, заставляя собрать внимание в кучку, и что-то настойчиво говорит, говорит, говорит...       — Видел бы ты себя со стороны, — встревает Кастиэль, молчавший до этого и крутивший чайную ложку в руках. — Бледненький, как смертушка, чуть ли не зеленый, на стенку опираешься так, будто боишься провалиться куда-нибудь, и эта стена — единственная твоя защита и опора. Я пытаюсь привести тебя в чувство, а ты отмахиваешься от меня еле-еле, что-то бормочешь — кажется, рекомендуешь мне помолчать, "а то и без тебя голова раскалывается, и вообще, пятна света разговаривать не должны", — он смеется, но тут же снова становится серьезным. — Но заткнуть ты меня все-таки заткнул, причем довольно неожиданно, хороший способ, поздравляю, — Лис заливается румянцем, а Лей возводит глаза к потолку, качая головой. Лею кажется, что он тут как-то не к месту, но надо же дослушать и понять, с какого дуба должен был свалиться этот красноволосый, чтобы притащить полузаснувшего и до ужаса бледного Лизандра сюда на руках. А потом была долгая беготня с лекарствами и тряпкой, смоченной холодной водой, пока наконец Лис не скинул ее с себя и не вопросил, что он тут делает.       — О всяких... способах мы с тобой потом побеседуем, ладно? — Лис справляется со смущением и думает, как бы рассказать произошедшее так, чтобы не компрометировать особо себя перед братом и решает выпустить из своего рассказа некоторые события. — Я все-таки чуть не заснул там, хотя Кас сказал, что я почти потерял сознание, но мне казалось, что я засыпаю. Я слышал, как он что-то ворчит, а потом почувствовал пустоту и легкость, и вместо твердого и надежного пола ощутил уже покачивания и мягкость, каким-то краем ускользающего сознания догадался, что меня несут на руках и вот только после этого, кажется, отрубился. Ну а когда глаза открыл, то был уже тут, — Лис разводит руками. Лей вздыхает.       — Раз с тобой сейчас, насколько я понимаю, все уже в порядке, то вы не будете против, если я вас оставлю? Мне уходить уже пора, — Лей глядит на брата и Кастиэля извиняющимся взглядом. — Я вам еще чаю сейчас сделаю, бутерброды оставлю и пойду, хорошо? — Кастиэль и Лизандр кивают почти синхронно, и о чем-то негромко переговариваются до самого ухода Лея.       А когда дверь за Леем закрывается...       — Ну и зачем ты упомянул об... этом? — Лис вновь краснеет, чуть укоризненно глядя на Кастиэля. — Лей наверняка догадался...       — О чем? Что ты заткнул меня поцелуем? — Кас ехидно улыбается, прижимаясь к Лизандру. — Или о том, как мы там минут десять в обнимку валялись под косыми взглядами одноклассничков? Ладно тебе, он у тебя такой весь правильный и приличный, ничего такого у него и в мыслях не возникнет, что ты.       Лизандр вздыхает и думает, что то, что Кас описал емким словом "валялись", на самом деле было гораздо возвышенней. Как они самозабвенно целовались, путаясь руками в волосах друг друга, как прижимались плотно-плотно, буквально переплетаясь телами, как обнимались, полусидя у стены все того же коридора. Будто сорвало все ограничители, будто заклинило все тормоза и стоп-краны, и им было абсолютно и безгранично плевать на всех вокруг, на всех, кто косился неодобрительно, кто фотографировал, кто ехидно смеялся, кто визжал и кто просто проходил мимо. Моральные принципы на ту короткую четверть часа больше не являлись сдерживающим фактором, а подсознательные желания радостно стремились воплотиться в реальность. А потом Лис все-таки теряет сознание, и Кастиэль, убедившись, что своими силами привести его в чувство не удастся, тащит его на руках домой, опять-таки под взглядами всей параллели.       Поток воспоминаний Лизандра прерывает Кастиэль, бесцеремонно поворачивая его лицо к себе и спрашивая, не уснул ли он там. Лис рассеянно улыбается и отвечает, что нет, не уснул, а просто вспоминал кое-что.       — Не это ли? — Кас хитро прищуривается и приникает к его губам, не давая сказать и слова. Впрочем, Лизандр и не против помолчать, да и такое молчание, переполненное теплом, тактильными ощущениями и немым признанием, очень даже ему нравится.       В их поцелуе — целый разговор.