Кофе черный, а взгляд — печальный, Тень беды на твоих плечах, и Новый день — как обет молчания. ♪ Немного Нервно — Поцелуй меня, я ирландец
Кастиэль температурит. И сильно. Это Лизандр понимает практически сразу, как только видит красные щеки и лоб, как только касается чужой ладони. Ладонь горячая. Очень. — Почему ты не остался дома? У тебя температура, — Лизандр укоризненно качает головой, скрещивая на груди руки. — Со мной все нормально, о чем ты, — хрипло рассмеявшись, Кас закидывает ноги на парту и с вызовом глядит на друга. — Никогда не замечал в тебе жертвенности. Уж прости, что так говорю, но ты же пользуешься любой возможностью лишний раз пропустить школу. Любой незначительный пустяк может стать для тебя поводом. Но заявиться на занятия с температурой… Что-то случилось? — Какие мы умные и наблюдательные, — Кас ворчит, отводя взгляд, неловко складывает руки на животе. Тихо, с грустью вздыхает. Лис понимает, что этот момент маленькой слабости не предназначен для чужих глаз, понимает и то, что только ему позволено видеть это. Лучший друг, как-никак. И на правах лучшего друга он хочет знать, что произошло. Между ними повисает тишина. Немного неловкая, немного напряженная, немного такая, какая бывает между старыми друзьями, которые любят не только хорошо поговорить, но и уютно помолчать. Но Лиса тишина сейчас не устраивает. — Расскажи мне, — тихо просит он. Садится на соседний стул, мимоходом кладет узкую ладонь Касу на лоб — действительно температура. Еще одно подтверждение. — Нечего рассказывать. Правда, нечего, — серо-стальные глаза устало глядят на Лизандра. Кастиэль сейчас заметно бледнее, чем был буквально десять минут назад. — Нечего так нечего, — соглашается Лис. — Но домой тебе все равно надо. Пойдем, провожу до медпункта. Кас отнекивается лишь для вида.***
Совсем молоденькая медсестра сочувственно качает головой, измеряя Кастиэлю температуру («Тридцать восемь и три, что вы делаете в школе вообще?»), дает таблетку и наливает воды — запить. Садится за письменный стол, пишет освобождение, настоятельно рекомендует сходить потом к участковому врачу. Все это время Лис сидит рядом на кушетке, теребит манжеты на рубашке, искоса поглядывает на друга — беспокоится. Когда они выходят из кабинета, Кастиэль слегка пошатывается, и Лизандр настаивает на том, чтобы проводить того до дома. Как ему кажется, Кас соглашается даже с каким-то облегчением. Они идут по улице под руку — Лис придерживает друга, и даже сквозь ткань одежды чувствует, как пышет тело больного жаром. Кастиэль молчит, и Лис не стремится нарушать это молчание, ясно же, что на болтовню только лишние силы уходят.***
— Ну и чего ты со мной возишься, Лис, — бормочет Кас (в его голосе все равно слышна благодарность), когда Лизандр помогает ему снять обувь и верхнюю одежду, укладывает в постель, бегает в ванную и возвращается со смоченным ледяной водой полотенцем, кладет на горячий лоб. Садится на край кровати, завладевает горячей чужой ладонью, держит в своих прохладных пальцах. — А для чего нужны друзья, по-твоему? — Лис горько усмехается напускной непонятливости лучшего друга. — И да, мог бы прямо сказать, что не хотел оставаться дома один. Ты думаешь, я этого не понял? Горькая усмешка сменяется спокойной, искренней улыбкой, и Кастиэль тоже улыбается в ответ одними уголками губ, прикрывая глаза. — Ты невероятен. Люблю тебя еще и за это.