Взлет птиц. Вдох-выдох, крик-смех, взлет вниз. Я замедляю тени, я шевелю губами, Выломав руки-крылья, говорю беззвучно С тем, кто стоит за дверь-ю-жнее созна-ни-я... ♪ Немного Нервно — Так далеко
Кастиэлю иногда кажется, что он сходит с ума. Со смерти Лизандра прошло почти полгода, а грызущая, режущая, колючая боль в сердце не утихает до сих пор. Кастиэлю иногда кажется, что он видит Лиса — то он сидит рядом, мягко улыбаясь, то стоит посреди толпы, озираясь немного растерянно, то его серебристая макушка мелькает в окнах школы. Мозг настойчиво твердит, что этого быть не может, воскрешения невозможны, Лис давно похоронен, Кас сам ухаживает за его могилой, тихо роняет несколько нервных слезинок, когда никто не видит, и давно уж не прикасается к гитаре. Но сознание и сердце утверждают обратное — вот же он, улыбается, напевает что-то тихонько, в своем блокноте неизменном пишет, плывет над горячим асфальтом, задевая рукавами фонарные столбы, а макушкой — пушистые облака. Кастиэль в последнее время пропадает на улице, бродит бесцельно по городу, везде замечая желто-зеленые отблески, и каждый раз мотает головой, когда замечает очередной призрачный образ. Все чаще такие блуждания приводят его на одно и то же место — недостроенный мост, скалящийся арматурой, торчащей из бетонной пасти, а внизу, под ним — строительный мусор и крупные осколки бетона, из которых тоже там и сям выглядывают металлические прутья. Его несколько раз пытались достроить, но каждый раз дело оканчивалось обрушением части моста, и в конце концов власти плюнули на него, решив оставить все как есть. Постепенно это место стало пристанищем самоубийц... и их с Лисом любимым местом. Здесь всегда было безлюдно и хорошая акустика, хочешь — репетируй, хочешь — целуйся, пока воздух в легких не кончится. Они и целовались в перерывах — самозабвенно, бесконечно, словно весь мир им был в тот момент совершенно не важен — впрочем, так оно и было. Располагаться, разумеется, предпочитали поближе к краю: пощекотать себе нервы — это святое. Балансировать у самого края друг у друга в объятиях, вытягивать руки в стороны, изображая птиц, в шутку трагично заламывать руки и склоняться над бездной — как только они не дурачились, проводя здесь время. До определенного момента. Обычный, теплый, почти жаркий день, порванная от излишнего усилия струна на гитаре, нагретый солнцем бетон, трещина в нем и Лизандр, захотевший пройтись по самому краю. Хруст бетона, короткий вскрик — и Кастиэль бежит туда, почти задыхаясь, протягивает руку, скользнув по рукаву и запястью, почти ухватывает и... Напарывается всем весом на один из прутов, торчащих из моста. Металл жестко скользит по боку, впиваясь в кожу сквозь одежду, и втыкается под ребра. Слышится хруст — на этот раз кости. Кастиэль судорожно шипит, рефлекторно выпуская ладонь, за которую толком и не ухватился, и валится на бетон у самого края, теряя сознание от боли. Последним звуком, оставшимся в ушах, был звук удара, треск и сочный хруст костей, прорывающих плоть — последнее почему-то слышится и снизу, и здесь. Очнулся только в больнице, с перевязанной грудиной — "Открытый перелом трех ребер, повреждение кожного покрова и легкого, вам дополнительно прописали снотворное и обезболивающее, чтобы вы быстрее восстанавливались", слышит Кас и вновь ныряет в темноту. Там его встречает молчаливый Лис, пристально глядящий куда-то сквозь него и постепенно тающий, растворяющийся, уходящий, тонущий в этой тьме. Кастиэль не может шевельнуться, лишь с отчаянием наблюдает, и запоминает почему-то, что последними исчезают глаза и кончики пальцев. А затем просыпается в холодном поту, в стерильной больничной палате, тускло освещенной насмешливо помигивающими галогенными лампами. Ребра-то срастаются, и кожа, разорванная костями, восстанавливается, пусть на это и уходит три месяца с лишним. А вот похороны Кастиэль пропускает — лежит в это время под капельницами, потому что есть отказывается и выглядит натуральным привидением, бряцающие ржавые кандалы нацепить оставалось для полного сходства. Ну и чувствует себя соответственно — выжженная пустыня в душе, а из песка арматура да бетон торчат.***
По идее, Кастиэль бы вообще не должен здесь появляться, воспоминания и без моста удавкой захлестывают горло, когда он слышит о Лизандре, а уж видеть место его гибели должно быть и вовсе невыносимо, но тем не менее здесь Кастиэлю как-то проще. Будто бы ближе к Лису. Кастиэлю все чаще кажется, что он сходит с ума... Сидя на их с Лисом излюбленном месте, только теперь в одиночестве, Кастиэль слышит голос. Голос того, кто теперь не только запеть, но и говорить не сможет — стенки гроба, три метра земли над головой и замершая птица-сердце как-то не способствуют. Но голос поет. Или говорит о чем-то, плавно рассказывает что-то с успокаивающими интонациями, а иногда зовет. Заманчиво, сладко-несбыточно, почти безумно, со всей вселенской печалью зовет к себе. Кастиэль слушает, слушает внимательно, прикрывает глаза, чтобы не видеть, как силуэт Лизандра парит над бездной, обессиленно опустив руки и голову. Кастиэль никогда не оборачивается, когда уходит с моста — все равно на следующий день вернется сюда опять, так к чему немые прощания? С каждым днем он садится все ближе к краю. В конце концов и вовсе свешивает ноги, бездумно болтая ими над пустотой. Голос привычно зовет откуда-то снизу, родное лицо чудится в обрывках утреннего тумана, укрывающего землю, арматуру и бетон там, внизу. Кастиэль старается смотреть туда поменьше — ему не страшно, нет, просто чем дольше смотришь, тем более отчетливо проступают на туманном лице знакомые черты, голос становится громче и тяжелее, притягивая к себе. Почти уже две недели подряд Кастиэль садится на самый край, свешивая ноги, и слушает пение. Печальное и завораживающее одновременно, какое-то мистическое, словно пение сирен, заманивающее моряков на островок с острыми подводными скалами. Сегодня голос особенно надрывный — поет, как в последний раз, будто собирается умереть еще раз и теперь уж — навсегда. Тяжелая волна страха и умиротворения одновременно накрывает с головой, погребает под собой, не давая не то что шевельнуться, даже вздохнуть толком. А когда наконец немного отпускает, Кастиэль поднимается на ноги, не отходя от края, и смотрит — не вниз, но вперед. Голос умолкает и молчит еще пару минут. "Я по тебе скучаю", шелестяще доносится до Кастиэля. "Я не буду умолять тебя жить дальше и просто помнить обо мне. В твоем отношении я всегда был немножечко собственником... — следует короткая пауза. — Я правда по тебе скучаю." Пение возобновляется еще более манящим. Внутри Кастиэля будто бы сталкиваются и расходятся тучи, этакая внутренняя гроза: он не может решиться, умирать — страшно, без Лизандра — еще хуже, а заставить себя спрыгнуть — жутко тяжело. — Знаешь, — вслух говорит Кастиэль, — мне тут без тебя совсем хреново. Даже добавить-то к этому нечего, такие дела. С ума вот разве что сходить начал, с призраками и голосами в голове разговариваю, ага, — он улыбается чуть шизофренично, прикрывая глаза. — Лис, а как это — умирать? Больно, наверное. Хотя, с другой стороны, это облегчение и для тела, и для души... Знаешь, я по тебе тоже безумно скучаю. Это, наверно, так сопливо прозвучало, ну да черт с ним, собственно... Жди меня, что ли. Пение прерывается на долю секунды и возобновляется опять — еще более глубокое и околдовывающее. Кас смотрит вперед и видит перед собой Лизандра, ободряюще похлопывающего его по плечу, но видение почти тут же тает. Глубокий вдох, столь же глубокий выдох, закрытые глаза — и Кастиэль с легкой улыбкой шагает вперед, в пустоту, сопровождаемый протяжным пением. "Знаешь, без тебя мне тут абсолютно нечего делать, Лис. Жди, скоро буду." Под мостом взметается облако пыли и раздается громкий неприятный хруст, но Кас ничего этого уже не слышит.