Шесть призраков страха

       Брести по плешивой пустоши, утопая по щиколотку в сыром чавкающем мху. Теряться в сладостных воспоминаниях, не обращать внимания на недовольные голоса и сердитые оклики. Пить из луж, с трудом опускаясь на больные распухшие колени, ловить скрюченными пальцами улетающую раненой бабочкой продранную шаль. На холоде приятно вспоминать тепло. Ласкающие лучики солнца, ветерок, осторожно обдувающий лицо, колышущиеся в траве синие цветы. Как назывались-то?               Молодой легко ходить. Прыгать по кочкам, огибать мутные блестящие лужи. И всё же старуха то и дело оказывается впереди. А она, городская, с любопытством вертит головой и боится заблудиться.        — Только ты кулишки эти никому не показывай, — строго говорит соседка, грозя пальцем. На ведьму похожа. Низенькая, вся потная, с растрепавшимися седыми волосами, прилипшими к полным щекам, обозначившими бородавку свившейся кольцом прядью.        На рубашке пуговица расстегнулась, как бы указать? А, опять вперёд рванула. Ничего, сама заметит.        Приоткрыв рот, следить за полетом птиц, слушать крикливых пестрых дятлов, скачущих по березам, отгонять надоедливых мух, смеяться, когда мотылёк запутается в выгоревших волосах. Жарко, мочи нет, но хорошо, как же хорошо...               — Мы её называем болотной ведьмой, — слышит грубый хриплый голос, отгоняющий воспоминания, — больно страшна. Скрючило-то как, лицо в наростах... Ещё до того, как химзавод построили, говаривают, гостила тут. И теперь приходит. Всё ищет...               Высокая трава щекочет ноги, с деревьев листва старая сыплется. Позади речка, от которой одно название осталось, а там перелесочек. Здесь полянка. Вроде бы густая трава, пышные заросли клевера, так и манящего шмелей, а тут раз — низенькие кустики, увешанные налитыми красными ягодками — как огоньки дразнят.        — Вот твои кулишки, — ворчит старуха, тяжело нагибаясь и вороша рукой немного шершавые мохнатенькие листья, — вон они, ягодки-то. Не натопчи тут!        Только улыбнуться можно в ответ. Надо же, привела на место заветное. А солнце припекает, дальний лес будто в легкой дымке, пора скорее набирать. Но как такую теплую, пачкающую пальцы вкуснотищу в корзинку складывать? Первыми кислые попадаются, а потом такую сладкую и крупную найдешь, что уже нельзя остановиться. Пьянящий запах от горстки собранных ягод — никакие духи не сравнятся. Сидишь на корточках, ловишь краснобоких и бросаешь то в рот, то в корзинку. Как на сокровища любуешься, но всё мало. Да, мало. Сколько бы ни собрал. Полянка-то большая, будто вся усыпана, а в корзинке и донышко-то не прикрыто.        В деревне петухи поют. Собаки лают...               Картинка меркнет и сквозь неё видится необъятное здание завода. На крыше — густые заросли, трубы остыли, выдохнули весь горький зловонный дым. В чёрных проемах окон мелькает тёплый живой свет. Там, в опустевших коридорах, жгут костры местные жители. Только после аварии никто из деревенских не уцелел. Сама была в городе, даже не знала...               — Никому не говори, — повторяет старуха, — ну-ну, собирай тут. А я грибочки посмотрю. Дождичка бы...        Не верится, что так просто полянку ей оставили. Соседка не оглядывается, тяжело бредет по перелеску. Лишь на другой стороне опирается на клюку и, наклонившись, проверяет ягоды. Созрели ли?        Клад настоящий. Манят озорные россыпи. Так бы и броситься собирать. Но приходится терпеть. Ждать утра, а там, спозараночку, бежать на новое место. Ух, роса ещё не обсохла! А торопилась-то как, забыла корзинку. Села прямо в траву, собирает ягоды горстями. Не кисло, нет — тепло и сладко. И пальцы липкие да розовые, чем бы утереть...        А на следующий день соседка хмурится, поджимая губы, не отвечает на «доброе утро». Рассказывает маме про вытоптанные кулишки да ягоды оборванные. Не может простить. Хранила секрет свой, да выдала ненароком. У каждой грибницы-ягодницы есть своё тайное местечко.               Холодно. И снова холодно. Ноги-то промокли, калоши дырявые, а проваливаешься по щиколотку. Вязнешь. Пальцы пачкаются в грязи, жидкой, тоже холодной. Попадаются мелкие веточки, мусор...       А это что? Нет, уродливый нарост на стебле, не то...        — Чего она тут ищет? Тронутая эта... Я уж думал, померла где-то на пустоши, ан нет, снова пришла.        — Чего ищет... Да разве ж скажет! Если услышит, что следишь — мигом в топь заведет. Тайны у неё тут какие-то...        — Да что тут может быть? Даже мыши все передохли. Ни травинки. Грязь только да мох. Ещё как завод построили, лес выжгли — ничего не осталось. Что искать-то?        — Ну... Может, грибы глюковые? Хотя их вроде все уже собрали...        — Она ведь слепая...        Перед глазами колышется цветущее поле. Синее небо — ни облачка. Утро, никого ещё на залитой солнцем дороге нет. Самое время пойти на заветное место за ягодами.