Шесть призраков страха

      Из-под грязных полей темно-серой шляпы — немигающий суровый взгляд. На руках — свежие ссадины. Опухшие покрасневшие ступни погружены в лужу. В холоде меньше болят. И пускай опять гноятся болячки... Карман оттопырен, не прячет настырно выглядывающий револьвер. Не такими раньше росли дети. И охотились они не на людей.       В подворотне темно. Водосток шумно рыгает мутной водой, крысы далеко обходят растекающиеся ручейки. Распластавшиеся по асфальту газеты пестреют бесполезными объявлениями.       Девочка со сбившимися нераздираемым колтуном волосами пугливо выглядывает из-за пластикового мусорного бака, пустого, разворованного своими недавними жильцами.       — Она ведь сегодня не придёт? Она. Ну, эта...       — Неважно, Глия. Не стоит из-за неё каждый день проводить в страхе. Даже если явится — получит пулю в лоб.       — И ты выстрелишь? В неё?       Он не был уверен, что сможет, но искренне желал этого. Желал конца всем сомнениям и страхам. Кошмарам, изматывающему ожиданию. И собственной слабости.       Она приходила не часто, но, как и повелось, внезапно, ведя себя так, будто сама не понимала, что ей здесь нужно. Встречались больше случайно. Покойница безразлично взламывала капот автомобиля, чтобы забрать уцелевшее, а дети стояли у разбитого киоска, не веря своим глазам, застыв от ужаса. Её стройная фигурка в протертых до дыр джинсах и клетчатой рубашке с ссохшимися кровавыми разводами на спине являлась даже в снах. Она двигалась медленно, неторопливо, полностью поглощённая своей целью. Не смотрела на них, но видела. Вернее, чувствовала. Не встречаясь взглядом, будто избегая.       Зак обернулся к сестре и жалостливо сморщился, понимая, что арийцы никогда не решат взять её прислугой. Страшна, как обезьяна, ещё и чумазая, жалко вытаращившаяся, с перекосившимися губами и непроходящими болячками, которые постоянно сдирает. Да, он сам не красавец, но хотя бы моется без визгу, бесстрастно становясь под водосток. И смекалку его неоднозначно замечали, предлагали работенку. Только вот прислуживать Зак не хотел. Не желал каждый день видеть довольных разряженных дам, их безвольных сыновей и дочерей с кукольными лицами, важных господ, которым так нравится снисходительно хлопать слуг по плечу или голове — зависит от роста.       Он думал найти свой собственный путь, но его останавливала жалкая мордашка, тоскливо следящая за ним из-за углов. Он мечтал уйти из гибнущего разлагающегося города, но сестра боялась, истерически рыдала и пряталась в какой-нибудь очередной свалке, раня губы острыми краями консервных банок, жадно слизывая со дна очередную дрянь.       — Сегодня Живодер снова раздает то, что не раскупили, — задумчиво начал Зак, подозревая, что Глия не поможет ему разрешить сомнения. — Все знают, что он крутит свои колбаски из того, что дохнет возле обочин, но всё равно придут. Почти никто не сможет есть то, что получит. Этот мясоед щедр лишь потому, что от складов жуткая вонь. Но каждый надеется, что ему повезёт. Сегодня так точно. Достанется хороший кусок. Ха! Мы уже раз десять ходим туда. А потом руки не отмыть от слизи, которая эту мерзость покрывает. Ну и что нам там делать?       Он обернулся к сестре и замолчал, наткнувшись на измученный голодный взгляд. Ей было плевать, что там вещает старший брат. Она просто хотела есть.       — Ладно, — натянув на нос шляпу, пробормотал Зак, — пойдём за колбаской. Может и впрямь повезёт. Старик иногда занимается благотворительностью. А может к нему в работники устроиться, а?       При одной мысли о том, что придётся разделывать смрадные туши, начинало тошнить. Пропадал зверский аппетит. Но их дела совсем плохи, а выбирать не из чего. Можно, конечно, стать добытчиком, но это опасная работа. Голод делает людей зверями. Могут и зубами глотку порвать. Если останутся силы.       Зак молча протянул руку, не пытаясь вспомнить, когда это у них вошло в привычку. Из-за роста Глия постоянно отставала. Однажды её схватил какой-то бродяга, едва отбили, в другой раз глупышка наступила на сток помоев и съехала в канал, даже не пикнув, не позвав на помощь. И хорошо, что там было столько мусора, что вода достигала лишь шеи...       Возле лавки Живодера уже собралась внушительная толпа. Какой-то мертвяк чуть не спугнул волнующихся трущобников, и Зак, оставив девчонку ждать, воспользовался этим, чтобы проскользнуть к самым дверям.       — Пше-ел, прысь, — злобно зашипели в ухо, — мы с самого утра ждём, куда вылез?       Он сделал вид, что не слышит, не чувствует щипков. Здесь можно было не опасаться, что шею свернут, — убийц Живодер не кормил.       Стоять пришлось около часа. Люди вокруг менялись, многие садились на землю, но большинство, отчаявшись, уходило. Они переставали надеяться даже на вполне определённое, теряя рассудок и вскоре сводя счеты с жизнью. Или того хуже — продолжали жалкое существование, утрачивая человеческий облик.       Живодер каждый раз появлялся так, будто на него не было обращено с полсотни голодных взглядов. Не смотря на толпящихся, он молча вываливал из контейнеров груды отпаренного и дымящегося, но столь же зловонного мяса и почти тут же уходил, опасаясь, что собьют с ног. Хватали почти наугад. Ползая по головам, давя слабых и надеясь на чудо. Что попадется случайно затерявшийся хороший кусок. Или хотя бы кость, которую можно долго обсасывать, наслаждаясь почти забытым привкусом мяса.       Скользнувший почти первым, упавший на живот Зак до локтя сунул руки в контейнер, нащупывая шмат побольше, не обращая внимания на навалившихся сверху. Глаза слезились от чудовищного запаха, но он продолжал хватать, пытаясь спрятать под рубахой, пока его, истерзанного, не отшвырнули в сторону, отхватив почти всё набранное.       Глядя на оставшийся жалкий ломтик, Зак даже предположить не мог, что это было. Пирог? Шмат сала? Требуха? Он молча поднес добычу Глии, и та, давясь, попыталась это есть. Пока не начало тошнить.       Обратно шли тоже молча. Зак крепко, будто подбадривая, сжимал хрупкую липкую ладонь сестры и думал о том, что нужно все бросить и уйти. Подальше. Не может быть, чтобы так плохо жили везде. Где-то должен существовать хотя бы крошечный островок безмятежности. Там покойники не поднимаются из могил, вокруг множество огромных свалок, но крыс нет. Зато есть деревья. Не те искореженные засыхающие коряги, а зеленые деревья, как в детстве. Он ясно помнил колыхающуюся зелень над внимательным лицом склонившейся к нему матери. Где они тогда жили, неужели здесь, в городе? Теперь уже не спросишь.       Зак стиснул зубы, помрачнев, но тут Глия неожиданно остановилась и, обернувшись, он без лишних слов понял почему. Арийцы по странной извращенной фантазии оставляли непробиваемые огромные окна, выходящие к трущобам, и теперь сестричка застыла перед одним из таковых.       Он не понимал, что её так влечёт. Яркий тёплый свет, заливающий комнату? Накрытый стол? Блеск столовых приборов, какие-то лакомства или пресыщенные пухлые личики кудрявых детишек, восседающих на этих крошечных тронах? То, что за стеклом — другой мир?       Зак слышал историю о девочке, которая пять дней простояла под окнами. Не сходя с места. И удивляло его знакомых не то, что богачи лишь бессердечно смеялись над чудной замарашкой, это уже стало нормой. Никто не понимал, зачем смотреть на свет, в который ты, как бы ни бился, никогда не попадешь. Бесполезность осознавали даже дети. Но Зак все равно торопливо оттащил сестру от манящего мира. Чужое счастье терзало сильнее собственных страданий и голода. По крайней мере его.       Они уже почти дошли до подворотни, в которой жили, когда девочка остановилась повторно, дернув за руку. Из-за чужой шляпы, в частности благодаря нелепой величине, обзор Зака значительно сокращался. Да и... Он не хотел снова видеть её.       Однако это была именно она.       Сегодня Покойница просто стояла, не глядя, словно задумавшись. Опасаясь, что нежданная гостья может напасть, мальчик медленно вытянул чудом не потерянный в свалке револьвер и взвёл курок. Дорого ему досталось это краденое оружие. Но, несмотря на осечки, оно того стоило.       — Не стреляй! — чуть не плача, попросила Глия, вцепившись в рукав и повиснув на локте всем тщедушным тельцем. — Она приходит к нам! Она хочет вернуться!       — Ты разве не помнишь, что случилось с Диком, когда к нему пришёл отец?       — Она не тронет нас!       — Ещё как тронет, — процедил Зак, не спускаясь глаз с одинокой фигуры, но к ужасу понимая, что ещё немного — и он позорно разревется, забыв о том, кто перед ним стоит... или вспомнив?       Покойница плавно повернулась и, легко перескочив покосившийся забор, скрылась из виду. Приметив в движениях неловкость, Зак понял, что предыдущий выстрел все же попал в цель. Только куда? Вероятно, в предплечье, раз метил в сердце. Но почему болезненно дернулась, когда оперлась на запястье? Новые раны? Другие враги? Внутри, вероятно, стыло немало собранных пуль, тело медленно разрушалось и гнило, но она все равно приходила. Хотя её здесь не ждали.       — Иди к коробке, я скоро вернусь, — засучив рукава, скомандовал брат.       — Не убивай её, — дрожа, пролепетала девочка, но Зак, решительно хмурясь, перескочил забор и напряженно огляделся. На пустыре стояло несколько древних машин, и Покойница, сапогом разбившая лобовое стекло, вытягивала изящный руль, бывший когда-то писком моды. Правда, крутить бычий череп на поворотах казалось крайне неудобным. И пыль намертво въелась в красные пластины, некогда сверкающие из глубоких глазниц.       Мародер сильно потянула находку на себя, выдирая вместе с крошащимся пластиком. Поистине чудовищная сила, если знать, насколько хорошо крепятся такие дорогие штучки. Притаившийся мальчишка не мог скрыть испуга, лишь вытирал о штаны взмокшие дрожащие ладони. От страха его подташнивало. Он чувствовал себя охотником, вышедшим с зубочисткой против монстра. А что если осечка? Если на него нападут, когда он здесь один? На помощь прийти некому. Несмотря на отчужденность и жестокость, против зомби люди частенько объединялись. Но сейчас поблизости никого нет...       Покойница небрежно перекинула руль в мешок и легко перескочила сомнительный ворох слипшейся одежды, намекающей на то, что в нее кто-то замотан. Определённо неживой. Зак, которому одного мертвеца хватало с лихвой, двинулся в обход, прячась за машинами. Но недолго ему оставалось скрываться. В следующий миг такая знакомая истощенная фигурка очутилась прямо перед ним, словно вздумала загородить путь, а не просто подбиралась к очередной брошенной жертве.       — Не подходи! — вскинув оружие, взвизгнул мальчишка, донельзя перепугавшись, не стыдясь истерических ноток.       Не обращая внимания на крик, Покойница локтем, без жалости к своему телу, выбила стекло и сунула руку внутрь, разблокировав дверцу. На этот раз внутри её ничего не заинтересовало, хотя копалась долго, дав время прийти в себя и осознать, что ужин откладывается до следующего раза. Перейдя к багажнику, мародер начала вдумчиво перебирать вещи, швырнув в пыль дряхлый, тут же развалившийся чемодан. Вооруженного мальчика, не отрывающего от нее странного взгляда, для женщины не существовало.       — Уходи отсюда! — дрожащим голосом произнёс Зак, впервые заговорив с незваной гостьей. До сих пор он лишь кричал, едва контролируя себя, не осознавая, что и зачем вопит. Но сказать ему хотелось многое, и ситуация выдалась самая удобная. Покойница вроде бы как занята, он сумел к ней подобраться и вновь держит на прицеле. — Уходи и не смей больше пугать мою сестру! Ты нам не мать, поняла?! Ты чудовище, убирайся! Прежней уже не станешь, ты умерла. Видеть тебя не хочу, это мерзко, мерзко...       Возможно ему показалось, но движения Покойницы стали какими-то суетливыми. Выдрав целый моток проводов, она петлей накинула их на иссохшую шею, тяжело подхватила мешок и поволокла прочь, не оглядываясь, будто бы не слыша знакомого охрипшего голоса. Среди царящей разрухи ее силуэт казался очень одиноким, но у этих детей не было жалости. К мертвым.       — И больше здесь не появляйся! Никогда! — отчаянно, борясь со смятением, завопил вслед Зак, не веря, что одержал над монстром победу. Которая отчего-то не приносила ни малейшей радости...       Впрочем, его слова, как выяснилось, ничего для Покойницы не значили, хотя в тот день родилось немало надежд на освобождение от гнетущего прошлого. Покойница появилась на следующий же день. Новой целью стал магазин, в котором, казалось бы, грабить было нечего. Ее интересовала не еда, а высоко подвешенные скрытые камеры. Бродя по этажам, она отыскивала наиболее уцелевшие, в которые даже попасть трудно. Тогда-то Зак и выстрелил в неё второй раз. Он попал в спину, видел, как мертвая дернулась, но заслужил лишь жуткий внимательный взгляд, мгновенно отрезвивший. И понял, что в следующий раз его за такое убьют.       — Это все, что у меня есть, — показывая револьвер, невесело признался мальчик, недоверчиво изучая одноглазого стрелка.       — Серьезно? — проверяя оружие, хмыкнул охотник. — Обычно за такое просят жратву. А не услугу. Чем тебе так не угодили зомби?       — Она нас преследует. Сожрет.       — Мертвые охотятся на того, кто первым попадется, выслеживать не станут. Но тебе решать, парень. Оружие в норме, хоть и барахлит; я согласен на сделку. Так точно? Кстати, не вздумай от платы сбегать. Я найду. И ты очень пожалеешь, крысеныш...       Глия сидела в большой коробке из-под шкафа, расстелив там найденную тряпку. Кирп снова принес им еду — это мальчишка издалека почувствовал. А потом и услышал, как сестра, закрывшись, отвернувшись к углу, пытается грызть сухари.       — Где он только достаёт это, — жадно принюхиваясь, протянул Зак, спугнув хриплым голосом наглых крыс, подбирающихся к девчонке, — боюсь, однажды он уже не захочет делиться.       Глия продолжала чавкать, давясь и кашляя, не утирая слюну, пачкающую подбородок. Она отзывалась все реже, все больше напоминала дикого зверька. А иногда начинала выть. Высоко, на одной подрагивающей ноте, без перерыва. Ей кто-то откликался. Другие из тех, кто от безнадёжности терял рассудок. Охотники отстреливали и зомби, и вытиков, которые, впрочем, были безопасны, но раздражали. Бессмысленный глухой вой был заразителен. Стоило одному ребёнку подать голос, как вскоре присоединялись остальные. Они замолкали, лишь сбиваясь в стаи. С пустыми безразличными взглядами бродили по городу. И никогда - за его пределами.       Зак, возможно, перерос опасный возраст, потому как никогда за собой подобных странностей не замечал. Он пытался выдернуть из затягивающей бездны и сестру. Разговаривал с ней, таскал за собой... Иногда она оживлялась, отвечала, но стоило ему отлучиться, как она начинала заново. И брат издалека узнавал её голос. Даже в хоре других.       Он боялся, что однажды Глия прибьется к стае и уйдёт, но, похоже, она сильно привязалась к их подворотне, успокаивающему шуму водостока, постоянной близости питья, шороху осторожных крыс...       — Я снова видел её, — помолчав, припомнил Зак. — Покойницу. На этот раз возле Гнилого Бассейна. Шастала по пояс в этой мерзкой жиже, которую даже собаки не пьют. Вся в тине, копалась в мусоре. Чего-то искала. Ты бы хотела это увидеть? Ее, в этой грязи, неживую, с чужим жутким взглядом? Нет ведь, правда? Она не наша мама. И так использовать её тело, так осквернять... Но теперь всё. Больше она перед нами не появится.       — Пойдешь опознавать? — с ухмылкой полюбопытствовал охотник, забирая револьвер и показывая куда-то на пустырь. — Теперь не встанет, гарантирую. Она собирала там какой-то мусор...       — Нет, — негромко отказался паренек, глядя на пробивающуюся в асфальте тусклую зелень. — Точно не придёт?       — Сам убедись.       Он ждал её несколько дней, томительно, не решаясь пойти к пустырю, подыскивая хоть какую-то работенку. А когда уже возжелал убедиться в окончательной смерти Покойницы, пришёл Кирп, недоумевающий, исхудавший и встревоженный.       — Зак, ты ведь помнишь, что я всегда приносил вам еду? — тоскливо спросил он, испуганно глядя на Глию, бессознательно грызущую кулак.       — Что, иссякли запасы? Старик, не пойми меня превратно, но мне плевать. Все настолько... Плевать.       — Твоя мамашка...       — Что?!       — Твоя мать притаскивала эту еду. Для вас. Не знаю, откуда.       — Мама умерла, — вскинув голову, напомнила Глия.       — Да? Она не приходила уже дня три. Странная такая. Молча всегда отдавала. Но я знал, для кого так старается. Она работала на какого-то Фила. Говорят, опасная работенка. Сама на себя стала не похожа. Руки тряпками обмотаны, зато одежда ладная. Дырки небольшие. Ха, как от пули... Так что с ней произошло?       — Мама умерла полгода назад, — робко заметила девочка.       — Что?.. Зак, скажи ей. Совсем спятила девчонка. Умерла... Что с вашей матерью, я все никак не пойму, кто здесь сошел с ума? Она всегда возвращалась, как бы долго ни пропадала, но вот так, не предупредив... А ведь живучая, как кошка. Я всегда говорил ей быть осторожной. Но она к вам до безумия привязалась. Думаю, даже после смерти бы продолжала заботиться. Одержимая просто. Когда велел не рожать — словно не услышала. Ей было плевать на войну, на голод, на смерть. Взяла и притащила вас. Одного, другую... Хотя все предупреждали, что вам лучше не появляться на свет. И саму потом вина грызла. Извелась вся, так и... умерла. Умерла ведь, так? Болела... Что-то припоминаю. Так мучилась, все кашляла, а потом... Господи, да что же это со мной? Она ведь приходила ко мне, отдавала еду...       Ни старик, ни сестра не могли догадаться, почему Зак стонал, как раненый зверь, убегая куда-то к пустырю. О причинах и поступках здесь никто долго не раздумывал. Неутолимое горе глушило рассудок.