Версальский лед

Тонкий аромат разбудил Джона, заснувшего с газетой на коленях в покрывшейся сумеречной серостью гостиной. Морозная лёгкая свежесть обожгла слизистую, побудив вдохнуть глубже, не открывая глаз. Сразу представились холодные снега на подступе к уснувшему зимнему морю, отчеркнутые от него полосой заледенелого песка. Захватывающий дух простор, пара чаек на бессолнечном фоне и тишина, поглощающая всё, делая одолжение разве только для шепота прибоя. Снег, море, небо ― свобода. И рядом тишина, впитывающая все мысли, глушащая их нервный вой. Шерлок коснулся его плеча слишком осторожно, словно ему было неловко спугнуть выражение блаженной отрешенности Джона, сбить драгоценные секунды редкой теперь расслабленности соседа. ― Меня не будет часа два или три, ― вина тяжелым прессом давила на детектива, ему было неприятно думать о своей оплошности в последнем деле и осознавать последствия. Однако Джон нуждался в заботе и внимании, так что Шерлок сделает всё, что будет в его силах. Где-то на улице подал сигнал раздраженный водитель, Джон просто кивнул на реплику. От детектива пахло тем самым ароматом спокойной и сильной свободы, парфюм был превосходен. Да и прической детектив озаботился на этот вечер. Волосы, утяжеленные гелем, лежали изменчивой незыблемостью чёрных барханов. К непривычному беспокойству, склонившегося как всегда близко, Шерлока добавилась непривычная одежда: джинсы с искусственными, в тщательно подобранных местах, потертостями и рваными дырками, белая футболка, прилипшая к каждой, будто высеченной, мышце, кеды. «Два-три часа. Ничего. Не может же он торчать с тобой двадцать четыре часа в сутки. Бедный больной Джон, покой которого нужно охранять... Принцесса, Белоснежка, Дюймовочка… Заткнись!» Джон не знает, как Шерлок безотрывно смотря ему в глаза, замечает судорожно сжатые кулаки ― и лицо его каменеет, а зрачки расширяются, он похож на гончую, взявшую след. Раздражающе звонит сотовый. ― Я скоро вернусь. Два часа, ― и ещё раз с лестницы, ― два часа, не больше. *** Проходит два часа. Что ж, Шерлок до тошноты пунктуален. Но возвращается он в невменяемом состоянии. Долго поднимается до квартиры, пытаясь самостоятельно открыть дверь ключом, пока Джон не распахивает её и не втаскивает, сползающего по косяку набравшегося Шерлока. От него больше не пахнет свежестью. Алкоголь и пот, подходящая образу загрязнившаяся футболка, видимо, он падал несколько раз, сползающие джинсы уже без пуговицы и ремня. Беззащитный расфокусированный взгляд, волосы всклокочены. Невероятен как всегда. Успеть так надраться за два часа! Они с трудом доходят до ванны, собирая все углы. Шерлок в основном виснет на Джоне. Холодная вода немного помогает, проясняет разум, но от этого становится лишь хуже. ― Прости, я ошибся, я ошибся, ― Шерлок поворачивается к Джону, хватает его за отвороты домашней рубашки и никак не может отцепиться, ― я ошибся. Ошибка. Скверная ошибка. Уотсон видит, что Шерлок нездоро́во бледнеет, кожа покрывается холодным потом, хотя температура тела выше нормы. ― Я могу… что-нибудь для тебя сделать. Что ты хочешь? ― не дожидаясь ответа, Холмс неловко грохается на колени. Джон более чем уверен, там останутся синяки. Он резко отстраняет потянувшегося было к его ширинке, Шерлока, но тот не останавливается на этом. Держащиеся на честном слове пострадавшие джинсы легко спущены вместе с трусами, и детектив всё также неуклюже встает на четвереньки перед Уотсоном так, что становятся видны пока не очень отчетливые следы чужих пальцев на бедрах и покрасневший анус. Как молнией пораженный, Джон понимает: его сосед ходил с кем-то на свидание, надо признать, довольно специфическое свидание. Шерлоку становится ещё хуже, тело сотрясают спазмы. Джон решает, что пришло время вмешаться и аккуратно протягивает ведро, как раз вовремя, под начавшуюся рвоту. ― ...не хочу никому отдавать… ― приступ повторяется, ― …никому отдавать тебя. От сегодняшних признаний, от уязвимого Шерлока да и от себя самого Джону хочется бежать без оглядки, спрятаться хорошо и надолго. Но разве можно такое позволить при лихорадочно дрожащем и чувствующем вину друге. Никак не выйдет. Остается одно ― пойти и заварить чай.