Incubus

Резкий звук резанул по ушам, выводя всех школьников из транса, в котором они находились под конец урока. Я не был исключением, ведь монотонный голос учителя по истории мог кого угодно вытолкнуть из реальности: он все говорил, говорил, говорил... Самым сложным было бороться с сонливостью, особенно тем, кто сидел на первых партах и старался не заснуть хотя бы ради поддержания своего имиджа отличника и прилежного ученика. К счастью, из-за роста я сидел в самом конце ряда и мог успешно скрыться за чужими спинами, облокотившись на парту. Школьный звонок чем-то напоминал звонок старых будильников, где металлический молоточек бьет по таким же металлическим тарелкам. Впрочем, и там, и там принцип одинаковый. После того как было оглашено домашнее задание, которое я даже поленился записать, я не торопясь, с особой тщательностью начал собирать сумку. Тетрадка за тетрадкой, учебник за учебником корешком к корешку. Нет, не потому, что страдаю чрезмерной аккуратностью, - просто не хотел идти на следующий урок и старался пусть и такой мелочью оттянуть неприятный момент. Физкультура. Стоило только зайти в раздевалку, как в нос тут же бросался аромат, свойственный для таких помещений: смесь запахов резины, искусственной кожи, металла, пыли и пота. Тяжелый и даже несколько неприятный, как и осадок где-то глубоко внутри меня. Освобождаясь от школьной формы и переодеваясь в спортивную, я оголял свои жилистые руки, худощавые ноги, а в вырезе футболки можно было заметить костлявую грудь. Расположенное в раздевалке зеркало, словно проклятое, притягивало взгляд, но стоило мне краем глаза завидеть там долговязую фигуру, порядком возвышающуюся над остальными, и я тут же одергивал себя, ощущая неприятные мурашки на руках. Хотелось по-детски со злостью хлопнуть дверцей шкафчика, чтобы хоть как-то поумерить свой пыл, но это привлекло бы нежелательное внимание со стороны одноклассников. Ненавижу свое тело. Вообще, я имел полное право не посещать физкультуру, так как медицинских противопоказаний у меня было хоть отбавляй. Но это и было тем, что заставляло меня снова и снова приходить сюда, в место, которое я терпеть не могу всем своим сердцем. Несколько странно, не так ли? Сенсей снисходительно относился ко мне и разрешал на уроке заниматься любыми легкими физическими нагрузками, так что я, даже не дожидаясь, когда все выстроятся в строгие ряды для формального приветствия, взял в руку бутылку заблаговременно купленной воды и легкой трусцой побежал делать круг вокруг поля. Сейчас, когда я на втором году старшей школы, я уже создал определенное впечатление о себе, но на первом году меня то и дело сопровождали сочувственные взгляды как учителей, так и учеников. Иногда казалось, что я мог ощущать их на своей коже, и мне хотелось стряхнуть их, как каких-нибудь отвратительных насекомых. Неприязни как таковой я к ним не испытывал, я испытывал неприязнь к себе. За то, что из-за своего слабого здоровья я ни на что не способен. Это был последний год средней школы, последний семестр. Именно в такие моменты кажется, что обязательно нужно успеть сделать все самое важное, особенно – признаться в любви, чтобы в старшей школе либо начать серьезные отношения с этим человеком, либо открыть сердце для новой любви, освободив ее от старой. Я давно за ней наблюдал: тонкие запястья, светлая кожа и неизменный легкий румянец на щеках. Она казалась самим воплощением женственности и хрупкости, и стоило мне хотя бы мельком взглянуть в ее сторону, как сердце подскакивало к горлу и бросалось в пляс. Я был счастлив даже просто наблюдать за ней со стороны, но ведь обязательно наступит время, когда захочется быть с ней рядом. И оно наступило. До того дня у нее не было официального парня, и я решил, что нужно не упускать свой шанс. Уловив редкий момент, когда она возвращалась из столовой без стаи своих подружек, я отозвал ее в сторону и признался в своих чувствах. Некоторое время она молчала, выжидательно глядя на меня, а я с волнением прикидывал, сколько у меня было шансов на положительный ответ. На тот момент я был одним из самых популярных и красивых учеников в классе, которого в День Святого Валентина всегда закидывали горами шоколада и любовных открыток, но который ни разу не получил одной, самой желанной. Я всегда пытался убедить себя, что это было из-за ее стеснительности, но причина оказалось неожиданной для меня: - Извини, Такашима-кун. Ты в самом деле очень хороший человек, но… мне нужен парень, который смог бы защитить меня. Позже она начала встречаться с парнем, который был лучшим в спорте, но весьма посредственным в учебе и далеко не самым красивым в классе. Так получилось, что с тех пор мое сердце стало закрыто. Где-то ближе к середине круга глаза застила черная пелена, а голова словно наполнилась воздухом. Это был мой предел, который я больше не пытался перейти: после нескольких попыток я понял, что переоценивание своих возможностей чревато обмороком и проведением остатка уроков в школьном медпункте. Пожалуй, единственным плюсом моего немощного тела было то, что на перерыве перед контрольной, к которой я не подготовился, я мог запросто вызвать у себя обморок, а затем прийти более подготовленным, услышав из болтовни одноклассников то, что было на тесте. Учителя, конечно, подозревали, что дело нечисто, но ничего поделать с этим не могли: я терял сознание по-настоящему. Постепенно черная сетка расползлась перед глазами, и я вылил часть воды себе на голову, чтобы не допустить перегрева. Со стороны трибуны донеслись тайные вздохи от членов фан-клуба «таинственного, но красивого Такашимы». Чем взрослее я становился, тем более притягательными для женского пола казались черты моего лица. При всей своей склонности к затворничеству, скромностью я не страдал, равно как и отсутствием вкуса: глядя на то, как глупые курицы издали ахают на недостижимого меня, мне оставалось лишь прятать ухмылку в кулак. Да, я ненавидел свое тело, свою немощность, но не себя самого. Я рад тому, что эти два понятия смогли разделиться, не дав затянуть себя в прорву депрессии после того, как меня отвергли. Вместо этого я начал падать в другую, более темную и глубокую пропасть. Я падал, затаив дыхание от восторга и расправив свои воображаемые крылья: именно там я чувствовал себя на своем месте. Почему? Кто знает. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пойти и постараться сесть на самый край лавки, чтобы уберечь свою одежду от грязи, а уши - от девчачьей стрекотни. Впрочем, последнее мне удавалось с трудом: раздающиеся повизгивания то и дело возвращали меня в реальность, когда я пытался абстрагироваться. До моих ушей доносились лишь обрывки слов: парни, мода, помада, платья, парни, Такашима, парни, школа, демон… Стоп, демон? Я удивленно распахнул глаза, услышав хоть одно разумное слово в розовом потоке, и с трудом удержался от того, чтобы в порыве не повернуть заинтересованно голову. К счастью, болтушки не особо-то и скрывались, разговаривая на это тему. - Эй, Ника, ты слышала новость? Кин из параллельного класса сказала, что у Хитоми из нашего класса есть демон! - Да ну ладно? Чушь! Хотя... у этой выскочки должно быть целое змеиное логово. - Не чушь! Ты слышала новую легенду? В прошлом месяце Хитоми и ее свита ночью пробрались в школу и делали какие-то жуткие вещи. - А легенда-то тут при чем? - А при том, что до того, как школу построили, на этом месте проводились ужасные ритуалы. Именно поэтому здесь творится всякая чертовщина. - Пф, в каждой школе есть своя байка. Если поверить этому, так у нас самый потусторонний город во всей Японии. - Дыма без огня не бывает! Помнишь, где-то год назад «под партами» ходил слух о каком-то приворотном кровавом ритуале? Наверное, его она и сделала. Вчера Дэйки предложил ей встречаться. - Дэйки? С Хитоми? Да ну ладно! По мне так он давно к ней клинья подбивал. Вот если бы Такашима предложил ей встречаться, тогда я точно поверила бы, что она вызвала демона! Последнее заставило меня скривиться, а звонкий смех – и подавно встать со скамейки и продолжить бег. Стало безумно жаль потраченного времени и психику, поддавшуюся такому давлению. И все-таки девушки – ужасные существа, от таких разговоров IQ испаряется, как роса на солнце. *** Солнце уже давно село за горизонт, а я только смог выбраться из магазина, продираясь сквозь одуревшую толпу. Сегодня состоялся релиз альбома моей любимой группы, и мне пришлось несколько часов простоять в очереди за диском. Конечно, я мог прийти через два-три дня, когда ажиотаж спадет, но не счастье ли в том, чтобы обладать новинкой, купленной в первый же день? Этот кусок пластика вызывал во мне массу будоражащих эмоций, и казалось, что он источал тепло даже сквозь несколько слоев одежды, когда я прижимал его к груди. Музыка – моя величайшая отдушина; это то, что дает возможность моей душе расслабиться, а мыслям – плыть в свободном потоке. Говорят, во время прослушивания музыки в мозгу происходят точно такие же процессы, как и при оргазме. Интересно, сколько раз я так «кончил»? Иногда я в самом деле чувствовал возбуждение – не физическое, а эмоциональное, - но даже тогда некоторые мышцы в моем теле напрягались. Это было еще одним плюсом: хоть какая-никакая тренировка. Интересно, можно ли тогда песни приравнивать к порно? И догадываются ли создатели песен о том, что их творения используются для каких-то «грязных» целей? Наверное, нет. Лишь думая о музыке, я перестал отдавать отчет своим мыслям. Если бы кто-то в такие моменты заглянул ко мне в голову, я бы наверняка был бы уже в психушке. Магазин был ближе к окраине, чем к центру, поэтому с наступлением темноты людей на улицах было не так уж и много. Мне нравится ходить по опустевшим ночным улицам, хотя это удовольствие было довольно редким – как потому, что я редко оказываюсь в ночное время вне дома, так и потому, что редко когда на улице бывает достаточно мало людей, чтобы чувствовать себя свободно. Это как раз был один из таких случаев, когда оба фактора совпали. В это время я любил возвращаться домой окольными путями, которыми раньше не ходил. Специально для этого в светлое время я всегда возвращаюсь по одному, четко отработанному пути, чтобы оставить лакомые кусочки для таких вот случаев. Ходить ночью, опираясь лишь на внутреннее чувство пространства, в самом деле замечательно: ты чувствуешь, будто открываешь что-то новое, испытывая свою интуицию, но в то же время знаешь, что надежно подстрахован, потому что неподалеку есть знакомые места и ориентиры. Мне это ощущение особо важно, ибо уж кому, а мне точно не стоит нарываться на неприятности. В открытом бою я проиграю даже девушке - каким бы прискорбным ни был этот факт, но он есть, и с этим приходится считаться. Иногда мне кажется, будто я иду с удачей об руку. Мне часто удается ускользать из опасных ситуаций или же вовсе не попадать в них. Когда бы я ни гулял по малознакомым проулкам, я никогда не натыкался на местные шайки или, тем более, на нечто более опасное. Но из любого правила всегда есть исключения, даже к самому отъявленному везунчику удача может повернуться спиной. Даже ко мне. Увлеченный своими мыслями, я повернул за угол одного дома, и мой чувствительный слух тронули странные звуки. Совсем близко, совсем рядом – метра два, не больше. Странные влажные шлепки, всхлипы, гортанное рычание и трение о каменную поверхность дома. Мужское рычание и глухие женские всхлипы на грани крика. Шорох ткани. Касания кожи. Я в самом деле не хотел в это верить. - Молчи, тварь, или ты хочешь, чтобы я вспорол тебе брюхо? В глотке пересохло, а я даже и думать перестал о том, чтобы двинуться с места. Сердце, казалось, билось слишком громко: так, что по нему меня могли услышать. Я превратился в ледяную фигуру, боясь, что могу издать хоть какой-нибудь звук. Как же я сейчас проклинал диск, который купил в целлофановом пакете, хотя буквально минуту назад его покупка возносила меня до небес. Я проклинал всех и вся, в особенности свою привычку гулять по ночам. Отойти от паралича я смог лишь тогда, когда понял, что эта фраза была адресована не мне, хотя в боку сильно кольнуло, словно в самом деле туда вогнали нож. Боль не проходила, а лишь сильнее наполняла изнутри, и мне даже пришлось крепко-накрепко стиснуть зубы. В голове было пусто, ни одной мысли, и только тело инстинктивно хотело дернуться в какую-нибудь сторону, чтобы спасти свою шкуру. Видимо, со стороны могло казаться, что меня кто-то из-за спины бил электрошоком. Почему я стоял? Чего я ждал? Наверное, помощи извне, чтобы кто-то решил все за меня. Чтобы кто-то отвлек на себя внимание насильника, а я… убежал? Да кого я смешу, я через сто метров лягу навзничь. Спрятаться? Подъезды закрыты, а на улице я как на ладони. Лицо скривилось в гримасу с осознанием того, что я настолько слабак, что не могу защитить себя самого, не то что кого-то. Уши заложило от резкого скачка давления, но я постоянно сглатывал, стараясь увлажнить пересушенную глотку, и пробка из ушей то и дело вылетала и возвращалась. Я буквально ощущал, как сдавленные всхлипы и другие противные звуки проникали через уши в мой мозг, и старался реже сглатывать, чтобы дать возможность поселиться там обрывкам собственных мыслей, мелькавших со скоростью, подобной метеорам. Тогда какой выход у меня мог бы быть? Вернуться по обратному пути и зайти в ближайший магазин. Но сейчас я был лишен возможности двигаться, скованный собственным телом и собственным страхом. И что мне делать, когда он закончит? Единственный выход рядом со мной, за домами тупик. Давай, думай, Такашима! Мозгами, в отличие от тела, ты не обделен. По крайней мере, я так думал до этого момента. Нужно просто повернуться и шаг за шагом пойти обратно, как шел до этого. Он ведь не заметил чьего-либо приближения? Еще бы, он не стал бы привлекать к себе внимание или выбегать из переулка. Тогда бы жертва смогла убежать, вдобавок свидетель появился. Да, ему было бы явно невыгодно выходить из переулка. Но кого я убеждаю? Это же псих! Маньяк! - Нет! – жертва смогла на секунду вырваться, а я, услышав этот голос, вздрогнул, снова обретя возможность двигаться. От шока окаменел и с помощью шока же и отошел. Будь это незнакомый мне голос, я бы воспользовался моментом и попытался уйти, однако самым ужасным оказалось то, что я знал этого человека. Хитоми. - Я тебя предупреждал, сука, - донеслось рычание, а я прикрыл свой рот ладонью, забыв о шуршащем пакете. Я столько раз думал о своем побеге и ни разу не подумал об участи жертвы, которая находилась там. Осознав, что это знакомый – пусть и не близко – мне человек, я осознал, какой падалью я являюсь. До этого мне было абсолютно плевать, что случится с тем человеком, а сейчас… сейчас тоже. Я по-прежнему думаю, как унести отсюда ноги и спасти свою шкуру. Я просто отвратителен. Мой слух уловил новые звуки помимо тех, которые я уже слышал, и именно их я боялся больше всего. Это был щелчок складного ножика и вязкое бульканье пополам с влажными хрипами. Дело пришло к концу, а я все еще стоял на месте, как вкопанный. - А ты? Думаешь, я тебя не заметил, мелкий сучонок? – раздался сумасшедший смех, а я готов был и кричать, и рыдать от страха, и рвать на себе волосы. Тело начало трястись еще сильнее, как собачий хвост, а к горлу подкатил горький комок. Теперь мне точно пришел конец. – Выходи из-за угла. Выходи, я сказал! Со мной лучше не шутить. Эта девчонка оказалась плохим юмористом, заешь ли. Тот истеричный смех был моим похоронным маршем. Я прекрасно понимал, что теперь шансов уйти не осталось, а попытка побега может его разозлить. Мне оставалось делать только то, что он скажет. И… он может повторить со мной то, что только что было с Хитоми?.. Мои ноги перемещались отдельно, вне контроля моим сознанием, отдаваясь покалываниями ниже колен и едва сгибаясь. Я вышел из-за угла, и мои глаза тут же наткнулись на лужу крови и изуродованное девичье тело: ноги были в мелких царапинах и ярко-красных потеках, в отличие от темной лужи, школьная юбка была задрана и едва прикрывала ягодицы с точечными синяками от пальцев; ворот пиджака вместе с рубашкой были порваны в хлам, и я старался не смотреть туда – может, это показалось глупым, но я не хотел после всего произошедшего смущать ее; лицо изуродовано было больше всего: все в царапинах, кровоподтеках и синяках, глаза были опухшими от слез и от гематом. Хитоми была еще жива, и она просто лежала, едва шевеля губами, и тихо плакала, провожая свои последние секунды. Ее отчаянный взгляд вперился в меня, и это причинило больше всего боли. Нет, она не просила помощи и в нем не было ни малейшей надежды на спасение. Она смотрела с безнадежностью. Понимала, что вот-вот умрет, и наверняка о чем-то думала. О чем же? Черт возьми, Такашима, сам скоро узнаешь! - Эй, эй, не делай такое злое лицо, - я перевел взгляд на теперь уже убийцу, оглядывая его. Низкий мужичонка с сероватой щетиной – видимо, до этого волосы были темными, как и у любого японца; шляпа на голове, потрепанная одежда, да и в целом потрепанный жизнью вид. Среди всего этого разительно выделялись кровавые пятна, спущенные штаны и полуобвисший член. – Эта девчонка была просто отвратительной, ее объехало уже полгорода. Не хочешь испытать на себе? Если ты сделаешь это, я отпущу тебя, и ты пообещаешь, что не пойдешь в полицию, иначе окажешься на ее месте быстрее, чем меня отыщут полицейские. Ну, как тебе такой уговор? Соглашайся, или присоединишься к ней прямо сейчас. Ну же, чего же ты медлишь? Иди сюда, - он сделал шаг вперед, а я вздрогнул и неосознанно двинулся назад. В секунду голос из елейного стал жестким, а выцветшие косматые брови сдвинулись к переносице. – Иди сюда, я сказал! Ты, чертов со… пл-л… Я снова услышал эти странные булькающие звуки, но в этот раз под ударом оказался сам убийца. Я готов был поклясться, что несколько секунд назад тут стояли только я и он, но сзади, словно из тени, появился кто-то еще. Кто-то, кто был несколько выше убийцы и кто рукой вспорол ему грудную клетку. - Надо же, а я только на секунду отлучился, - цокнул незнакомец, окидывая взглядом происходящее. - Черт, - единственное слово, которое вырвалось у меня за весь этот безумный вечер. Да что же здесь творится! Сначала изнасилование, убийство, а затем убийство убийцы и появление нового маньяка. Теперь меня можно будет забирать в психушку готовеньким, так как все это слишком для нервов старшеклассника. - Не черт, а демон, - деловито поправил меня «маньяк», а на дне его глаз, казавшихся до этого смоляно-черными, вспыхнули красные искорки.