Талисман

      Казунари никогда не был суеверным. Ну, почти – временами приходилось признать, что от звёзд хоть что-нибудь, да зависит. Например, настроение Шин-чана. Хотя бы по этой простой причине Казунари каждое утро исправно слушал смехотворные репортажи Оха Аса. Кажется, где-то к концу первого триместра к этому привыкли и мама, и малявка Мэй, и даже рыбки в аквариуме. Хотя, вполне может быть, одна из них именно от этого и сдохла… Одна из рыбок, в смысле. Отец, правда, время от времени ворчал, что-де чушь всё это, а приятелю твоему, Казунари, надо мозги на место вправить, чтобы не парился этой бабской ересью. За "бабскую" мама всегда легонько шлёпала отца по наметившейся лысине кухонным полотенцем.       Сегодня Казунари готов был признать – у скорпионов действительно был чудовищно неудачный день. Не потому, что сегодня у него всё из рук валилось – в частности, чайник, содержимым которого Казунари едва не ошпарился. И не потому, что его дважды чуть не сбила машина – беспрецедентное дело, с его-то развитым периферийным зрением. И не потому, что мама попросила отвести Мэй на танцы, что Казунари делать категорически не любил – ну неинтересно ему было наблюдать, как десятилетние финтифлюшки в розовых балетных пачках неумело пытаются задрать ноги над головой. И даже не потому, что по дороге домой Мэй канючила, требовала то понести её на плечах, то покатать в рикше – они пешком шли, какая рикша? Явно у мелкой Шин-чана нахваталась, видно, потому и вспомнила, что вон там, через какие-то семьсот метров, маячили сахарно-белый заборчик и пёстрая крыша дома семейства Мидорима, – и вообще, Мэй тут была совершенно ни при чём. Просто из одного из переулков вынырнула троица парней, по виду – примерно ровесников Казунари, может, чуть старше, – и как-то не слишком дружелюбно двинула в его направлении.       В драках Казунари почти никогда не участвовал, опыта было маловато, но на то, чтобы понять, что в таких позах и с таким видом они явно не дорогу спросить хотят, его хватило.       – Бегом отсюда! – Казунари никогда так не кричал на сестру. Вот только бы не разревелась и не застопорилась, она ж совсем домашняя, к такому не привыкла… Да и сам Казунари к такому не привык, если быть до конца откровенным.       Но Мэй стиснула кулачки и бросилась наутёк с неожиданной для её десяти лет скоростью. Уже одной бедой меньше.       А ростом эту троицу природа не обделила, самый высокий был, по меньшей мере, на полторы головы выше самого Казунари. Вот ведь счастьице привалило.       Требовать сигареты, телефон, плеер или бумажник не стали – и Казунари это, по правде говоря, насторожило ещё больше. Правда, отжимать у него было особо нечего – он не курил, наличку с собой не брал, плеер тоже, а на его телефон мог бы позариться разве что какой-нибудь музей. Как-то не вовремя вспомнилось, как отец, всякий раз просматривая его табель, в котором напротив истории Японии традиционно красовалась скромненькая С, с театрально-разочарованным видом спрашивал: «ну что, бить будем?». Но ничего серьёзнее лёгкого подзатыльника Казунари никогда не перепадало.       Сейчас он был на сто, нет, на сто двадцать процентов уверен – бить будут.       С его ростом и сравнительно хлипким телосложением участие в драках никогда не оборачивалось ничем хорошим. В последний раз, ещё в средней школе, Казунари обзавёлся трещиной в локтевой кости.       От первого удара Казунари благополучно уклонился. Оп-паньки, прилети такой кулак ему по голове – мозг сотрясался бы долго и мучительно…       Второй удар прошёл по скользящей, слегка задев скулу – Казунари почти успел увернуться, но почти, как говорится, не считается. Синяк будет.       Ох, чёрт, послезавтра ведь матч, только бы ничего не сломать… А то Шин-чан и капитан его живьём закопают. И ещё придут плюнуть на могилу. И амброзией её засадят, чтоб и в загробной жизни подыхать от аллергии.       Казунари наугад ткнул локтём куда получилось – кажется, попал одному из парней в живот.       И как это в манге подростки умудрялись драться в одиночку с целыми толпами? Тут же пока от одного пытаешься заслониться – остальные уже дают по мозгам.       Третий и четвёртый удары пришлись в спину и в грудь соответственно. После этого Казунари перестал считать. Сперва пытался хоть как-то отбиться, а потом, на земле, уже как-то не до того было.

***

      Субботы у Шинтаро были расписаны на трёхчасовые блоки, с получасовыми перерывами на еду и отдых. Уроки, баскетбол, снова уроки пополам с Шопеном, затем организация заметно разросшейся за последние месяцы коллекции талисманов, обязанности по дому и прогулка с маминым престарелым карликовым пекинесом. Последние три пункта объединялись в один блок. После этого снова шла секция уроков, но на этот раз уже двухчасовая.       В половину седьмого Шинтаро заканчивал уборку отведённой под его ответственность части дома, и пребывал не в самом радужном настроении: пекинес чудовищно линял, клочья полуседой рыжеватой шерсти залепили все поверхности – откуда в псине, которую можно было без особого труда уместить в дамскую сумочку, бралось столько шерсти? И ведь эта престарелая скотина никак не лысела…       Собственно, Шинтаро как раз в четвёртый раз убирал гостиную, когда сквозь совместные завывания пылесоса и пекинеса услышал громкий стук в дверь. Вернее, даже не стук, а истеричный барабанный бой.       Колотившая в дверь девочка явно старалась получить ответ как можно скорее, и затормозить не успела – удар пришёлся по бедру. Шинтаро поджал губы.       – Братец Шин, пойдём скорее! Там на брата напали!       "Братец Шин". Это что-то новенькое.       Секундочку.       На брата.       У Шинтаро была очень плохая память на лица, но эта девочка кого-то сильно напоминала. По крайней мере, серо-голубые глаза и чуть вздёрнутый нос на тонком заострённом лице казались очень знакомыми.       Похоже, семейство Такао было его личным проклятием.       – Саю, запри дверь и никого, кроме меня, не впускай! – крикнул Шинтаро высунувшейся на шум из своей комнаты сестре. – Ты подожди здесь, – добавил он, за плечи переставив зарёванную девочку из-за порога в коридор. – Сейчас разберёмся с твоим братом, вот что.       Шинтаро терпеть не мог, когда что-либо шло не по плану. Из-за Такао такое случалось раздражающе часто. С другой стороны, всерьёз сердиться на него не получалось. И это тоже раздражало. Ну и с третьей стороны – если этого идиота покалечат перед матчем – проблемы будут у всей команды. И это уже не просто раздражало, а бесило.       Бежать пришлось на звук, потому что хоть с очками, хоть без очков, а на расстоянии больше метров эдак сорока всё плыло. Звук Шинтаро не нравился категорически.       В драке, хоть бы и один на один, у Такао не было ни единого шанса. Он был ловким и юрким, но в плане физической силы дело обстояло очень печально. После того, как Такао один раз попросил показать «пару приёмчиков», Шинтаро окончательно убедился, что в некоторых вещах он безнадёжен. Если этого дурака покалечат в преддверии матча…       При ближайшем рассмотрении ситуация не понравилась Шинтаро ещё больше, чем звук. Во-первых – выглядело всё скверно. Во-вторых – лица ему были знакомы. Хорошо знакомы. Против двоих из этой троицы он играл ещё в средней школе – один был довольно неплохим тяжёлым форвардом, второй – посредственным атакующим. И оба поступили в одну и ту же старшую школу. Впрочем, если б не предстоящий матч с этой самой школой, Шинтаро бы их и не вспомнил. И если бы не сомнительная репутация, недалеко ушедшая от небезызвестной Первой Кирисаки. Впрочем, различие было: ребята Ханамии предпочитали калечить противника непосредственно во время матча, а эти всегда били на опережение. Чаще всего доставалось разыгрывающим. Ниджимура, с которым Шинтаро до сих пор поддерживал связь, писал, что пару лет назад был большой скандал, когда они «перестарались» и всерьёз покалечили разыгрывающего Восточной Намиямы.       – Южная Сайджо! – прогрохотал Шинтаро, вспугнув немедленно залившуюся истеричным лаем соседскую левретку. – Давно не было дисквалификации?       Форвард глухо ругнулся и что-то рыкнул третьему – слов Шинтаро не разобрал.       Третий, не слишком интеллектуального вида юнец с выбритыми висками, бросился в его сторону – эту жертву пьяного парикмахера Шинтаро не знал, но рост у него был внушительный. Центровой, скорее всего. Аккуратной подсечкой Шинтаро отправил его в полёт и на свидание с мусорным баком, в который юнец не очень эстетично затормозил лицом, и немедленно взвыл, схватившись за расплющенный нос.       Вообще-то хулиганство в любых проявлениях, включая уличные драки, Шинтаро очень не любил, но определённый опыт у него был. В конце концов, стремящийся к совершенству должен быть готов к любым неурядицам. В средней школе Шинтаро, помимо баскетбола и фортепиано, трижды занимал призовые места в региональных соревнованиях по вольной борьбе. Если бы в четырнадцать зрение не упало ещё сильнее – можно было бы и продолжать, но без очков Шинтаро видел немногим дальше вытянутой руки, а линзы вызывали дикое раздражение. Ещё года три – и можно будет сделать коррекцию и не мучиться. Ну да ладно, при должном умении очки драке не помеха.       Такао выглядел откровенно паршиво. Отбивался он старательно, но неумело – суетливо и бестолково, это Шинтаро разглядел ещё издалека. Как и то, что этого балбеса довольно быстро повалили на землю. Впрочем, на то, чтобы правильно сгруппироваться, чтобы ливер не поотшибали, его скудных мозгов хватило, хотя эти трое явно целили преимущественно по рукам и ногам. Логично, в принципе.       Этот, с расквашенным носом, с рёвом брачующегося носорога попытался ударить со спины. По мнению Шинтаро – очень глупое сочетание, надо было или бить, или орать, вместе получалось неэффективно. Во-первых, он успел увернуться, и центровой, в котором было, навскидку, килограмм девяносто пять живого веса, по инерции пролетел ещё несколько метров, едва не сбив с ног одного из своих же. Во-вторых – эти несколько метров центровой пролетел не без помощи ускорительного пинка, который ему от души отвесил Шинтаро. Потому что, опять же, вовремя услышал, и пока разворачивался – набрал неплохую скорость для качественного реактивного пинка.       Глупо как-то. Как в каком-то из тех дурацких мультиков, которые любила смотреть Саю. Шинтаро в её возрасте смотрел Дискавери.       И всё-таки, как же не хотелось ввязываться в пошлый мордобой. Тем более, существовала неиллюзорная вероятность повредить левую руку, пусть даже привычно обмотанную внушительным слоем адгезивных бинтов. Шинтаро поправил очки и принял наиболее соответствующую нынешнему положению вещей стойку. Правда, логика и лень подсказывали, что этих троих можно было сделать, и не прибегая к техническим тонкостям вольной борьбы, но Шинтаро предпочитал следовать правилам. Это создавало хоть какую-то иллюзию порядка. Это во-первых. А во-вторых – имелся широкий спектр приёмов, для выполнения которых основная нагрузка падала на ноги. Всяко риск повредить руку уменьшался.