Время собирать камни

1 Джек был знаком с темницами не понаслышке. Сидел он и в муниципальной тюрьме, и в подвалах частных владений, и просто в чьих-то чуланах – но в монастырскую попал впервые. Поначалу он с веселым любопытством отмечал различия между здешними хоромами и предыдущими местами своего заключения. Здесь было чище, светлее – в зарешеченные окна лился ободряющий свет, пахло свежей соломой, посуда казалась новой, и заключенных сидело меньше. Собственно, кроме него, тут обитал всего один жуткого вида бродяга, заросший бородой по самые брови. Джек не боялся решеток и цепей, потому как никогда они не удерживали его более чем на месяц – всегда находились предприимчивые друзья или хитроумные уловки, помогавшие ему вновь почувствовать себя свободным человеком. Монастырские подземелья не должны были стать исключением. Тем более, что неунывающий Гексли уже пообещал похлопотать за него, даже несмотря на провал операции. Джек не сомневался, что его выпустят дня через два-три. Ограбление сборщика податей проплачивалось кем-то из людей Наполеона, метящего в наместники. В том, что оно провалилось, не было его вины – никто не ожидал, что вместе с отрядом будут монастырские служащие, возвращающиеся в свою резиденцию из королевского двора и обеспечивающие дополнительную охрану собранным деньгам. Собственно, если бы Джек знал об этом, он бы даже не взялся за такую работу – но все информаторы Гексли и его собственные источники ни о чем таком не говорили. Судя по всему, даже для отряда сборщиков налогов монастырский эскорт был приятной неожиданностью - вероятно, настоятель монастыря захотел вернуться к стенам родной обители в компании кого-то знакомого. В общем, для одного Джека такая куча людей оказалась не по зубам – и все, что ему удалось сделать в той неловкой ситуации, это убедить стражу в собственной инициативе богомерзкого воровства, а так же в том, что по всем окрестностям распространилась весть о покушении на королевские деньги. Простой люд сделал вывод, что нынешний наместник плохо занимается вопросом разбоя на дорогах, что было на руку Наполеону. Ну и конечно же, ему удалось остаться в живых. Джек всегда старался мыслить позитивно и отдавал себе отчет, что его там могли просто убить на месте, но стараниями монахов для него потребовали официального суда, и если казни – то непременно публичной, в назидание другим. Так что он радовался тому, что костлявая вновь промахнулась, и ждал вестей из свободного мира. Отсрочка представляла собой шанс для него, и Гексли, верный друг, сейчас поднимал на уши всех, кого знал, чтобы замять это дело и выпустить заключенного на свободу. В том, что ему это удастся, Джек не сомневался, рассуждая о том, что, несмотря на провал, он все ещё полезен Бонапарту, и о связи попытки ограбления с именем оппозиционно настроенного дворянина пока никто не догадывался. И в интересах же Наполеона вытащить из тюрьмы человека, который может рассказать это кому-либо, вздумай монастырь применить к нему пытки. О том, что сам же Бонапарт мог убить его, чтобы не рисковать, Джек старался не думать. -Попали мы с тобой, да, парень?- проскрипел из дальнего угла бородатый заключенный, шевелясь в куче соломы, служившей для узников постелью. Джеку наскучили собственные мысли и страхи насчет Бонапарта, и он с радостью ухватился за возможность перекинуться с кем-либо словечком: -А тебя сюда за что, старина? -Воровал овощи, взращенные на монастырских землях. -И что тебе за это будет? -Каторга на рудниках, вестимо. Мне повезло ещё, в отличие от тебя. -Почему это?- заинтересовался Джек. -Так тебя же вздернут на площади. Воровство у королевских особ карается смертью, знаешь ли. -Так я ж ничего не украл. Я невинный агнец. В первый раз бес попутал. -Рассказывай…- язвительно протянул бородач.- У тебя на лице написано, что ты не в первый раз таким занимаешься. -Ну, коли надо – то я монахам могу поплакаться. Я так могу взрыдать, что лики божественные на стенах замироточат. -Попробуй, конечно, что уж там – может, и дадут они тебе время на слезы, но в обители нынче гостит отец Теодор. С ним такой номер ни у одного пройдохи не проходил. -Что он за зверь такой? -Ты что же, не слышал ничего о Белом Палаче или Псе Господнем? -Нет,- соврал Джек, имя это он слыхал краем уха, но, поскольку с церковниками у него никогда дел не водилось, не заострял на этом внимание.- Кто это? -Если бы Дьявол не пал с небес и карал грешников с облака, то вот и был бы он отцом Теодором, не иначе. Он насквозь таких как ты видит, плачь не плачь, а веревку-то на твоей шее он закрутит, не сомневайся. Джек вспомнил виселицу на площади, мимо которой его везли к монастырю – там как раз качался какой-то старик, поклевываемый воронами. Картина, всплывшая в памяти, заставила поежиться. -А он что, помощник настоятеля? -Нет, упаси Господь, если бы он тут все время жил, то давно бы всех перевешал. У каждого же есть грешок, за который не мешало бы перед Судом предстать, так он бы каждого туда и отправил, не сомневаясь ни секунды. Сколько он уже люду пережег, не рассказать… Но, хвала небесам, он из этих… Из странствующих клириков - ходит по городам, дела всякие храмовные решает, иногда проповеди читает, иногда таких как мы с тобой на тот свет отправляет, а большую часть времени живет в своем ските в Болотных Падях и никого не трогает. Благославенны те времена, когда он там торчит. -Так а что он тут забыл? -Ну, с проповедью приехал. Есть тут те, кто любит его и считает, что он земли от скверны очищает получше стражников и ангелов Господних. Их хлебом не корми, дай его послушать да поглазеть на него. -И что тогда ему мешает тебя повесить, раз он к таким делам причастен? -Я же говорю тебе, он людей насквозь видит. Он сразу поймет, что я от нужды и голода крал. Да и сравнил ты – королевскую казну с кочаном капусты. А вот твоя вина тяжелее, ты из сребролюбия воруешь, сразу понятно. -Много ты обо мне знаешь, борода,- оскорбленно отозвался Джек, с неприязнью замечая за собой, что фигура этого отца Теодора после рассказов заключенного впечатлила его не на шутку.- Я тоже из нужды пошел. -И что у тебя за нужда, что столько золота понадобилось? -Сестру выкупить, её за родительские долги барон в дом развлечений отдал. -Да ты что? Джек позабавил себя тем, что с добрый час рассказывал о злоключениях своего семейства, о печальной судьбе кроткой и любимой сестры, о неудачах в попытках достойно заработать деньги, о маленьких плачущих от голода братиках, о кровоточащих от веретена руках матери… К концу рассказа бородач сочувственно кивал головой и заверял, что даже отец Теодор все поймет и войдет в положение. Джек ложился спать, полностью удовлетворенный эффектом, вызванным своим откровенным враньем. Жуткий образ карающего священника перестал быть таким угнетающим, и призрак виселицы отодвинулся в тень, освободив горизонт светлого будущего. Оставалось только дождаться вестей от Гексли и терпеливо вынести скуку от бездействия. 2 Отец Теодор никогда не стремился к публичности. Он знавал многих священнослужителей, которые входили в транс от звуков собственного голоса и жили только ради ощущения единения с толпой прихожан. Драйзеру же испытывать таких чувств никогда не доводилось. Как правило, толпу молящихся он воспринимал как бесчисленное множество отдельных субъектов – во время проповеди его глаза медленно переходили с одного лица на другое, отмечая индивидуальность каждого, замечая искренность или фанатичность, запоминая тех, кто отвел взгляд, тех, кто пугался, и тех, кто смотрел с надеждой. Он очень сильно уставал после каждого служения, потому что столь объемное ощущение состояния каждого из прихожан выматывало, как будто все они тянули из него силы и энергию. Но отказать отцу настоятелю он не мог, и после нескольких писем с просьбами приехать для служения он, как правило, сдавался и отправлялся в путь. Обычно такие поездки совпадали с какими-нибудь делами, где ему нужно было представлять интересы церкви. В этот раз отец настоятель попросил побыть рядом при отсчитывании десятины, положенной монастырю от царских налогов – присутствие Пса Господнего всегда отрезвляюще действовало на казначея, и тот не ошибался и не путался в расчетах, стараясь побыстрее справиться с этой повинностью и убраться из монастыря восвояси. Досадный инцидент, имевший место в постоялом дворе, где остановилась процессия с королевскими деньгами, изрядно испортил Драйзеру настроение. Какой-то мальчишка попытался весьма дерзко обогатиться за счет налогов, собранных у бедствующего народа, за что и попал в монастырские подземелья. Насколько было ясно из суматохи, поднятой среди стражи, тот был обыкновенным воришкой, не рассчитавшим свои силы и покусившимся на слишком большой кусок пирога. Драйзер видел его лишь мельком, и все, что успел понять из первого мимолетного впечатления – это то, что тот занимался подобным регулярно и ни капли не раскаивался. Вор держался слишком уверенно и невозмутимо для своего возраста и для ситуации, в которую попал. Ясно было, что его ждет виселица, об этом отец настоятель сказал сразу же после того, как все улеглось. Зная о том, каким эффектом обладают публичные казни, особенно в сочетании с речами отца Теодора, настоятель попросил того оказать ему услугу и произнести обвинительную речь на площади перед народом. После этого он пообещал отпустить своего друга и помощника в его возлюбленные Болотные Пади, дабы тот продолжил там свой путь к Господу. Отец Теодор никогда не был против таких акций, если преступники стоили того, чтобы взойти на эшафот. Однако насчет этого вора он пока не был до конца уверен. Все-таки юность – время проб и ошибок, и, может, тот идет по кривой дороге по незрелости, не ведая никаких праведных ориентиров. Драйзер всегда предпочитал знать, чем гадать, именно поэтому и шел в подвалы – туда, где решетки удерживали преступников. В монастырской округе не было ни больших поместий, ни охраняемых угодий, ни крупных муниципальных зданий, поэтому всех, преступивших закон, было принято отводить в монастырь, где имелись подходящие для таких целей помещения. Охраной преступников, если таковые имелись, занимались сами же монахи - некоторые из них по физическим данным и комплекции могли дать фору многим стражникам из городских тюрем. Пройдя мимо прилежно читающего священные тексты охранника, Драйзер оказался в подземелье, освещенном к ночи единственным факелом. Из глубин ближайшей к выходу темницы к нему протянулись две грязные руки, их обладатель смиренно заблеял: -Святой отец, не оставь меня в тяжкий час, будь милостив, прими покаяние… -Господь услышит тебя, если твое раскаянье идет от чистого сердца,- замедлив шаг, отозвался отец Теодор, заметив раболепное выражение лица бродяги, добавил:- Не я буду судить тебя, сын мой, и одних слов недостаточно, чтобы получить прощение. Тяжкий труд поможет тебе очистить помыслы и увидеть себя Его глазами. Бродяга отполз подальше от решетки, ничего не ответив. Вероятно, тому стало ясно, насколько фальшиво звучали его мольбы. Присутствие человека в темнице напротив угадывалось интуитивно, хотя звуков оттуда не доносилось никаких. Драйзер отчетливо чувствовал, что его рассматривают, и, приблизившись к решеткам, сказал: -Нужно быть отчаянным или отчаявшимся, чтобы соблазниться королевской казной. Сколько тебе лет, дитя? -Ты и есть отец Теодор?- послышалось немного настороженное, но вполне безбоязненное из темноты. -Я могу согласиться отвечать на твои вопросы, если ты будешь отвечать на мои,- во мраке что-то зашевелилось – кажется, заключенный сел на своей постели из сена и соломы. -Мне девятнадцать, святой отец. -Если ты знаешь мое имя, могу ли я узнать твое? -Джек,- помолчав, ответил силуэт в темноте, поднимаясь на ноги. -Тебе известно, как велит поступать закон с теми, кто покушается на королевское золото? -А если я покаюсь? Драйзера едва не передернуло от того, сколько цинизма было скрыто за этой фразой – внешне он продолжал хранить полную невозмутимость. -Тогда выйди на свет, дитя мое, чтобы я тебя видел. Силуэт медленно передвинулся к стене, на которой дрожал отсвет факела. В тусклом коричневом свете блеснули рыжиной волосы. Вор был очень юн, худощав, невысок ростом и обладал приятным подвижным лицом. Однако приязни это лицо не вызывало, взгляд пленника был изучающим и нахальным. -Хорошо, расскажи мне, что заставило тебя пойти на воровство. -Я это сделал ради семьи,- неопределенно махнул головой Джек. -Твоя семья нуждается в деньгах? Почему? -Я не обязан ничего рассказывать. Раз я так сделал, значит, у меня была причина. -Почему же ты не пошел работать, как честный человек? -А почему вы, святой отец, не работаете, как честный человек? Драйзер и бровью не повел в ответ на это нелепое нападение. -Ты думал о том, что эти деньги, отданные с таким трудом, придется возмещать за счет простого народа? Что из-за тебя во многих семьях наступит голод? -Будто вы все тут думаете об этом, наживаясь своей десятиной. -Но ведь это ты сейчас за решеткой, а я здесь. Не потому ли, что это ты попытался отобрать тебе не принадлежащее? -Вы этих денег тоже не зарабатывали. -Ты думаешь, что монастырь тратит их на праздную жизнь? Мои братья помогают бедным, чинят дороги и мосты, спасают души заблудших, вроде тебя, даруют справедливость там, где человеческий закон бессилен. А что собирался сделать ты с этими деньгами? Джек закусил губу, вероятно, раздумывая над ответом. -Святой отец, пощадите его. У этого мальчишки сестра в доме развлечений, у него вся семья таких бед натерпелась, кроме него никто им помочь не может…- не выдержав, встрял бродяга, сидящий в камере напротив. Драйзер оглянулся на того и увидел совершенно искреннее сопереживание. -Это он тебе рассказал?- поинтересовался отец Теодор. -Да, ваше преподобие. Тут кто угодно отчается и попутается. У его семьи столько долгов, а он не знал, что делать и… -Благодарю тебя,- оборвал Драйзер, вновь возвращая внимание юному вору. Ему не нужно было задавать никаких вопросов тому – снисходительный и насмешливый взгляд Джека в сторону несчастного бродяги, пытавшегося защитить его, сказал больше, чем любые слова. У Пса Господнего не было никаких оправданий для лжецов, способных так бессовестно заставить другого человека жалеть себя для своих нечестивых целей. Насмешка исчезла из глаз Джека, когда он снова посмотрел в лицо собеседника. -Ты действовал по своей инициативе или кто-то из друзей сподвиг тебя? Расскажи мне, ведь разделенная ответственность может уменьшить твою вину. -Это только мое решение,- упрямо отозвался Джек, не отводя взгляда и держа голову прямо. Отец Теодор медленно вздохнул, оглядывая своего собеседника, вся поза которого выражала сопротивление и протест. Определенно, тот не сказал ни слова правды. Ни единого. -Знаешь, Джек, тот узник позади меня совершал воровство от глупости и лени. Глупость непростительна, но она смягчает наказание. Потому что ты не можешь требовать хорошего пения от глухого, или аккуратного письма от слепца. Но ты же совсем не глупый парень, и ты понимаешь все, что делаешь. У тебя должна быть убедительная причина, которая поможет посмотреть на тебя по-другому. Джек молчал, очевидно, с большим трудом выдерживая взгляд священника. -Пока же я вижу только человека, действующего исключительно из корыстных мотивов, считающего, что он умнее всех и что это дает ему право брать больше, чем другие. Также, я вижу, что ты не раскаялся ни в едином дурном поступке, совершенном тобой за недолгую жизнь. Возрази мне, если я ошибаюсь. -Я не собираюсь ничего возражать и как-то оправдываться. Можете угрожать мне сколько угодно, я в любом случае долго здесь не задержусь. -Интересная самоуверенность. Наверняка у тебя действительно есть причина так полагать. Но в одном ты прав, Джек. Долго ты здесь не задержишься. И, уверяю тебя, умирать - это страшно, особенно, когда ты знаешь, что именно ждет там таких, как ты. Джек снова ничего не ответил, наконец, окончательно отведя взгляд и уставившись в потолок. Уходя, Драйзер понадеялся, что его слова возымеют хоть какой-то эффект на узника. Он много раз видел эти короткие мгновения одиночества перед смертью – он точно знал, что страх перед близким загробным миром гораздо более гнетущий, чем боязнь болезненной смерти, и что для каждого нераскаявшегося грешника ад наступает уже здесь. 3 Джек плохо спал, потом все утро ходил взад-вперед вдоль стены, он изгрыз все ногти и сжевал едва ли не все соломинки, валяющиеся на полу. Обычно он был в меру терпелив, он всегда мог ждать сколько нужно – кому как не ему знать, что на любые дела нужно время, и уж особенно много его нужно, когда просьбы, взятки и угрозы передаются через целую сеть агентов, раскинувшуюся по всей стране. Но визит этого священника вогнал его в состояние неконтролируемой паники, и он пытался занять себя чем угодно, лишь бы не думать о том, что по сути все в любой момент может пойти не так: что Гексли не успеет, и что его хоть сейчас могут вывести на яркое солнце и вытолкать к площади, где этот жуткий фанатик вздернет его перед толпой. Нет, слова святого отца не заставили его раскаяться, посмотреть на себя со стороны или усомниться в правильности своих действий. Джек вообще не считал, что его следует относить к плохим людям только из-за того, что он время от времени занимается чем-то незаконным – в конце концов, фактически все в этой стране так делали, ведь каждый зарабатывал на жизнь как умел – но этот вот святоша явно к таким вещам относился категорично. Такого определенно ни деньгами подкупить нельзя, ни запугать. То, что священник вчера ночью стоял за решеткой и буравил его взглядом, напугало его не потому, что тот осудил его, а потому что он абсолютно точно был намерен убить. И если Гексли ничего не сделает, то так оно и случится, и там, пожалуй, действительно никакие слезы и мольбы не смогут помочь. Джек не мог похвастаться никакими сверхъестественными способностями относительно чтения людей, но вот это хладнокровное решение отправить его в ад он ощутил так объемно и полноценно, будто петля уже сжималась вокруг его горла. Именно поэтому он не мог спать ночью и не мог просто расслабленно сидеть на полу и считать мух. Бродяга в камере напротив вероятно разобиделся на его вчерашние байки, поэтому не разговаривал с ним. Время тянулось так медленно, что к обеду Джеку начинало казаться, будто он уже поседел от ожидания и собственных мыслей. Особенно нехорошо ему стало, когда монахи увели бродягу наверх и оставили его в полнейшем одиночестве. Бородач подбадривал хотя бы своим присутствием, напоминая о том, что он не один в таком положении. Сейчас он в любой момент ожидал услышать в голове тиканье часов, отсчитывающих его последние часы на земле. Гексли явился, когда солнце клонилось к западу. Непонятно, что он там плел настоятелю, однако факт оставался фактом - того все-таки пустили на последнее свидание со своим приговоренным другом-братом-или-сватом, кем бы он ни назвался. -Хвала небесам, ты пришел,- Джек вцепился в решетку и готов был расцеловать своего друга за то, что тот своим появлением в миг развеял все страхи и сомнения.- Я тут уже начинал беспокоиться. Гексли немного натянуто улыбнулся и отвел глаза в ответ на такое приветствие. -Ну что? Что? Что? Меня же не повесят? Дружище, ну, не молчи, я тут уже пятые сутки торчу, не знаю, что и думать… Гексли вздохнул и, наконец, заговорил: -Я сделал все, что мог, Джек. Сам представляешь, как тяжело пришлось из-за того, что с деньгами не выгорело. Бонапарт был вынужден пересмотреть половину своих планов, и многие люди ушли… В общем, я фактически не спал все это время, старался хоть за что-нибудь уцепиться…- парень устало потер лицо.- В общем, да. Я тебя отмазал. Джек закрыл глаза и буквально услышал грохот свалившегося с души камня. -Господи, я твой должник, это точно. Уж не знаю, чем буду тебе отплачивать,- он улыбнулся, вновь пытаясь поймать взгляд друга, но тот упорно отводил глаза.- Так когда же меня выпустят? Сколько дней ещё ждать? Гексли отступил на шаг от решетки и, по-прежнему глядя в сторону, сказал: -Все что мне удалось сделать, это добиться твоего помилования от наместника. Одна из его любовниц связана с нашими людьми, она поговорила с ним, так что… Ну, ты прощен именем короля, и казнь тебе больше не грозит. Но тебе придется остаться здесь. -Как это? -Прости, Джек, но я правда больше не могу ничего сделать. Ты должен остаться в заключении на срок, который будет определен церковью. И, судя по тому, что я слышал о здешних порядках, тебе придется провести здесь всю свою жизнь. Может, спустя несколько лет шум поуляжется, и я попробую помочь тебе, но сейчас нет. Дело и так слишком скандальное, Бонапарт не хочет рисковать, чтобы нигде не просочилось, будто это он о тебе хлопотал. В общем, мы смогли только спасти тебе жизнь, это и так много, сам понимаешь… -Гек, дружище, ты же не можешь оставить меня тут вот так. Мы же с тобой столько времени вместе, ты столько раз вытаскивал меня, мы же всегда и договаривались, что весь риск на себя беру я, а ты меня спасаешь. Что сейчас изменилось? -Сейчас все слишком сложно. Здесь не от меня все зависит, поэтому… Ну, Джек, я уверен, что ты приспособишься, или сам что-нибудь придумаешь. Ты же никогда не пропадал. Я обязательно сделаю что-нибудь для тебя, но не сейчас… -Гек, пожалуйста, не бросай меня здесь. Ты же знаешь, что с храмовниками в плане побега все сложнее, они же ни взяток, ни услуг не берут! Что, прикажешь мне тут гнить несколько лет до тех пор, пока ты не вспомнишь обо мне? Гексли помял шляпу, которую держал в руках все это время, решительно нахлобучил её на голову и пробубнил из-под полей: -Я сохранил тебе жизнь. Я надеюсь, ты будешь вспоминать об этом, прежде чем клясть и обвинять. Прощай, Джек. Я надеюсь, что мы увидимся с тобой ещё. Рано или поздно. С этими словами он покинул темницу, оставив Джека одного, молчащего и сжимающего прутья решетки до боли в пальцах. 4 Отец настоятель вызвал его к себе с просьбой отсрочить отъезд ещё на одни сутки. Драйзер привык к тому, что его подолгу не отпускают отсюда, потому что при каждом визите находилась тысяча дел, которые не терпели отлагательств и требовали его вмешательства. Настоятель не раз намекал, что в случае своей гибели или болезни он хотел бы передать монастырские дела в руки никого иного, как отца Теодора – так как больше достойных преемников себе он пока не наблюдал. Драйзер всегда с вежливостью и почтительностью слушал эти слова и всегда скромно отказывался, с отвращением представляя себе перспективу быть ответственным за такое количество людей и за дела в приходе. Жизнь в Болотных Падях его устраивала более чем полностью, а надзор за монастырем означал бы лишь то, что ему бы пришлось забыть о покое и умиротворении и яриться над монастырскими стенами в попытках добиться совершенства от множества столь несовершенных вещей и творений. -Я хотел поговорить с тобой по поводу казни, назначенной на сегодняшний закат,- такими словами встретил его настоятель, указывая на тропу, ведущую к захоронениям, вдоль которой, вероятно, был намерен прогуляться. -Слушаю вас, брат мой,- Драйзер за все годы общения с настоятелем так и не смог перейти на менее формальное обращение, хотя разница в возрасте у них была не такой уж большой. -Мне сказали, что ты ходил беседовать с заключенным. Что думаешь о нем? -Виновен,- отозвался отец Теодор, вспоминая вчерашнюю встречу – это утро он как раз провел в молитвах Господу, прося у него прощения за то, что посмел судить и за намерение убить преступника на площади.- Я ни мгновения не сомневаюсь в том, что он действовал сознательно. Он продолжит свои дела, если по какой-то причине окажется на свободе. -Вот как. А не жаль ли тебе губить столь юного человека, который мог бы задуматься над своими деяниями и прийти к Господу? -Мне жаль, что достигнув такого возраста, он стал беспринципным и корыстолюбивым, не использовав свои таланты и дарования для благих дел. Он уже не задумается над тем, что содеял, но хорошо притворится, что задумался, чтобы вновь грешить, только с большим коварством и скрытностью. -Ты уверен, что не ошибаешься в нем, брат Теодор? -Думаю, да. Но Господь видит лучше, я действительно могу ошибаться. -Возможно. Я не зря завел разговор о нем, брат мой. Сегодня из града прибыло указание от наместника. Преступник, покусившийся на казну, должен быть помилован, но не отпущен. Драйзер взглянул на своего спутника с недоверием. -Увы,- покивал головой тот.- Мы должны подчиниться. Каковы бы ни были причины у наместника так решить, но его слово – закон здесь, поэтому вор должен остаться в живых. -Это прискорбно. Но пути Господни неисповедимы. Вероятно, ему дается возможность начать жизнь заново. -Я рад, что ты так думаешь. Потому что я в этом абсолютно уверен. И все это подводит нас к тебе. -Ко мне? -Да. Приближается сезон уборки урожая – в монастыре каждые руки будут нужны, мы не можем оставлять кого-либо следить за преступником вечно. Одно дело – подержать кого-нибудь в подвале седьмицу, и совсем другое - ожидать, пока тот состарится здесь и умрет. -Отправьте его в город. -Опять же нужны люди для сопровождения, городские тюрьмы переполнены, и там такие порядки... Парень этот юн ещё совсем. Пропадет он там, озлобится и плохо кончит. И не будет это похоже на возможность начать новую жизнь, разве нет? -Тогда сошлите его вместе с тем бродягой на каторгу. -К сожалению, мы опоздали. Приехавшие за ним люди из шахт отбыли за час до того, как прискакал гонец с вестью из города. -А к работам здесь его пристроить нельзя? -И вновь нужно будет следить за ним пуще прежнего. -Вы хотите, чтобы я его увез?- прямо спросил Драйзер, понимая, что с самого начала все к этому шло. -Разумеется. Если и есть врачеватель заблудших душ, способный изменить его, то это ты, брат мой. Я понимаю, что тебе так же будет нелегко. Но посмотри на это с точки зрения работы над собой. Тебе понадобится много терпения, чтобы дело увенчалось успехом. Совершенствовать себя очень просто, когда нет зеркала чужих глаз, в которых ты можешь увидеть себя – а он станет отличным зеркалом. Он поможет тебе увидеть, достаточно ли ты смирен и терпелив, есть ли у тебя сила духа, чтобы менять не только себя, но и другого. У него хороший возраст – когда все ещё можно повернуть вспять, и тебе это по силам. -Я не знаю. Это довольно странное предложение, я впервые слышу о том, чтобы клирики брали преступников на перевоспитание. К тому же, если он сбежит и вновь станет творить что-либо нечестивое… Это будет на моей совести. -Не зря же тебя прозвали Псом Господним. Ты его из-под земли достанешь. Я знаю, что тебя не остановить, если ты взялся за дело. -Могу ли я обдумать предложение, прежде чем соглашаться? -Да, брат мой. И считай это так же моей личной просьбой. Ты никогда не хотел брать бразды управления монастырем, так попробуй же управиться хотя бы с одним потерявшимся. Отец Теодор ничего не сказал. Если бы он знал, что поездка сюда окончится чем-то подобным, подумал бы дважды, прежде чем выбираться из своего скита и принимать приглашения старых друзей. 5 Джек думал, что положения хуже просто невозможно придумать. Нет, спасибо, разумеется, Гек, что знакомство с виселицей отложилось на неопределенный срок, но сидеть здесь, в тишине и скуке монастырской темницы до конца дней своих – перспектива едва ли не худшая. Джек понял, что если действительно не сможет отсюда выбраться, то сойдет с ума от бездействия. Однако он достаточно быстро пересмотрел свои позиции, когда в подвал спустилось двое дюжих монахов в сопровождении давешнего священника, облаченного в темную рясу. Завидев их, Джек понял, что тут совсем даже и не плохо – тепло, сухо и кормят, и он вполне готов здесь остаться, отказавшись от альтернативы выходить куда-либо. Монахи отперли темницу и ввалились внутрь, в руках одного из них гремели довольно толстые цепи. Оценив внушительную мускулатуру скрытых за балахонами тел, Джек понял, что любое сопротивление бессмысленно, и смиренно позволил сковать себе руки и ноги. Все это время он пытался разобрать выражение лица наблюдающего за ними священнослужителя. Тот стоял, заложив руки за спину, и равнодушно следил за действиями монахов. Джек поспешил обратиться к нему, когда его выволокли в коридор: -Куда меня ведут? Меня же помиловали, разве нет? Видя, что святой отец не подтверждает и не опровергает эти слова, Джек с холодеющим сердцем подумал, что тому вполне может быть и все равно, какие последствия ждут монастырь за нарушение приказа наместника. Вдруг он вообще одержимый и, задавшись целью, ни спать, ни есть не может, пока не довершит то, чем угрожал. Монахи потащили его, спотыкающегося и путающегося в цепи, вверх по каменной лестнице. Священник молча последовал за ними. «Может, обморок изобразить или припадок какой, вдруг это отрезвит их хоть немного… Ну, Гек не мог же соврать, если бы не сумел отменить казнь – не пришел бы сюда оправдываться и прощения просить…» Пока Джек обдумывал эту мысль, стало ясно, что наружу его не ведут. Они двинулись вглубь здания, минуя монашеские кельи и прочие помещения непонятного назначения. «О боже, пытать будут, не иначе…»,- тут же решил Джек и стал раздумывать, какими-такими сведениями он обладает, чтобы это могло заинтересовать монастырь. Для начала, нужно было отсортировать всю предположительно полезную информацию на важную и смертельно важную – сведения из первой категории можно было попробовать разболтать до того, как в него воткнут что-нибудь раскаленное. Другую категорию он готов был беречь только до второй иголки, третьего ожога или первого поворота дыбы. «А вдруг ему вообще не нужна никакая информация»,- с ужасом подумал Джек.- «Вдруг ему в удовольствие просто людей мучить, вдруг он в ведьмовстве меня обвинит - я же со всем соглашусь, я и не с таким могу согласиться, лишь бы не знакомиться со всеми теми орудиями, о которых бывшие заключенные рассказывают. А что если меня потом на костер? Да уж лучше веревка, чем такой смертью погибать…» Монахи остановились возле двери в какой-то зал, втолкнули его внутрь, но заходить сами не стали. Джек, с трудом удержавшийся на ногах, огляделся и понял, что очутился в помещении для молитв – в одном конце его находился алтарь и несколько статуй, в другом бил источник, наполнявший бассейн для омовений. Большую часть зала занимали ряды лавок, на которых монахи сидели во время служений. Обернувшись, Джек увидел, что внутри с ним остался отец Теодор. Вор немного приободрился, так как по помещению было ясно, что для пыток оно не предназначено. Вот уж интересно, зачем в таком случае нужно было вести его сюда. -Рад ли ты тому, что остался в живых?- довольно миролюбиво поинтересовался священник, попирающий двери со своим неизменным невозмутимым видом. -А вы как думаете?- достаточно нахально отозвался Джек, снова осматриваясь и машинально ощупывая цепь, опутывающую руки. -Я думаю, что к твоим грехам можно прибавить ещё и взяточничество. -К ним можно и не такое прибавить. Но повесить вам меня все равно не удастся. -Да, пожалуй,- покивал головой святой отец, губы его тронула какая-то уж слишком благодушная улыбка.- Хорошо ли тебе сиделось в темнице моих братьев? -Спасибо, неплохо. Крыс не заметил, кормили регулярно. -Как считаешь, было бы справедливым отблагодарить монастырь за такой прием? У Джека на языке завертелась сотня ехидных слов, но вслух он ничего не сказал, так как вопрос определенно был с подвохом. Святой отец понял, что ответа не дождется и продолжил беседу во все том же доброжелательном ключе: -Возле источника ты найдешь ведро и щетки. Будь добр, вычисти здесь пол до моего прихода. Грязную воду сливай на решетки в тот угол. Можешь не торопиться, времени у тебя полно. -Что?- недоуменно переспросил Джек, действительно рассмотрев в указанном направлении и ведро, и прочий инвентарь. -Думаю, это само малое, что ты можешь сделать для ордена в благодарность. Но поверь, и это тоже тебе зачтется. -Вы что, серьёзно? -Да, дитя мое. Я всегда серьёзен. -С каких это пор заключенные моют пол? -Ты больше не заключенный. Ты мой воспитанник. Отец настоятель решил дать тебе возможность поменять свою жизнь, и для праведных наставлений был избран я. Видит Господь, я не верю, что из тебя выйдет какой-то толк, но постараюсь сделать все возможное... -Это чушь какая-то… -Это и впрямь неслыханно. -Вы что, воспитывать меня будете? -Получается, что буду. -А если я плохо поддаюсь воспитанию? -Определенно, это так. Но и сложные задачи кто-то должен решать. В любом случае, это обсуждению не подлежит. Ты отправишься в мой дом в Болотных Падях и будешь помогать мне по хозяйству, начнешь соблюдать пост и станешь смиренно молиться в надежде, что когда-нибудь Господь простит тебе все содеянное. Искренне надеюсь, что ты не совершал ничего тяжелее кражи. -Это кто такое придумал вообще? А мое согласие в расчет берется? -Я просто ставлю тебя в известность. Твоего согласия никто спрашивать не будет. Точно так же, как ты не спрашивал согласия, когда брал чужое. А сейчас тебя ждут щетка и пол, который следует вымыть. Не буду тебе мешать,- с этими словами отец Теодор вышел, и Джек услышал звук задвигаемого засова. Услышав удаляющиеся шаги и оставшись наедине с собой, Джек в первую очередь принялся осматривать свои цепи. Тщательно перебрал звено за звеном и прощупал скважины для замков – стало ясно, что кандалы его откованы сравнительно недавно, потертостей и ржавчины на них нет, а замок без вспомогательного оборудования не открыть. После он проверил, насколько ограничена его подвижность – полностью развести руки в стороны оковы не давали, поднять их над головой тоже было нельзя, так как ручная цепь соединялась с ножной. Бегать и взбираться на высокие ступеньки ему было так же затруднительно. Смирившись с цепями на какое-то время, Джек подвинул две скамейки к окнам. После нескольких неудачных попыток ему удалось поставить одну на другую и, пошатываясь, влезть наверх – так он смог дотянуться до узкого окна-бойницы ровно настолько, чтобы увидеть синее небо, верхушки деревьев и железные решетки. Проклиная свой маленький рост и безбожно чертыхаясь, Джек спустился, принес деревянное ведро, перевернул его и поставил на конструкцию из скамеек. Балансируя на ведре и дрожащих скамейках, Джек убедился, что решетки стоят крепко и до него никто их расшатывать не пытался. К тому же, именно перед доставшейся ему стеной пролегала дорога к монастырским огородам, поэтому сейчас по ней туда-сюда сновали священнослужители с вилами, косами и серпами. А вдали виднелась стена, перелезть которую с цепями было просто невозможно. На втором окне железные прутья сидели так же крепко. После неудачи с окнами Джек занялся исследованием угла, в который он предположительно должен был сливать грязную воду. Поднять лежащие там решетки было довольно сложно, но возможно, однако колея для воды была такой узкой, что в неё могла протиснуться разве что кошка, глубина же её вообще была неизвестна. Расположенный рядом бассейн имел вполне проглядываемое дно, вода из него стекала в колею, а наполнялся он из отверстия, в которое можно было просунуть только руку. Обследование другого конца помещения ничего не дало. Там нашлись только книги и два увесистых подсвечника с оплавленными свечами, от которых толку, в общем-то, было немного. Выдохшись от бесплодных поисков выхода из ситуации, Джек уселся на пол и принялся пробовать вытащить руки из наручников, но добился лишь того, что содрал кожу на запястьях и заработал ссадины на костяшках больших пальцев. С момента ухода священника прошло не менее нескольких часов, и все это время Джек занимался исключительно тем, что пробовал любые способы избавиться от цепей или найти отсюда выход. Когда отец Теодор вернулся в зал для служений, разумеется, пол был таким же грязным, как и в последний раз, когда он его видел. Преступник в это время копошился где-то в районе алтаря. Осмотрев криво стоящие и нагроможденные друг на друга скамейки, перевернутое ведро и валяющиеся поодаль священные книги, святой отец сделал глубокий вдох, сосчитал про себя до десяти и только после этого двинулся к алтарю. Джек совершал какие-то странные манипуляции с канделябром, вероятно намереваясь использовать его как рычаг, чтобы переломить одно из звеньев своих цепей. Вряд ли ему бы это удалось, однако было очевидно, что тот проделал большую работу касательно попыток своего освобождения. И даже не собирался приступать к тому, о чем просил его Драйзер. Отец Теодор аккуратно подобрал книги, валяющиеся на полу, и положил их на алтарь – туда, где они находились прежде. Увлеченный своими экспериментами, Джек, только сейчас заметил его присутствие и даже соизволил несколько смутиться. -Ну… Вы же не надеялись, что я и впрямь стану мыть пол?- поинтересовался он, глядя на собеседника снизу вверх. Тот ответил ему странной улыбкой, как будто предназначенной самому себе, и забрал из рук Джека несчастный канделябр. Спокойно установив его на место, Драйзер протянул ладонь к подопечному и сказал: -Дай сюда руку. Джек абсолютно точно знал, что делать этого не стоит, но ситуацией в любом случае заправлял не он, поэтому пришлось подчиниться. Драйзер рывком поставил его на ноги, притянул руку к себе, крепко сжал и каким-то неуловимым движением сделал так, что у Джека от боли заплясали круги перед глазами – он взвыл и попытался вырваться, но успехом его трепыхания не увенчались. -Ты же не надеялся, что я это и впрямь так оставлю?- передразнивая, спросил Драйзер и снова что-то там крутанул. Джек подумал, что от третьего раза он завопит так, что несдвигаемые решетки мгновенно сами повываливаются из окон. Священник отпустил его, и Джек сполз к его ногам, пытаясь сфокусировать слезящийся взгляд на покалеченной руке. Кажется, два пальца… -Они не сломаны. Я их вывихнул. Судя по всему, разговаривать с тобой можно только на таком языке. Пол ты вымоешь в любом случае, сколько бы пальцев мне не пришлось тебе выбить, ясно? Кивни, если понял. Джек, всхлипнув, кивнул, на свои пальцы он смотрел с ужасом – те стремительно синели и распухали. -Если хочешь, чтобы они быстрее зажили, нужно вправить суставы на место. Джек с ужасом поднял на него глаза. -Ты умеешь это делать?- спросил отец Теодор с таким спокойствием, будто ничего особенного только что не произошло. Загнанный взгляд юного вора послужил довольно ясным ответом. -Давай сюда,- снова потребовал он. Джек всегда достаточно быстро оправлялся от боли, но сейчас он был явно не готов. С другой стороны, он четко понимал, что пальцы надо вправить, иначе можно распрощаться с дееспособностью руки на долгое время. Сцепив зубы и кляня про себя этого монстра, Джек снова протянул скрюченные пальцы к мучителю и закусил губу, чтобы не орать. Последнее ему почти удалось. Вернувшиеся на место фаланги болеть меньше не стали, и все, чего сейчас хотелось Джеку – это упасть в свой ворох соломы и убаюкать пострадавшую руку. Однако мечтам его не суждено было сбыться ещё долго – священник снова поднял его на ноги и толкнул в сторону источника. -Если бы ты начал работать, когда слушались обе руки, тогда было бы легче и быстрее,- напутствовал Драйзер. – Но торопиться нам с тобой некуда. Я подожду, пока ты закончишь. Джек поклялся себе, что в жизни не простит этому хмырю всех сегодняшних унижений, однако руками и пальцами своими он дорожил – все-таки с их помощью хлеб свой добывал, поэтому пришлось приступить к работе. С цепями, да с одной рабочей рукой все действительно грозило затянуться надолго, а под пристальным наблюдением этого садиста – и того дольше. Когда Джек, принеся полное ведро на середину зала, начал шуровать плиты щеткой, делая посреди помещения огромный мокрый круг, священник понаблюдал за этим какое-то время и вопросил: -Ты что, пол никогда не мыл? Я сказал тебе не размазать грязь во все стороны, а вычистить все. Начинай от этой стены,- он кивнул на пространство позади себя,- и мети к решеткам. Джек зло засопел, из чистой вредности выплеснул половину воды на пол, пока нес ведро, и начал с того конца, который был угоден святому отцу. Уборка закончилась глубокой ночью, когда Драйзер объявил, что зал, по его мнению, достаточно чист. Сам он за это время почитал тексты книг, лежащих на алтаре, вернул скамейки на положенное им место и зажег факелы на стенах, чтобы Джеку было видно, где ещё не бывала его щетка. В завершение всего, Драйзер заставил своего подопечного встать на колени перед алтарем и помолиться вместе с ним Господу за здравие всех братьев-монахов, «приютивших» юного преступника. Джек к тому времени полностью вымотался, и цепи тянули его вниз так, будто были сделаны из камня. Для него уже не имело значения, где бездействовать и концентрироваться на своей боли – в темнице или на коленях перед алтарем. То, что было дальше, Джек помнил смутно – кажется, отец Теодор отвел его к себе в келью, где обработал и забинтовал руку. После Джек вновь оказался в подвалах, где заснул, едва успев принять горизонтальное положение. 6 Ему показалось, что он едва успел закрыть глаза, как кто-то начал толкать его и бормотать что-то вроде «Просыпайся, голодранец…». Джек пробормотал, что от голодранца слышит, и с трудом разлепил глаза. Уже знакомые монахи поднимали его и вновь застегивали на нем опротивевшие кандалы. Когда один из них грубо дернул его за руку, Джек зашипел от боли и попытался сжать в кулак ноющие пальцы – те не гнулись, и от всего это шквал неприятных воспоминаний о вчерашнем пронесся у него в голове. «Неужели сейчас опять что-нибудь драить заставят…»- с тоской подумал он, когда его повели вверх по лестнице. -А что, кормить меня не будут?- поинтересовался он в надежде оттянуть встречу с ненавистным священником. -В дороге поешь,- неприязненно ответил один из стражей. Джек удивленно поднял брови. Значит, то, что плел вчера этот отец Теодор, не послышалось ему – и они действительно едут в какие-то неведомые Болотные Пади. Джек поначалу не воспринял это всерьез, потому что это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Но сейчас… Главное, не слишком явно радоваться такой перспективе. Усыпить бдительность этого самонадеянного святоши и побыстрее свалить. И отец Теодор, может, поймет даже, что так будет лучше для всех, и для него в том числе. Неужели ему заняться больше нечем, как няньчится с посторонним человеком – ладно бы, будь они родственниками, а так… Дурацкая затея, да и только. Очутившись на улице, Джек прикрыл глаза от удовольствия и глубоко вдохнул свежий воздух, остро ощущая все запахи августовского утра. После пятидневного заточения в подвале ему приятна была любая мелочь, свидетельствовавшая о том, что свобода близко. У ворот в монастырский двор уже стояло две оседланные лошади. Возле них беседовали отец Теодор и настоятель монастыря. Джек был немного удивлен, когда увидел, что святой отец сменил свое зловещее облачение на обычную дорожную одежду, став похожим на какого-нибудь военного, но никак не на духовное лицо. -Доброе утро, сын мой,- поприветствовал преступника настоятель, завидев их приближение.- Славную работу ты вчера проделал. Господь все видит, и сердце его радуется, что ты так потрудился в помещении, где возносятся мольбы и хвалы ему. -Мое сердце тоже полнится впечатлениями,- ответил Джек, потупив глаза и тут же подняв их на отца Теодора – тот делал вид, будто не замечает присутствия вора. -Я буду молиться за тебя и за то, чтобы приехав сюда вновь, ты стал другим человеком,- сказал отец настоятель. -Не уверен, что приеду сюда вновь,- отозвался Джек. Монахи расстегнули ему цепи на ногах и отдали их Драйзеру, так же как и конец цепи, присоединенной к наручникам. Отец настоятель, похлопав отъезжающего товарища по плечу, обмолвился с ним ещё парой напутственных слов и ушел вместе с монахами в сторону огородов. -Я не знаю, понял ли ты до сих пор или нет, но я никогда не угрожаю попусту,- начал отец Теодор, едва они остались наедине.- Поэтому слушай внимательно. Выедем мы отсюда оба верхом, а доедем ли мы так - зависит только от тебя,- во время своей речи святой отец поправлял поклажу на лошади и по-прежнему не смотрел на собеседника.- Конец твоей цепи будет у меня, поэтому дальше её длины от меня не отъезжай, иначе свалишься под ноги лошадям. Если это произойдет, то до Болотных Падей пойдешь пешком – на цепи, как беглый каторжник. Такой же исход тебя ждет, если попытаешься бежать. У меня большой опыт ловли людей, так что не думай, будто тебе удастся меня обмануть. К тому же, в отличие от тебя, я эти места знаю хорошо. Тебе все ясно? -А мы поедим в дороге? Мне обещали завтрак,- Джек удовлетворенно ухмыльнулся от того, что Драйзер, наконец, посмотрел на него. -Хорошо, у нас будет привал. А пока потерпишь. -А если лошадь взбрыкнет и понесет? Я что, все равно буду виноват, что упаду? -Разумеется. -Это как-то несправедливо. -На все воля Божья, Джек, поэтому старайся, чтобы она совпадала с твоей. Юный вор с сомнением покосился на лошадь и понял, что со скованными руками ни за что не влезет на неё – только если поблизости найдется возвышение, с которого можно будет на неё взобраться. Назревающий в его голове вопрос отпал сам собой, когда отец Теодор подошел к нему, с невозмутимым видом поднял на руки и усадил на лошадь - правильное положение на ней Джек уже принял сам. Вор решил не комментировать этот неожиданный акт заботы о себе – ещё не хватало благодарить этого садиста после вчерашнего. Джек не мог до конца поверить в происходящее, однако они действительно тронулись в путь, миновав монастырские ворота и выехав на тракт, ведущий в город. Однако поехали они в противоположную от города сторону, и Джек юлой вертелся на лошади, рассматривая окрестности, радуясь смене обстановки, ощущению дороги, солнцу, а так же памятуя слова священника о том, что тот лучше знает здешние места. «Все поправимо»,- думал про себя Джек, запоминая тропки, уходящие в горизонт, уютные рощицы и расположение виднеющихся вдали хуторов и деревень. Все это пригодится ему, когда он, наконец, сбежит от своего надзирателя и попытается связаться… «С кем?» - спросил себя Джек и крепко призадумался. Поступок своего товарища Гексли нельзя было расценивать как предательство, в конце концов, тот действительно вполне может быть и сделал все, что смог. Но есть ли смысл тогда возобновлять с ним какие-либо отношения, если Джек уже совершенно точно не сможет чувствовать себя в безопасности, имея в тылу такого напарника. Нет, нужно вообще выбираться из страны и ехать к морю, в портах люди меняются с каждым приливом, там можно будет легко затеряться, легко заработать и легко помереть. А что здесь – здесь его нигде не ждали, он никому не был особенно нужен, не к кому было возвращаться. Тот же Наполеон наверняка уже нашел, чьими услугами воспользоваться, чтобы продолжить воплощать свои планы в жизнь. Раз его везде списали со счетов, то море - единственное место, где ему стоит оказаться. Тем более, что за всю свою жизнь он никогда его не видел – вот и будет повод туда съездить и узнать, что это такое. Разобравшись со своими планами на жизнь, Джек заскучал и начал рассматривать своего спутника, с которым ему явно придется провести какое-то время вместе, потому что вор отдавал себе отчет – усыпить бдительность этого человека действительно будет не так просто, как казалось вначале. В другой одежде священник производил не столь гнетущее, но по-прежнему внушительное впечатление. Отец Теодор был очень высок ростом, а на лошади так и вообще казался великаном, особенно Джеку, который и так всю жизнь смотрел почти на всех снизу вверх. Выправка у него была явно военная – это ощущалось по манере держаться и по тому, как он ехал верхом. У Джека возникло подозрение, что тот мог обучаться в монастыре, имеющем какой-нибудь боевой уклон. Оружия при священнике вроде бы не наблюдалось, однако то, как тот вчера лихо выворачивал и вправлял Джеку пальцы, свидетельствовало о многом. Волосы у него были длинные, светлые, почти белые, собранные в хвост, кожа бледная и глаза серые – все это говорило о том, что он нездешний. Может, подкидыш какой в монастыре, а может приезжий откуда-нибудь – в Падях этих Болотных наверняка удастся хоть что-нибудь узнать о нем. Местные уж точно должны знать, отчего он там обитает и откуда пришел. Если там вообще есть какие-либо местные помимо этого упыря. Вдруг он там один среди болота, как умертвие, живет – вот ведь жутко будет, без людей, да с ним один на один. Джек поежился и, поскольку от долгого молчания ему было тоскливо, попробовал заговорить со спутником: -А в Болотных Падях знают, что вы священник? -Почему ты спрашиваешь?- отозвался святой отец, и Джек обрадовался, что тот не стал противиться разговору. -Вы переоделись. Может, вы скрываете от местных свой род занятий? -Знают,- помолчав, ответил Драйзер, и Джек облегченно вздохнул – это означало, что там будет хоть кто-то, с кем удастся обмолвиться словом и кому можно будет пожаловаться на свою несчастную судьбу. Вдруг кто-нибудь при таком раскладе да поспособствует побегу. -А как они к вам обращаются? -Как все. -А какая у вас фамилия? -Ты можешь обращаться ко мне как и раньше. -Мы ведь будем жить под одной крышей, так? Общаться будем тесно. Вы же мне не отец и не наставник. Давайте, я на «ты» перейду. Священник промолчал. Видимо, идея эта не нашла в нем должного отклика. Джек ехидно заулыбался, поняв, что это наверняка станет весьма раздражающим аспектом их общения и продолжил развивать тему: -И зачем это «святой отец» - мы же не на исповеди, правильно? В мирской жизни – мирские обращения. Теодор – отличное имя. Или это какое-то духовно-монастырское имя, и у тебя,- Джек немного запнулся от собственной наглости, но продолжил,- и у тебя есть другое имя – для обыкновенного общения? Драйзер полностью проигнорировал эту тираду, лишь подтвердив наблюдения Джека – похоже, это действительно неплохой способ позлить священника. -Ну, хорошо, значит, Теодор. Или Тед? Теодор – это очень длинно и как будто официально, между нами явно будет ощущение неловкости из-за такого длинного имени… -Как твоя рука?- вдруг поинтересовался Драйзер, прервав этот поток откровенного нахальства. -Спасибо, ничего. Посмотреть не дам – сомневаюсь, что ломать и врачевать ты умеешь одинаково хорошо. -Береги её, Джек. И береги себя, ладно?- вкрадчиво посоветовал священник. -Ладно,- помолчав, Джек мстительно добавил.- Как скажешь, Теодор. До привала оба хранили молчание. Обоим не хотелось, чтобы кое-кто пострадал ещё раз за свой длинный язык. 7 С наступлением сумерек лес, через который они ехали, сгустился. А ближе к ночи почернел, помрачнел и зачавкал. Точнее, зачавкала почва под копытами лошадей, и в какой-то момент, оглянувшись назад, Джек с раздражением осознал, что понятия не имеет, как и где они ехали – в темноте он не мог различить ни троп, ни ориентиров. Острый тинный запах, смешавшийся с пряными ароматами леса, не оставил сомнений – священник привел их в болота, и место его жительства находилось в непосредственной от них близости. Устав с непривычки от целого дня в седле Джек уже был готов намеренно свалиться с лошади, чтобы пройтись пешком и принести хоть немного облегчения отсиженному заду, но передумал, заслышав непонятные всплески и побулькивания из поблескивающих в свете луны луж. Ещё не хватало провалиться по незнанию в какой-нибудь бочаг – этот хмырь цепью его, конечно, вытащит, но топать по ночному холоду в мокрой насквозь одежде – удовольствие сомнительное. Джек не имел представления, сколько ещё предстоит ехать и собирается ли священник вообще останавливаться, поэтому, чтобы хоть как-то с пользой провести время, задремал, намотав на руку поводья. Проснулся он, почувствовав сквозь сон, что они остановились. Проморгавшись, Джек различил во тьме добротный забор, за которым темнел небольшой домик, крытый досками и соломой. Драйзер открывал ворота. Конец цепи, как быстро проследил Джек, терялся где-то в поклаже лошади священника. Оглянувшись на зубчатый лес, частоколом обступавший дом, вор справедливо рассудил, что побег – не самое разумное действо посреди незнакомого болота в такой час. Вздохнув, он спустился с лошади, попрыгал на месте, разгоняя кровь в затекших ногах, а затем смиренно повел лошадей во двор. Священник оставил животных возле забора и занялся своим гостем. Он отвел того в дом, и Джек про себя отметил, что замка на входной двери нет – отец Теодор явно не боялся воров. Либо бояться стоило им, либо тут просто нечего было красть. Оказавшись внутри, Джек решил, что истина ближе ко второму варианту. Драйзер достаточно быстро зажег свечу, пошебуршав чем-то в топке, размещенной в углу. Джеку даже показалось, будто там за заслонкой тлели угли, не потухшие за все время отсутствия хозяина дома. Пламя свечи осветило небольшое помещение, не сильно отличающееся от монашеской кельи. Здесь была кровать, рассчитанная на одного человека, небольшой стол, полка с небогатым выбором посуды, полка с книгами, бумагой, перьями и чернильницами, непосредственно очаг и две лавки. На одной из лавок стояло ведро с водой. В комнате, помимо входной, имелось ещё две двери, обе были закрыты. Драйзер подвел Джека к стене, напротив которой размещалась кровать, там вор увидел лежащий на полу соломенный тюфяк и сложенное возле него шерстяное одеяло. -Присаживайся,- кивнул священник на лежбище, здорово смахивающее на тюремное. Джек послушался и проследил за тем, как святой отец отработанными жестами пристегнул его цепь к железному кольцу, вмонтированному в каменное основание дома, использовав висящий тут же замок. Ключ от замка исчез где-то у Драйзера в одежде. Подергав цепь и убедившись, что пленник не сбежит, священник выпрямился и сказал: -Для начала спать будешь здесь. Одеяло чистое, но вот матрац так себе - тут до тебя довольно много преступников ночевало. Но со временем ты и сам все выстираешь и вычистишь, а пока довольствуйся этим. -Много преступников?- переспросил Джек.- И ты что, их всех перевоспитывал? -Нет. Кого сдавал в городскую тюрьму, кого казнил – ты первый, кого я попробую потерпеть. -И никому не удавалось бежать? -Никому, Джек. Если я берусь выполнять какую-то работу, то стараюсь делать её хорошо. А теперь спи, потому что завтра я тебя рано подниму. Драйзер ушел на улицу, вероятно, разбираться с лошадьми. Джек без особого энтузиазма подергал цепь, насчет её надежности он и не питал иллюзий. Затем, исключительно ради собственного спокойствия, проверил, до чего можно дотянуться из его плачевного положения. Получалось, что ни до чего. Вероятно, это место и выбиралось для преступников в тем расчетом, чтобы они не могли ничем здесь воспользоваться. Под тюфяком ничего интересного и примечательного не обнаружилось – даже сора. «Явно чистоплюй»,- с презрением подумал Джек, мельком отметив и чистоту во всем доме. В тюфяке тоже не прощупывалось ничего постороннего – либо никто из предшественников не пытался что-либо в нем прятать, либо сам священник лично перетрясал солому после каждого своего гостя. Второй вариант был даже более убедителен с учетом того, что Джек уже успел узнать о своем надзирателе. Когда Драйзер вернулся в дом, Джек уже лежал на своем месте, завернувшись в одеяло и закрыв глаза. Святой отец едва одарил его взглядом и скрылся за одной из дверей. Вскоре с той стороны послушался плеск воды. Джек чувствовал, что глаза его снова слипаются – в одеяле и полумраке он пригрелся – однако возвращения Драйзера из комнатки дождался. Тот вышел оттуда в другой рубашке и распущенными немного влажными волосами. Остановился он возле стола, переплел волосы заново в хвост и затушил свечу, ущипнув фитиль. После этого он лег в свою кровать и затих. Джек полежал немного с открытыми глазами, думая о том, что священник со своими распущенными волосами выглядел удивительно. Как будто и не священник вовсе, как будто даже аристократ, вышедший из будуара куртизанки. А потом вспомнил это его вечно постное и мрачное лицо, и решил, что скорее уж он похож на аристократическое умертвие, насосавшееся крови куртизанки и заваливающееся в свою усыпальницу. Поулыбавшись своим мыслям, Джек закутался в одеяло плотнее и провалился в сон. 8 Проснулся Джек от тычка в бок. Пробуждение было таким неожиданным, что суть сна, в котором он только что активно принимал участие, мгновенно вылетела из головы. Зашевелившись в своем коконе из одеяла, Джек заслышал позвякивание цепи и вспомнил, где находится. Судя по звукам над головой, Драйзер сейчас отвязывал его от кольца, вбитого в стену. -Что, уже утро?- разочарованно протянул Джек, пытаясь сесть в постели. -В свете последних событий ты должен радоваться каждому его наступлению,- отозвался священник, поднимаясь на ноги.- Завтрак на столе. Умоешься в той комнате,- святой отец кивнул на дверь, за которой вчера мылся сам.- Когда закончишь, выходи во двор, я буду тебя ждать. -А что вы…- окончательно проснувшись, Джек сам себя поправил: - Ты! А что ты сам так рано поднялся – неужели тебе хочется вставать в такую рань? -Господу нашему угодно, чтобы мы боролись с соблазнами. Поэтому учись находить радость в том, чтобы побеждать свою леность,- Драйзер вручил своему пленнику отвязанный конец цепи. -Я сомневаюсь, что ему радостно от чьих-либо страданий,- заметил Джек, рассматривая свои кандалы и думая, как бы их приладить, чтобы не слишком мешали при ходьбе. -Ему действительно не радостно от того, что ты это так воспринимаешь,- священник говорил это уже в дверях.- Если мне покажется, что ты слишком задерживаешься, я приду и выволоку тебя наружу сам,- с этими словами он вышел. Джек скорчил ему рожицу вслед и показал язык. После он действительно встал и, в первую очередь, поплелся к столу, шлепая босыми пятками по деревянному полу. На столе обнаружились черный хлеб, бледный монастырский сыр и молоко. Молоку Джек более-менее обрадовался, а вот всему остальному не очень. Пресная безвкусная еда осточертела ему ещё в тюрьме, и внутренний голос подло утверждал – здесь его кормить будут не лучше. И самым ужасным в его положении было то, что этот священник наверняка и сам питался исключительно подобным образом, соблюдая пост или следуя ещё каким-нибудь жутким монашеским предписаниям. Стол был расположен прямо у окна, и Джек не преминул выглянуть в него, чтобы посмотреть на двор в дневном свете. Взору его представился кусок постройки, которая, скорее всего, служила в качестве хлева, а так же внушительная куча березовых колод, наверняка заготовленных для зимнего отопления дома. После Джек решил проверить, что находится в других комнатах жилища, в котором ему придется побыть некоторое время. В назначенной для умывания комнате парень обнаружил лохань с водой, огромную бочку, предназначенную не иначе как для мытья, несколько пустых ведер и слив для воды. Окно в этой комнате темнело внушительными решетками. Джек был неприятно удивлен данным обстоятельством – дом этого фанатика определенно точно не раз принимал в своих стенах преступников. Дверь во вторую комнату оказалась заперта, и Джек понадеялся, что там не хранятся пыточные инструменты или головы тех, кто попытался неудачно бежать. Покончив со своими исследованиями, Джек умылся, как ему и было наказано, и к этому заданию он подошел с похвальным усердием, потому что после недельного заточения в тюрьме он был не против вымыться полностью, но приходилось довольствоваться и этим. Вытершись лежащим здесь же полотенцем и перемотав кое-как заскорузлую повязку на пострадавшей руке, он вернулся к столу и принялся за еду. Мечты о том, что он съест в первую очередь после того, как вырвется отсюда, немного помогли ему смириться с действительностью. Он уже заканчивал свой унылый завтрак, когда вернулся Драйзер. Тот принес с улицы свежее ведро воды, установил его на лавку и, окинув комнату быстрым взглядом, сказал: -Одеяло сложить, как было, полотенце, которым вытирался, тоже. -Откуда ты знаешь про полотенце?- с любопытством поинтересовался Джек. -У меня уже сложилось о тебе достаточно четкое представление,- безапелляционно отозвался священник.- Отвратительная небрежность и неуважение к чужим порядкам. Будь добр всегда оставлять одеяло и полотенце в надлежащем виде. И делай это по-хорошему. Джек решил, что разумнее не интересоваться, как будет по-плохому. -И сотри после себя со стола. Джек посмотрел на стол, на котором, на его взгляд, имелась только незначительная россыпь крошек, совершенно не заслуживающая внимания, но согласно покивал в угоду своему надзирателю. -А что в той комнате?- спросил он, желая разнообразить разговор, который как-то однобоко складывался из сплошных понуканий. -Кладовая,- Драйзер убрал со стола пустую кружку и тарелку. Джек смиренно смахнул все крошки со стола на пол. Подняв глаза на священника, он встретился со взглядом василиска и на мгновение испугался, не поняв, что произошло, но ощутив, что нужно бежать отсюда, и немедленно. -Ты что сейчас сделал? -А что?.. Я со стола стер… Ты сам сказал… -На пол?! Джек недоуменно посмотрел на стол, потом на пол. -Никакой грязи в этом доме! Берешь тряпку, стираешь все со стола в руку и выбрасываешь в мусор. Ты что, в свинарнике жил?- Драйзер с брезгливым выражением лица вымыл посуду, вытер её и поставил на полку.- Ты где работал до того, как воровать повадился? -В таверне,- после некоторой паузы отозвался Джек, боясь шевелиться, чтобы снова не сделать что-нибудь не то. -Оно и видно. И кем? -Ну… Разное делал. Посуду мыл, столы убирал, готовить помогал… -Что, слишком тяжело было трудом зарабатывать и поэтому решил чужое брать? -Много ты обо мне знаешь!- огрызнулся Джек. -Только то, что ты мне показываешь,- уже спокойнее сказал Драйзер. – А теперь займись одеялом. Вечером подметешь здесь пол. Со временем ты научишься поддерживать здесь чистоту. Джек подумал про себя: «Надейся-надейся, долго я здесь все равно не проторчу». Но вслух ничего не сказал и принялся молча выполнять указания своего надзирателя. После того, как он закончил, Драйзер быстро перевязал ему наново пальцы, смазав их каким-то лечебным снадобьем, и вывел его во двор. Участок, на котором располагался дом, был не очень большим. Здесь имелся хлев для лошади, сарай для инструментов, поленница, огород и несколько деревьев. Все это было окружено крепким и довольно высоким забором, к которому сейчас была привязана лошадь, на которой ехал вчера Джек. За участком зеленели сочные болотные травы, пушился камыш и высился темный неприветливый лес. Отойдя за угол дома, Джек с облегчением увидел, что с другой стороны действительно расположено поселение, именуемое Болотные Пади. Там за деревьями виднелось десятка два разбросанных по полям домиков небогатого вида, а так же кое-где можно было рассмотреть силуэты людей, занимающихся своими делами. Отдаленный крик петуха и последовавший за этим плач ребенка подтвердили, что раскинувшаяся перед взором Джека картина – не мираж. -Догадываешься, чем сейчас займешься? – донесся со спины голос Драйзера, и Джек с сожалением оторвался от созерцания многообещающего пейзажа деревни. -Молитвами о прощении недостойного меня?- предположил уже отошедший после утренних нагоняев вор. -Совершенствованием своей недостойной души,- поправил Драйзер, вручая ему топор и подводя к горе березовых колодок.- Господь создал некогда райский сад и наказал первым людям работать в нем, чтобы, делая прекрасным мир вокруг, люди видели, что становятся прекраснее и сами. Так что преврати это дерево в поленницу, способную обогреть нас с тобой зимою, и увидишь, как труд сделает тебя лучше. -А тебе, значит, во всей этой ситуации нравится чувствовать себя Господом?- дерзнул спросить Джек, взвешивая в руках топор и прикидывая способен ли тот перерубить цепь, перекинутую сейчас через один из кольев забора. -Мне нравится, что я помогаю Ему в Его замысле. А теперь попридержи свой язык, а то ведь я могу решить, что он не очень-то тебе и нужен. 9 Джек оказался совершенно непригодным для рубки дров. Ему здорово мешала цепь, и он достаточно быстро взмок и утомился, очевидно, не привыкший заниматься физическим трудом. По колодкам он промахивался, топор кренил его назад при замахе, и Драйзер каждый раз ожидал, что вор вообще опрокинется от его тяжести. Вскоре священнику надоело наблюдать за этим представлением, и он отобрал у парня опасный инструмент – такими темпами тот вполне мог садануть себе по ноге или убиться отрикошетившим поленом. Джек был позорно отправлен на грядку, пропалывать капусту. Причем Драйзер на всякий случай подробно объяснил тому, чем капуста отличается от остальной травы, отчего вор взорвался и спросил, не считает ли святой отец его полным идиотом. Драйзер не стал его разубеждать в этом мнении и взялся за дрова сам, находя привычное умиротворение в физическом труде. Джек сидел на земле, радуясь, что с дровами ему разбираться не придется, и вяло ломая сочные стебли сорняков. Рядом валялась выданная ему мотыга, предназначенная для разрыхления земли. Пользоваться ею Джек не собирался принципиально, потому что священник злил его неимоверно. «Отлично же придумано», - рассуждал он, - «нанять батрака за хлеб и воду, это так выгодно, и платить ничего не надо, и дела в хозяйстве все сделаны.» Перспектива торчать тут, «совершенствуя» себя работой и сталкиваясь с дурацкими правилами и заморочками на каждом шагу, угнетала ужасно. Тем более подавляло его осознание того, что пребывание здесь ничем не будет отличаться от тюремного – еда безвкусная, работа нудная, надзиратели злобные, чтение морали – бесконечное, скука – убийственная. «Надо просто сосредоточится на изучении обстановки и разрабатывании плана побега»,- успокоил себя Джек, без особого энтузиазма наматывая на пальцы плеть вьюна. У Джека по стране было раскидано несколько тайников с деньгами и, добравшись до одного из них, он мог быть уверенным, что к побережью он доедет без проблем - раздобудет и лошадь и припасы, если всего этого не удастся стащить здесь. «Интересно, есть ли у него здесь деньги?..»- подумал Джек и оценивающе посмотрел на занятого работой священника. Одежда на нем обычно была хорошая и добротная – значит, на что-то он её покупал, не сам же шил. И свечи у него дома были – не лучины там какие-нибудь, а восковые даже. И дрова эти он тоже не сам волок из лесу – телеги у него не было, это точно, и лошадь не рабочая, а ездовая. Значит, деньги где-то должны быть. А если они есть, то Джек их по-любому найдет – не бывало такого, чтобы ночуя в каком-то доме, он бы не узнал, где деньги. Навскидку, у священника они могли находится в той запертой комнате. Или в какой-нибудь тайной кубышке, спрятанной под половицей. Но, взглянув на Драйзера ещё раз, он решил, что не того склада это человек, чтобы деньги под полом прятать. Лежат в кладовке, это точно. А ключи с собой таскает. Теперь осталось узнать поточнее, где именно на себе он их носит, и считай, что дверь в кладовую открыта. Один хорошо рассчитанный телесный контакт и святой отец даже не почувствует, как его обшарили. Это определенно решило бы вопрос с припасом на дорогу. Да и лошадь у него же свести можно – её-то он не прятал, она как раз паслась, навязанная, невдалеке. Стоящий возле забора жеребец – явно не ему принадлежал. И поскольку он был оседлан, то, скорее всего, кто-то должен был прийти забрать его. «Провернуть побег определенно можно будет только когда священника не будет дома. Ведь не собирается же он везде таскать меня с собой на привязи? Или собирается? В любом случае, это скоро станет ясным – не будет же тот вечно сидеть дома. А если собирается? Убить его что ли?» Джек испугался своей мысли и быстро сам себя поправил – оглушить. Убивать ему пока никогда не доводилось, и он смутно надеялся, что даже при том образе жизни, который он вел, никогда и не придется. При всей нелюбви к священнику, он хотел бы ограничиться по отношению к тому менее радикальными мерами. «Только как его оглушить? Даже если подкрасться к нему сзади, нужно на табурет влезть, чтобы до его головы дотянуться. Во сне как-нибудь? Так цепь же будет мешать. Эх, раздобыть бы какого-нибудь дурманящего зелья… Может тут бабка-шептуха какая живет и поможет? Хотя, если тут кто-нибудь был уличен в ведьмовстве – то наверняка он уже этим же священником и утоплен в бочаге. Как же – потерпит он бесовское племя в своей деревне… Наверняка тут все сплошь благочестивые прихожане и примерные семьянины. Может тут вообще каждый перевоспитание трудовое у этого монстра проходил, и тут разрешено селиться только самым отличившимся…» Джек понял, что от жары и скуки его мысли ушли в совершенно дурацкие дебри и решил отложить разработку плана побега до тех времен, когда прояснится больше деталей его положения здесь. Драйзер тем временем снял рубашку, подставив спину поднимающемуся и разгорающемуся солнцу. Джек невольно оторвался от созерцания глянцевого бока капусты и обратил свое внимание на священника. Тот был необычайно хорош без рубашки. Широкие плечи, крепкие руки, вязь шрамов на белой коже, змеящаяся вдоль позвоночника плеть светлых волос. Джек заворожено проследил за движением мышц на спине, когда священник замахнулся, и почувствовал будто сердце его ухнуло вниз вместе со взмахом топора. Он тут же отвел взгляд, ощутив, что лицо запылало. «Ну надо же…», - подумал он, - «и как это он так вымахал на столь постной еде?» Сам Джек ещё несколько лет назад страдал от того, что все мальчишки-сверстники выросли в жердь длиной, а сам он едва-едва превышал рост среднестатистической девушки. Позже он начал ценить свою комплекцию и находить в ней всяческие выгоды – то, что он выглядел младше своих лет, всегда помогало давить на жалость и убеждать в собственной безобидности. Многие партнеры и жертвы воровства позволяли обвести себя вокруг пальца, только потому что до самого конца не верили, что от него может исходить какая-то опасность. Так что Джек лишь изредка думал о том, что жизнь несправедливо наделила его именно той внешностью, которая ему досталась. «Вот разве это честно?» - вопрошал он Создателя, который предположительно и определял, что кому достанется.- «Зачем ему такая стать и такие плечи, если ему и дела нет до того, будут ли висеть на нем девицы? Наверняка же его подобные вещи совершенно не интересуют. Почему бы именно его не сделать невзрачным, ему же все равно, а мне дать хотя бы пядь росту – вот тогда бы со мной все считались, и весу бы у меня прибавилось в глазах девушек и клиентов…» Джек опять поймал себя на том, что искоса рассматривает священника. Физический труд так же неимоверно украшал его, и если он действительно обладал какими-нибудь военными навыками, то в бою за ним наверняка было бы так же приятно наблюдать. Джек, который по рассеянности в быту мог не вписываться в двери и ронять все на свете, был заворожен точностью и выверенностью движений Драйзера, из-за которых банальная рубка дров превращалась в какое-то притягательное священнодействие. Опасаясь, как бы святой отец не заметил, что на него пялятся, Джек передвинулся на своей грядке так, чтобы сидеть к нему спиной. Так тот хотя бы не маячил в боковом зрении и не отвлекал от невеселых мыслей. Он провел довольно много времени, молча дергая траву и стряхивая с себя муравьев, и проворонил момент, когда к забору подошел кто-то из жителей деревни, дружелюбно поприветствовавший священника. -Здравствуй, Николас, я думал ты придешь ещё утром,- отозвался на приветствие Драйзер и, вогнав топор в колодку, подошел к гостю. Джек живо развернулся так, чтобы видеть обоих, и обнаружил стоящего возле забора мужчину размером с медведя. Ростом тот не уступал священнику, а вот мяса на его теле было гораздо больше - живот горой перевешивался через ремень, а шея могла заставить устыдиться даже быка. Впрочем лицо его, обрамленное густой черной бородой, казалось добродушным. -Да замаялся с домашними – где ж ты их на целый день одних оставишь без указаний,- голос Николаса был густым и внушительным – под стать его внешнему облику. -Грета уж достаточно взрослая, чтобы посмотреть за домом,- заметил священник, открывая ворота и выводя лошадь за забор. -Одни танцы да парни у неё сейчас на уме – как за неё будешь спокоен? -Ты к ней слишком строг. «Уж кто бы говорил…»- ехидно подумал Джек, продолжая наблюдать за гостем. Николас тоже заметил новое лицо, торчащее среди грядок и не замедлил поинтересоваться: -Я смотрю, ты ещё одного поймал. Мелковат что-то для зверя, за которым ты обычно охотишься. Или это послушник из монастыря? -Скорее непослушник. В другой раз объясню тебе, кто это,- отозвался Драйзер.- Ты наверняка торопишься. Николас, судя по всему никуда не торопился и был совершенно не против узнать все здесь и сейчас. Вор понял это по его любопытному взгляду и не преминул создать о себе более благоприятное впечатление, чем то, которое сотворит ему потом святой отец. -Меня зовут Джек,- помахал он рукой.- И я теперь у него работаю,- он кивнул на досадливо поморщившегося Драйзера. -Правда?- обрадовано отозвался здоровяк, опираясь на забор.- Что-то ты пока не сильно продвинулся в своей работе,- он указал на кое-как ощипанную грядку. -Я только начал,- скромно отозвался Джек, умалчивая о том, что сидит тут с самого утра. -А отчего в цепях? -Это у меня такой обет. Чтобы работа давалась с ещё большим трудом. Отец Теодор говорит, что это воспитывает в душе смирение и покаяние, а это угодно Господу. Николас с недоумением посмотрел на священника, тот в это время пытался воспламенить своего юного работника взглядом. -Э…Кхгм… Ну и ладно тогда,- помявшись, заключил крестьянин и подобрал поводья монастырской лошади.- Поеду я. Удачи вам в ваших трудах… -Хорошей дороги,- участливо отозвался Джек, провожая его взглядом. Драйзер запер ворота и вернулся к дровам. -Отвратительно,- провозгласил он, с силой ударяя по очередной колоде. -Что отвратительно?- невинно поинтересовался Джек. -Твое поведение. -А что такого? Я был мил при знакомстве с новым человеком. -Ты насквозь фальшивое и лицемерное создание, для которого вранье – это нормальное положение вещей. -Ну да. Прошу заметить, что я искренне этого не скрываю. -Ты наверное сейчас мнишь себя очень ловким и остроумным?- вкрадчиво поинтересовался Драйзер, прерывая свою работу и глядя на Джека. Тот внезапно расхотел быть ловким и остроумным – судя по всему, этот священник был намерен относиться серьёзно к любым проявлениям жизни своего подопечного, так что шутить с ним действительно было чревато. Особенно, когда у того в руках топор, с которым он довольно хорошо управлялся. Джек ничего не ответил, вновь неподвижно глядя на кочан капусты и надеясь, что святой отец скажет ещё что-нибудь обличительное и успокоится. -Чтобы твои слова, сказанные Николасу, хоть немного стали правдой, я действительно сделаю так, чтобы работа давалась тебе с ещё большим трудом. Уже почти полдень, и ты не получишь ни обеда, ни воды, ни отдыха до тех пор пока не закончишь эту грядку. То, что ты там сделал на данный момент, я не приму как выполненную работу – ты просто посрывал сорняки сверху, а все корни так и остались в земле. При такой прополке вся трава взойдет снова уже завтра утром. Грядка должна быть чистой и разрыхленной, и ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока я не решу, что она выглядит, как мне надо… -А что, если я вообще ничего делать не буду? Оставишь меня тут ночевать? – поинтересовался Джек. -Вероятно, придется. -А не боишься, что пока ты спать будешь, я сбегу? -Да, наверное, такое положение вещей будет неудобным,- спокойно согласился Драйзер, и на губах его вдруг заиграла та самая отстраненная усмешка, которую Джек хорошо запомнил в монастырской зале – тогда она стоила ему двух вывихнутых пальцев.- Тебя давно пороли, Джек? -Что? -Здесь рядом есть отличный орешник, он прекрасно подходит для таких целей. Надо будет надрать оттуда прутьев… -Ты что, серьёзно? -Я уверяю тебя, что не испытываю к тебе ни капли жалости. И после порки долгое время тебе придется спать только на животе. -Ты садист!- воскликнул Джек, возмущенный тем, что ему, в его возрасте, уже далеком от столь унизительных детских наказаний, угрожают подобным.- Ты ничем не лучше преступников, которых на цепи держишь! Сидел бы себе тут мирно и проповеди читал – но нет! Тебе же нужно ловить и мучить людей! Это так удобно, прикрыть то, что ты любишь издеваться над другими, благородными целями!.. -Две грядки. -Чего?! -Твой долг возрос до двух грядок. -Это нечестно!- возопил вконец разозленный вор.- Это невозможно вообще! Они вон какие здоровенные! -Три. -Да катись ты к черту!.. -Ещё одно слово, Джек, и их станет четыре. И я пойду за розгами. Вор, красный от злости, захлопнул рот и, все ещё тяжело дыша, потянулся за мотыгой. Подавив в себе желание запустить инструментом в это чудовище, он отвернулся и принялся за остервенелую прополку, воображая вместо сорняков волосы на голове святого отца. -Мы остановились на трех грядках,- заключил священник, устанавливая перед собой новую колодку. –После того, как закончишь с ними, ты получишь обед и сможешь отдохнуть. И помимо всего того, что было сказано ранее, я бы настоятельно рекомендовал тебе учиться следить за своим грязным языком. В один прекрасный момент мне надоест это слушать, и я найду чем тебя отучить. Джек снова послал его к черту. Гораздо более цветасто, но исключительно в мыслях. 10 Когда наступила полуденная жара, пребывание снаружи стало просто невыносимым. Медные волосы Джека кольцами прилипли ко лбу и шее, рубашка вымокла насквозь – однако из-за цепи снять её не было никакой возможности. Памятуя об утреннем инциденте, Драйзер решил, что вор не заслуживает поблажек и не стал отпирать кандалы, ради того, чтобы тот разделся. «Меньше обгорит»,- рассудил святой отец, отмечая, что сам он медленно но верно идет к тому, что кожа на его спине вечером будет слазить клочьями. Установив жесткую меру наказания для вора, сам он точно так же приговорил себя к работе до вечера без обеда, отдыха и воды, чтобы не ставить себя на место карающего Господа и вынести ровно столько же мук, сколько присудил подопечному. Поскольку Джек бросался то в леность, то в беспорядочное вырывание травы, то в состояние «я сейчас лягу на землю и помру», работа у него двигалась медленно. Закончил он только когда начало темнеть. У Драйзера к тому времен уже ныли руки и спина, однако, благодаря такому обороту событий, ему удалось закончить с дровами раньше, чем он сам планировал. Едва войдя в дом, Джек с жадностью набросился на воду и влил в себя чуть ли не пол ведра - священник подивился, как в него, такого щуплого, столько влезло. После Драйзер заставил его вымыть руки и лицо, черные от земли и сока растений, и только тогда позволил отужинать. После ужина он не дал вору расслабиться и попросил наносить из колодца полную бочку воды. Достав из печи «огненный камень», довольно дорогую вещь, доставшуюся ему в подарок от основателя монастырского ордена на одном из празднеств в столице, он вскипятил с его помощью воду в бочке, вручил Джеку мыло и щетку, и приказал раздеться и вымыться как следует. Тот весьма хищным взглядом проводил из печи и обратно «огненный камень», наверняка прикидывая его денежную стоимость и пробуждая в священнике трудноконтролируемое желание окунуть его в бочку с водой и подержать там минуту, не давая всплыть. Но предложение вымыться Джек встретил с радостью и энтузиазмом. Пока тот плескался в бочке, Драйзер собрал его одежду в кучу и отнес к корзине, где хранилось все, ожидающее стирки. Поразмыслив, он положил ворох вещей рядом с корзиной, потому что в сравнении с тем, что носил Джек, его собственные грязные вещи сияли чистотой и свежестью. После, сходив за кадкой и водой, святой отец не поленился замочить на ночь будущий фронт работы для своего подопечного. Покопавшись в кладовой, он отыскал чистую рубашку и штаны для своего нового жильца, и подумал, что неплохо будет заказать в деревне что-нибудь, подходящее по размеру для этого оболтуса. Одежда Драйзера явно будет велика парню, но пока ему придется довольствоваться этим. Джек уже вытирался, сосредоточено рассматривая болотный пейзаж, видневшийся через окно – там над сочными кустами качались светящиеся мушки и болотные огоньки. Драйзер счел, что будет уместным упомянуть о некоторых особенностях местности: -Ужасные топи. Каждый год там кто-то пропадает. Как правило, кто-то из приезжих. Многие из них достаточно самонадеянно полагают, будто способны пройти там без проводника. Джек натянуто рассмеялся и уточнил: -А болото у вас со всех сторон? Вы на острове? -Рискнешь проверить? -Мне всегда говорили, что я везучий,- сказал Джек, демонстративно складывая полотенце перед священником, укладывая сверток на скамью и без особого стыда выпрямляясь, полностью обнаженный.- И от королевской стражи ушел, и от виселицы ушел, и от тюрьмы тоже… -Пеняй на себя, если твоя везучесть закончится в бочаге. -О, это мне?- Джек, не особо церемонясь, вытащил из рук Драйзера рубашку и повертел её в руках. Прикинув размер, вор лукаво сощурил глаза и поинтересовался: -Не жалко свое на преступника тратить? -Я не испытываю чувств к вещам, как ты,- отозвался священник, перекидывая через локоть парня штаны.- Одевайся быстрее и в постель. -Обычно говорят раздевайся. -Что? -Ничего,- Джек храбро нырнул в рубашку. Драйзер проследил за его барахтаньями ещё немного и ушел. Перед сном он заставил Джека помолиться вместе с ним, испросил, не желает ли тот исповедоваться на данном этапе их общения – вор заверил, что совершенно не желает, после чего он был благополучно пристегнут к своему месту и отправлен на покой. Укладываясь спать, священник отметил, что тот, как и вчера не засыпал до тех пор, пока сам он тоже не лег – украдкой следя за его перемещениями по комнате. Вероятно, надеялся заметить что-нибудь полезное для своего побега. Анализируя свое отношение к новому жильцу дома, Драйзер мог точно назвать одно похвальное качество в нем – тот был совершенно беззлобным и крайне быстро отходил после всех конфликтов. Но его лживую и алчную натуру это совершенно не оправдывало, поэтому совместный путь им предстоял долгий.