***
Утром загрохотали колёса тележки. Язу подскочил с кровати, и внутренностям это не понравилось. Он закашлялся и скорее по инерции спросил, есть ли вести о других братьях. Охранник молча покачал головой. Тем временем полная женщина с тёмной кожей разливала чай и склизкую кашу. Ему она вместо овсянки подала булочки с колбасой, сыром и листьями салата — доктора жаловались, что он что мало ест. Но когда Язу откусил от одной из них, то обнаружил внутри скрученный кусок бумаги. Сделав вид, что ничего особенного не происходит, Язу сунул его в карман и быстро запихал в себя завтрак, даже не ощущая вкуса еды. Все мысли были о записке. Он послушно выпил таблетки и показал тёмной женщине, что не прячет их за щекой. И как только посторонние покинули палату, он мигом вылетел в туалет. Только там, за запертой дверью, Язу наконец-то раскрутил жирную и пахнущую кетчупом бумажку. «У тебя несколько дней на то, чтобы подготовить себе достаточно слезливую и убедительную речь для шефа. Кстати: уничтожь это. И будь паинькой». Язу прочёл дважды, чтобы убедиться, не чудится ли ему. Он больно себя ущипнул и пошлёпал по лицу, но нет — записка была самой настоящей. И каракули Рено в ней — тоже. Как и требовала инструкция, Язу разорвал бумажку на мелкие кусочки и смыл в унитаз, но ещё долго стоял над бачком, пытаясь поймать ощущение реальности. Только крошечный, прилипший к ладони обрывок цветной бумаги подтверждал это. Язу сунул его в карман, где со вчерашнего дня лежала веточка из сада и крошечный обломок наружной отделки больницы. Он подошёл к раковине и долго держал голову под струёй холодной воды, пока не пришёл в себя. Волнение ушло. У Рено получилось убедить Тсенга встретиться — это больше половины успеха. Осталось понять, что подразумевалось под «убедительной и слезливой речью» и умудриться написать её так, чтобы она точно впечатлила любого человека.***
И вот, этот день настал. Под гудевшей и слишком яркой лампой всё обрело неприятную чёткость. Ноздри забил запах кварцевания и медикаментов из больницы, так что сквозь него было сложно понять, чем тут пахло. Кажется, ничем. Безликий бокс с шершавыми стенами неопределённого цвета смотрел на Язу большим зеркалом. Возможно, именно оно делало эту комнату особенно неуютной, а может быть, ритмичное назойливое тиканье часов под потолком. Всю эту ночь, как и предшествующие, Язу готовил в туалете палаты своё выступление перед Тсенгом. Там его, сжимавшего в руках страницы со «слезливой и убедительной» речью, и нашли охранники. Без лишних слов они взяли Язу под руки и потащили в коридор, игнорируя все глупые вопросы Хила. Они привели его в эту комнатушку, велели сидеть смирно и ждать. Никто не объяснил, что произойдёт дальше, но стулья и стол были привинчены к полу, а из предметов выдали только пластиковый стаканчик с водой, который Язу почти сразу опорожнил. Так он и провёл последние полчаса в полном одиночестве. Мёрз, поджимал ноги и ждал. Что бы с ним ни намеревался сделать Тсенг, это лучше, чем продолжать ждать Лоза в палате, так? Зеркало не отвечало. Просто отражало Язу и его недоумение. Наконец, щёлкнул замок, и дверь распахнулась. С Тсенгом Язу уже был знаком — в прошлом Лоз долго и упорно бил его о ледяную глыбу головой. Впрочем, безуспешно. Он не обронил ни слова, как и Елена. Тогда он казался просто продрогшим, жалким, перемазанным кровью воришкой. Тем, кто лишил братьев Матери. Сейчас же он приближался жёстким, чеканным шагом строго в такт часов. Когда он опустился на стул, то поставил ладони клином, и они отбрасывали настолько густую тень, как будто та служила ему запасной парой рук. — Доброе утро, Y-27-z, — сказал Тсенг сухим голосом, совершенно не выражающим ни презрения, ни одобрения. Стерильным, как вся эта комната... если это слово вообще было применимо к голосу. Язу молча кивнул в ответ. — Мне сообщили, что ты подал заявку на работу в департаменте административных расследований «Шин-ра». Я так понимаю, это — твоя вступительная речь? — Он положил на стол листы, которые утром отобрала охрана. Судя по тому, что пачка дополнилась белыми страницами, текст уже расшифровали. Язу лишь вздохнул и кивнул. — На все вопросы нужно отвечать устно и добавлять «сэр». Ты меня услышал? — Да, сэр. — Так вот: ты для этого набрал столько литературы по ведению деловой переписки? — Да, сэр. — И сколько ты успел прочесть? — Всё, кроме «Лингвистики». Там было много непонятных слов, — затем он вспомнил про обращение и спешно добавил: — сэр. — Подготовился, — несмотря на мнимое одобрение, его голос продолжал быть настолько же стерильным. — Жаль, зря. Я не собираюсь задавать ни один из этих вопросов. Это было плохим раскладом. Что же теперь делать без слезливой речи? Ведь Рено же сказал... А собрать её на ходу не получится. — Что ты думаешь об этих фотографиях? — Тсенг извлёк несколько карточек и аккуратно разложил их ровным рядом. На них был развороченный и залитый кровью пол, где в неестественных позах лежали человеческие трупы. У некоторых из них не хватало конечностей. Иногда в кадр попадало огнестрельное или холодное оружие, фрагменты разбитой посуды, подносы, куски растоптанной еды. Это казалось достаточно посредственной картиной потасовки, которую вполне могли бы устроить они с Лозом и Кадажем. — Много бесполезных выстрелов. Часть убитых убегала. Остальные защищались. Была паника. Грязная работа. Атаковал левша, так? Тяжёлым оружием с широким клинком, но не как меч Страйфа. — Затем он присмотрелся к кадру с мёртвой девушкой, чьё лицо было искривлено, как у сгнившей заживо соседки Пегги. Рубашка на её груди разорвалась и вывернулась так, что на бейдже был различим знакомый логотип. — Работа Ю, сэр? — Чья? — Юкио. Почерк Одноногого придурка. Женщина убита в баре «Коралл» (1), так, сэр? — Он указал на бейдж, и Тсенг мыкнул в ответ. Положительно, но всё так же безучастно. Как будто понять это было так же естественно, как дышать. — Что ты чувствуешь, глядя на эти фотографии? — Чувствую, сэр? — На них мёртвые люди. Что ты испытываешь, когда видишь трупы? Язу взял фотографии в руки и пересмотрел их. Обыкновенные свежие мертвецы, ещё истекающие кровью — что можно испытывать, глядя на них? Они напали на Ю — и он устранил угрозу. Он же не знал, что люди такое не переносят. — Ничего. Это просто трупы, так, сэр? Тсенг молча уставился ничего не выражающими тёмными, пронзительными глазами. Тень под его пальцами всё сильнее сгущалась в мелких царапинах на столе. Он ждал другого ответа. Язу начал искать его, но в стерильной комнате не было ни одного предмета, готового ему помочь. Фотографии тоже молчали. Только искажённое лицо мёртвой девушки состроило жутковатую гримасу. — Разве что... девушки красивее, когда они живые, сэр. — Понятно. К следующему вопросу: подать заявку было приказом H-03-l? — Хм! Пусть этот гандон вонючий кому-нибудь другому приказывает, сэр. — Значит, ты не следуешь приказам первой серии? — Брехня, которую вы нам активно втирали — это сказки, так? Про законы, сэр? — А если бы на его месте был K-40-j — ты бы послушал вне зависимости от правдивости правил поведения духов? — Это был Кадаж. Ради него я бы сделал что угодно. А Хил — другой, сэр. — В каком смысле «другой»? — Он трус, сэр. И неубедительный. — И почему ты решил, что я не такой? Язу снова замер в поисках ответа, но комната по-прежнему продолжала быть такой же равнодушной, как и сам Тсенг. Действительно: что делало его другим? В этом не было никакой уверенности, тем более сейчас. Чем дольше длилось молчание, тем хуже. Мысли начали путаться, и скоро в голове останется только нечто липкое, перепутанное, из чего не построить ни одного предложения. Тогда пришлось идти с тем, что было. — Трус бы не пошёл в кратер сам, сэр. И если даже Рено предан вам, вы — настоящий. Хил боялся даже запачкать руки в стычках с Кадажем. И стучал персоналу. — Понятно, — сухо ответил он и замолчал. Тут же повисла невыносимая тишина, которую нарушало только ритмичное тиканье часов. Тсенг следил. Он чего-то ждал. Язу принялся собирать осколки разрозненных объяснений и соединять их в какое-то подобие «внушительной и слезливой речи», но все его знания из книжек тут же разваливались. Так красиво, как он написал, всё равно не выйдет. — Тогда последний и самый важный вопрос: передо мной сидит начисто лишённое социальных навыков существо, чей интеллект застрял где-то между дошкольником и подростком. При этом оно полностью непредсказуемо и представляет смертельную угрозу для окружающих. Оно пустило мне пулю в лёгкое и чуть не убило моих подчинённых — своих потенциальных коллег. И поставило под угрозу жизнь самого мистера Президента. Так вот: зачем мне такой работник? — Тогда, до дождя, я выполнял приказы, так? Выполнял качественно. Я хороший боец. Неплохой снайпер. Умею водить разные транспортные средства. Могу проникнуть почти куда угодно. Этого недостаточно? — Это делает тебя хорошим живым оружием и служит комплиментом научному отделу. Научному — не департаменту административных расследований. Мне не нужен убийца. Мне нужен тот, кто сможет провести переговоры, заключить сделку, уладить вопрос с ВРО или местными жителями. А кто сидит передо мной? Семилетка с лицом Сефирота? Когда он закончил говорить, оглушительная тишина сдавила настолько, что стало нечем дышать. Язу попытался ослабить воротник рубашки, хотя он даже не прилегал к горлу. Пальцы ощупали каждую царапину на манжетах наручников в поисках ответа, но его там не было. И в отражении его тоже не было. И на столе. Нигде. Только цепочка насмешливо лязгала. И вся эта стерильность тоже знала, что место выскочки не здесь, не среди людей. Так всем было безопасней и удобней. Было ли иначе тогда? Кто знает. Их же не выпускали на поверхность, так? — Я думаю, разговор окончен. — Тсенг хотел подняться со стула, но Язу резко прижал его локти к столешнице. В комнату тут же влетела охрана с оружием в руках. — Одно неверное движение... — Тсенг и сейчас был невозмутим и безразличен, лишь немного раздражён. Язу заглянул прямо в его глаза, настолько тёмные и застывшие, что они напоминали две дыры в черепе. И хотя ком в горле едва позволял шевелить языком, пришлось сглотнуть и сосчитать до трёх — до десяти ни у кого бы не хватило терпения. — Я не знаю, зачем я нужен вам, сэр. Но там, в мире как прежде, я не нужен ещё больше. Я оказался здесь, потому что жил так, как меня научили, так? — И что с того? — Если всё станет как прежде, смерть Кадажа или его жизнь не имели значения. И ничто не имело. Я создан «Шин-ра», чтобы служить «Шин-ра» — так используйте меня, пожалуйста. Я сделаю всё, чтобы стать вам нужным. Стану таким, каким требуется. Научусь всему, чему вы скажете. — Он до сих пор сжимал рукава, и, хотя голос звучал достаточно уверенно, внутренности вибрировали, как при езде по гравию. — Я выполню любой приказ, сэр. — Для начала убери руки и сядь ровно. Язу разжал пальцы, хотя они плохо слушались, и медленно откинулся на спинку. Тсенг поправил пиджак и приказал охране выйти. — А если я всё-таки скажу тебе «нет» — что сделаешь? — Он вновь сложил ладони клином и слегка наклонился над столом. — Сгнию заживо, сэр. Тсенг тихо усмехнулся. Глаза сомкнулись в щёлки с едва заметными морщинками в уголках. — Откуда ты нахватался этих фразочек? Из кино? — От Рено, сэр. — Ясно — откуда ещё? — Он тяжело вздохнул. — Будем честны: в обычной ситуации я отправил бы тебя обратно в лабораторию играть с Райли в фанты и осваивать правописание. Ты даже до конца не понимаешь, о чём просишь. Это не игра и не тренировки. Если я прикажу тебе застрелить духа — ты обязан это сделать. — Понимаю, сэр. — Это ты так думаешь сейчас. Но что будет, когда тебе на самом деле придётся застрелить одного из своих братьев? Лоза, например. Я этого не знаю. И так как ты — не человек, то предугадать не могу. Мне остаётся просто тебе поверить. И мне кажется, ты уже понял, что верить кому-то — это подставлять спину? — Да, сэр. — Ты осознаёшь, что ты никогда не сможешь быть до конца откровенен с окружающими? Мы работаем с государственными тайнами, и все вопросы решаются только внутри коллектива и не выходят за пределы корпорации и турков в частности. — Понимаю. Тсенг замолчал. — То есть... Понимаю, сэр! — Ты осознаёшь, что даже самые глубокие моральные переживания всегда должны быть на втором месте после приказа? Ты должен будешь сделать что угодно — даже убить себя или ещё хуже — ради выполнения миссии. — Он ещё сильнее наклонился вперёд. — Что угодно. — Да, сэр. — Ты всё равно хочешь пожизненно служить корпорации и без колебаний выполнять самую странную, неприятную и грязную работу, возможно, в процессе лишиться семьи, личной жизни, друзей и всех прочих благ обычных людей? — Я и так пожизненно принадлежу корпорации, сэр. — Ты действительно хочешь постоянно быть на посту? Если я подниму тебя посреди ночи — ты должен будешь отправиться на другой край света. И там можешь получить ранения, переломы? Возможно, стать инвалидом? — Да, сэр. — Ты понимаешь, что означает «неразглашение деталей», Y-27-z? — Никто не должен их знать, кроме определённого круга лиц, так, сэр? Тсенг одобрительно кивнул. Теперь — искренне. — Если H-03-l начнёт спрашивать тебя о поисках братьев, что ты ответишь? — Что я не могу разглашать детали, сэр. — А если, например, доктор Райли прикажет раскрыть подробности расследования, как глава научного департамента «Шин-ра»? — Посоветуюсь с коллегами, сэр. — Тебе стоит советоваться со мной. А если мистер Президент прикажет тебе говорить, угрожая увольнением или смертью? — Не знаю... На всякий случай посоветуюсь с вами, сэр. — Если у тебя будет выбор между пакетом ценных бумаг и спасением жизни маленького ребёнка — например, Марлен — что ты выберешь? — Зависит от приказа. При необходимости устраню ребёнка, сэр. Тсенг откинулся на спинку стула и сделал ещё одну отвратительную паузу, полную стерильности и тиканья часов. Как будто анализировал каждый звук, изданный Язу за этот разговор. — Допустим, ты не совсем безнадёжен. Хотя я не понимаю, что заставило Рено описать тебя в столь положительном ключе. Я считаю, что тебе здесь не место. Всё ещё настроен подписать контракт? — Да, сэр. — Ладно. Но я всё ещё не уверен, стоит ли вкладывать в тебя силы. Как ты понимаешь, твои пробелы в знаниях и социализации... значительны. Я даю тебе месяц на изучение определённого списка дисциплин. Потом ты сдашь экзамены — это как тесты или испытания, — и по их итогу я приму окончательное решение. — А если я провалюсь, сэр? — Из турков нет пути обратно, так что скорее всего Райли получит только самое необходимое из твоего тела для своих экспериментов. Уверен, что не хочешь вернуться в лабораторию? — Нет, сэр. Кажется, этот ответ его расстроил — он тяжело вздохнул. Тут Рено не солгал — уговорить этого человека, наверное, стоило больших усилий. — Осталась пара формальностей. Как только ты подпишешь документы, временно вернёшься в палату. Во-первых, необходимо продолжить твоё лечение, а во-вторых, до моего окончательного решения ты находишься в подчинении доктора Райли, и именно она распорядилась о месте вашего... временного проживания. Впрочем, иногда ты будешь отлучаться на обучение и тренировки. Я настоятельно советую не проносить с собой в палату острые и запрещённые предметы, перечень которых тебе выдаст охрана. Первые материалы для подготовки ты получишь уже завтра. Эта информация не является секретной для твоих братьев, и они тоже могут читать учебники. — Да, сэр. И, скажите: если я пройду, я же смогу общаться с другими людьми, так? — Я бы сказал, тебе стоит это делать. Главное — не по работе. Ещё вопросы? — Я смогу свободно покидать палату, сэр? — Если бы вы с Y-55-k не убили двадцать восемь человек, а ты не пытался сбегать, вас бы и сейчас не держали под надзором. Если ты преуспеешь, у тебя будет полный перечень свобод и обязательств обычного гражданина. А сейчас — вот документы и ручка. Будь добр, ознакомься. — Одна просьба, сэр. — М? — Зовите меня по имени, а не по номеру. По рукам... сэр? — Он протянул ладонь, как это делал Рено. Чтобы показать своё дружелюбие — это же так работало, верно? — Хорошо. Твой номер, впрочем, будет закреплён в досье. Это обязательно. Тсенг пожал руку. В отличие от Рено, он не улыбался, только сверлил насквозь тёмными глазами. Он сжал ладонь, пару раз плавно её качнул и отпустил. Хотя ручка на столе была самой что ни на есть обыкновенной и скучной, в дрожащих пальцах она ощущалась очень тяжёлой. Этот контракт был таким длинным, и половина слов в нём оставалась непонятной даже в контексте. Но смысл был ясен: делай что говорят, не задавай лишних вопросов, служи до конца. Не такие уж и сильные изменения, если подумать, так? Мистер Тсенг не отвечал. Он смотрел сверху, но уже не так стерильно. И постукивал пальцами по столешнице. Язу добрался до самой последней страницы, где требовалась его подпись и инициалы. Первое он так и не нашёл времени придумать — слишком долго готовил «слезливую и убедительную» речь. Тогда он просто написал своё имя шрифтом для слепых и передал бумаги Тсенгу. Тот всё проверил, покивал и велел идти следом. Теперь, когда стерильность отступила, он уже не казался таким значительным и вообще был на полголовы ниже ростом. Но Язу всё равно плёлся за ним, как маленький, а потом точно так же на дрожащих ногах отправился в палату под надзором охранников. И всё же что-то изменилось, ведь так? Хотя бы в чём-то он преуспел. Он же всё правильно сделал? Ведь так?***
Тсенг вернулся в переговорную через боковую дверь и взял сигарету из портсигара. Он прислонился к столу и небрежно бросил бумаги поверх папки с делом мальчишки. — Ну ты хорош прессовать, конечно, шеф! — рассмеялся Рено. — Велд тебя так же на работу принимал? — Это не твоего ума дело, — ответил Тсенг, щёлкая зажигалкой. — Будь у нас больше кандидатов — я бы даже слушать его не стал. Я наверняка ещё не раз пожалею о сегодняшнем дне. Или мне снова тебе рассказать, что бывает, когда департамент превращают в детский сад? Рено сжал в руке резиновый мячик и бросил его об пол. Тот отскочил в стену и затем — обратно в его руку. — Ты так говоришь, потому что мы сами были ясельной группой, ёпт. Никто и никогда не мог предугадать Нибельхайм или Фелицию (2). И уж тем более всё, что было после этого. Или ты всегда знал, что в один прекрасный день похоронишь двенадцать товарищей, ёпт? — В отличие от меня, у него есть выбор. — А ты уверен, что это так? Ты его видел? Я вот видел его до дождя, сразу после него, несколько дней подряд следил за ним. И так херово, как сейчас, он не выглядел даже когда я вписал его хлебальником в колонну, ёпт. Он или вскроется или вздёрнется. Жалко же терять такой потенциал, не? Вскроется или сойдёт с ума — это наверняка. Язу выглядел таким же потерянным, как и сам Сефирот, когда Генезис и Анджил исчезли и ничего ему не сказали. Ходил и искал везде ответ на вопрос, почему они так поступили, но никто не смог ему ответить. И Язу наверняка тоже не понимал, почему его оставили одного, и что задерживает его среди живых. Ему нужна была цель. И департамент давал эту цель каждой заблудшей душе, готовой на всё ради жизни с чистого листа. По крайней мере, такова была философия Велда: стать любимым отцом каждому забитому волчонку, а потом натравить его на любую цель, включая саму «Шин-ра». Безупречно работает до тех пор, пока ты не переходишь дорогу ещё большему манипулятору с бесконечными амбициями и возможностями. Тсенг выпустил струйку дыма, и её тут же утащило в вентиляционную шахту. Как вообще мальчишка умудрился протиснуться по ней и не провалиться вниз? — Раз ты считаешь, что у него хороший потенциал, то лично проследишь за тем, чтобы он развивался. И чтобы Язу больше не натворил ничего, о чём узнает пресса, и что мы не сумеем замять. — И что мне за это будет, ёпт? — Он снова бросил мячик и поймал его ловким движением. — Как ты сказал? «Если появится тот, кто сможет гонять за пиццей в Эдж и сторожить Руфуса — я буду на седьмом небе от счастья». Так вот, постарайся — и он появится. К тому же тебе это будет проще: мальчишка тебя обожает настолько, что копирует слова и жесты. Рено, конечно, рассмеялся, но стиснул мячик в пальцах и кинул его так, что тот отскочил за спинку дивана. Тсенг затушил сигарету в пепельнице, забрал документы и молча покинул комнату наблюдения. Впереди у него было совещание с Ривом по поводу кражи большой партии концентрата обезболивающего, применяемого при геостигме. Но самое главное: если были эти пятеро, значит, могло быть больше копий. И это означало, что пора было снова отправляться в Северный кратер.