При верном положении светил

Элли разбудили голоса, потрескивание пламени костра и запах горящей ароматной древесины. На грани сна и яви ее слегка удивило ощущение чего-то теплого и несомненно живого под щекой. Элли подскочила как ужаленная, осознав, что проспала весь остаток ночи на плече Фрэнсиса Терстона. Но, открыв глаза, она сразу вспомнила события вчерашнего дня, в сравнении с которыми остальное казалось сущими пустяками - жуткие события, страшнее которых еще не было ничего в ее жизни. Мертвецы, восставшие из могилы, мертвые пальцы, сжавшиеся на деревянной ноге дяди Чарли, переговоры с туземцами, решение Коула, томительное ожидание вечера и тот кошмар, в который переросли этот вечер и ночь. Дядя Чарли! Элли замотала головой, отгоняя страшные картинки – выходящие из вод страшилища, полулюди-полурыбы, восстающие из земли мертвые… И что если дядя Чарли не погиб, а… Такая участь много ужаснее смерти. - Да нет же, это правда он, - донесся до нее звенящий от радости голосок Энни. – Ты видел, видел? - Шлюпка вроде та, - отвечал ей более сдержанно Коул. - Кау, да это точно он! Эл! Элли! Дядя Чарли удрал, мы видели шлюпку, следили за ней! - завопила Энни, буквально напрыгивая на едва успевшую подняться на ноги старшую сестру. - Я так и знала, так и знала - дядя Чарли не такой человек, чтобы просто так поддаться всяким бедам! - Энни, сумасшедшая, пусти! - скрывая облегчение от вести, что дядя Чарли спасся, буркнула Элли. Она и верила и не верила. Безумно хотелось верить. Безумно хотелось хоть чего-то обыденного после всего пережитого небывалого ужаса. - Как ты себя ведешь? - радуясь возможности просто посердиться на простую шалость младшей сестры, сказала Элли. И тут же подумала, что проспала все время, прижавшись к плечу Фрэнсиса Терстона. В жизненные принципы учительницы из канзасской секондари скул не включалось спанье на плече английского аристократа вне брака - Элли покраснела до кончиков ушей, встретив сонный взгляд никак не могущего проснуться Фрэнсиса. В его взгляде не было ни насмешки, ни чего-то недозволенного, но все равно Элли было неловко, хотя вместе с тем от взгляда англичанина ей стало вдруг сразу намного спокойнее. И тут Элли пронзила мысль, что если уж она, сдержанная старшая сестра, знающая, что такое приличия и вовсе не увлеченная молодым английским ученым (ну… ну разве что чуть-чуть, сказала себе Элли) спала на его плече, то Энни, по уши втрескавшаяся в этого австралийца, могла… Элли придирчиво оглядела одежду сестры, но ничего предосудительного не заметила - та же матросская роба и штаны. И вид у сестренки был вполне нормальный, разве что радость так и брызгала из нее, как будто Энни была бутылкой теплой газировки. Коул же выглядел так, будто и не ему вчера должны были вспороть живот и не его спасла в последний миг ружейная пальба. В этот миг Элли вспомнила про Осбальдистона, боцмана и матросов и подумала, что хорошо бы они тоже спаслись. - Тут навесик, - затараторила Энни, - видно, жил кто-то. Мы тут нашли несколько плодов хлебного дерева, бананы вяленые, рыбу... Разожженный Коулом костер гостеприимно потрескивал, и проголодавшиеся беглецы почувствовали себя бодрее, закусив печеными древесными “булками”, бананами и индийским миндалем с чахлого деревца чуть ниже по склону. Когда все подкрепились и запили скромный завтрак водой из крохотного родничка между камнями, Терстон, как и остальные, почувствовал, что время лихорадочной гонки, страха и боя прошло, и сейчас нужно было взвесить все и решить, что же делать дальше. И ему очень захотелось оттянуть этот момент, остаться еще в этом ощущении детского похода, навеянного книжками о Томе Сойере и “Острове Сокровищ”. Поэтому он сразу же отправился осматривать хижину - вернее, простой навес из бамбука и больших пальмовых листьев. Кроме простецкой деревянной утвари и большого глиняного горшка, Фрэнсис обнаружил стопку тщательно высушенных листьев бананового дерева, на которых можно было разглядеть начертанные чем-то темным рисунки и пиктограммы. - Похоже, я зря собрался сожалеть о том, что пропали все мои записи, - сказал он подошедшей Элли. - Взгляните-ка сюда: пиктограммы почти идентичны тем, что были в записях деда. Вот - это обозначено у деда как знак Звезды. Вот эти эмблемы называются у него Ключами, это Голова, а это Хвост Дракона. - Фрэнсис, - подошедший к ним Коул выглядел крайне озабоченным. - Я могу поговорить с вами? Наедине. Элли, которую немного покоробила бесцеремонность австралийца, отошла к сестре, которая на плоском участке скалистого утеса пыталась выцарапать какие-то рисунки. - Скажите, Фрэнсис, - выйдя вместе с Терстоном из-под навеса, начал Коул без предисловия, - это была ваша идея - стрелять в туземцев? Он выглядел необычайно подавленным, словно избавление от смерти было для него не благом, а злом. Терстон покачал головой. - Капитан Блек? - снова спросил Коул, и в голосе его появилась робкая надежда. - Нет, насколько я могу судить, - ответил Терстон и с удивлением увидел, как Коул сразу помрачнел. - Стреляли Осбальдистон и его люди. Я был крайне удивлен, когда увидел, что даже тот боцман, что - помните? - был за то, чтоб отдать вас дикарям, так самоотверженно сражался, спасая вашу жизнь - Мою жизнь? - с усмешкой переспросил Коул. - Спасая? - Вы как будто не рады тому, что остались живы, - Терстон все менее что-либо понимал. - Неужели вы упрекаете Осбальдистона за то, что он помешал шаману выпотрошить вас? - Шаман не собирался потрошить меня, - тихо ответил Коул. - Когда мы с ним переговорили, он собирался перерезать веревки. А сейчас я прошу выслушать внимательно и сделать все в точности, как я скажу. *** - Энни, а почему у него такой шлем? - вырвалось у Элли, когда она увидела нацарапанный сестрой на скалистом утесе рисунок. Энни вздрогнула, будто ее разбудили, и взгляд у нее стал виноватый. Хотя ничего непристойного в ее рисунке не было - всего лишь человек в комбинезоне и круглом шлеме, чертами чем-то напоминающий Коула. - Это… так, ничего. Фантазии мои, - ответила она, натянуто улыбнувшись. К ним уже подходили Коул и Фрэнсис. - Нам придется пробыть здесь несколько дней, - сказал Фрэнсис. Коул подтверждающе кивнул. - Тут есть вода, немного еды, если что - будем спускаться чуть ниже по склону с пологой стороны, там я видел пару хлебных деревьев и папайю. Дикари побоятся сейчас даже подойти к горе. Да и мертвецы сюда тоже не сунутся. Нам нужно выждать несколько дней. После слов Фрэнсиса повисло неловкое напряжение - мыслями все вернулись к вчерашним событиям и, как это обычно бывает, пережитое теперь предстало во всем своем ужасе. Коул поворошил тлеющий костер, подбросил в него пару сухих сучьев - особой нужды в этом не было, но костер казался маленьким средоточием нормального мира в океане обступавшего их кошмара, и все охотно снова расселись вокруг. Элли заметила, что Энни украдкой положила руку на ладонь Коула, которой тот оперся о землю. Австралиец едва заметно вздрогнул и взглянул на девушку почти виновато. - Кстати, мисс Энни, - чтобы разрядить обстановку, с улыбкой спросил Терстон, - что значит “слово менвита”? И почему вдруг оно золотое? Его вопрос произвел эффект разорвавшейся бомбы. Энни испуганно взглянула на Коула, а глаза Элли расширились от изумления. - Откуда вы могли слышать про менвитов, сэр Фрэнсис? - Мисс Энни вчера сказала так… - смешавшись, ответил Терстон. - “Вита”... - пробормотала Элли. - Господи, как же я не догадалась сразу? Перед ее глазами встали рисунки сестры - космолетчик в шлеме. Теперь она была уверена - неясные черты, которые рисовала Энни, были чертами Коула. Четыре года… Энни думала о нем все четыре года! - Эл, послушай... - смущенно начала Энни. - Менвиты - коварные жители планеты Рамерия, поработившие своих собратьев арзаков, - не слушая ее, проговорила Элли. Она сразу вспомнила все рассказы Фреда Каннинга, которым доверяла гораздо больше, чем словам своей сестры о том, что теперь менвиты могут исправиться, и что один из них даже успел это сделать. - Я - менвит, - опередив Энни, сказал Коул. - Он - менвит, - подтвердила Энни. - Штурман звездолета Кау-Рук. Сложно не поверить сразу троим, когда они рассказывают примерно одинаково. Однако и поверить в рассказы о Волшебной стране и ее обитателях Терстону было непросто. - По преданиям, в доме, некогда принадлежавшем нашей семье, есть шкаф, через который можно проникнуть в другой мир, - дипломатично сказал он. Элли и Энни заговорили разом, да так горячо, что понять их было почти невозможно. - Мне тоже непросто было принять то, что звери разговаривают, что городом управляет разумное существо из соломы, а другим городом - существо из железа, - примирительно сказал Кау-Рук. - Как же вы попали на остров? - спросила Элли. В ее голосе чувствовалось недоверие. - Ведь Фред рассказывал, что ваш корабль успешно стартовал. - Случилась неприятность, когда я обследовал повреждения в спускаемом модуле, - ответил Кау-Рук. - Модуль отделился от корабля и улетел к Беллиоре… к вашей планете. Он упал в океан, а мне удалось выбраться и доплыть до берега. - И как же теперь корабль? Вы, значит, сбежали, оставив их... - не унималась Элли. - Корабль-то долетит, что ему сделается? - вмешалась Энни. - А почему ты не спрашиваешь, каково Кау? Одному, на чужой планете? И почти без надежды вернуться… Последние слова Энни почти прошептала, в глазах ее стояли слезы. Элли замолчала. Она и сама не знала, что угнетало ее больше: вспомнившиеся рассказы Фреда о способностях менвитов манипулировать сознанием, то, что именно этот менвит когда-то похитил ее сестру - или же то, что Энни, болтливая малышка Энни, у которой никогда ничего не удерживалось в тайне, оказалось настолько скрытной. Элли чувствовала себя обокраденной - их с сестрой “вместе” разрушилось, и разрушилось каким-то пришельцем. - Полагаю, мы теперь все в одной лодке, - сказал Терстон. - Стоит думать о насущных проблемах. - Кроме того, завтра мой день рождения, - заявила Энни. - Мне будет шестнадцать, и я совсем не хочу, чтобы мы ссорились. *** Терстон перебирал листья с надписями, напряженно вглядывался с начертанные бурым пиктограммы, припоминал, сопоставлял. Чаще всего встречались грубые изображения существ, схожих с тем чудищем, статуэтка которого недавно вогнала его в первобытный ужас. От изображений веяло тем же ужасом, но должно быть в силу своей схематичности, они не имели такого парализующего эффекта. Элли Смит, чувствовавшая себя после разговора и признания Коула… то есть Кау-Рука не в своей тарелке, не могла больше оставаться одной. И с сестрой, ставшей вдруг почти чужой, ей было неловко - тем более что Энни занялась плетением длинной веревки из нарванной на полоски робы Кау-Рука. Она ловко сплетала полоски прочной ткани и пела. Элли узнала любимую песенку их матери, которую та всегда напевала во время домашней работы. Когда я маленькой была, Спросила мать я, что меня ждет: Буду ль красива, стану ль богатой? Молвила мать в ответ: Que sera, sera. Что будет, то будет – жди, Не знаем, что впереди, Que sera, sera. Будущего жди. Когда пришла ко мне любовь, Спросила милого я, что нас ждет: Будет ли солнце, встретим ли счастье? Милый сказал в ответ: Que sera, sera. Что будет, то будет – жди, Не знаем, что впереди, Que sera, sera. Будущего жди.* Кау-Рук, чуть улыбнувшись, прислушивался к не слишком сильному, но верному голосу Энни, но когда она подняла на него глаза, прервав работу, сразу поспешил сделать вид, что занят обозреванием морского горизонта. Элли неловко было наблюдать за ними, она впервые ощущала себя третьим лишним в жизни собственной сестры. - Можно к вам присоединиться? - робко проговорила Элли, подойдя к англичанину. Разумеется, - обернувшись, с приветливой улыбкой ответил Терстон. Он готов был добавить “милая Элли”, но не решился. - Я буду рад. - Кажется, под этим знаком в бумагах профессора Энджелла было написано “Заклинание, открывающее некие Врата”, - присев рядом с ним, Элинор осторожно показала на рисунок и значки под ним. - Совершенно верно. Но вот эти пиктограммы не поддаюся расшифровке - я убежден, что они не относятся ни к одному из существовавших языков семитской группы. Скорее всего это тайнопись, специально изобретенная для записи этих заклинаний. А что если… Терстон вспомнил свою фонетическую запись песнопений, и тот перевод, который Кау-Рук узнал от Льюиса-Унхо. «Пх’нглуи мглв’нафх Кхатханотхоа Крогх’миагр ревгах’нагл фхтагн. Отнг’Рлам! Отнг’Рлам! Кхатханотхоа фхтагн! Кхатханотхоа фхтагн!» Оказывается, заклинание так прочно отпечаталось в его мозгу. - Попробуем… у нас есть собственные имена, у нас есть повторяющиеся сочетания… - бормотал Фрэнсис, перебирая листья и вглядываясь в группы пентаграмм. Его охватил охотничий азарт. - Смотрите, тут частично повторяется, - присоединилась к его поискам Элли. - Конечно, мы даже не знаем принципов построения фраз, не знаем даже слоговое это письмо, иероглифическое или фонемное… но все же стоит попытаться….. - продолжал Терстон. «В своем обиталище на Обратной горе неумерший Кхатханотхоа пробудится падучей звездой! Приди, Рлам! Восстанет Кхатханотхоа”. Кхатханатхоа… Кха… тха… Забыв обо всем, они погрузились в расшифровку. - А здесь порядок знаков обратный, - заметила Элли. - Похоже, если это - Открытие Врат, то вот это - Закрытие… Мисс Элли, вы просто чудо! Давайте-ка попробуем… Они переменяли знаки и слова, пробовали так и эдак. Коротко перекусили все теми же безвкусными плодами хлебного дерева, которые Энни запекла на костре, и папайей. Терстон ощутил что-то вроде угрызений совести, когда подумал, что Энни и Кау-Рук (как же трудно привыкнуть к этому странному имени!) заботились о хлебе насущном, пока они с Элли занимались никому особо не нужными расшифровками. Но угрызения почти сразу и исчезли - Фрэнсиса не покидало сознание того, что они с Элли делают нечто необычайно важное. Солнце уже заваливалось к западу, туда, где небосвод смыкался с океанской голубизной, когда у обоих исследователей начало получаться что-то вразумительное. - Нам повезло иметь сразу и фонетическую запись большой фразы с повторяющимися конструкциями и именами собственными, и ее перевод, - Фрэнсис удовлетворенно откинулся назад и прислонился спиной к бамбуковому столбу, подпиравшему кровлю. - Пожалуй, - Элли улыбнулась. Потом взглянула туда, где сидела Энни, и лицо ее приняло озабоченное выражение. Фрэнсис проследил за ней взглядом и не увидел нигде Кау-Рука. Менвит, произнес он про себя, человек, которого он считал австралийцем, на самом деле даже не землянин. Поневоле посочувствуешь Элинор, которая переживает за сестру. И Фрэнсису вдруг подумалось: вот в том, что Кау-Рук узнал перевод заклинания именно от Унхо, теперь нельзя быть до конца уверенным. ...- Что бы ни случилось, вы не должны покидать девушек до тех пор, пока не уберетесь с этого острова. Особенно Энни. Вы должны, не колеблясь, уничтожить того или тех, кто будет угрожать им. Без мыслей и колебаний, Фрэнсис! Кем бы ни были угрожающие Энни и Элинор - вы должны будете их уничтожить. Даже если это буду я. Запомнили? Голос Кау-Рука проникает во все самые отдаленные уголки сознания, заполняет их, будто дурманящий дым экзотического курения. ...- Вы должны уничтожить любого. Любого! Запомнили? Любого! - Она так изменилась, сэр Фрэнсис, - вернул Фрэнсиса в реальность голос Элли. - Я только сейчас осознаю, как она изменилась. Моя сестра никогда не была скрытной. Как хотите, но в этом есть что-то… предательское. Бог с ними, с тайнописями, подумал вдруг Фрэнсис. Разве имеют значения такие вещи, когда рядом с тобой - прекрасная леди? Элли, встретившись с откровенным восхищением в его глазах, смутилась; ей хотелось поделиться своими опасениями за сестру, но внезапно эти опасения стали казаться смешными и глупыми. Ведь она хочет Энни только добра - а сейчас ее сестра… счастлива? - Ваша сестра - замечательная девушка, - сказал Терстон, поневоле любуясь тем заботливым, почти материнским выражением, которое появилось на лице Элли. А сам снова вспомнил странные и зловещие слова, сказанные ему Кау-Руком. “Уничтожить любого. Запомнили? Любого!” - Наверное, я немного ей завидую, - сказала вдруг Элли. - Ее смелости и… безоглядности. - Да, вы другая, - без промедления ответил Фрэнсис. Он и сам не заметил, что взял руку Элли в свои. И она не отняла руки. - Вы другая. Вы более взрослая и ответственная, умная и… не менее любящая, мисс Элинор. Поверьте, я никогда еще не встречал более гармоничного сочетания ума и красоты… Это я говорю, изумился кто-то в сознании Терстона. Это все говорю я, который всегда опасался подобных… ситуаций, считая их чем-то сродни волчьим ямам? И, не давая себе снова задуматься, заколебаться, испугаться, он потянулся к девушке и, нежно взяв ее за подбородок, коснулся губами ее губ. Он ощутил, как Элли вздрогнула, ощутил, что она была готова отпрянуть. Но Фрэнсис удержал ее за руку, приникая уже настойчивее к губам. И почувствовал, что на его поцелуй отвечают - сперва неуверенно, а потом все смелее. - Кау, ты куда? - раздался снаружи голос Энни. - Погоди, я с тобой! “Вы не должны покидать обеих девушек”. Голос, вползающий в сознание! Кау-Рук говорил ему… “Особенно Энни”... Проверяя на ходу револьвер, Терстон выскочил из-под навеса - и увидел, что ни Энни, ни Кау-Рука нигде нет. А прочная веревка, сплетенная Энни - она сказала, это на всякий случай, если придется спускаться по крутизне - закреплена за ствол рододендрона у самой кручи и уходит вниз. - Мисс Энни! - позвал Фрэнсис. И с облегчением услышал в ответ откуда-то снизу. - Сэр Фрэнсис, Эл, идите сюда - тут так интересно! Пещера, и такая красивая!