Увалень. Два врача

Сколько раз брал с себя честное слово Эдуард, что не будет свои интимные отношения связывать с врачами. Тем более восстанавливать утраченное с теми хирургами, с кем давно разбежался в своей непростой жизни. Но смазливый мужчина, что ожидал его в регистратуре и болтал напропалую с их хихикающими медсестрами, никуда не исчезал. Более того, он помахал издалека своему бывшему секс-партнеру рукой и даже с великим интересом осмотрел бурчащего с боку от Эдуарда Юрия. Как понимал кардиохирург из всех стенаний своего коллеги, длившихся примерно неделю, его жена-таки подала на развод. — Привет, дружище! — Эдуарду жамкнули руку так, что он скривил невольно рот, хотя и даванул ответно. — Здравствуй, Валентин. И какими судьбами ты и здесь? — Так вот, сбежал из Москвы к вам! А что, не рад нашей встрече? Как София? Все так же прекрасна? А детки? Эдуард, честно говоря, не был особо рад своему старому партнеру. Расстались они с Валентином не очень хорошо и душевно, и все опять же из-за Гудзона. Сначала у них все было гладко и сладко. У Эдуарда была своя ширма в виде Софии, у Валентина своя в лице Галины. Обе женщины знали секреты своих мужей, более того, даже поначалу дружили. Но Эдуард пригрел брошенного Андреем Гудзона, и понеслось! Валентин оказался очень ревнивым, скандальным и неуемным. Более того, он даже свою жену настропалил так, чтобы та убедила Софию повлиять на решение Эдуарда. А София возьми да и поддержи выбор своего гениального мужа. Женщины на этом поприще так же рассорились вслед своим голубым мужьям. В этот непростой период Валентина позвали в Москву, и он, естественно, ухватился за столь соблазнительное предложение. Таким образом любовники с университетской скамьи лихо разбежались в разные стороны, основательно покусав друг друга. — Моя София всегда красива. Сыновья растут. А твоя дочь? — О! Она уже невеста, может сосватаем наших детишек между собой? — Валентин наклонился как бы случайно к Эдуарду и прошептал в его ушко. — Я до сих пор не могу забыть того минета, что делала мне на зимней вечеринке твоя будущая жена. Эдуард помнил его так же, еще бы — это был единственный раз, когда они вместе с Софией ублажали на пару одного мужчину. Такое, даже если захочешь, хрен забудешь! Эдуард передернул плечами и решил поменять тему неприятного разговора: — Не нам решать за наших детей. Кстати, знакомься, мой коллега. Юрий Олегович — сосудистый хирург. А это мой давнишний знакомый, сокурсник по студенческим временам — Валентин Андреевич — пластический хирург. — М-м-м-м… очень приятно! — пожали игриво руку Юрию. Коллега Эдуарда конкретно хлопал глазами и смешно то открывал, то закрывал рот. — И мне тоже! — наконец-то выдавили из себя, а потом переспросили тихо у Эдуарда. — Это же тот самый ведущий светила из Москвы? С другого же бока спросили совсем по другому адресу, но также секретно и с придыханием: — Он по девочкам? Хм-м-м-м… А жаль, симпатичный натурал. Эдуард покивал им обоим, а потом извинился перед Юрием и отвел ухмыляющегося Валентина подальше в сторону: — Что ты хотел? И в какую больницу перевелся?! Если бы переводили врача такого уровня к ним, Эдуард знал бы об этом заранее. А тут и ежу было понятно, что Валентин будет работать в другом месте. — А ты угадай! Более того, я кое-кого там встретил. И могу даже подтвердить, у твоей рыжей зазнобы красивый мальчик. Просто конфетка, а значит… — пояснили масляно. — Ничего это не значит! — перебили, мысленно чертыхаясь. Вот только не к Гудзону, ибо будет окончательный кирдык. Салтанович нахальства и грубости в свой адрес не потерпит. А значит будут вечные скандалы, склоки и все это выльется начальству на уши. — И как вы с Гудзоном будете делить клинику? Вдоль, али поперек? — Никак, он мой непосредственный начальник, но под меня полностью отдают все отделение лицевой хирургии и пластики. Сам понимаешь, после аварий не просто нужно сшить заново человека, но и сделать это красиво. Так, чтобы новые лица и тела понравились вернувшимся с того света, — Эдуарда осмотрели голодным взором болотных глаз и игриво наклонили голову. — Может, повторим… я, ты… София? — Могу дать телефончик моей женушки, с ней договаривайся сам. А я пас! — Почему же? Только не надо петь про старые грабли! — Ты прекрасно объяснил себе все сам. Валентин игриво поправил пепельные волосы, когда-то они были у него темно-русыми, но седина брала свое, и он постепенно переходил в категорию платинового блондина. — Наши грабли счастливы с Кирюшей. Славный мальчик, так почему бы нам… — Прости, Валентин, но «нас» больше нет, — отрезал Эдуард. — Тогда хотя бы давай куда-нибудь сходим, выпьем? Так сказать, мировую. Дабы остаться хорошими друзьями. Был поздний вечер субботы, и Эдуард ничего лучше не придумал, как утянуть Валентина в «Элегию» с тем злобным умыслом, чтобы там его и оставить среди озабоченных мужчин, а самому незаметно сбежать. В этот раз Андрей Венедиктович даже не пискнул, только увидев, с кем пришкандыбал мрачный, как грозовая туча, Эдуард. Уж кого-кого, а бывшего любовника кардиохирурга он знал распрекрасно. Еще бы, он у них вел практику, а еще отвечал за студенческое общежитие. Так что Валентин в бытность попил много студенческой кровушки, и Андрей, с его-то нравом агрессивного самца, не был исключением. — Андрюша! Вот не думал, что хозяин «Элегии» именно ты! А знаешь, о твоем славном заведении даже в Москве ходят настоящие мифы. И почему вдруг выдающийся и многообещающий хирург ушел в такой грязный бизнес? — замаслили глазками, озираясь вокруг и оценивая разношерстный контингент мужчин. Андрей поперхнулся на слове приветствий и не менее хмуро состроил свое лицо: — Если бы не я, то где же бы отдыхали такие, как ты, Валька? Ладно, не тушуйся, проходи. Гориславович! Арсен выпрыгнул к ним, словно черт из табакерки. — Знакомьтесь, наш старый с Эдуардом друг. Валентин! Хитрый виноторговец тут же оценил смазливого Валентина и утащил показывать секретные кулуары Элегии. — Никогда не думал, что скажу тебе спасибо, — хмыкнул Эдуард. — А мне твоего спасибо и не нужно, еще пару минут, и я бы сам его кастрировал с особой жестокостью и без анестезии. Да и зачем, скажи на милость, прожженному пассиву яйца? Он ими все равно не работает, так? — Ага, хотя своей жопой заебывает почище крупного члена любого актива, — усмехнулся знающе Эдуард и, осмотрев колыхающееся впереди пространство, заметил: — М-м-м-м, у вас сегодня только молодежь? — Нет, не только, просто вы пришли слишком поздно, к-хм, с вашим бывшим. И в это время обычно, кто поопытнее и постарше, уходят в VIP. А у тебя есть два варианта сбежать от этого пиздюка. Первый — сразу валить огородами и подальше от «Элегии». Второй — сесть под самые колонки в толпу прыгающих мальчишек. Зуб даю, Валентин туда никогда не сунется, он и раньше-то не любил дискотек. — А чего ему любить? В это время обычно, когда другие зажигали на танцполе, он чаще всего пел подо мной, — съязвил Эдуард. — Так что выберешь? Первый вариант — больше люб мне! — оскалился Андрей. — Не дождешься! Кстати, Костик не зажигает с другими малолетками, а? — ощерились в ответ. — Да чтобы я своего чистого мальчика пустил в этот вертеп мелких чертей? — Андрей сжал кулаки до белых костяшек. — Спит он наверху, я его уже укатал! И не раз за сегодня. — Ха-ха! Спасибо за информацию, думаю, комната номер семь? — съязвил Эдуард, пританцовывая в сторону веселящейся молодежной толпы. — Ах ты ж-ж-ж-ж… — зашипел Андрей, как ему лукаво улыбнулись через плечо. — Не заводись, муженек, я туда не сунусь. А Валентину передай, если он тебе снова будет ебать мозги, я для него умер, причем основательно и давно. — Значит, ты труп?! — подобрел хозяин «Элегии». — Нет, уже прах от него! И пожелай мне удачи занять свое драгоценное внимание другим милым мальчиком. Да так, чтобы я и вовсе забыл о твоей милой зазнобе в комнате номер семь. Андрей заулыбался солнечно, даже как-то по-глупому, и помахал рукой: — Давай, тряхни своим прахом, старик! Для тебя VIP всегда за бесплатно! Колонки отдавались где-то в затылке, извивающаяся завеса из молодых парней геев удачно скрывала Эдуарда от рыскающего по всей «Элегии» Валентина. Пока его бывший не наткнулся на пару крайне заинтересованных его оттопыренной задницей активов, явно подосланных ушлым и злопамятным Андреем. «Что ж, один на свою жопу приключений огреб!» — Эдуард видел, как эти двое буквально на руках утащили брыкающегося пластического хирурга в сторону VIP комнат. Теперь можно было спокойно расслабиться и отдохнуть. Он немного еще поизвивался под молодежные ритмы и, отойдя к самым колонкам, уселся на высокий стул. Мальчики были гибкими, молодыми, прыткими и слишком активными. Некоторые танцевали группами, какие уже сформированными парами. Но один танцор выделялся особо. Черные встопорщенные волосы, словно перья ворона в разные стороны, ломкие, но в тоже время изумительные по красоте движения. А еще влажные огромные, сверкающие, в огнях дискотеки изумительные глаза. «У него что, костей нет?» — удивился хирург в Эдуарде. Юноша был одет в обтягивающую черную водолазку и джинсы, на которых гремело несколько вязанок цепей. Молодежные напульсники, проколотые сверху уши, покрашенные ногти в антрацитовый беспробудный цвет. Он отплясывал в кругу какой-то компании, и хотя рядом танцующие вроде как бы были с ним, но в тоже время как-то совершенно отдельно от него. А еще Эдуард почувствовал на себе несколько раз изумленный взгляд этого вороненка. Сначала он думал, что показалось. Зачем такому гибкому юному мальчику такой старик, как он? Но нет, изгиб изумительного тела и вновь брошенный голодный взгляд влажных глаз. «Кажется, сегодня у меня будет секс!» — Эдуард лукаво улыбнулся, когда снова поймал взгляд этого ворона и плавно вытек из толпы и, подойдя к бару, у распорядителя попросил ключи от VIP. Ему выдали пятый номер. Эдуард сверкнул ключами так, чтобы тот, кто пошел за ним, видел его серьезный настрой и двинул в сторону лестницы. Он не смотрел, следует ли за ним этот мальчик или нет, ибо чувствовал его голодный взгляд на своей спине, а когда вышел на пустынный этаж, распахнул комнату и стал ждать своего сегодняшнего спутника на ночь. Юноша удивленно оглядел убранство элитного этажа и присвистнул, прошептав хриплым голосом: — А ты богат! — Иди сюда! — поманил его Эдуард, в штанах накатило так, что ему стала крайне нужна эта доступная дырка. — М-м-м-м… — юноша, пританцовывая, подошел, его волосы, и правда, были антрацитовыми, как у галчонка, а глаза оказались темно-синими, практически черными с таким изумительным оттенком, что Эдуард подумал о цветных линзах, но ничего не сказал вслух. Он притянул к себе за талию верткое тело и жадно поцеловал в подставленные губы. У юноши оказался проколот язык, и штанга в нем еще сильнее завела Эдуарда. Руки зашарили под водолазкой, найдя прокол еще на пупке. Он огладил проколотые тонкие ушки и прошептал: — А ты любитель железа? И где еще у тебя есть проколы? — Хочешь узнать? Найди сам. Все, что увидишь — все твое! — игриво потянули за собой внутрь открытого номера. — Как интересно. Эдуард последовал за изящной фигурой, но тут же зажал ее, не отпуская от себя, как только они прошли дверь. — А ты большой мальчик, — огладили налитый член в черных джинсах, чувствуя сбоку на стволе еще несколько сережек. — И украшен, как новогодняя елка! — Да и ты не мелкий, — коснулись ответно его члена, призывно застонав на весь номер. — И потом, эта елочка сегодня на всю ночь твоя, наслаждайся! — хихикнули, выскальзывая из рук и качая бедрами, прошмыгнули до широкой кровати. — Праздник каждый день, — оскалился в хищной улыбке Эдуард. Он и не думал, что клюнувший на него юноша будет настолько прекрасен. Трахались долго, самозабвенно, как будто завтра конец света, и им осталось жить всего пару часов. У Эдуарда так никогда не стояло даже на Гудзона. На столько каменно, текущее и желанно. Член был налит под завязку, и такой мощной дубиной он бы сейчас без страха померялся, к примеру, с Андреем. Нет, с Кирюшей бы постеснялся, там была невозможная величина, но факт оставался фактом. Сегодня, его член был на недостигаемой раннее для него высоте. Да и шлюшка, что ему досталась на эту горячую ночь, была под стать. Не растраханная, я бы сказал, даже узкая, тугая и в тоже время мягкая, безотказная и жутко ебливая. Рабочая на все сто процентов. А главное, словно сделана своим изумительным по форме округлостей задом именно для него — Эдуарда. — Славно-то как, — прошептали под утро, греясь на его прокаченном теле, — давно у меня не было такого. Опытного дальнобойщика. — А у меня такой сладкой, нежной дырочки, — поцеловали в проколотое ушко. — Ты бываешь тут часто? — Нет, редко. А ты? — Тоже непостоянно, просто сегодня пригласили, у одного моего знакомого днюха, вот и пошел. — Я рад, что ты выбрал меня, а не сверстника. — С них никакого толка, одни понты да грубость. Не люблю, когда загибают тупо раком и ебут до крови, заверяя тебя еще, что ты должен при этом ловить немыслимый кайф. Говор был у парня молодежный, немного непонятный для такого консерватора, как Эдуард. Но ему все рано было тепло и славно в обнимку с этим неугомонным незнакомым парнем. — Хочешь еще? — улыбнулся Эдуард, выцеловывая тонкую руку. — Нет, больше не могу! Загонял ты меня, в первый раз в моей жизни затрахали меня, а не наоборот. Обычно заебываю я. — Да ты энерджайзер! — в мягкие волосы, что стояли откровенно дыбом, подули, а потом нежно поцеловали. — Хочешь, встретимся еще раз? Синие влажные глаза, что в утренней хмари смотрелись бездонными черными колодцами, посмотрели в упор: — А ты хочешь? — Да. — Тогда ладно. Я тоже не против. М-м-м-м… до следующей субботы? Мальчик выскользнул из его объятий, словно живая ртуть, и стал оперативно натягивать на свою поджарую задницу джинсы. На левой ягодице, чуть сбоку вверху сверкнуло небольшое родимое пятно, словно маленькая коричневая чечевица. Эдуард это местечко вылизывал особенно тщательно, запоминая все вкусовые оттенки пленительной молодой кожи. — Тогда до встречи! — юноша на прощание игриво высунул свой проколотый язычок и исчез. — Вот черт! Я даже не спросил его имени, а он не попросил никаких денег. Эдуард рухнул на укатанную ими на пару мятую кровать и глянул в узорчатый потолок комнаты номер пять. Он глобально отличался от того, на который ему приходилось пялиться каждый день в гордом одиночестве, а главное, там не было этой чертовой лаконичной люстры Гудзона, которую никак не поднималась выкинуть его твердая рука.