Увалень. Два врача

Зарекался Эдуард и не раз, не любить врачей. А тем более хирургов, которые еще и гениальны от бога. Но это медноголовое чудо было исключением из всех его установленных правил. — Какими судьбами? Протянули пачку и отметили мельком, что Гудзон не отказался, раскуривая одну и садясь зеркально Эдуарду на подоконник. Значит, сегодня кто-то умер у него на руках. Это было плохо, Эдуард не любил, когда Гудзон грустит. От такого состояния его возлюбленного у него и самого кошки скреблись на душе. — Вызвали на консультацию. — Торопишься? — Нет, время пока есть. Скупые вопросы, лаконичные ответы. Минимум слов, максимум информации. И в этом весь Гудзон. Теперь совсем чужой, недоступный. — Очередной воздыхатель? — Что, столкнулся в коридоре? — Ага! Бежал и матерился. А особенно на тебя. Что ж ты так был груб с мальчиком, Эдик? — Он решил, что на моей могучей шее въедет в рай. Нашел вола, кретин. — Кретин. Это точно, — поддакнули в ответ и, затянувшись, прищурили свои золотые глаза. — Как Кирюша? — Нормально. Хотя меня напрягает, когда он подрабатывает в «Элегии» у Андрея. «А как напрягает это Андрея. Ты просто не представляешь как, мой милый, любимый… друг. Но от хорошего куша Венедиктович никогда не откажется. А особенно от последней возможности хоть и редко, но видеть тебя!» — Давно не виделись. И поговорить толком никак не удавалось, — Эдуард погасил сигариллу и раскурил сразу новую. Гудзон повторил его действие. «Точно, сегодня кто-то отправился в рай», — грустно подумал светский лев. — Да уж, почитай, с нового года. — Как Игорь с его натуральным Иваном? — Замечательно, дом полная чаша. Да и детки Ванечки сейчас при нем… Кстати, о детках! У тебя нет знакомого хорошего адвоката? Эдуард поднял изумленно свою бровь и назвал пару известных фамилий. — Эти отказались. Дело поганое, и наш оппонент настоящий бандит в законе. Я спрашиваю о тех, кого я не знаю. — А что за дело? Объясни. Гудзон объяснил, на все про все у него ушло пара минут. — М-дя… скверно, очень скверно. Легче купить новую квартиру, нежели забирать у такого гада ту. — Знаю, но все же. Оба задумались, и Эдуард вспомнил недавнего пациента старика, у которого сын вроде был опытным юристом. — Сам понимаешь, коль отказались настоящие акулы в юриспруденции, найти опытного адвоката не так-то легко. — Знаю, но хочу хлопнуть этому гаду по носу! — И с чего такое рвение? — удивился Эдуард, было такое чувство, что у Гудзона были личные причины по этому делу. — Мать этих мальчиков привезли ко мне после аварии. Но она была в таком состоянии — практически труп с размозженной головой. Я ничего не смог сделать. — Если ты так говоришь, то никто бы не смог, — заверил Эдуард и со вздохом пообещал. — Поищу. А сам тусклым взором обнял столь желанного человека. Эх, прижать бы к себе и никому бы не отдавать. Любить, упиваться, гореть страстью… Но… Гудзон счастлив с Кириллом, более того, Эдуард знал, что его друг решил усыновить официально Сагу. Это было сложно, но возможно. Главное, гордый Кирилл согласился. И даже решился взять второй фамилию Гудзона, сделав ее двойной. — Благодарю, друг. От Игоря тебе большой, горячий привет. И спасибо, — Гудзон встал, туша остаток сигариллы, видно свободное время у него вышло. — За что? — За это, — прижали к груди руку, там, где остался тонкой ниточкой след. — Надеюсь, что это был первый и последний раз, когда я штопал тебя. — А я-то как надеюсь, — заверили похоже в ответ и, кивнув на прощание, оставили одного. Они редко прощались, как и здоровались вслух. Просто им было это не нужно, так как их связь друг с другом была намного глубже и прочнее всех тех наносных отношений, что встречались у обычных людей в их обыденной жизни. Старика он оперировал примерно неделю назад. Причем мужчину привезли по неотложке. И Эдуард мог заверить с чистой совестью, что вытащил его на этот свет буквально зубами за шкварник. Он зашел в палату VIP и застал тихого, неприметного родственника, что в уголке читал увесистую громоздкую книгу. Старика не было, видно отправили на физиопроцедуры в реабилитационный корпус. И Эдуарду ничего не оставалось, как оценить эту серую личность, что торчала сычом в палате у пациента и запойно читала, не обращая внимания ни на что вокруг. — Ой, здравствуйте! — появление в его пространстве врача, вызвало у этого книжного червя откровенный шок и одновременный ступор. «Ну надо же, он-таки оторвался от замшелого фолианта и соизволил заговорить со мной. Какая честь! Интересно, кто он? Сын или внук, впрочем, в прошлый раз был точно другой. Главное, не упал бы в обморок. Ведь появление хирурга в нашем отделении и в данной палате — смерти подобно!» — съязвил про себя Эдуард, продолжая рассматривать сей странный несуразный экземпляр молодого мужчины. Такое убожество он бы запомнил точно. Уложенные, тщательно прилизанные темно-пепельные волосы, квадратные стекла очков, из-за которых совершенно не видно глаз. Острые черты лица, твердо-очерченные, обветренные до крови губы. В общем, м-дя… не фонтан. — Здравствуйте, я — Эдуард Владимирович. Кардиохирург. — Павел, — представился молодой человек, он встал неуклюже со стула и, положив на сидение свой фолиант, протянул руку Эдуарду. Пальцы были холодными и тонкими. Эдуард от такого контраста температур нечаянно вздрогнул, и этот Павел засмущался: — Простите, сегодня морозы, а я в трамвае очень сильно замерз. А вы тот самый хирург, который оперировал моего отца? «Значит сын, но я ведь помню… в тот раз был точно другой? Более старший по возрасту с совершенно другим лицом», — в связи со своей ориентацией Эдуард прекрасно запоминал внешность всех окружающих его мужчин, женщин же нет, они его попросту не интересовали. — Ничего страшного. Может быть хотите горячего кофе? Как я понял, вашего отца отвезли на физиотерапию, а это весьма долгий и нудный процесс. — Было бы весьма кстати, — потерли плечи в грубо связанном темно-синем свитере и обняли себя руками. «Слишком худой!» — отметили опытным глазом и кивком предложили следовать за собой. «Хотя и гибкий!» — мужчина извинился, скинул тапочки, что выдавались всем посетителям их хирургического отделения, и забрался в глубокое кресло с ногами, отчаянно пытаясь согреть себя. Эдуард сходил в соседнюю комнату для отдыха медперсонала и принес теплый плед, позаимствовав его у дежуривших медсестер. Еще немного и его самого стало морозить только от вида этого трясущегося нечто. — Спасибо, вы очень добры, — заматываясь в шерстяное покрывало и отслеживая своими стеклами, как Эдуард готовит кофе. — Ну, я не всегда бескорыстно добр. И вообще-то хотел поговорить с вашим старшим братом. — С Петром? О чем? — приняли горячую кружку обоими руками как великое благо. — Кажется, ваш брат юрист, да? — уселись напротив в кресло. — М-да… Прокурор, а что? — подули в горячую чашку, вытягивая свои губы по-детски трубочкой. — Проблемы на работе? — Да нет… тут дело другое, но мне нужен опытный адвокат. Павел замолчал, наслаждаясь горячим напитком, и Эдуарду пришлось опять тупо его изучать. Он стащил автоматом свою шапочку хирурга и распустил хвостик волос, окончательно стянул с шеи болтавшуюся приспущенным намордником лицевую маску. После шести часов ношения всех этих неотъемлемых атрибутов хирурга усиленно начинало ломить виски. После очередного швырканья Павел вдруг замер над чашкой, тупо уставясь своими толстыми стеклами в отдыхающего перед ним врача. — А без своей шапочки и маски, вы и не похожи на хирурга, — заявили ему сходу. — Это еще почему? — изогнули бровь над уставшим глазом. — Не знаю, просто не похожи и все, — пожали плечами. — И многих хирургов вы знаете? — усмехнулись, дотягиваясь до своей чашки с кофе. Этот серенький мужчина оказался по определению Эдуарда смешным, точнее забавным. — Не многих, но знаю… Я и сам немного врач, правда детский, педиатр. И все мои знакомые хирурги специализируются тоже на детях. — Хм-м-м-м… — протянул Эдуард, мысленно чертыхаясь, да какой из этого врач? Даже если и детский! Ни виду, ни лоску. Хотя и протянул вальяжно вслух: — Интересно-то как. И что же вы с таким упоением читали? И вдруг это чудо лучезарно заулыбалось, растягивая в робкой улыбке потресканные, помятые губы: — Вам, и правда, интересно? — Ну, я бы тогда не спросил, а что? Павел сделал большой глоток и невольно облизнул сухие губы: — Сказки! — Сказки? — Ага! А что, вы их не любите? А мне вот нравится. «Полная патология мозгов… хотя у него же сопливый контингент», — подумал Эдуард, а потом вспомнил Костика. А вот он, интересно, любит сказки? Павел допил кофе и робко попросил еще, если можно. А еще деликатно спросил: — Объясните детали своего дела, и я передам брату. Он, к сожалению, очень занятой человек. Конечно, он сам не адвокат, но если заинтересуется, найдет нужного человека. Эдуард заварил по новому кофе, параллельно рассказывая суть проблемы. В отличие от Гудзона у него ушло с полчаса. — Отец детишек ваш близкий друг? — Не совсем, он близкий друг моего знакомого, который является другом дорогого для меня человека, — почему вдруг Эдуард рассказал правду этому серенькому человечку, он и сам не знал. — М-да… дело сложное… Напишите мне данные отца детишек и их несостоявшегося отчима, и я все передам Петру. Эдуард написал, смотря, как допивается вторая чашка, и как молодой человек приобретает нормальный цвет лица: — Ох, как хорошо! Отогрели, — Павел вылез из-под пледа, разминая свои затекшие конечности. — Думаю, отец уже вернулся в палату. Рад был с вами познакомиться, Эдуард Владимирович. И еще раз спасибо за моего отца. Педиатр ушел, заставив Эдуарда задуматься всерьез. И все-таки у нашего кардиохирурга было такое чувство, что он уже где-то видел этого человека. Сомнения были слабые, но бередящие душу. Что-то было знакомое в повороте головы, в линии плеча этого непонятного Павла. И то, как мужчина не тушевался и свободно общался с ним… все это составляло странную целостную картину, какой-то неуловимой похожести. «Может, я сравниваю его со старшим братом?» — сделал резюме Эдуард, а потом попросту выкинул этого серого Павла из своей головы. Ибо не было особой нужды и свободного времени, тем более тратить его на детского врача терапевта. Виктор его попытался охмурить снова, но у него оказался въедливый конкурент в виде новенькой хваткой медсестры. И Эдуард, не долго думая, столкнул этих двух прилипал при первой же возможности конкретно лбами. Навязал им одного и того же больного. А когда в приподнятом настроении дошел до своего кабинета, то наткнулся на высокого мужчину, что подпирал праздно около его обители стены. Эдуард сощурил глаза и тут же вспомнил — Петр, старший сын его пациента, юрист. А он и забыл совсем, потому как с его разговора с тем серым Павлом прошло больше недели. Эдуард замотался по работе, сложнейшие операции в последние дни шли одна за другой. Он и Гудзона не видел все эти дни даже мельком. А, как говорится, если не на глазах, то можно и вовсе забыть. Первые дни он еще ждал вестей от Павла или Петра, а когда откровенно подумал искать другие варианты — завал на работе отодвинул его обещание Гудзону на последний план. — Здравствуйте, Эдуард Владимирович. Мой младший брат передал ваш с ним разговор, и вы, как я понял, хотели со мной поговорить. Эдуард кивнул согласно головой и, открыв свой кабинет, запустил мужчину вовнутрь. — Да, прошу, — усиленно вспоминая имя оперированного им старика. — Петр… Александрович. Мужчина кивнул ответно, и они расположились за письменным столом. Эдуард извинился, разгребая завал своих документов, невольно сравнивая этого Петра с другим его молодым родственником. — А вы с братом и не сильно похожи. — Разве? Хотя все утверждают, что наоборот, — пожал плечами Петр. Эдуард прошелся взглядом по чуть волнистым темным волосам, карим глазам. Этот мужчина был даже в чем-то красив. — Хотя, мы от разных матерей. И у нас существенная разница в возрасте. — Сколько? — не вытерпел Эдуард. — Одиннадцать лет. А теперь перейдем к делу! — вернули к тому из-за чего все и началось. Он оказался непростым человеком и очень даже талантливым прокурором. А особенно въедливым. Этот Петр Александрович не терял времени даром, он поднял все дело, состряпанное женой на Ивана, и досконально его изучил. — Дело, конечно, неординарное и сложное. — Угу… — И имеет несколько пунктов, по которым суд будет относиться к истцу с особой предвзятостью. — Вы имеете ввиду, что бывшая жена обвинила Ивана в гомосексуализме? Но это же полный бред. — Вы точно знаете, что бред? Поймите, все претензии его жены были завязаны именно на этом пункте. Хотя доказательств как таковых и не было представлено, — изучили его въедливыми карими глазками. — Но если вскроется на суде, что он живет с мужчиной, мы получим только еще больше осложнений и не нужный никому результат. — М-м-м-м… А как вы сами относитесь к гомосексуалистам? — задал ответный вопрос Эдуард. — Никак. Нейтрально, — резко отрезали кардиохирургу. — Просто, если Иван Градиславович — гей, мы построим весь процесс по-другому. — Когда было представлено обвинение Ивану, он не был гомосексуалистом. Но его жена настояла на разводе, более того, она запретила ему видеться с детьми, мотивируя его нетрадиционной ориентацией. И буквально вышвырнула на улицу. Нищим! — начал издалека Эдуард. — А потом через министерство образования попыталась его лишить последнего — его любимой работы. — А теперь? — уточнил въедливый Петр Александрович. — Ему помог его старый друг еще с университета, — Эдуард не хотел открывать карты Ивана и Игоря. — Поднял из сточной канавы, обогрел и приютил? — На что вы намекаете? — обиделся Эдуард. — Игорь Станиславович не просто гомосексуалист, а гомосексуалист со стажем. Так они теперь пара? — И что если так? Но не забывайте — именно они забрали мальчиков к себе из детдома. И теперь их воспитывают и содержат вместе. — Не обижайтесь, Эдуард Владимирович. С юристами, как и с врачами, приходится обнажать все, даже то, что не хочешь. А иногда даже сдирать живьем кожу, иначе положительного результата не будет. Мужчина завозился в портфеле и достал какие-то документы. — Я выяснил, что получал квартиру Иван Градиславович на себя через школу, в которой работал учителем физики. Более того, эта квартира была после им приватизирована и отписана на сыновей. Его жена успела расписаться перед своей смертью со своим новым мужем и отписала ему все свое имущество: машину, квартиру и прочее. Но нажито все это было с другим — первым ее мужем. И, видно, она даже не знала, ибо никаким образом не покупала ничего из того, что получила по суду, но Иван Градиславович все отписывал и оформлял не на нее или на себя, а на своих детей. Так машина оформлена была на младшего, дачный участок — на старшего. И так далее… — Я и сам толком не знал… Видите ли, меня попросил друг найти адвоката, и вам лучше встретиться и поговорить с ним, а не со мной, — забормотал Эдуард, ему еще не хватало чужих проблем на свою шею — Ванечки и Игоря. Своих и так хоть отбавляй. — Друг, это Игорь Станиславович? — снова сухо уточнили, в голосе Петра не читалось даже намека на иронию. Мужчина действовал, как опытный безжалостный хирург, который отпиливает медленно, но верно, ногу пациенту из-за гангрены последней степени, дабы тем самым спасти жизнь человеку. И вызывал этим у Эдуарда Владимировича настоящее уважение. — С чего вы взяли? Нет, вообще-то ко мне обратился друг их семьи. — Он тоже гомосексуалист? — снова безличный голос, помечающий что-то в своих бумагах. — Вы и о моей ориентации спросите? — О вашей? — недоуменно подняли глаза от листов бумаги. «М-м-м-м, наконец-то хоть какие-то эмоции на этом отмороженном лице!» — подумал про себя Эдуард. — Ваша меня не интересует, так как не относится к делу. — Тогда я просто перезвоню своему другу, он тоже хирург. И, если у него нет пар или операций, он обязательно подъедет. И вы сможете более детально уточнить у него все сами. — Замечательно. А я как раз перезвоню своему знакомому адвокату. Вам крупно повезло! Ибо многие сразу отказали мне, побоялись пачкаться в этом деле. Но этот мужчина кровно заинтересован в этом процессе. Потому что имеет на вашего оппонента тоже немалый зуб. Впрочем, как и я сам. Гудзон сразу согласился, и через час в кабинете у Эдуарда сидело, включая и его, уже четыре человека. Адвокат оказался мужчиной средних лет с превалирующей сединой на висках. — Ваш оппонент наследил во многих делах! Но он хитер, как бестия высшего разряда, и его никак не могли прищучить до этого. Почерк весьма похож. Женитьба на состоятельной женщине, внезапная ее смерть — и все ее имущество переходит к нему. Для птицы такого полета — игра с этими несчастными женщинами, подобно хобби! И только. Сытые и сильные мира сего развлекаются по-разному. «Ничего себе развлечение, из-за этого ублюдка детишки Ивана стали сиротами. И сколько таких оказалось других детей?» — передернул плечами Эдуард, слушая краем уха, как поставленным голосом им расписывает все нюансы адвокат. — Куда бы мы с прокурором Петром Александровичем не совались, как бы не работал убойный отдел, все в пустую. Сам мужчина занимает высокий пост и имеет весьма обширные связи, как в криминальном мире, так и в правительстве. Куплено было все — от врачей патологоанатомов до свидетелей. Но ваше дело я изучил с Петром Александровичем вдоль и поперек. Более того, мы сами искали Ивана Градиславовича, но оказалось, что он уехал из нашего города, и мы потеряли его след и место жительства. А деток из детдома забрала их родная бабушка с поддержки социальных служб. Так вот, в этом деле мы нашли несколько несоответствий, за которые можно зацепиться и засадить этого подонка пожизненно или, в крайнем случае, на пятнадцать лет. Но сначала уточним несколько деталей. Мужчины подсобрались, как перед прыжком в бездну. — Первое, какой вы, Гудзон Салтанович, сами к этому имеете интерес? Гудзон сложил свои изящные руки на груди и, оглядев внимательно адвоката, пояснил: — Я близкий друг Игоря Станиславовича. — То есть мужчины Ивана Градиславовича? — Да, — пожали спокойно плечами. — Насколько близки? — уточнили весьма скупым голосом. — На столько, на сколько вы и подумали. Я не скрываю своей ориентации. Тем более вы все равно бы об этом узнали. Но теперь у меня своя семья, а у Игоря Станиславовича своя. И мы просто очень давние друзья и хорошие знакомые. — Но это не все. Я знаю, что вы обращались к ряду моих знакомых адвокатов. И кое-что уточнил. Оказывается, мать этих детишек попала к вам в травм отделение, так? — Да… обычно именно к нам привозят из таких аварий, — развел свои тонкие руки Гудзон, он был настолько спокоен, что удивил даже Эдуарда. Хотя… ему ли волноваться? Когда проходишь в месяц, как хирург-травматолог, иной раз по двадцати подобным делам, делая экспертизу как для милиции, так и для военных, а иногда и для закрытых особых служб. — Ваша фамилия очень известна в наших кругах, и вас считают одним из лучших и основных экспертов в хирургии. — Почту это за комплимент, — поклонился галантно Гудзон. — Значит, это дело у вас вызвало и профессиональный интерес? А не только из-за нежных привязанностей к своему бывшему бой-френду, — уточнил адвокат. — Именно так, — кивнул Гудзон, соглашаясь. — Хм-м-м-м, Гудзон Салтанович, расскажите нам, пожалуйста, что же вас удивило или озадачило при осмотре трупа этой женщины? — попросил Петр Александрович, вклиниваясь в их разговор. — Труп? — подняли изящную бровь над медовым глазом так похоже, как это делает обычно Эдуард. — А вот и первое несоответствие. Женщина была еще жива, когда попала к нам. Она была под новой своей фамилией и так обезображена лицом, что я ее просто не узнал. — Но вы помните этот случай? — Конечно, я же профессионал. В своем деле такой же, как и вы в своем. Более того, я привез с собой все дубликаты выписок и заключений, которые остались у нас. — Дубликаты? — Ну да, мои личные записи, и они заверены юридически. Это пришлось сделать, так как все оригиналы и копии с них потребовали в суд. Хотя обычно оригиналы должны храниться в нашем архиве, но их почему-то не нашли. Вернее, кто-то задержал все выписки и акты, и они не вернулись обратно в архив нашей больницы. — Эти? — Гудзону подали кипу бумажек. — Хм-м-м-м… — он пробежал глазами, а потом отдал часть обратно. — Извините, но это подделка. Хотя и очень умелая. У нас нет такого патологоанатома. А я точно знаю, кто делает вскрытие трупов после моих операций. Жизнь хирурга — дело такое, мы все ходим по краю пропасти в связи с нашей медицинской чистоплотностью и ответственностью. Да и мое заключение тоже подделка, я точно помню, что писал. Да и вы можете сравнить мои личные записи и эти. Гудзон посмотрел свою якобы подпись на наклон. — Хм-м-м-м, просто изумительно! Никогда не видел такой изысканной работы. Понимаете, меня удивил тот факт, что женщина оказалась смятой в лепешку. Хотя сидела сзади от водителя, а сам водитель отделался рядом сущих царапин и ушибов в районе грудной клетки. Конечно, бывает по-всякому… Но поверьте моему опыту в таких травмах. Такой расклад один на миллион, если не более. Вообще, у меня сложилось такое ощущение, что водитель специально на высокой скорости въехал задом наперед под КАМАЗ. — А его показания говорили о том, что его занесло по раннему гололеду, когда он резко затормозил, и машина боком ушла под грузовик. И как раз тем боком, с которого сидела его жена. В крови женщины оказалось много алкоголя, это так? — Да! Но, как вы видите по моим записям, удар пришелся на потерпевшую сзади. Смят позвоночник, перекошен череп, раздроблен полностью затылок. Я был в шоке от того, что в этом месиве еще теплится жизнь. Возможно, это результат того, что она была в нетрезвом состоянии и довольно серьезном. У женщины работало сердце, но мозг был к тому времени уже мертв. Но из-за того, что ее тело показывало еще признаки жизни, ее и доставили мне. Адвокат переглянулся с Петром Александровичем и накрыл тонкую руку Гудзона своей. — Вы и не представляете, как нам всем несказанно повезло, — прошептал последний. — В чем же? — уточнил Гудзон Салтанович. — Обычно после этого ублюдка везут прямо в морг, а не к выдающимся гениям врачам, — пояснил адвокат.