Осеннее Солнце

На этот раз Адам проснулся первым. Открыл глаза, солнечно, счастливо улыбнулся. Как хорошо! Повернув голову, долго, с безграничной Любовью и нежностью смотрел на своего возлюбленного, спавшего рядом. Рука Марка обнимала его, одну ногу он закинул на юношу. Поза немного хозяйская, словно художник даже во сне утверждает свою власть над любимым, будто говорит, что тот всецело и безраздельно принадлежит только ему. Адам был отнюдь не против покориться Марку, он очень любил его, а власть любимого над любящим – самая желанная и сладостная власть на свете! Очень осторожно, стараясь не разбудить спящего, юноша выскользнул из-под тела художника, прижавшегося к его телу. Сел на кровати, гибко потянулся. Почувствовал приятную, лёгкую тяжесть во всех своих членах. Сказывалась бессонная ночь, ночь, когда они с Марком занимались Любовью несколько часов подряд, почти до утра не выпуская друг друга из объятий, пока, вконец обессиленные, просто не провалились в сон. В лице Марка Адам нашёл не только свою Единственную, Настоящую Любовь, но и самого лучшего, идеального партнёра для секса. У них полностью совпадали ритмы, они были настроены на волну друг друга, улавливая малейшие сигналы, которые посылали одно другому их тела. Они вместе, одновременно, достигали Пика. Даже темперамент у обоих был схож: дикий, необузданный, взрывной. Далеко не каждый способен выдержать многочасовую страстную бурю, превращавшую постель в поле битвы, и не умереть потом от неимоверной физической перегрузки. Но они выдерживали, готовые к новому бою, когда ещё не окончился прежний. Их близость носила тантрический характер, они могли часами, если не сутками, наслаждаться друг другом, не достигая Пика, лишь чуть-чуть приблизившись к Нему. Этот бесконечный контакт друг с другом приносил обоим такое же невероятное удовольствие, как и полная Завершённость, когда они позволяли Ей настигнуть их. Адам повернулся к Марку, любовно провёл пальцами по обнажённой горячей руке. Встал и подошёл к окну. Уже рассвело, бледно-золотой свет осеннего утра проникал в комнату сквозь неплотно прикрытые шторы. Юноша отдёрнул их, настежь распахнул окно. Прохладный ветерок приятно обдувал его разгорячённое Любовью и сном тело. Закинув руки за голову, Адам закрыл глаза, подставив лицо неярким солнечным лучам. Марк пробудился немного позже. Подняв голову, увидел своего любимого у открытого окна. Солнечный свет омывал его тело мерцающим пурпурным золотом; огненная чернь волос словно охвачена пламенем цвета густого индиго. Сейчас его фантастическая Красота виделась художнику и вовсе нереальной, мистической. В это мгновение Адам напоминал ему Ангела более чем когда-либо прежде. Очень тихо поднявшись с кровати, осторожно, на цыпочках, ступая, Марк подошёл к возлюбленному сзади, очень – очень нежно обнял его. Юноша улыбнулся и, слегка откинув голову, прильнул к нему. - Привет! – ласково улыбаясь, художник поцеловал густые волосы на его макушке. - Привет! - Ты сегодня ранняя пташка! Обычно я просыпаюсь первее тебя. В этом есть своя прелесть, я могу часами любоваться тобою спящим. Не представляешь, как ты прекрасен во сне, разве что наяву ты ещё прелестнее! Такой хрупкий, беззащитный, так и хочется обласкать тебя, согреть своим теплом, стать твоим заступником! – Марк понизил голос почти до шёпота и заговорил возле самого уха Адама, нарочито медленно, лениво растягивая слова, чувствуя, как тело юноши охватывает дрожь, - Ты необыкновенный, сегодняшняя ночь ещё раз доказала это! Мне о многом в своей Жизни приходилось жалеть раньше, наверное, придётся о многом пожалеть и впоследствии. Но одного эти сожаления не коснуться точно: ночей, подаренных тобой! Я ни с кем больше не обрету того, что нашёл с тобой, любимый мой! Ты подарил мне Настоящую Сказку, в сравнении с которой меркнет всё остальное, всё, абсолютно всё, становится серым и тусклым! Ты перевернул всю мою Жизнь, изменил меня самого! Я не смогу больше быть прежним, этаким сторонним наблюдателем, вольным пассажиром жизненного Корабля! Ты подарил мне Истинную Жизнь, Смысл моего Существования! Без тебя я ничто! Адам, воспротивившись, замотал головой: - Милый, не смей даже думать о подобных вещах! Ты - Личность, яркая и самобытная! Будь ты обывателем, серым и тупым, как большинство их, я даже не взглянул бы на тебя. Но в твоих глазах я увидел отражение твоей души, души, так похожей на мою собственную. Это и стало своеобразной отправной точкой моего интереса к тебе. Я вижу в тебе себя! Если уж говорить, кто кого изменил, так это скорее ты меня, чем я тебя, - притянув к себе голову возлюбленного, Адам нежно поцеловал его. И уже этот один поцелуй завёл Марка, он почувствовал, что сейчас может наступить продолжение минувшей ночи, а потом – ещё одно, и так до Бесконечности. Нет, надо остановиться, иначе они оба просто умрут от физического истощения! Накинув на себя железную узду, художник усилием воли сумел заставить собственное безумное желание немного утихомириться и не заявлять о себе так громко. В умиротворяющую мелодию покоя этого чудесного утра неожиданным диссонансом ворвалась трель мобильного телефона, так некстати нарушившая гармонию их уединённого Единства с окружающим Миром. - Вовремя! – недовольно проворчал Адам. Звонил его телефон. Отыскав его в кармане куртки, висевшей на спинке стула, парень нажал клавишу ответа: - Алло! На том конце молчали, словно не решались заговорить. Слышалось лишь частое, неровное дыхание, какое бывает у человека во время очень сильного волнения. - Алло! – голос Адама звучал нетерпеливо и властно. Его раздражали молчаливые звонки, когда абонент на том конце ничего не говорил. Зачем тогда звонить и беспокоить людей?! - Адам, сыночек, это я, - послышался в трубке дрожащий, тихий голос матери. Парня встревожил неуверенный, робкий тон, которым женщина с ним говорила. - Мама? Что случилось?! У тебя такой странный голос! Всё… Всё в порядке? Он тебя не обидел? – юноша всегда называл Дмитрия Вельмирова только местоимением. Элла почувствовала ненависть, сквозившую в последнем вопросе сына. - Нет, нет, что ты! – поспешила заверить его мать, - Я звоню… Я так соскучилась! Так хочу тебя увидеть! Больше трёх месяцев прошло с момента нашей последней встречи, это так страшно долго! - Адам услышал тяжёлый вздох, больше похожий на всхлип. - Мама, мамочка, успокойся, не плачь! – ему так хотелось утешить её, согреть хотя бы своим голосом! - Конечно же, мы встретимся! Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть! Приходи ко мне домой сегодня, ну, хоть вечером, когда освободишься с работы. Буду ждать тебя! - Обязательно приду! - Жду тебя! – немного помолчав, Адам очень тихо добавил, - Я люблю тебя, мамочка! – голос его был такой любящий и нежный! - И я тебя! Очень! – в трубке раздались сдавленные рыдания, потом пошли короткие гудки. Мать повесила трубку. Адам дал отбой. Долго стоял, не шевелясь, задумчиво глядя прямо перед собой. - Всё в порядке? – голос Марка полон участия и заботы. - Да. Звонила мама, хочет встретиться. Она зайдёт вечером ко мне домой, - потом его словно прорвало, юноша заговорил быстро и страстно, - Бедная моя мамочка! Этот тиран не даст ей спокойной Жизни! И всё из-за меня! Из-за меня! – Адам закрыл лицо руками, пальцы его дрожали. Художник торопливо приблизился к любимому, крепко обнял его, прижал к себе. Ласково гладил взъерошенные волосы, успокаивал, утешал. - Ну, что ты такое говоришь! Почему же именно из-за тебя? Насколько я успел узнать твоего отца, у неё предостаточно поводов для печали! Юноша поднял голову и посмотрел на Марка. Его лицо дышало мукой, глаза потемнели. - Из-за меня, потому, что мама очень любит меня! Отец ненавидит меня и его бесит, что чувства мамы совсем иные! - Но это же естественно, мать всегда любит своего ребёнка, на то она и мать! - Ты не знаешь моей матери! Она не просто любит меня, она фанатично любит меня, она мной живёт и дышит, я значу для неё всё на свете! – Адам грустно вздохнул, - Не знаю, почему так получилось, чем я заслужил такое отношение к себе, но это правда. - Похоже, тебе предначертано Свыше вселять в людей Безграничную Любовь к себе, - ответил Марк и трепетно поцеловал любимые губы. - Несправедливо, когда всё достаётся только лишь кому-то одному из детей в семье, остальные же не получают ничего. Марк удивился: - А… Разве твоя мама не одинаково любит вас с сестрой? Адам покачал головой и вздохнул ещё печальнее: - К сожалению, нет. Из нас двоих мама любит только меня. К Лёле же относится так, словно та вовсе и не дочь ей. Я не знаю, возможно, мама её любит тоже, только эта Любовь никак не проявляется, её просто не чувствуешь. С самого детства мою мать интересовал только я один, только мои дела и заботы её волновали. К сестрёнке же она относилась, и по сей день относиться, словно к какому-нибудь соседскому ребёнку, а не к своей кровинке. Она с Лёлей мила и предупредительна, но…всё это как-то в общем, бездушно и безлично. Так можно относиться к какой-нибудь своей хорошей знакомой, с которой иногда, пару раз в год, встречаешься за чашкой кофе где-нибудь в кафе. Это – не отношения матери и дочери! Я не раз пытался с мамой поговорить на эту тему, объяснить, как она не права по отношению к моей сестричке, да всё без толку, мама ничего не пожелала слушать, её не смогли убедить никакие разумные доводы и аргументы, какие бы я не приводил. В конце концов, я оставил попытки настроить свою мать на правильную волну. Марк слушал его, и ему было очень грустно. Какая странная семья у его любимого! Какие нелепые отношения у этих людей друг с другом! Немудрено, что его Адам сбежал из дому, решив жить самостоятельно! В такой атмосфере вообще существовать невозможно! - Понимаешь, я очень люблю сестрёнку, очень! Она – единственный близкий мне человек в семье. Уму непостижимо, как она ухитрилась не возненавидеть меня, изо дня в день наблюдая, как на меня изливается вся материнская Любовь, ей же самой достаются лишь жалкие крохи. Но нет! Лёля любит меня так же сильно, как люблю её я! Когда мы жили все вместе под одной крышей, она всегда поддерживала меня во всём; неважно, что я натворил, Лёля никогда не осуждала меня, напротив, всячески помогала, случалось, даже защищала от нападок отца, хоть я видел, она панически его боится! - Ты говоришь, что сестра – твой единственно близкий человек в семье. А… А мама? Разве с ней вы не близки? - Мамочка – удивительный человек! Она очень добрая, чуткая, любящая и заботливая! Я тоже её очень и очень люблю! Просто…, - Адам на мгновение умолк, - Понимаешь… Только сестра знает меня изнутри, знает, каким я, порой, бываю жестоким, знает мои странности и «тараканов» в моей голове. Она знает меня реального, с ней я могу оставаться самим собой, говорить, что думаю, делать то, что сочту нужным, не опасаясь её разочаровать, зная, что она всё равно будет любить меня, невзирая ни на что. Мама же меня слепо идеализирует, я для неё – Само Совершенство. Мне не нравится, когда меня так воспринимают, я чувствую себя очень неуютно, словно человек, который надел костюм на несколько размеров меньше, чем он носит. Понимаешь, о чём я? Марк кивнул. Он понимал. Они замолчали. Обоим было грустно. Адама печалили мысли о матери, о её отнюдь не сладкой Жизни с отцом. Она ведь теперь осталась там совершенно одна с ним, некому её утешить, а, если понадобиться, то и защитить от его мракобесия! Мама там совсем зачахнет и замёрзнет! Она достойна Любви, но вместо этого получит от отца только ледяной холод отчуждения! А Марк глубоко сочувствовал и сопереживал своему любимому. «Бедный мой, каким кошмаром, должно быть, являлась твоя Жизнь дома!». - Ты вернёшься сегодня? – художник не мог не задать этот вопрос! - Не знаю. Если мама захочет остаться ночевать, то вряд ли. Не могу же я отправить её восвояси после такой долгой разлуки! И позвать её к тебе я тоже не могу. Сам знаешь… Мама не поймёт наших отношений, она всегда признавала и признаёт только разнополую Любовь. Для неё открытие, что её сын любит мужчину, хоть должен любить женщину, станет дикостью. Мы ведь можем ненароком выдать себя, каким-нибудь неосторожным жестом или взглядом, или нечаянно коснёмся друг друга нежнее, чем это принято между друзьями. Я ведь знаю, какими глазами ты смотришь на меня, когда думаешь, что я тебя не вижу! - Адам нежно улыбнулся, - Ты буквально пожираешь меня, твой горящий безумный взгляд я чувствую, даже находясь на расстоянии, даже, когда не смотрю на тебя! Мама очень умна, она сразу обо всём догадается. Впрочем, здесь хватит и обыкновенной наблюдательности. Марк задумался над его словами. - Да, - ответил он после паузы, - Ты прав. К тому же, мама твоя может ненароком проговориться твоему папаше о том, что видела нас вдвоём, и тогда он сразу же поймёт, что ты его ослушался. Выражение прекрасного лица стало жёстким: - А вот это меня волнует меньше всего! Пусть знает! – Адам порывисто обернулся к художнику, обхватил руками безгранично любимое лицо, в синеве его глаз Марк ясно читал вместе с огромной Любовью к нему, которая всегда так согревала его, особенно в минуты, когда юноши не было рядом, твёрдую решимость противостоять собственному отцу, да хоть всему Миру, бороться за своего любимого, за право любить его и быть им любимым! - Марк, Сокровище моё единственное, я тебя люблю, всегда любил и всегда буду любить! Нас никто, никто не разлучит! – пламенный поцелуй обжёг губы художника. - Не знаю, как я выдержу без тебя столько времени! Для меня эта разлука, какой бы короткой она ни была, обернётся тысячелетием! – в глазах Марка сквозила Боль. Адам ещё не ушёл, а ему уже больно только лишь от того, что любимый должен его покинуть! - Если бы я мог, не уходил бы от тебя вовсе! – солнечная, ласковая улыбка озарила совершенные черты, - Но я не могу. Думай обо мне, пока меня не будет рядом, а я буду думать о тебе. Так мы станем ближе друг к другу, словно вовсе и не расставались, - Адам приблизил к возлюбленному своё лицо, его огромные глаза завораживали, затягивали, заманивали в бездну, - А вот эта памятка пусть согревает тебя, пока я не вернусь, - юноша приник к губам Марка, его поцелуй был неспешным, глубоким, чувственным, он ласкал и одновременно невероятно возбуждал. Движимый неистовой Страстью, захватившей его всего, художник прижался к любимому всем телом и, обхватив его руками, весь отдался в Её власть. Его ответный поцелуй был диким и горячим. Они едва смогли оторваться друг от друга. - Иди, не то я за себя не отвечаю! – голос Марка хриплый от желания, - Но возвращайся поскорее, не то я сам отправлюсь тебя искать! И можешь не сомневаться, найду на другом конце света, хоть в другой Галактике! Адам озорно улыбнулся и любовно щёлкнул его по самому кончику носа: - Даже не сомневаюсь! Элла не шла, а буквально летела на свидание с сыном, которого ждала столько времени! Муж был в отъезде по делам, должен вернуться не раньше, чем через неделю. В доме, кроме них двоих, больше никого не было, что не могло не радовать! Не надо никому отчитываться в своих действиях, объяснять, куда пошла и когда вернёшься. Красота! К тому же, отсутствие Дмитрия позволит ей хоть ненадолго, пусть всего на несколько часов, увидеть её кровиночку, её обожаемого синеглазого мальчика, не опасаясь навлечь на себя неудовольствие её благоверного или, ещё хуже, его гнев! Ради таких вот моментов и стоит жить на этом свете! Элла отпросилась с работы пораньше, сославшись на головную боль. Директор поверил ей. В последнее время Элла появлялась в конторе очень бледная, под запавшими глазами – тёмные круги. Она очень похудела, вид у неё был измождённый и болезненный. Директор уже собирался предложить женщине взять внеочередной отпуск и съездить куда-нибудь отдохнуть. Слишком уж много Элла работает, приходит в офис чуть ли не с рассветом, а покидает его далеко за полночь. Так нельзя, это ненормально, противоестественно! Неудивительно, что хрупкий организм начал давать сбой. Такой воз работы не каждый, даже и очень сильный, выносливый мужчина вытянет, а тут женщина, к тому же, уже в годах! Естественно, директору даже и в голову не могло прийти, что Элла Вельмирова намеренно взвалила на себя такой пуд обязанностей. Она буквально дневала и ночевала на работе, стараясь как можно реже появляться дома. Ей был ненавистен муж, сам вид его вызывал у женщины непреодолимое отвращение. Раньше, когда с нею жил сын, Элла рвалась домой, ей хотелось возможно дольше быть с ним, слышать и видеть его. Тогда в домашней Жизни был Смысл. Тогда их ледяной, неприветливый дом освещало её солнышко, её Адам, от одной его лучистой ласковой улыбки становилось теплее! Он согревал её своим присутствием, своей нежностью и Любовью, которые дарил матери. С ним даже самые горькие мысли, которые, порой, одолевали Эллу, не казались такими уж горькими, а печаль не вовсе разрывала сердце! Но теперь… Теперь Адам жил далеко от неё, и видится с ним мать могла лишь украдкой, урывками, скрываясь от людей, точно какая-нибудь преступница. Она вынуждена прятаться, чтобы ненароком не повстречать кого-нибудь из знакомцев её мужа, кто мог бы передать Дмитрию, что видел его жену там-то и там-то. Люди – чрезвычайно любопытные создания, и роются в чужом белье с гораздо большим удовольствием, чем в своём собственном! Это Элла прекрасно знала не понаслышке. Большинство так называемых друзей их семьи именно такого склада. Их хлебом не корми, дай только подсмотреть – подслушать какую-нибудь любопытненькую, с их точки зрения, подробность личной Жизни ближних, чтобы потом, немножко прибавив от себя чего-нибудь пикантненького (куда ж без этого-то!), обсудить её за чашкой чая в уютном домашнем кругу! Сердце Эллы колотилось, как бешеное, когда она поднималась на нужный этаж. Женщина была вынуждена несколько раз остановиться, чтобы немножко успокоиться и попытаться взять себя в руки, не то ей грозило потерять сознание от такого волнения. Вот и Его дверь. Женщина нашла бы эту квартиру даже с закрытыми глазами. Её вело сюда сердце, тело лишь послушно следовало за ним. Закрыв глаза, Элла несколько раз глубоко вздохнула. Неуверенно постучала кулачком по деревянной обшивке, затем ещё раз, настойчивее. Адам был дома. Услышав стук, пошёл открывать. Он знал, что пришла мать, чувствовал её, хоть и не видел. Отворил дверь. На лестничной площадке, в самом деле, увидел её. Женщина была очень бледна, в глазах бриллиантами сверкали слёзы. Сколько Элла ни приказывала себе мысленно держаться и не распускать нюни, всё равно не смогла подчиниться голосу разума. Едва лишь Адам появился на пороге, и мать его увидела, она вообще перестала соображать что-либо. С нечленораздельным возгласом Элла бросилась к нему на шею и громко, истерически рыдая, неистово обхватив сына руками, стала осыпать сумасшедшими поцелуями его лицо. Адам сам едва не плакал, обнимая свою маму. Его сердце разрывалось от Боли, когда он видел это невообразимое Отчаяние, смешанное с безумной материнской Любовью, которые Элла изливала на него. - Мама, мамочка, ну что ты, что ты, перестань! – парень прижимал к себе дрожавшее крупной дрожью тело Эллы, гладил светлые, тронутые серебром седины волосы. – Прекрати плакать, не то я тоже сейчас разревусь! И что получится, если мы оба начнём сходить с ума! – Адам поднял мокрое лицо матери за подбородок, заглянул в заплаканные глаза, откуда смотрело такое страдание, что у него перехватило дыхание, - Мамочка, любимая, ну, перестань, прошу тебя! Я же с тобой, рядом, значит, всё в порядке! Ну же, улыбнись, хорошая моя, у тебя такая тёплая улыбка, я её так люблю! Элла перестала рыдать. Последний раз всхлипнув, она неуверенно, робко улыбнулась сыну, получив в ответ его лучистую, тёплую улыбку. - Ну вот, всё замечательно! Зайди в дом, а то тут стоять как-то не очень удобно, - юноша выпустил мать из объятий, завёл в квартиру и закрыл дверь, - Ты не голодна? Может, хочешь чего-нибудь? Элла отрицательно покачала головой. Её Счастье было таким Беспредельным, женщина чувствовала, что ей просто кусок в горло не полезет! - Может, чаю? - Это можно. Спасибо! - Тогда пойдём на кухню, - пригласил Адам. Элла послушно прошла за сыном и села на один из стульев у стола, ближе к окну. Она смотрела на него, пока он возился с чаем, она жадно вбирала в себя каждое его движение и жест, поворот головы, каждую его чёрточку. Эти воспоминания потом согреют её, когда Адама не будет рядом. Если только… Хотя нет, вряд ли он согласиться… Временами Элла ловила себя на мысли, что ей вовсе не хочется быть матерью Адама. Она хотела стать его возлюбленной. Возможно, кому-то подобное могло показаться несусветной дикостью, вздумай Элла признаться в таких незаконных своих мыслях, но, тем не менее, это имело место быть. В Любви этой женщины к сыну, безумной, жертвенной, присутствовал не только материнский, но и женский аспект. Для Эллы Адам являлся не только её сыном, тем, кого она произвела на свет, взрастила и взлелеяла на своей груди, кому в детстве читала сказки и пела колыбельные, коих знала превеликое множество, с кем играла и чьи разбитые коленки целовала, чтобы быстрей успокоить боль. Парень был одновременно и её возлюбленным, она обожала его и боготворила, как только может обожать и боготворить Женщина безмерно любимого ею Мужчину. Это материнское - женское настолько прочно переплелось и укоренилось в Существе Эллы, что одно стало неотделимым от другого. - Как ты живёшь? – спросил Адам, наливая в чашку душистый розмариновый чай и протягивая матери. - Я? Да никак. Как обычно. Работаю практически двадцать четыре часа в сутки, чтобы только дома не появляться. Отец стал совсем невозможным, то и дело достаёт меня по всякому поводу, а то и без повода. Я привыкла, не обращаю внимания, - Элла грустно улыбнулась. Адам сел напротив, теперь он смотрел матери прямо в лицо. - Тогда почему ты не уйдёшь от него? - А что это даст? Адам так и вскинулся: - Как, что даст?! Свободу! Понимаешь, Сво-бо-ду! Ты станешь вольной птицей, сможешь летать, где захочешь и с кем захочешь, не нужно будет никого бояться, никто не сможет больше отравлять тебе Жизнь! Признаться честно, никогда не понимал, что тебя держит подле него столько времени! Он не стоит тебя, даже самого кончика мизинца не стоит! Как ты не понимаешь, что, продолжая оставаться с ним, ты губишь себя, свою собственную Жизнь! - Я всё понимаю, Адамушка, всё-всё понимаю! Только поздно уже что-то менять, понимаешь, поздно! Было бы это лет двадцать назад, кто знает, может, я бы и решилась уйти от твоего отца, чтобы начать новую Жизнь вдали от его тирании. Но теперь… Мне пятьдесят четыре, большая часть Пути уже пройдена… Осталось ещё совсем немного, - и тогда я освобожусь от него уже навсегда! В громадных синих глазах, устремлённых на неё, безумная тревога и страх: - Почему ты так говоришь, мама? Ты не больна, надеюсь? - Нет – нет, - поспешила заверить сына женщина, - Нет, Адамушка, не больна. Просто… Просто устала… Я устала от своей Жизни, от того, какою Она стала за последние тридцать лет, - Элла тяжело вздохнула, - Пока ты был со мной рядом, пока я могла видеть и слышать тебя, я не замечала той беспросветной тьмы, в которой обитала, её просто не существовало для меня. Ты был моим солнышком, в ласковых лучах которого я грелась, ты спасал меня от ледяной пустоты и отчаяния. Пока ты был рядом, у меня был Смысл жить! Адам опустил ресницы, необычайно смущённый признанием матери. Он знал, как сильно та его любит, но даже не подозревал, как безмерна эта Любовь на самом деле! - Мама, ну, зачем ты так говоришь! Всегда есть Смысл жить, понимаешь, всегда! Оглянись вокруг себя! Скольким людям ты можешь посвятить себя! Хоть Лёле! Ты несправедливо лишаешь её своей Любви, сестрёнка этого не заслужила! – он смотрел в глаза матери, его синий взгляд сверкал, - Перестань зацикливаться только на мне, это неправильно! Мы оба, Лёля и я, твои дети! Она стоит твоих чувств не меньше, чем я, если не больше! - Она – дочь Вельмирова, - последовал ответ. - И что? Я тоже его сын, хотя и предпочёл бы им не быть! – жёстко ответил Адам. «Ты не его сын!» - чуть было не вырвалось у Эллы, но женщина, вовремя спохватившись и подумав о последствиях, если сын узнает об этом, промолчала. - Ты – совсем другое дело, - упрямо продолжила она. - Почему же другое? Лёля – такой же человек, как я, у неё такие же руки-ноги, она даже мыслит похоже, находясь со мной на одной волне. Различие состоит лишь в принадлежности к разным полам, она – женщина, я – мужчина. Вот и всё, - говоря это, Адам видел, что зря старается переубедить свою мать, заставить её пересмотреть свой взгляд на собственных детей. Его это не удивило. Он всю Жизнь пытался внушить маме мысль, что у неё – двое детей, а не один, - всё без результата. Парень знал, что матери невозможно доказать этой очевидной Истины, сколько ни доказывай. Для неё на всём белом свете существовал и всегда будет существовать лишь он, Адам! Мимо остальных она просто проходит, словно их и не существует. Возможно, так оно и есть на самом деле. Для его матери во Вселенной обитает только её сын, как ни печально это сознавать. Они надолго замолчали. Элла смотрела на сына с пронзительной и страстной нежностью, откровенно любуясь им, она всё ещё не могла поверить, что видит и слышит его. В синих глазах Адама, обращённых на мать, была та же безмерная Любовь, перемежавшаяся с жалостью и сочувствием. «Бедная моя мамочка, ну, почему ты такая?!». - У тебя есть девушка? – неожиданно спросила Элла, улыбнувшись. Адам смутился и ответил не сразу: - В данное время нет. - А… Тебе нравится кто-нибудь? Парень опустил глаза, чтобы те его не выдали. Не мог же он признаться! Мама не переживёт, если узнает, кого любит её сын! Пришлось солгать, хоть Адам и ненавидел ложь: - Нет, - как можно твёрже и спокойнее ответил он и снова взглянул в лицо Эллы. Глаза его, прозрачные, глубокие, невероятной синевы, были безмятежно-ясными, они ничего не открыли матери, - Я встречался с одной замечательной женщиной. - И что? - Мы расстались, поняли, что не подходим друг другу. - А ты… любил её? - Да, - теперь Адам не лгал, он говорил правду. Он действительно любил Нанетту (сейчас парень говорил о ней), но потом понял, что их отношения зашли в тупик. И ушёл, сочтя это самым разумным выходом. Впрочем, они всё равно остались добрыми друзьями, хоть и перестали быть любовниками, - Но я не одинок, по крайней мере, не ощущаю себя таковым. У меня есть работа, позволяющая довольно прилично существовать, не тревожась о завтрашнем дне; есть моё Творчество, моя музыка, мои увлечения. Большего мне и не нужно. - А разве тебе не хочется семьи и детей? - Не знаю, как-то не думал об этом. - Кстати, о Творчестве. У меня на работе есть коллега, неплохая женщина. Она делает ремонт в новой квартире, которую купила недавно, и ей нужен художник. - Художник? Зачем? - Видишь ли, она хочет расписать стены. Я предложила купить какие-нибудь обои с необычным рисунком, но она не захотела. Говорит, что расписанные стены смотрятся круче, - Элла засмеялась, весело тряхнув головой, - Вот я и подумала о тебе. Ты же чудесно рисуешь! Притом, твой взгляд на Мир совершенно особенный, не похожий ни на что! Уверена, ей обязательно понравится твоя работа, иначе и быть не может! К тому же, заработаешь хорошие деньги, Карина – человек, далеко не бедный. Адам задумался. - Ну, хорошо, - ответил он после небольшой паузы, - Только… - Только что? - Предупреди свою Карину, что работать я буду не один. У меня есть приятель, отличный художник, очень талантливый, у нас с ним похожее Мировосприятие. Вдвоём с ним мне будет намного веселее и легче. В двух головах идей всегда больше, чем в одной, - он улыбнулся, - И ещё кое-что: я не терплю постороннего присутствия, когда работаю. Не нужно, чтобы она мельтешила и вертелась у меня перед глазами. Через пару дней я смогу с ней встретиться. Дай ей мой номер. Мы созвонимся, условимся о том, где и когда. Хочу сам посмотреть объект и оценить объём предстоящей работы. Тогда же обговорим и сроки выполнения заказа, и общую стоимость. Скажи ей, что увидимся мы лишь дважды: во время принятия заказа и его сдачи. И всё, больше чтобы я её не видел! – это было сказано безаппеляционным тоном. Адам не выносил ничьего вмешательства в своё Творчество. Разве что для Марка делал исключение. Но его любимый сам – Талантище, у него можно столькому научиться! К тому же, их Мировоззрение и в самом деле похоже. И ещё Адаму нравилось присутствие художника в то время как он работал над чем-нибудь потому, что юноша очень и очень любил его. Присутствие возлюбленного вдохновляло его, позволяя проникнуть вглубь замысла, увидеть его во всей полноте. Мать грустно вздохнула про себя. Видимо, Карине вряд ли что-то светит с её сыном… А жаль… Она совсем неплохая женщина, у неё, невзирая на множество недостатков, вроде неумеренного, подчас, любопытства, есть и достоинства. Карина добра и отзывчива, с ней весело, она вся, словно соткана из солнечных лучиков. Адам мог бы быть с нею очень счастлив. Но… По всему видно, её ненаглядный сынуля вовсе не расположен сейчас к завязыванию каких бы то ни было знакомств, включая романтические. Настаивать не имеет смысла. Адам упрям и, если чего-то не желает, его не сдвинешь с места, в этом мать неоднократно убеждалась на собственном опыте. Легче заставить говорить Эйфелеву башню, чем направить парня туда, куда он идти не собирался. Эту черту, как и многое другое, сын тоже унаследовал от своего отца. Мать пробыла у Адама три дня. Они вместе гуляли, много смеялись и шутили, даже спали рядышком на одной кровати, Элла ласково перебирала густые тёплые бархатистые волосы на голове сына, поминутно целовала их, с наслаждением вдыхая горьковатый аромат сосновой хвои. Женщина повеселела, она словно оттаяла после целого года обитания в вечной мерзлоте, но это была весёлость обречённости, пьяная, шальная, безбашенная. Её весёлость была сродни безумной Радости осуждённого на смерть, он знает, что завтра умрёт, но сегодня он пока ещё жив, и наслаждается последними, отведёнными ему на этой Земле часами, на полную катушку. Женщина понимала, что всё это скоро закончится, должно закончиться! Адам уже взрослый, у него своя Жизнь, в которую она не имеет права вмешиваться, хоть она и мать. Но как же ей не хотелось с ним расставаться! Будь на то её воля, Элла бы умерла, обнимая бесконечно родного и любимого для неё Человечка! Она бы благословила такую смерть! Адам догадывался, о чём думает его мать. Он понимал её чувства. Но понимал и то, что им необходимо расстаться. Матери надо научиться жить без него, научиться видеть и других людей вокруг, которым она нужна не меньше, чем ему, ей надо научиться любить ещё кого-то. Но была и ещё одна причина, таившаяся глубоко в сердце юноши. Марк… Адам не виделся с ним уже три дня, и это стало для него настоящим испытанием. Парень сгорал от желания увидеть его, он просто сходил с ума от Тоски по нему, снедавшей его на протяжении всего времени их разлуки. Он чувствовал, что вот-вот не выдержит, забудет всех и всё, и броситься к возлюбленному. За эти три дня Любовь Адама к художнику возросла тысячекратно, он просто не мог обходиться без него! Марку тоже пришлось очень и очень несладко. Не имея возможности даже увидеть любимое лицо, услышать любимый голос, он чувствовал себя, словно смертельно больной человек, он просто медленно и мучительно умирал. Неизвестно, сколько раз художник порывался примчаться домой к Адаму и силой забрать парня обратно! Но в последнюю минуту, вдруг, останавливался. Марк понимал, что его несдержанность может погубить Адама. Нельзя… Нельзя! Как это невыносимо, жестоко и невыносимо, думать о Нём каждую секунду каждого дня, слышать внутри себя Его голос, сладчайшей музыкой ласкающий слух, чувствовать на своих губах неповторимый, ни с чем несравнимый вкус Его губ, держать во сне в своих жадных объятиях Его тело, - и проснувшись, оказываться один на один с собственным одиночеством! Реальность превратилась в какой-то жуткий, фантасмагорический сон. Расплывчатые предметы… Люди, знакомые и незнакомые, их лица ужасны, они бесформенны и бесцветны, словно морды сказочных животных… Таких только и увидишь, что на картинах Босха, они вызывают отвращение и гадливость, всё Существо при случайной встрече с ними охватывает какой-то первобытный, чуть ли не доисторический ужас… Если в первый день Марк ещё мог выйти на улицу и выходил, бродил по городу, его взгляд, полный безумной Надежды, останавливался едва ли не на каждом лице, стремясь увидеть Его, то последующие два дня он вообще не появлялся на людях. Художник забился в щель своей каморки, одинокую и пустую, он спрятался в ней от всего Мира, никого не желая видеть, ни с кем говорить. В прошлый раз Адам отсутствовал лишь сутки, но эти сутки причинили Марку столько страдания, что он до сих пор, даже при случайном воспоминании об этом, содрогался и невольно зажмуривался. Как это выдержать, как?! Как не сойти с ума от безумной Боли, разрывающей на части не только твою оболочку, но тебя самого?! Чтобы хоть немного ослабить собственные страдания, Марк пробовал даже напиться. Может быть, алкоголь поможет ему хотя бы чуть-чуть забыться, ну, самую малость?... Однако, даже это средство не помогало… Только возвращение Адама могло спасти Марка от окончательного Безумия. Только это! Уходя, Элла остановилась у дверей, в последний раз взглянула в бесконечно любимое лицо сына. - Может, всё-таки вернёшься домой? Нам бы так здорово жилось вместе! Мне всё равно, что подумает или скажет отец, его наши с тобой отношения не касаются! – в измученном голосе столько безумной Надежды, в глазах – столько мольбы! У Адама сжалось сердце. Но всё же он сказал, превозмогая собственную Боль: - Мама, это невозможно, ты же знаешь. Я не могу вернуться не только из-за отца. Просто… Понимаешь, мне нужна моя собственная Жизнь! Я тебя очень люблю, очень! Но… Я должен жить один, мне это необходимо! Элла видела по глазам сына, что он не передумает. - Ну, что ж…, - голос совсем севший, хриплый, - Наверное, ты прав… Так будет лучше…, - она повернулась, открыла дверь, вышла на лестничную площадку. Потом возвратилась назад, порывисто и очень-очень крепко обняла и поцеловала сына в губы. Едва сдерживая рыдания, комом сдавившие горло, Элла буквально вылетела из его квартиры и помчалась на улицу. Она боялась упасть и умереть прямо там, у его порога! Адам долго смотрел матери вслед. Ему было грустно. Маме будет очень тяжело без него, юноша понимал это. Но так лучше… Лучше для них обоих… Лучше для всех… Внезапно течение его мыслей приняло иной оборот. Теперь, когда мать ушла, Адам знал, куда ему следует отправиться, причём, не медля ни секунды. К Марку! Бедный, он поди места себе не находит в ожидании его возвращения! Парень сам буквально дурел от нетерпения поскорее увидеть своего любимого, обнять его, прижаться губами к его губам, дать волю собственным чувствам! Этой ночью он заставит возлюбленного забыть об этих трёх ужасных днях разлуки, он сотрёт их из его памяти и сердца навсегда! Когда Адам вернулся, Марк спал. Окончательно измучившись телесно и духовно, художник просто рухнул на кровать в одежде и уснул, даже не заметив, как. Юноша неслышно приблизился к нему и, опустившись на колени возле изголовья, с бесконечной Любовью и нежностью всмотрелся в родное лицо, такое усталое, такое исстрадавшееся! «Любимый мой, – думал Адам, ласково поглаживая лицо художника, - Любимый!» - Склонившись к его губам, юноша очень нежно поцеловал их. Этот поцелуй разбудил Марка. Он вздрогнул, открыл глаза. Увидел Адама. Необыкновенное лицо было так близко, колдовские глаза смотрят с такой Любовью! Сердце художника, обезумев от такого Беспредельного, Невообразимого Счастья, совсем ошалело, оно колотилось невпопад настолько стремительно, что Марк чуть сознание не потерял. Он страшно побледнел. - Любимый, что с тобой?! – Адам перепугался, увидев, в какое состояние привело художника его появление. - Адам! – Марк, вскочив с подушек, схватил возлюбленного в стальные тиски объятий. Все чувства, обуревавшие его, разом хлынули наружу. Художник разрыдался, спрятав лицо на плече юноши. - Ну, ну, успокойся, бесценный мой, я вернулся, я здесь! – пальцы парня любовно гладили спутанные светлые кудри возлюбленного. Подняв его мокрое лицо за подбородок, Адам горячо целовал каждую чёрточку. Добравшись до губ художника, он прильнул к ним голодным, огненным поцелуем. Ответ Марка был полон безмерной Любви и безумной, исступлённой, жадной Страсти. Как он жаждал этого вот мгновения, как истосковался по своему возлюбленному! Художник вкладывал собственную Жизнь в этот поцелуй, он буквально пожирал Адама, выпивая до дна его душу, его сердце, всё его Существо. Они смогли оторваться друг от друга только тогда, когда стало нечем дышать. - Любимый, как я измучился! – в голосе Марка столько Боли! – Я чуть с ума не сошёл, пока ждал тебя, твоего возвращения! - Я знаю, милый, знаю! Я сам прошёл через то же! По его глазам художник читал, что Адам совершенно искренен. Он видел в их бездонной малахитовой синеве столько страдания! - Единственный мой Человечек, не покидай меня больше! – взмолился Марк, - Без тебя нет Жизни! Совсем нет! Их пылающие уста вновь соединились. Они целовались так, как никогда прежде, с неистовой жадностью, грозившей обоим остановкой сердца. Марк опрокинул возлюбленного на кровать, не отрываясь от его губ, стал стягивать с Адама одежду, пальцы нетерпеливо гладили податливую соблазнительную плоть. Он набросился на него с алчностью голодного зверя. Художник три бесконечных дня не прикасался к возлюбленному и теперь ласкал его с немыслимой, первобытной Страстью, доводя Адама до Умопомрачения. Юноша метался по постели, словно пытаясь вырваться из жарких объятий любимого, и в то же время стремясь к более полному слиянию с ним. Он стонал, наслаждение было невообразимым, нереальным и от того невыразимо мучительным, оно и сводило с ума, и причиняло боль. Они оба настолько изголодались друг по другу, что теперь никакая сила на свете не могла оторвать одного от другого. Марк с Адамом слишком безумно любили друг друга, слишком сильно жаждали один другого. Чувства сжигали их заживо, они плавились, перетекая друг в друга. Воздух вокруг них наполнился электричеством, стал потрескивать и искриться, ещё немного – и вспыхнет пожар. Они занимались Любовью особенно яростно, это больше напоминало боевые действия в самом разгаре, чем соитие двух людей, до Сумасшествия любящих друг друга. Полем боя становилось всё, что находилось в комнате, не только кровать, но и стол у окна, стулья, даже стены. Марк и Адам настолько обезумели от Любви и Страсти, что просто не знали удержу. Казалось, они оба устроили соревнование, кто кого быстрее доведёт до окончательного крышесноса. Завершённость настигла обоих одновременно, - мгновенная ярчайшая вспышка, - и блаженная расслабленность, томная умиротворённость. Едва дыша, в полубессознательном состоянии, они держали друг друга в объятиях так, словно до сих пор ещё не могли поверить в то, что наконец-то снова вместе, в их глазах, устремлённых друг на друга, бушевало пламя. Окончательно обессилев, Адам буквально повис на плече Марка. Юноша был бледен, его пробирала нервная дрожь. Так всегда бывает после таких вот невероятных по своей мощи и глубине вспышек Страсти, когда ты буквально лишаешься чувств в объятиях любимого, когда его необузданные ласки доводят тебя до крайней степени возбуждения, переход через которую может привести тебя к самому меньшему – инфаркту, а то и вовсе отправить в Мир Иной! Потом они лежали, обнявшись, Адам прислонился головой к голове Марка. Им обоим было дивно хорошо, так, словно они уже обитали в Райских Кущах! Художник очень нежно водил пальцами по тонкой, гибкой руке любимого, наслаждаясь её горячей мягкой гладкостью. - Не знаю, как я выжил без тебя все эти три дня! - в голосе Марка столько Боли, смешанной с невыразимой печалью! – Они показались мне тремя миллиардами лет! Знаешь, чем дальше, тем всё труднее для меня расставаться с тобой, даже на самое короткое время, хоть на минуту! Ты нужен мне постоянно, каждую секунду дня и ночи! Я могу прожить без пищи и воды, без каких-то удобств, пусть и самых необходимых, даже, наверное, без воздуха! Но не без тебя! Без тебя у меня жить не получается совсем! – он всхлипнул, по щекам покатились слёзы. Даже сейчас, даже в эту минуту, когда его возлюбленный был рядом, и он держал его в своих объятиях – о, долгожданный, чудесный миг, хоть бы он никогда не кончался! – Марка пробирала дрожь ужаса при одном лишь воспоминании о том, что ему пришлось вынести в отсутствие Адама! Юноша чувствовал его Боль, как свою собственную. Боль Марка была и его Болью тоже, он сам не меньше художника сходил с ума от безумной Тоски по нему, когда не виделся с ним эти три дня. Любовная, ласковая и очень-очень нежная улыбка осветила прекрасное лицо. Адам притянул к себе голову возлюбленного и одарил его очень чувственным, глубоким поцелуем. - Наши чувства взаимны! - сказал он проникновенно, - Я сам без тебя не могу ни жить, ни дышать! Я существую на этом свете, пока есть ты, не станет тебя, не станет и меня! Ты - это я, я – это ты! Пока мы есть друг у друга, нам не страшны никто и ничто! Если же нас разлучат, неважно кто, мой ли отец или кто-то другой, или обстоятельства, если только лишь попытаются это сделать, тогда произойдёт одна из двух вещей: либо мы устраним препятствия на нашем пути, и всё равно будем вместе, или же наши тела умрут по отдельности, но Там, наши души соединяться вновь, - и мы снова будем вместе! Так или иначе, мы всегда будем вместе, никогда не расстанемся! Расстояния для нас существуют лишь в географическом смысле, наши Оболочки могут находиться вдали одна от другой, - и только! Наши души и сердца всегда рядом! Мы живём не только друг для друга, но и друг в друге! Марк слушал эти страстные, глубоко искренние слова со слезами на глазах, к горлу подкатил ком, стало трудно дышать. Так вот оно! Оказывается, юноша любит его много, неизмеримо сильнее, чем художник даже мог себе представить! Адам очень редко выражает свои чувства словесно, отдавая предпочтение доказательству действием, лишь в его объятиях этот фантастический юноша раскрепощается, освобождаясь от пут молчаливой сдержанности, полностью отдаваясь власти собственных чувств. Тем, кто впервые встречался с ним, Адам представлялся человеком, не способным на проявление каких-либо эмоций вообще или же умеющим их проявлять лишь частично, слегка. Он виделся людям чем-то наподобие мраморной античной статуи, такой же прекрасный, спокойный и холодный. Сам художник, когда он только увидел своего возлюбленного впервые, тоже представлял его именно таким, существом хоть и Совершенной, Неземной Красоты, но неприступным, ледяным и далёким. Обитает он где-то на своей Планете, а сюда, к ним, простеньким, неказистеньким землянам, попал совершенно случайно, сам того не желая. Мужчине тогда казалось, что подобная Красота при отсутствии движений души и сердца ничего не сможет дать тому, кто осмелится полюбить этого парня. Ничего, кроме страданий и Боли. О том, что его видение глубоко ошибочно, Марк убедился сам чуть позже, когда впервые заговорил с юношей, и потом, когда первый поцелуй соединил их уста. Оказывается, Адам умеет чувствовать настолько глубоко и сильно, как никто другой, он полон безумной Страсти и такого внутреннего огня, что остаётся удивляться, как он ещё до сих пор не сгорел заживо! Его Любовь не имеет ни границ, ни дна, Она, как ураган, сметает на своём пути любые препятствия. Он отдаётся любимому целиком и полностью, ничего не скрывая и не пряча, он весь растворяется в нём душой, телом, сердцем. Марк сам был человеком невероятных эмоций и Страсти, но его возлюбленный в этом смысле мог, что называется, дать фору даже ему! Движимый неудержимым порывом, художник притянул к себе чёрную голову и стал осыпать лихорадочными, абсолютно сумасшедшими поцелуями любимое лицо, глаза, губы. Ему хотелось кричать Адаму о своей Любви, ему хотелось утопить его в Ней! Но художник не в силах был произнести ни звука, чувства были слишком сильны, а слов – слишком мало, их просто не хватит отразить всю бездну того, что Марк к нему испытывал! Но Адаму слова не требовались. Он читал их в душе Марка, когда смотрел в его сияющие, светящиеся Счастьем изнутри, глаза, обращённые на него, чувствовал в нежных прикосновениях его рук, в его жгучих, неистовых поцелуях, которыми тот дарил своего любимого, в его жарких объятиях, когда они сливались в диком и немыслимом танце Любви и Страсти. Парень знал о безмерной Любви художника к нему. Как знал и Марк об ответных чувствах к нему его возлюбленного. Они оба знали об этом. Для них любить друг друга было столь же естественно, как дышать. Они не видели ничего ненормального и предосудительного в своих отношениях. Они же не виноваты, что общество настолько узко мыслит, что оно закоснело в раз - навсегда установившейся тирании стандартов и измерений, где всех и всё причёсывают под одну гребёнку! Марк и Адам считали, что Любовь не делает различий по возрасту, полу, социальному положению и прочей ерунде, выдуманной людьми для самих себя, чтобы загнать и себя, и других в удобные узкие рамки и каноны. Они просто любили друг друга так, как никто не любил, любили безудержно, страстно, безумно, не мысля себя и собственной Жизни друг без друга. А досужие домыслы по их поводу, даже если они и могут возникнуть когда-нибудь (Мир не без «добрых» людей!), их не трогали. Они были слишком полны друг другом, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как чужое, постороннее одобрение или же неодобрение. Главное – они любят друг друга! Всё остальное чепуховина, не стоящая даже упоминания о ней вскользь! Элла Вельмирова возвратилась домой после трёх дней, проведённых с сыном, в очень странном состоянии. С одной стороны, всё её Существо пело, она готова была взлететь от неописуемого Счастья! «Адам, Адамушка, сыночек, кровиночка моя единственная!» - ликовало её измученное, настрадавшееся сердце. Она наконец-то увидела Его, услышала Его голос, она обнимала и целовала Его! Ради этого не страшно и на костёр взойти! Но с другой стороны, Элла вернулась ещё более подавленная и надломленная по сравнению с тем, какой она была до свидания с сыном. Женщина слишком сильно его любила, Адам был плотью от плоти её, кровью от крови её, костью от кости её. Элла не представляла себя вне его и без него. Если исчезнет весь Мир, но Адам останется – Жизнь не закончится, она будет продолжаться. Но если не станет Адама, Жизнь прекратится (по крайней мере, для неё), даже, если весь остальной Мир будет существовать. Элла неторопливо вплыла в дом (именно вплыла, а не вошла, она двигалась, словно в сомнамбулическом сне, ничего и никого не замечая вокруг, её движения были замедленными, нетвёрдыми, как у лунатика). С полным безразличием огляделась вокруг. Всё осталось прежним, предметы находятся на своих местах, в точности там, где она их оставила три дня назад. Даже с закрытыми глазами женщина могла найти абсолютно любую вещь в этом доме, она выучила расположение комнат, их убранство, все последние тридцать лет она только и делала, что бродила по этому дому, как неприкаянная, придавленная его высокомерным чванством. Он виделся женщине живым, пугающе живым, у его стен были глаза и уши, казалось, они могли расслышать и рассмотреть малейшие движения её собственной души, поэтому, находясь внутри, Элла всегда старалась говорить негромко, чуть ли не шёпотом, чтобы её мысли не могли быть услышаны. Да, ничего не изменилось…Ничего! Перемена произошла лишь в ней… Женщина знала, чувствовала, что прежней ей уже не стать никогда. Эти три дня, проведённые с её ненаглядным цветиком, её любимым, её сынулей, внезапно осветили всё прежнее существование Эллы в совершенно новом виде, раскрыв глаза на то, в каком болоте она на самом деле прозябает. Богатый муж, положение в обществе, шикарный особняк в одном из престижных районов города, - всё это ничто, пыль! Любовь – вот то, единственное, что придаёт Жизни Смысл! Только Любовь! До приезда Дмитрия оставалось ещё четыре дня. Четыре дня полной свободы, когда можно делать то, что хочется, не испытывая страха быть застигнутой, словно жулик на месте преступления, жить, ни на кого не оглядываясь, не ощущая спиной взгляда, полного жгучей ненависти, взгляда, от которого всё внутри сжимается в комок, а сердце трепыхается, точно кролик в силке! Свобода! Сво-бо-да! Элла знала, куда направится прямо сейчас. Теперь она сможет это сделать, не таясь, открыто, её никто не увидит, никто не расскажет её мужу об этом поступке. Женщина прошла в кабинет Дмитрия, достала из ящика стола файл с фотографиями сына (муж так глубоко зарыл его под другими бумагами, что она не сразу смогла отыскать), вытащила снимки и, спрятав их у себя на груди под корсажем платья, засунула файл обратно, навалив на него кучу бумаг, чтобы муж ничего не заподозрил (он отличался маниакальной недоверчивостью ко всем и всему, опасаясь подвоха и в каждом усматривая шпиона, стремящегося выведать секреты его успеха в делах, чтобы затем подобраться к нему и погубить. Не мудрено им появиться, зная характер Вельмирова и его отношение к людям!), и покинула кабинет. Элла ненавидела эту комнату, здесь было всё пропитано её мужем, его высокомерной заносчивостью. Это его обиталище, куда он не пускал никого, только для жены делал исключение, да и то лишь иногда, при условии его присутствия. Обычно Элла стремилась покинуть кабинет как можно быстрее, ей казалось, что даже сами стены здесь её душат. Ей давно хотелось забрать себе фотографии Адама. Совсем не место им здесь! Её любимый мальчик должен быть рядом с матерью, рядом с той, которая любит его больше Жизни! В их доме слишком много ненависти, ею пропитано всё, но самая сильная концентрация именно здесь, в кабинете главы семейства. Не нужно, чтобы фотографии сына лежали тут. Пусть хранятся в её комнате, рядом с ней, где им и полагается быть. Элла прошла в свою спальню, заперла дверь на засов (она знала, что одна в доме, а закрылась по привычке, чтобы постороннее любопытство, алчное и недоброе, не смогло ворваться к ней и нарушить уединённый покой этой комнаты). Села на кровать, достала спрятанные фотографии сына и, разложив их на подушках, стала рассматривать. Вот он, живой, стоит перед нею, она видит его, слышит бесконечно любимый голос, чувствует дивный аромат, исходящий от него. Её сыночек, её мальчик, такой родной, такой сказочно прекрасный, такой любимый! Элла прижимала фотографии к груди, целовала каждую бессчётное количество раз, целуя, плакала. Как ей хотелось, чтобы Адам передумал и вернулся домой! Насколько счастливее тогда стала бы её одинокая Жизнь! Какое блаженство слышать и видеть его, лучшего и представить нельзя! Если бы Адам был опять рядом с нею, как раньше, она воистину бы могла жить, а не тупо тянуть свою монотонную, рутинную лямку, где рассвет как две капли похож на закат, один час на другой! Если бы только её сын мог вернуться, она бы стёрла из своей памяти весь этот ужасный, мучительный год, проведённый без него! Сердце жаждало возвращения Адама, оно ждало его, как ждут Необыкновенного Чуда, надеясь и веря, что ожидаемое исполнится обязательно! Но разум понимал, что Чуда не случится… Адам не вернётся… Эти три фантастических дня, проведённые с ним, были просто неожиданным и желанным Подарком Судьбы! Её мальчик не вернётся… Он вырос, оперился и улетел из гнезда, чтобы летать самостоятельно… «Что ж, лети, любимый мой, лети… Я отпускаю тебя, хотя, отпуская, умираю сама…». В конторе трёхдневное отсутствие Эллы, конечно же, заметили, но предпочли сделать вид, что именно так и было задумано. Пусть себе отдохнёт хорошенько, поднаберётся сил. Нельзя же всё время только работать да работать, без сна и роздыху! Коллеги сразу ощутили перемену, произошедшую в женщине. Нет, внешне она осталась всё той же прежней Эллой Вельмировой, доброй, отзывчивой, умной и элегантной, словом, такою же, какой была всегда. Разве что в глазах появился необычный блеск, какого раньше в них не замечалось, они как-то совершенно по-особому, лунно мерцали, придавая всему её облику некую сказочность. Но внутренне Элла изменилась кардинально. Никто из её сослуживцев не мог бы сказать с точностью, в чём именно эта самая перемена состояла, но все её ощущали на каком-то подсознательном уровне. Женщина вся светилась изнутри, словно там, по мановению Волшебства, зажгли чудесный фонарик, и теперь он тихо и тепло сиял, согревая всех и всё, что оказалось рядом, своим дивным светом. Первой, прямо с самого утра, в кабинет Эллы заглянула Карина. Она тоже приметила, что её коллега сегодня какая-то другая. - Приветики! – широко улыбаясь, поздоровалась она и порхнула к столу, - Как провела отпуск? - Отпуск? – не поняла Элла. - Ну, да, эти три дня. Это же своеобразный отпуск получился, не находишь? Лицо женщины озарила мечтательная улыбка. - Провела классно! – честно призналась она, - Лучшего и представить себе нельзя! Карина с подозрением смотрела на её счастливое лицо. - Ты, часом, не того, а?... - Что «не того»? - У тебя любовник не завёлся? От неожиданности Элла слишком глубоко вздохнула и закашлялась. - Ты спятила?! Какой любовник может быть у меня, старой бабы?! Вот, уж верно, как взбредёт тебе что в голову, так хоть караул кричи! «Любовник»… Видали?! - А что в этом такого, даже, если и так?! – вскинулась Карина, - Иметь кого-то на стороне совсем даже неплохо, особенно, если у тебя такой муженёк, как твой. Только не говори, что ты верна ему, как мать Тереза! Не поверю! Выйди я замуж за такую вот макаку, как твой Дмитрий, точно пошла бы гулять на сторону, а его держала бы при себе в качестве дойной коровы. Такие только на это и годны. Элла улыбнулась про себя. Да уж, за прошедшие три дня коллега могла растерять что угодно, но только не своё злое, едкое чувство юмора! - Нет, у меня нет никакого любовника, - ответила женщина, - не имею желания заводить его ни сейчас, ни в Будущем. Просто я ездила ненадолго к сыну в гости, он живёт один, далеко от нас. Мы давно не виделись, я соскучилась, вот и поехала. - Говоришь, он живёт один? – раздумчиво спросила Карина, потирая подбородок. Элла почувствовала, что в её взбалмошной голове что-то заваривается. - Да, один. - Это очень хорошо… Элла поняла, о чём та думает. - Карина, если ты намылилась прибрать парня к рукам, то тут тебя ждёт разочарование, - прямо ответила она, - Адам не собирается ни с кем заводить отношений. Светло-карие круглые глаза прямо, не мигая, смотрели женщине в лицо. - Откуда ты это знаешь? - Оттуда. Он мне сам сказал пару дней назад, и у меня нет причин не верить собственному сыну. У Адама была женщина, но они расстались. - Вот как? Почему? Вряд ли, она сама этого захотела. От такого мужчины женщины не уходят! - Она и не ушла. Он покинул её сам. Что там у них произошло, не знаю, расспрашивать не стала, да и Адам сам бы мне не ответил, вздумай даже я задать ему подобный вопрос. Он только лишь сказал, что их отношения зашли в тупик, и он почёл самым разумным всё закончить. Тем не менее, они остались друзьями. Лицо Карины приняло решительное выражение. - Ну, и прекрасно, что у них больше ничего нет! Зато есть отличный шанс у меня! Твой сынуля, – совершенно обалденный мальчик, и я намерена получить его в свою полную безраздельную собственность! Элла улыбнулась. Ей импонировала такая напористость коллеги. Может, в самом деле, Карине удастся завоевать сердце её сына? Они вместе составили бы чудесную пару! Её бедный мальчик так одинок! Творчество, увлечения, музыка – далеко не всё, что нужно человеку, тем более, мужчине. Ему нужна женщина, жена, мать его детей, хранительница семейного очага, та, которая будет по-настоящему любить и беречь его, как зеницу ока. Так, почему бы и не Карина? - Ну, что же, как говорится, в добрый путь! – сказала Элла, - Надеюсь, у тебя получится осуществить твой грандиозный план! - Спасибо! – Карина так и просияла. Она почувствовала, что обрела в Элле союзницу, - Кстати, о птичках… Что сказал твой Адам по поводу моего предложения? - Он обещал подумать. Через пару дней он сможет с тобой встретиться, тогда всё и обсудите. Просил дать тебе номер его мобильника. Позвони ему, договорись о встрече. Адам хочет подъехать на объект, оценить объём работы. Да, и ещё он просил передать вот что: во-первых, работать он будет не один, а с каким-то своим приятелем, тоже художником, а во-вторых, вы увидитесь лишь дважды, - когда он примет твой заказ и по окончании работы. Мой сын не любит постороннего присутствия в моменты, когда работает. «Вот, оно что! Ты, оказывается, мизантроп! Ну-ну!» - с улыбкой думала Карина. Так даже интереснее! Ей всегда нравились замкнутые мужчины, полная противоположность ей самой. В них столько тайн и загадок, так любопытно их изучать и разгадывать! - Отлично, очень рада, что он согласен поработать на меня! Давай, я запишу номер, сегодня же вечером наберу, поболтаем с ним о том – сём немножко, глядишь, и его заявление о том, что мы увидимся лишь дважды, перестанет быть таким категоричным. Элла продиктовала коллеге номер мобильного Адама, который знала наизусть. - Удачи! – тепло напутствовала она.