Осеннее Солнце

Нанетта вскочила с кровати, торопливо оделась и пустилась бегом в больницу. Она даже не бежала, она буквально летела, не разбирая дороги, прямо по жёсткой траве желтеющих газонов, чтобы сократить путь и не тратить время на огибание их по мощёным плиткой дорожкам, прямо по пыли и песку, оставленными ветром на проезжей части. Женщина не ощущала даже усталости, всё её Существо, каждый сосудик, наполнились невероятной выносливой силой. Вперёд, вперёд! Быстрее, ещё быстрее! Ей казалось, даже сердце начало биться в такт с движениями её тела: впе-рёд, впе-рёд, впе-рёд! Нанетта прекрасно знала, как добраться до клиники, даже, если идти пешком. Во-первых, это было не очень далеко от её собственного дома, а во-вторых, женщина не раз бывала здесь раньше, встречая подругу после смены. Потом они вместе (если в тот вечер с Нанеттой не было Адама) отправлялись гулять к набережной реки и говорили, говорили, говорили без умолку… В основном, конечно, говорила она, Дора больше молчала и слушала. Естественно, любой разговор у Нанетты начинался, продолжался и заканчивался Адамом, другие темы женщину не интересовали. Дора с пониманием относилась к такой безумной влюблённости своей подруги, только иногда советовала немного попридержать коней, иначе, в один прекрасный момент, Нанетта может совершенно реально спятить на этой почве. Эх, насколько же Дора оказалась права! Да, она сошла с ума, сошла окончательно и бесповоротно! Обезумела настолько, что чувствовала, если Адам её оттолкнёт, если он не вернётся… она совершит третью попытку свести счёты с собственной Жизнью, которая утратит абсолютно всякий смысл без Него! Вне Его нет ничего, нет её самой! У Доры Снегирёвой дежурство выпадало на утро. Всю ночь она провела практически без сна, мучаясь вопросом: хорошо ли она сделала, что сообщила Нанетте о том, что её любимый в больнице? Она ведь обещала Адаму ничего подруге не рассказывать… И вот, сказала… Дора не могла объяснить даже себе самой, что её побудило нарушить своё обещание… Может быть, ей просто хотелось, чтобы Нанетте стало всё известно, чтобы она пришла к парню в клинику, и они, наконец-то, снова воссоединились?... Может быть… Половина седьмого утра… Медленно, лениво наступает серый, холодный осенний рассвет… Во дворе больницы почти никого не видно, так, одинокие прохожие, минующие его по пути к месту службы, минующие лишь потому, что так ближе, не нужно делать здоровый крюк, чтобы добраться до ближайшей троллейбусной остановки. Прямо на крыльце Дора заметила фигуру в тёмном плаще. Фигура принадлежала женщине. Она сидела на верхней ступеньке, обняв колени руками и положив на них голову. Дора удивилась,увидев её здесь в этот час. На кого-то из работников эта женщина непохожа, на обычную праздношатающуюся, коих здесь в солнечные погожие дни гуляет изрядно (клиника могла похвастаться прекрасным садом, где фруктовые деревья (в основном, яблони) перемежались берёзами и дубами, на всех дорожках для удобства гуляющих и улучшения эстетического вида, лежала аккуратненькая фигурная гранитная плитка) тоже… Надо спросить у этой женщины, что она делает здесь в такую рань? Дора торопливо поднялась по лестнице, приблизилась к незнакомке и тронула её за рукав. Женщина никак не отреагировала, очевидно, пребывая где-то далеко в стране своих грёз. Дора стала тормошить её: - Женщина, что Вы тут делаете? – строго спросила девушка, - Вам нельзя здесь находиться. У Вас тут лежит кто-нибудь? Сын? Родственник? Муж? Может быть… э-э…любимый? – почему-то на последнем слове Дора запнулась и смущённо умолкла. Стоило ей произнести слово «любимый», женщина, словно очнувшись, подняла голову и взглянула на девушку полным безмерного страдания взглядом. Дора застыла на месте. Она узнала Нанетту! - Нэтт, это ты?! – в изумлении воскликнула медсестра, - Ты… Ты как сюда попала?! Давно здесь сидишь? - С трёх часов. С трёх часов! А сейчас половина седьмого! Три с половиной часа! - Ты рехнулась?! – набросилась Дора на подругу, - Сидеть столько времени, целых три с половиной часа, сидеть на таком холоде! Ты же заболеешь, дурочка! Ну, нельзя же так себя изводить, в самом-то деле! Никуда твой Адам не денется! Пришла бы вечером, когда у нас время посещений, спокойненько бы навестила его, поговорила с ним, глядишь, и сладили бы дело! А сейчас… Я даже не знаю, как тебя в больницу-то провести, вдруг, встречу кого из коллег (они у нас не в меру любознательные, всё-то им расскажи да покажи, женщины, одним словом, а, ещё правильнее, бабы!)! В момент начнутся вопросы-расспросы, а потом главному врачу донесут, что, мол, Снегирёва во время своих дежурств водит в клинику посторонних! Бледное, безжизненное до этих пор лицо Нанетты внезапно оживилось, глаза лихорадочно горят, на щеках пламенем вспыхнул нездоровый румянец. - Дорик, умоляю, мне нужно Его видеть! Я… У меня сил нет сидеть дома и мучиться, не зная, как Он и что, жив или уже умер! Я ещё быстрее с катушек слечу, если не увижу моего лапусика хоть вполглазика, не услышу Его голоса! Мне нужно Его увидеть, нужно, нужно! – Нанетту прорвало, она отчаянно, сумасшедше, разрыдалась. Дора смотрела на неё и чувствовала, как у самой слёзы наворачиваются на глаза, а сердце больно сжимается в тугой комок. Девушка всей душой сочувствовала подруге и поддерживала её. Никому лучше Доры не была известна вся глубина страданий Нанетты, никто, кроме неё не знал, не видел и не понимал, с какой нереальной силой эта женщина любит Адама, любит, невзирая ни на что, вопреки всему, любит настолько, что, скажи он ей кинуться с моста в реку и утопиться, она это сделает, даже не задумавшись ни на долю секунды, со счастливой улыбкой на лице, потому что Он её об этом просил! Доре, девушке рассудительной (окружающим казалось, даже слишком), обладающей более спокойным темпераментом и куда более уравновешенным характером, были непонятны все эти любовные Безумства и Страсти, она считала, что на всё и на всех в этом Мире, даже на любимых людей (на них особенно, так как зачастую розовые шоры, надетые на глаза слепо влюблённых, не дают тем увидеть возлюбленных такими, каковые они есть на самом деле). Но Нанетту не осуждала. Что ж поделать, если её подруга уродилась такой бешеной! Немного подумав, девушка сказала: - Ладно, Нэтт, так и быть, я тебе помогу увидеться с твоим бесценным. Только обещай вести себя тихо. И упаси тебя устраивать истерики! Едва услышав это, Нанетта перестала рыдать. Она так и просияла вся! (Дора про себя улыбнулась. Оказывается, как мало нужно на самом деле для Полного Счастья!): - Ой, Дорик, ты Прелесть! – в порыве чувств, женщина бросилась подруге на шею и расцеловала её. - Ну, ну, тише ты, сумасшедшая, задушишь! – отбивалась девушка, безмерно смущённая такой реакцией (не сказать, чтобы неожиданной) со стороны Нанетты, - Ладненько, пошли скорее, пока нас тут невзначай не засёк кто! Марк проснулся и открыл глаза. Улыбнулся счастливой, детской улыбкой. Как хорошо! Какое Неземное Блаженство держать в своих объятиях безмерно любимое Существо, ощущать на своих губах пьяную сладость Его губ, дарящих тебе невероятное наслаждение поцелуев, столь безумно-жадных в своей невообразимой Страсти! Никто не умеет так целоваться, как Адам (уж ему-то, Марку, есть, с чем сравнивать, у него до его любимого были связи с женщинами! Впрочем, что о них вспоминать, все другие романы – дело прошлое, потому что в этом необыкновенном юноше он повстречал свою Единственную Любовь, ту Любовь, которая даётся только раз и на всю Жизнь!)! Любимый не просто касается его губ своими губками, не только целует их и ласкает. Он будто выпивает до дна его душу и сердце, всё его Существо, и делает это так мягко и нежно, в его поцелуе столько эротической Чувственности, что он, Марк приходит в полную боевую готовность, едва лишь ощутит горьковатый, опьяняюще-сладостный вкус любимых губ на своих губах! Один Его поцелуй способен моментально свести с ума, неважно, был ли этот поцелуй осторожным, нежным и игривым, или полным одурманивающей, жадной Страсти! Раз отведав этих поцелуев, ощутив их бесподобнейший вкус, уже не захочешь чего-то иного, всё время будешь жаждать и стремиться испытать это, ни с чем не сравнимое Чувство! Марка всегда поражало, как чутко Адам реагирует на малейшие движения его Существа, его духовные и телесные порывы, во время их близости! Он словно задавал их Слиянию некий ритм, это было сродни напеву в песне: размеренное, несмотря на свою страстную хаотичность, чередование подъёмов на невероятную высоту, на самый пик, и головокружительных спусков в самые тёмные и загадочные глубины. Под Адама, под его темп, даже не нужно было подстраиваться, казалось, он сам настраивает себя на нужную волну, причём, получается это у него автоматически, юноша даже не задумывается над этим, он просто движется в такт с биением их сердец. Они проводили вместе поистине неземные ночи, в которых абсолютно всё дышало безумной Любовью друг к другу и жаркой, неистовой, испепеляющей Страстью, самый воздух вокруг них был пропитан невероятной Чувственностью. Повернув голову, долго смотрел на бесконечно любимое лицо, смотрел с пронзительной нежностью и безмерной Любовью. «Адам, мальчик мой единственный, - пело сердце художника, - Люблю тебя, люблю!». Чуткое ухо Марка уловило за дверью палаты какой-то тихий шорох, похожий на осторожно крадущиеся шаги. Интересно, кто это? Для медсестры, которая делает обход утром, ещё рановато, она должна прийти позже, для санитарок и врача – тоже… Кто бы там ни был, лучше ему сесть на койку возле Адама, не лежать с ним, обнявшись, а то мало ли что… Конечно, ему всё равно, что подумают другие люди на тему их с юношей отношений, как всё равно и Адаму, но всё-таки… Марк очень осторожно, стараясь не разбудить любимого, выпустил его из своих рук, встал и, торопливо одевшись, пригладил волосы. Сойдёт! Он успел вовремя. Дверь палаты отворилась и вошла…Нанетта! Марк был так удивлён её столь неурочным визитом, что даже растерялся и промолчал, не зная, что сказать, как-то все слова приветствия разом вылетели у него из головы. Увидев Марка, Нанетта побледнела ещё сильнее, сурово сжала губы и окатила художника взглядом, полным ледяной ненависти. Мужчина невольно съёжился. Обычно женщины несколько не так на него смотрели… - Оставьте нас ненадолго, - холодно попросила она, потом, нехотя добавила, - Пожалуйста! Марк подчинился, хоть и с превеликой неохотой. Он догадывался, что здесь может произойти, если оставить Нанетту наедине со своим любимым. Она ведь любит парня (в этом Марк уже не сомневался, он был просто убеждён!), судя по всему, Любовь её очень и очень сильна! Конечно же, эта женщина приложит все возможные и невозможные усилия, чтобы Адам к ней вернулся! При этой мысли Марк вздрогнул, сердце больно трепыхнулось в груди. Ну, уж нет, голубушка моя, нет! Ни за что! Адама ты получишь, только пройдясь по моим истлевшим костям! Я тебе его не отдам! Не для того я вырвал моего единственного из лап Смерти, не для того вымолил Его у Высших Сил, чтобы ты забрала Его у меня! Но всё же художнику пришлось выйти из палаты в коридор. Неудобно как-то оставаться там, слушая их разговор… Нанетта всё ж таки женщина… А его учили быть с ними вежливым и предупредительным… К тому же, она наверняка не ограничиться одною лишь беседой с его милым… А ему вовсе не хочется сходить с ума от Ревности! - Если Ему что-нибудь понадобится, я в коридоре, – только и сказал Марк, покинул палату, тихо и плотно прикрыв за собой дверь. Нанетта даже не обернулась. Она стремительно приблизилась к койке Адама, опустилась на неё, рядом с ним. Юноша спал, повернув голову к окну (туда, где минутой раньше лежал Марк), сон был безмятежно-спокойным, на прекрасном лице – лёгкая улыбка. Одна рука под одеялом, вторая покоилась сверху. На белоснежном фоне наволочки его огненно-чёрные волосы казались ещё темнее. Нанетта смотрела на любимого, не отрываясь, она любовалась им с пронзительной любовной нежностью и Тоской, смотрела, вбирая его в себя, всего, каждую его клеточку. Глаза её снова наполнились слезами. «Лапусик, солнышко, любимый мой мальчишка!». Взяв его гибкую тонкую руку в свою горячую ладонь, женщина стала перебирать любимые пальчики, любуясь их изящной Красотой. Поднеся руку к губам, целовала и целовала каждый пальчик, мягкую тёплую ладошку бессчётное количество раз, ощущая, как трепещет всё её Существо. Адам проснулся, почувствовав огненные губы на своей ладони. «Марк, - с нежностью думал он, - Любимый!». Повернул голову… Громадные глаза распахнулись от изумления во всю ширь, когда парень увидел рядом с собой на кровати вовсе не Марка, а Нанетту! Нанетту! Женщина ласково улыбнулась ему: - Привет! - П…Привет!..., - Адам разом высвободил руку из её пальцев, поднялся с подушки и сел на кровати, - Ты как тут очутилась?!... Впрочем, я догадываюсь, как! У тебя же здесь подруга работает. Она-то, наверняка, проболталась тебе, сказала, где я. Блин! – синие глаза стали почти чёрными, они всегда меняли цвет, если парень был возбуждён или же сердился, вот, как сейчас, - Я же просил её не говорить тебе, что я в больнице! Не хотел волновать, потому что знал, ты расстроишься и ещё, чего доброго, примчишься сюда! Так и произошло… - А я так благодарна Доре за то, что она мне всё рассказала! Я бы не простила ей никогда, оставь она меня в неведении! – пылко возразила Нанетта, - Пойми, наконец, дуралей ты соломенный, что меня касается абсолютно всё, что с тобой происходит, неважно, хорошее ли это или не очень! – женщина только сейчас заметила тугую повязку в районе локтя на руке юноши, - Так что с тобой случилось? Дора сказала, тебя «Скорая» привезла позавчера утром. - Да. Я слегка поранился ножиком, - Адам невесело усмехнулся. - Ничего себе, «слегка поранился ножиком»! После «слегка поранился» в реанимацию не забирают! – в волнении вскричала Нанетта. Он ещё шутить изволит, оболдуй этакий! Вы только поглядите! «Слегка поранился ножиком»! Знаем мы Ваше «слегка поранился»! Небось, кровью истёк, негодник, а теперь разыгрывает этакого дурачка, прикидывается Ванькой! Только меня, ведь, не проведёшь, милый мой, я тебя насквозь вижу! Внезапно Нанетту осенило. Догадка оказалась настолько страшной, что она невольно зажмурилась от Боли и прижала руки к груди, словно защищая собственное сердце от разрыва. Адам, ведь, не просто «поранился ножиком», он может эту сказочку рассказывать кому угодно, но не ей, не ей! Её ненаглядный пытался покончить с собой! Наверное, между ним и Марком что-то произошло, что-то, настолько ужасное, что Адам попросту не смог это пережить! Но Марк спас его, он вовремя оказался на месте, он же и «Скорую» вызвал, и был здесь с парнем всё время! Да, эти двое на самом деле слишком сильно любят друг друга, чтобы разлучиться, они всегда будут вместе, вопреки всем и всему, даже всесильной власти обстоятельств! Нанетта так разволновалась от своей догадки, что ей стало плохо, она жутко побледнела, голова закружилась. Адам видел, что она сейчас упадёт, он обнял её, поддерживая, не давая рухнуть на пол. - Нанетта, дурочка моя, не надо так переживать! – с горячей нежностью говорил он, сам сильно взволнованный, - Ничего со мной не случилось! Я цел и почти невредим! Скоро меня выпишут! Со мной всё в порядке, слышишь! Женщина со слезами на глазах глядела на него: - Ничего с тобой не в порядке, я же знаю! Ты пытался покончить с собой, вот, что с тобой произошло! У тебя что-то незаладилось с твоим Марком, так?! И для тебя это оказалось непереносимым! Адам стал белее полотна, глаза тёмные-тёмные, почти угольные, и в них – такая Боль, такое ужасающее Страдание! Он выпустил Нанетту из объятий, сжал пальцы в замок с такой силой, что суставы хрустнули. Опустил голову. Нанетта ощутила его Боль так ясно, словно испытывала Её сама! Да, она права, так всё и было! Сердце рванулось к любимому. «Ненаглядный мой, синеглазый огонёк! Что же вынесла твоя любимая душенька?!». Всё Существо Нанетты потянулось к Адаму, ей неудержимо хотелось обнять его, приласкать, утешить, хоть как-то успокоить его Боль, а, ещё лучше, взять Её на себя, пусть лучше страдает она, но не Он, не Он! Любимый не заслужил такого! Женщина переместилась ближе к юноше, порывисто обняла его и стала осыпать огненными поцелуями его поникшую голову. Она испытывала невообразимое наслаждение, зарываясь лицом в его густые тёплые волосы, вдыхая их горьковатый, смолистый аромат. Адам словно очнулся. Что она делает?! Мягко, но решительно высвободился из объятий женщины, отстранил её от себя. Поднявшись с кровати, слегка пошатываясь (сказывалась слабость, вызванная большой кровопотерей),отошёл к окну и встал к Нанетте спиной. Женщина вскочила следом и, стремительно приблизившись, обняла парня сзади, обняла что есть силы, мучительно, нерасторжимо. Жгучие поцелуи касались его шеи, уха, щеки. - Любимый мой! Любимый! - Нанетта утратила власть над собой, чувства безудержным, разрушительным смерчем вырвались наружу, поцелуи, которыми она осыпала его, стали и вовсе сумасшедшими, - Любимый-любимый-любимый! Сладкий-сладкий-сладкий! Лапусик мой! Люблю! Люблю! Люблю! Женщина окончательно сошла с ума, Адам чувствовал это. Сошла с ума от Любви к нему! Надо прекратить это Безумие, пока не поздно! Не нужно, чтобы кто-нибудь из посторонних, которые могли в любую минуту сюда войти, стали свидетелями этой сцены! А если войдёт Марк и увидит такое?! Что он подумает?! Нет, нет, нет, только не Марк! Это причинит ему Боль! Он не может допустить, чтобы любимый страдал! Никогда! - Нанетта, перестань, слышишь! – Адам развернулся и резко, почти грубо оттолкнул от себя женщину, он тяжело дышал, - Прекрати это! - Но я же люблю тебя, неужели ты не видишь?! – рыданием вырвалось у неё, - Неужели ты так слеп, что ничего не замечаешь и не понимаешь?! Я люблю тебя больше Жизни! Когда… Когда ты ушёл…, - жуткая Боль пронзила Нанетту, она задохнулась, - Три года назад… Я чуть не умерла тогда! Я и сейчас умираю, медленно и мучительно умираю, умираю каждое мгновение каждого дня, потому что не могу ни жить, ни дышать без тебя! Ты даже не представляешь, через что я прохожу каждый день и каждую ночь! Ты не знаешь, что я чувствую, когда вижу тебя во сне, обнимаю, целую и ласкаю тебя, а, проснувшись, вижу лишь пустоту рядом! Ледяную пустоту собственного одиночества! Ты не знаешь, каково это, искать среди чужих, холодных и бездушных лиц твоё лицо, и не находить! Или быть в объятиях другого мужчины, но представлять тебя, целовать его губы, но представлять твои, слушать его голос, но слышать твой! Бродить по улице, сходя с ума от Безумной Надежды: может, я всё-таки встречу тебя хоть сегодня, увижу хоть одним глазком?! - она трудно, судорожно вздохнула, - Я пыталась жить без тебя, пыталась, честное слово, пыталась! У меня не получилось! Адам слушал её и молчал. А что говорить?... Все слова бессмысленны и пошлы… Нанетта любит его, любит, и продолжает любить всё это время, хоть они давно расстались! Да… Только вот слово «расстались» применительно к нему, но не к ней… Расстался с ней он… Она же, судя по всему, что сейчас происходит, не перестаёт ждать его и надеяться, что он рано или поздно к ней вернётся… Бедная моя девочка, что же я с тобою сотворил?! Адаму было больно и грустно. Он очень любил Нанетту! Да, любил! Любовь эта была дружеской, он любил её душу и сердце, любил всё, что в ней было, хорошего и не очень! Он любил в ней Друга, верного и преданного, готового на всё, даже отдать собственную Жизнь, ради него! Друга, но не Женщину! Адам любил Нанетту, но не испытывал к ней чувственного, физического влечения, как к Марку… Эти две Любви, соседствуя в нём, всё же не пересекались… Если бы Нанетта, вдруг, решилась оставить его и уйти навсегда, не захотев больше с ним видеться, ему было бы очень и очень больно, но он бы это пережил, он бы понял её и простил… Но Марк! Его уход пережить бы не смог! Потому что любил его до Беспамятства, любил пронзительно и необычайно страстно, любил так, как невозможно любить! Он жил им и ради него, он дышал им и бредил, он был смертельно болен им! Марк был его Жизнью и Смертью, его Болью и Наслаждением, его Единственной Настоящей Любовью и Единственным Настоящим Счастьем! Марк был им самим! Нанетта смотрела на него с невыразимой мольбой. «Вернись! – кричали её глаза, - Вернись ко мне!». Не помня себя, женщина упала на колени, обняла его ноги, обхватила их намертво, прижалась к ним лицом и разрыдалась. - Вернись! Вернись, слышишь! Вернись, единственный мой! Вернись ко мне! Вернись! Вернись! Вернись! Не могу без тебя, совсем-совсем никак не могу! Ну, что тебе стоит! Знаешь, как счастливо, как прекрасно и чудесно нам бы жилось вдвоём! Я так тебя люблю! У тебя будет всё, что только пожелаешь, всё, чего нет и не было ни у кого на свете! Мы будем жить, как Короли Мира, наслаждаться Жизнью на полную катушку! Я буду твоей служанкой, наложницей, рабыней, кем захочешь, буду! Только вернись! Это уже было унижением. Адам не мог допустить, чтобы эта чудесная женщина унижалась перед ним! С силой обхватив её плечи, юноша рывком поднял Нанетту на ноги. - Милая, посмотри на меня! – попросил он. Она подняла на него измученные, горевшие безумной, фанатичной Любовью глаза. - Нанетта, пойми, этого не будет! Я не вернусь, как бы тебе того ни хотелось! Я тебя очень люблю, очень, всегда любил и всегда буду любить! Но я люблю тебя только как Друга, понимаешь! Но не как Женщину! Я могу встречаться с тобой просто как Друг, приходить к тебе, мы можем и дальше замечательно проводить вместе время, как и прежде! И так будет! Всегда! Никто не заставит меня отказаться от нашей с тобой Дружбы, никто и ничто, можешь мне верить, я совершенно искренен! Но я не смогу быть с тобой… в физическом смысле, пойми это! Я не смогу спать с тобой, заниматься с тобой Любовью, даже целоваться с тобой у меня получится только дружески! Тебе будет очень тяжело, потому что ты любишь меня не как Друга, а как Мужчину! Тебе всегда нравились часы нашей близости, я это помню и никогда не забуду, потому что мне тоже это нравилось! Очень нравилось! Ты - фантастическая женщина! Любой мужчина с готовностью согласиться составить твоё Счастье, разделить с тобой Жизнь! - Любой… Тут ты прав… В самом деле, любой… Но не ты! Не ты! Не ты! - Милая, это невозможно! Я люблю Марка, люблю так, как только можно и нельзя любить! Это Чувство забрало меня всего полностью, без остатка, заполонило мою душу, сердце, каждую-каждую самую-самую микроскопическую мою клеточку и частичку! Я отдал ему себя физически и духовно, и больше никого не хочу, кроме него! Прости, родная моя, хорошая, но… Между нами ничего не будет! Нанетта смотрела на него и понимала, что это правда. Адам действительно испытывает очень и очень сильное Чувство к своему приятелю! Она читала это в бездонной глубине его огромных глаз. Ну что ж… Тогда ей остаётся только одно… Получить хоть малую толику чего-то лучше, чем ничего… - Поцелуй меня, - попросила Нанетта тихо. Адам наклонился и хотел поцеловать её в лоб. Женщина обхватила горячими пальцами его лицо, притянула к себе ещё ниже, и буквально впилась губами в его губы. Как она его целовала! Как целовала! Безумно, безудержно, забыв обо всём на свете, отдавшись собственному Сумасшествию всем своим Существом, целиком и полностью! Она целовала его так, как может целовать лишь тот, кому предстоит умереть через мгновение! Она не просто вкладывала Жизнь, целуя Адама, этот поцелуй и был её собственной Жизнью! Невероятное, нереальное Помешательство… Жизнь, несущая в себе Смерть… Смерть, наполненная Жизнью… Весь Путь, сложный и долгий, уместившийся в нескольких минутах… Счастье, выстраданное и выплаканное, но не переставшее быть Счастьем… Любовь, прошедшая через миллиарды терний, но оставшаяся Любовью, девственно-юной и древней, мудрой и сумасшедшей…О да, Любовь! Любовь, сквозь тьму несущая Свет жаждущей душе и измученному сердцу… Любовь… Всегда Любовь… Любовь… Навсегда! «Люблю! Люблю! Люблю! Только ты! Ты! Ты!». Адам ожидал чего-то подобного со стороны своей подруги, но всё же его невероятно изумило то страстное неистовство, с которым Нанетта его целовала! Ещё одно Открытие… Эта невероятная женщина, оказывается, любит его неизмеримо сильнее, чем он вообще способен был даже предположить! Вот так да! Марк беспокойно метался по коридору, меряя его шагами. Он никак не мог успокоиться. Чего они там так долго делают?! О чём можно разговаривать почти час?! Ясно, что не о погоде! Тогда о чём?! О чём?! Мужчина начал терять терпение, его изводила и мучила подобная неизвестность. Он несколько раз порывался ворваться в палату под любым, более-менее благовидным предлогом, чтобы посмотреть, чем заняты Адам и его посетительница. Чего она притащилась сюда в такую рань?! Что, так свербело, что не смогла дождаться вечера, когда навещающих начинают пускать к больным?! Нет, он туда всё-таки войдёт, сил нет, стоять тут и думать неизвестно что! Адаму, конечно, не слишком понравится такое поведение, ну, да ладно, с его цветиком они как-нибудь договорятся! Вот поцелует он его понежнее, глядишь, и милый даже злиться не станет… Адам должен его извинить и понять! Он так любит его! Он же просто с ума сходит от Ревности, когда эта дамочка там, в Его палате, с Ним, а он тут, в этом тёмном коридоре, у закрытой двери, и даже не знает, что там происходит! - Ай, была - не была! – сказал Марк сам себе, открыл дверь и вошёл в палату. То, что он увидел, так поразило художника, что он буквально застыл на месте, точно мраморное изваяние, глядя на всё происходившее широко открытыми глазами. Нанетта целовала Адама! Его Адама! Причём, поцелуй не слишком смахивал на дружеский, друзей так не целуют! Это был настоящий поцелуй, чувственный и страстный, поцелуй не просто подруги, пришедшей навестить больного, а безумно влюблённой женщины! Адам почувствовал присутствие Марка. Он всегда его чувствовал, даже когда не видел. Приложив усилие (надо сказать, немалое, Нанетта намертво в него вцепилась и ни за что не желала выпускать из своих безумных объятий!), юноше удалось отстранить её от себя, почти оттолкнуть. Обернувшись к двери, в самом деле, увидел Марка. Марк! Художник стоял там, рука судорожно вцепилась в ручку, глаза распахнуты во всю ширь, в них – такая Боль! Словно он, Адам, только что убил его! Бывшее и без того очень бледным, теперь лицо парня стало и вовсе алебастровым, мертвенно-воскового оттенка, синие глаза потемнели ещё сильнее, оттуда полыхнула та же Боль, что смотрела из голубых глаз Марка, только много сильнее и мучительнее. Адам понимал, что любимый всё видел, и теперь вряд ли поверит, если он начнёт объяснять, что происходило на самом деле. Нанетта целовала его? Целовала… И совершенно неважно, желал ли он этого сам или же она ему навязалась… Важен сам факт…Юноша не хотел оправдываться в том, в чём виноват не был… Любое оправдание из его уст сейчас прозвучит фальшиво, оно только лишний раз убедит Марка в правоте того, чему тот стал невольным свидетелем… Он просто не поверит, если сказать, что он, Адам, невиновен и кристально чист перед ним, что он его очень и очень любит! Не поверит, хоть это и абсолютная правда! Адам страдал глубоко внутри себя. Он боялся, страшился больше всего на свете, что любимый после всего того, что сейчас случилось, просто оставит его и уйдёт навсегда! Нет, нет, нет, только не это! Только не это! Нет! Я же люблю тебя! Я так люблю тебя, единственный мой! Люблю! Люблю! Люблю! Я не вынесу, если ты оставишь меня! Не вынесу! Не вынесу-у-у! - Уйди сейчас, - тихо попросил Адам Нанетту. Та стояла и ошарашено глядела на Марка, явно не ожидая его вторжения, - Пожалуйста! – видя, что женщина всё ещё медлит, продолжая смотреть на его возлюбленного оторопелым взглядом, невольно повысил голос, теперь он почти кричал, - Пожалуйста, уйди! Уйди! Уйди! Нанетта неспешно, словно на автопилоте, направилась к выходу. Неподалёку от дверей остановилась, оглянулась, посмотрела в лицо любимого, и тихо сказала: - Ты всегда можешь вернуться! Я буду ждать! Адам ничего не ответил. Он стоял, бледный, невероятно взволнованный, но решительный. В последний раз посмотрев на юношу взглядом, полным безмерной Тоски, Нанетта тихо вышла. На Марка она даже не посмотрела. Художник остался наедине со своим возлюбленным. Марк смотрел на своего единственного, бесконечно любимого Человечка, и безумная Боль разрывала на части всё его Существо! Безумная Боль и Ревность, чудовищная сила которой пугала даже его самого! - Ты не хочешь ничего сказать? – спросил художник, стараясь говорить как можно спокойнее (хотя это удавалось ему с превеликим трудом!), медленно, на ватных ногах, приближаясь к Адаму. Парень был не в силах выдержать сейчас его взгляд, ещё недавно такой ласковый и нежный, а сейчас такой тяжёлый, словно налитый свинцом. Опустив голову, отрицательно покачал головой. Марк не дошёл до него всего лишь нескольких сантиметров. Остановившись, смотрел в упор, не мигая, огонь его глаз буквально прожигал Адама насквозь. - Понятно…, - глухо проговорил художник. Но понятно ему не было… Совсем не было! У Марка не укладывалось ни в сердце, ни в душе, ни в его собственной голове, как подобное могло произойти! Адам ведь любит его! Его, а не эту сумасшедшую женщину, хоть та и вешается на него в бесплодных попытках вернуть парня! Неважно, что у них было в Прошлом, это всё – Прошлое, в Настоящем же и, тем более, в Будущем, Нанетте нет места в сердце Адама! Марк это знал, он был уверен в этом! Тем более, невозможно объяснить то, что произошло между ними… Вряд ли Адам поцеловал Нанетту первым... Это на него не похоже, он не смог бы поцеловать Человека, к которому испытывает лишь дружеские чувства… Дружеские! Друга тоже можно любить, даже можно поцеловать его, но, опять-таки, и Любовь эта, и поцелуй будут дружескими, именно дружескими, лишёнными чувственной Страсти и любовной нежности, не несущими в себе того нереального эротического возбуждения, характерного для влюблённого поцелуя, когда губы любимого буквально сводят тебя с ума лишь одним своим прикосновением, они сливаются с твоими, и это Слияние полно такого огня, они сжигают тебя, и ты рад сгореть заживо, потому что внутри тебя полыхает тот же пожар, и ты точно так же сжигаешь возлюбленного в пламени собственных Любви и Страсти! Тогда почему Адам позволил Нанетте поцеловать его?... Почему?! Почему?! Почему?! Марк смотрел на Адама, на это безмерно, беспредельно любимое им создание, чувствуя, что Боль внутри стала совсем невыносимой. Казалось, кто-то громадный и неуклюжий, ворвавшись в его сердце и душу, орудуя раскалённой добела кочергой, начинает попросту выворачивать их наизнанку, отдирать одну частичку от другой, крошить их и топтать, проделывая всё это с каким-то тупым, безумным удовлетворением. На глаза навернулись слёзы и потекли по щекам, прокладывая на коже жгучие солёные дорожки. Художник торопливо вытер лицо тыльной стороной руки. Адам по-прежнему молчал и всё так же стоял, опустив голову, не глядя на него, не смея взглянуть на любимого! Он страшился, посмотрев Марку в глаза, прочесть в них презрение к нему или даже ненависть, что ещё хуже! Если его единственный возненавидит его, у него не останется иного выхода, кроме как… Он не сможет жить с этим! Он не сможет жить без Марка! Это то же самое, что остаться без своих сердца и души, без того, что составляет твою Суть! Это всё равно, что умереть заживо! Молчание Адама причиняло Марку непереносимые страдания. Ему, наверное, было бы легче, пусть самую малость, но легче, если бы парень начал оправдываться и умолять… Тогда, может быть (и это вероятнее всего!), он смог бы простить юношу, он бы обнял его крепко-крепко, поцеловал бы эти любимые пухленькие, сладкие губы, поцеловал бы так страстно, что этот поцелуй стёр бы навсегда из его памяти все другие поцелуи, включая поцелуй этой ненормальной! Но только не это упорное жестокое молчание… Только не оно! Сердце Марка разрывалось, оно кричало и рыдало, истекая кровью… Становилось всё труднее и труднее сдерживаться, чтобы не разреветься прямо сейчас, здесь… - Всё кончено! – тихо и жёстко сказал Марк. Сказал то, что велел ему разум… Безумный зов собственных сердца и души он старался не слушать, он делал всё возможное и невозможное, чтобы заглушить их сумасшедший надрывный хор, взывавших к нему, умолявших не делать этого, не порывать с Адамом! Марк знал, что умрёт без любимого, он не протянет даже до вечера! Он вернётся домой и… просто тупо сведёт счёты с самим собой, потому что его Жизнь, его Адам, останется здесь! «Прости его! – молило сердце, - Может, он не виноват вовсе! Не делай того, о чём горько пожалеешь! Вы же любите друг друга, ты любишь Адама, он любит тебя! Вы же погибните вдали один от другого! Вы Близнецы!». «Ты должен уйти! – требовал разум, - Ты ведь любишь его больше Жизни, а он предал твою Любовь, он посмеялся над твоими чувствами! Измену прощать нельзя!». Жестокие, неотвратимые, страшные слова… Марк произнёс их… Выговорил механически, как робот… Адам почувствовал, что его, всё его Существо до самой глубины, словно окунули во что-то ядовитое, и теперь неизвестное вещество, медленно, неотвратимо заполняя каждую клеточку, отравляет и убивает его. «Всё кончено!». Слова гулким эхом отдавались в сердце, причиняя такую нечеловеческую Боль, что парень невольно весь сжался и ещё ниже опустил голову, опасаясь потерять сознание и рухнуть на пол. Марк не знал, сможет ли он произнести это слово, самое последнее слово, поставить точку в их с Адамом отношениях (но не в его Любви к этому юноше, художник чувствовал и понимал каждой своей самой-самой микроскопической частичкой, что любит Адама, более того, будет любить его до скончания собственных дней и даже после своего Ухода в Иной Мир, будет любить и обожать его, несмотря ни на что, вопреки всем и всему! Это Чувство не сможет умереть в нём никогда, даже, если он будет пытаться убить Его!). Но произнести это слово придётся! - Прощай! – голос Марка глухой, вымученный. Медленно повернувшись, художник поплыл к выходу. Странно, раньше он не чувствовал собственного веса, теперь же ему казалось, что он тяжелее многотонного слона! Он брёл, ощущая невидимую преграду, словно что-то мешало ему идти. Марка неудержимо потянуло остановиться, вернуться к Адаму, взглянуть в последний раз в невероятную синь этих безумно любимых им глаз, вобрать, заполнить возлюбленным самые-самые дальние уголки самого себя, прижаться губами к этим ненаглядным губкам и целовать, целовать, целовать их, пока они оба не слетят с катушек, пока не умрут! «Сделай это! – кричало сердце художника, - Сделай! Ты же жаждешь этого! Не противься своим чувствам и желаниям!». «Не смей! – приказывал разум, - Не смей! Беги от него прочь, пока не погиб окончательно!». Марк зажмурился, зажал руками уши, чтобы заглушить голос рассудка. Остановился. Как же трудно дышать, какой тяжёлый воздух в этой больничной палате, он только сейчас это заметил! Медленно повернулся и ещё раз взглянул на Адама. Неожиданно парень поднял голову и встретился с ним глазами. Сколько Любви, Любви Безумной, Безмерной и Мучительной было в глубокой синеве его глаз! Эти необыкновенные глаза! Его глаза! И всё такая же у них Безграничная Власть над его сердцем! Всё так же он готов умереть ради одного их взгляда! Адам любит его! Любит так же неистребимо и неизбывно, так же сусмасшедше и неистово, как любит парня он сам! Об этом кричат его глаза, глаза озвучивают мольбу его сердца! Но он должен уйти… Должен! Что же ему делать?!... Что делать?! Марк понимал, что ему придётся покинуть возлюбленного… Нельзя продолжать отношения, когда утрачено доверие… Невозможно уберечь здание от падения, если разрушен фундамент… Адам любит его, но почему-то позволил Нанетте поцеловать его, не остановил… Этот поцелуй будет стоять между ними, отравляя им Жизнь... Марк знал, что уйдёт… Уйдёт, не взирая на то, что не сможет существовать на этом свете без своего милого…Он покинет Адама, хоть сам погибнет без него, умрёт прежде, чем закончиться этот ужасный день! Но, перед тем, как навсегда исчезнуть из его Жизни, он, Марк, сделает то, чего ему так страстно желалось, чего он всегда безумно жаждал! Задыхаясь от собственных чувств, обуревавших его, художник стремительно подбежал, почти подлетел, к любимому, его руки судорожно обхватили его, сжали стальными тисками объятий, сжали намертво, нерасторжимо, неразрывно. Сходя с ума от Безмерной Любви к Адаму, сгорая от Дикой Неистовой Страсти к нему, Марк буквально впился губами в любимые губы. Он целовал его так, словно хотел одним этим поцелуем убить их обоих, потому что из таких объятий и после такого поцелуя живыми не выходят! Руки Адама взлетели к Марку на шею и сжали его в таких же стальных тисках (невероятная сила этих объятий являлась тем более удивительной, ведь парень ещё совсем недавно был на смертном одре!), а губы отвечали на безумный поцелуй художника с ещё большим Сумасшествием. Они буквально умирали сейчас, обнимая и целуя друг друга так, как могут обниматься и целоваться только окончательно выжившие из ума люди! Сжимая возлюбленного в своих объятиях, Марк чувствовал, что ещё немного – и он сдастся, сдастся окончательно и бесповоротно. Он уже и так проиграл эту неравную битву между своим сердцем и собственным же разумом. Сердце победило! Оно всегда побеждало, потому что он всегда любил Адама, и всегда будет любить его, лишь его одного! Нет, нет, нет, надо бежать! Только куда?! И станет ли подобный шаг его спасением от Тоски и Боли, которые буквально пожирают его живьём?! Ответ один: нет, не станет! Потому что убежать от Единственной Любви, Любви всей своей Жизни, он не сможет! Адам всегда с ним и всегда в нём! Так же, как он сам всегда с Адамом и всегда в нём! Они всегда присутствовали и будут присутствовать как друг с другом, так и друг в друге! Эту прочнейшую связь не разорвёт ничто, никто, никакие обстоятельства или люди! Но ему, Марку, придётся это сделать… Придётся, прямо сейчас, не мешкая ни секунды… Потому что эта секунда промедления обернётся Неотвратимостью… Обернётся тем, что он… просто окончательно спятит от своих чувств к нему и зацелует любимого до смерти! Никогда ещё Марку не было так больно и трудно, как сейчас, в эту минуту, когда он должен был оторвать от себя своего ненаглядного, и не просто оторвать от своего тела, но буквально с мясом отодрать от своего сердца и души, от своего Существа! С мясом и кровью, навсегда покалечив самого себя, свою Суть! Художник еле-еле нашёл в себе силы сделать это. Оторвавшись от любимых губ, он оттолкнул от себя Адама, повернулся и со скоростью света вылетел из палаты, громко хлопнув дверью. Юноша смотрел на дверь, за которой скрылся возлюбленный… Смотрел, но ничего не видел… До сознания медленно начала доходить жуткая истина: Марк ушёл… Ушёл навсегда… Он не вернётся… Не вернётся! Но… Как же это?! Ведь он только что был здесь, обнимал его, любимые губы целовали его так страстно и неистово! Он был… и… и, вдруг, нет?! Неужели… Неужели какое-то глупейшее недоразумение сможет разрушить то, что разрушить нельзя, нельзя в принципе, именно потому, что они Близнецы?! Неужели ничего нельзя исправить?! Совсем ничего?! А… Как же он, Адам?! Что же с ним самим теперь будет?! Его единственный вернул его с того света… Но зачем?! Чтобы снова отправить туда же?! Неужели Марк, вправду, думает, что он сможет обойтись без него хоть день, хоть час, хоть минуту?! Неужто любимый не понимает, что он просто сдохнет без него, сгинет в этот же самый день, потому что не в силах ни жить без него, ни дышать?! Чудовищная, Дикая Боль… От этой Боли не избавиться… О, нет, не избавиться! Никогда! Никакие чудодейственные зелья, никакие новейшие лекарства не смогут хоть немного заглушить Её, потому что эта Боль рождена Любовью! Ноги перестали держать его, Адам рухнул на пол. Его жадный взгляд не отрывался от двери: может, любимый вернётся?! Может, он только злится (Марк очень эмоциональный, и Страсти внутри него бушуют нешуточные, всю мощь этих Страстей Адам испытывал на себе в моменты их близости, испытал и несколько минут назад, когда художник обнимал и целовал его), но потом поймёт, что был неправ, и вернётся, вернётся, чтобы снова подарить ему Несказанное Блаженство своих жарких объятий и сумасшедших поцелуев, от которых у обоих останавливается сердце?! Дверь хранила молчание… Холодный кусок крашеного дерева ничего не мог сказать в утешение парню… Он был безучастен к чужому Страданию… Ему было всё равно, что сейчас, в эту самую минуту, Человек, с такой Надеждой смотрящий на него, медленно, мучительно умирает… Умирает внутри себя… Умирают Его сердце и душа… Марк ушёл… Но ушёл не один… Он унёс с собой Адама, внутреннего Адама, оставив в больничной палате лишь Адама внешнего, его Оболочку… Боль прорвалась истерикой, отчаянной, горькой… Парень дополз до двери и, прижавшись к ней лицом, разрыдался. Он рыдал в голос, безостановочно, глухо, надрывно… - Вернись! – умоляет Адам любимого, надеясь, может, тот его слышит?... Может, он ещё не ушёл, просто стоит там, за дверью, так же, как и он сам, прижавшись к ней лицом?... - Вернись ко мне, слышишь! Вернись! Вернись! Не бросай меня одного! Вернись! Я же умру без тебя! Верни-и-ись! Сознание заволокла непроглядная душная тьма, Адам без чувств распластался на полу. Дора, сидевшая на посту медсестры (пост находился в самом начале коридора, неподалёку от входных дверей отделения), с жадностью и нетерпением вглядывалась в полумрак, туда, где была пятая палата. На душе у неё было как-то неуютно и неспокойно. Что-то Нанетты долго нет… Может, они с Адамом всё-таки сладили дело (вот было бы здорово!), и этот невозможный упрямец таки сдался, вернулся к подруге?... А что, это было бы справедливо! Нанетта так его любит, она же просто с ума по нему сходит, реально спятила от него! Она же живёт им в прямом смысле этого слова, живёт все три года, несмотря на то, что они расстались ( вот только вопрос, кто с кем расстался… К Нанетте это явно не относиться…)! Она такая чудесная женщина! А какая красотуля! Да любой мужик будет счастлив занять в её сердце место этого парня! И Нанетта ведь сама прекрасно знает силу своих чар, знает, как она действует на всех этих кобелей! У них же слюни текут чуть не до колен, стоит им лишь увидеть её! Чего подруга, в самом деле, уцепилась за этого Адама?! Ну, да, он, конечно, парень редкостной Красоты, что правда, то правда, с этим не поспоришь… Да и умом наделён недюжинным, это тоже есть… Ну, и что? Мало на свете, что ли, красивых и умных парней?! Ну, конечно, не настолько красивых и умных, но всё же… Но Нэтт втемяшилась в этого малого до Опупения, и ничего не желает слушать! «Нет, нет, нет, только Адам – и всё!». Глупость какая! Что толку любить парня, который в тебе только Друга и видит?... Только наплачешься с ним, а каши не сваришь… Дора уже начала терять терпение. Ей захотелось зайти в палату самой, поглядеть, как там дела. Но идти не понадобилось. Примерно через минут двадцать после своего появления там, Нанетта вышла в коридор. Едва Дора увидела, как та идёт, девушка сразу всё поняла. Нанетта плыла, как сомнамбула, ничего не видя перед собой, натыкаясь на стены, несколько раз споткнулась и едва не упала, но пальцы машинально хватались за ручки соседних палат. «О… Значит, ничего…» - подумала Дора. Ей стало очень грустно. Девушка всей душой сочувствовала подруге, она легко могла себе вообразить, что та чувствует сейчас! - Нэтт, подожди! – окликнула Нанетту, покинула пост и торопливо приблизилась к ней, - Ну, как? – спросила, и тут же почувствовала, что задаёт глупый вопрос. Разве не видно, как?! Женщина остановилась и посмотрела на Дору. Увидев глаза подруги, девушке стало не по себе, даже как-то страшновато. Это был абсолютно безумный взгляд! Так смотрят помешанные (Дора какое-то время работала медсестрой в клинике для душевнобольных, и там достаточно насмотрелась на таких людей)! - Он любит… Любит… Лю…бит…, - повторяла и повторяла женщина, - Он любит его… Дора ничего не понимала. - Кого Он любит? Ты… о ком? - Мой… Мой Адам… Теперь ситуация немного прояснилась. Из бессвязного лепета подруги Дора заключила, что её ненаглядный Адам в кого-то успел влюбиться, причём, так сильно, что не пожелал возвращаться к Нанетте, хоть та и любит его до Умопомрачения! И тот, кого полюбил парень, одного с ним пола! Ну, и дела! Что тут сказать?... Как утешить бедную женщину? И разве сыщутся такие слова?... Даже если и найти такие, Нанетта вряд ли сможет адекватно воспринять их, она вообще не примет сейчас ничего из того, что она, Дора, смогла бы ей ответить на то, что происходит, подруга просто не поймёт, это девушка очень ясно видела. Но помочь женщине, поддержать её хотя бы просто своим дружеским присутствием, хотя бы даже молчаливым сочувствием, считала своим долгом. На то они и подруги! Для чего же ещё на свете существуют друзья, как не для того, чтобы подставить тебе своё плечо, когда ты вот-вот рухнешь в пропасть! Когда всё прекрасно – быть Другом очень легко, а вот тогда, когда случаются такие вот вещи, - тогда… Это ещё вопрос, легко ли тогда оставаться верным своей Дружбе… Но именно в таких вот ситуациях истинное положение вещей и просматривается, причём, очень хорошо просматривается… Дора видела, что Нанетта пребывает практически в невменяемом состоянии. Ещё, чего доброго, наделает глупостей или сотворит с собой что-нибудь, с неё станется! Знаем, проходили уже! У этой дамочки башка всегда варила не особо (если варила вообще!), когда дело касалось её Любви, её Адама! Нанетта вообще-то умная и рассудительная женщина, обычно её поступки всегда очень трезвы и взвешены, ей вовсе не свойственно кидаться в крайности, сломя голову… Но это обычно… А её любимый к обычному не относился… О, нет, отнюдь! Он был скорее случаем, что называется, «из ряда вон»… Соответственно и реакция на него, и вообще все поступки Нанетты, связанные с Адамом, тоже были «случаем из ряда вон»… Так, отпускать Нанетту куда-либо, тем более одну, никак нельзя. Пусть немного придёт в себя после пережитого потрясения (которое, всё же вряд ли было таким уж неожиданным. Наверное, она чувствовала, когда стремглав неслась сюда посреди ночи, что именно так всё и закончится, что её бесценный не захочет к ней вернуться. Чувствовала и знала, но всё-таки в глубине души продолжала отчаянно надеяться на Чудо… Которого, однако, не произошло…). Ни слова не говоря больше, Дора подхватила под руки подругу (силы её совсем покинули, она не могла идти дальше, даже стояла с трудом), помогла ей добраться до небольшой комнатки рядом с постом, где отдыхали во время своих небольших ночных перерывов дежурные сёстры, уложила на диванчик у окна (диванчик этот был совсем старый и продавленный, он немилосердно скрипел каждой пружинкой, стоило тому, кто на нём находился, слегка пошевелиться, но это ничего, сойдёт и он!). Достала из шкафчика возле умывальника старое, но ещё довольно добротное шерстяное одеяло, укрыла им подругу (Нанетта вся дрожала, это Дора очень хорошо прочувствовала, когда вела её сюда). Несколько минут стояла, молча, с бесконечным сочувствием глядя на её бледное, осунувшееся лицо. - Отдохни немного, милая, - ласково проворковала девушка, - Будет просто замечательно, если тебе удастся вздремнуть, хоть самую малость. Я буду рядом, если что-то понадобиться, просто позови, - Дора нежно отвела с лихорадочно горевшего лба Нанетты блестящую шелковистую прядь волос, потом наклонилась и поцеловала подругу в щёку, - Будь умничкой! Возвратившись на пост, девушка села за стол, опёрлась головой на руку, и задумалась. Мда-а… «Весёлая» история, ничего не скажешь! Она, конечно, всегда подозревала, что Адам – птичка отнюдь не простого полёта, но чтобы вот так… Это в голове как-то не совсем умещалось… Дора ещё могла бы понять, влюбись этот парень в какую-нибудь продувную девчонку (а что, мало, что ли, на свете всяких вертихвосток, которые в два счёта окрутят любого мужика, причём, сделают это так ловко, что тот и пискнуть не успеет, мало того, даже вряд ли сообразит, что просто и банально попался на удочку, как последний замухровистый пескарь из речки, ему будет казаться, что он сам захотел пойматься, а потом вытаращит глаза, когда докумекает, что не он сам, а его самого изловили!)! Но другой мужчина… Вот этого девушка понять не могла никак… Ей никогда прежде не приходилось сталкиваться со случаями однополой Любви, только в газетах про подобное читала, иногда смотрела в кино… Но даже и тогда всё это казалось девушке в высшей степени отвратительным и пошлым. Чтобы поцеловаться с человеком одного с собой пола, а то и не просто поцеловаться, но и… Брр! Гадость какая! Неизвестно, что могут находить такого притягательного в предметах собственных пристрастий те, кого относят к категории так называемых «секс-меньшинств», иначе говоря, геи и лесбиянки?... Это же извращение Человеческой Природы, какой-то аномальный казус, что ли! Размышления девушки прервало появление в коридоре высокого светловолосого мужчины, того самого, который был в палате Адама, когда она зашла туда сегодня утром. Парень назвал его «другом», сказал, что ему разрешили остаться в палате до тех пор, пока парня не выпишут…Хмм, а вот это интересно… Весьма интересно… С какой стати первому встречному, просто человеку с улицы, который даже не является большой медицинской шишкой и не относится к родственникам или приближённым высокого врачебного начальства, вдруг, здрасте, пожалуйста, позволяют находиться в палате человека, которого несколько часов назад едва не причислили к умершим?! За какие такие заслуги их клиника проявила по отношению к нему столь неслыханную щедрость?! Дора усмехнулась про себя. Наверное, его обаяние оказало слишком неотразимое действие на заведующую… А что, та барышня молодая, ещё неопытная в отношениях с мужеским полом, стоит какому-нибудь более-менее ушлому прохвосту сказать ей парочку подходящих случаю комплиментов, заглянуть в её глазки этаким умоляющим взглядом, – и всё, готова курочка, можно подавать на стол! К тому же, приятель Адама, насколько она, Дора, успела заметить, пока была в его палате, весьма и весьма недурён собой…Скорее всего, именно этого малого и имела в виду Нанетта, когда сказала, что её Адам его любит… Блин, ну почему она, тетеря этакая, не присмотрелась к нему лучше, ещё тогда, когда была в палате?! Пригляделась бы внимательнее, может статься, и смогла бы увидеть в нём то, что притянуло к этому человеку Адама, да так притянуло, что тот забыл обо всех на свете, даже о её подруге! Ну, не его же замечательная внешность стала этому причиной, это понятно! Друг Адама, хоть и привлекателен, но всё ж таки западать на лицо да фигуру свойственно, в основном, женщинам, а Адам – парень…Нет, тут что-то ещё, что-то совсем другое, что-то, не относящиеся к тем Вещам и Понятиям, которые привычны большинству людей…Почему-то же эта Любовь (как ни чудовищен был сам факт существования подобных отношений для сознания Доры, для её Естества, приходилось признать, что, скорее всего, это именно Любовь, самая настоящая Любовь!) возникла, более того, развилась и окрепла! Что-то же связало этих двоих, слило, сделало Одним! Может, остановить его, просто завести разговор?... Так, болтовня ни о чём особенном…Можно просто справиться о самочувствии больного, это будет вполне естественным вопросом… Заодно во время этого милого разговора у неё будет возможность присмотреться к собеседнику получше, глядишь, даже удастся потом ответить самой себе на всё то, что волновало её сейчас… Но приятель Адама пролетел мимо поста с такой немыслимой скоростью, что нечего было и думать о том, чтобы хотя бы просто остановить его, не говоря уже о том, чтобы начать задавать ему какие бы то ни было вопросы. Насколько Дора успела заметить в такой спешке, мужчина плакал. Та-ак, что-то происходит в пятой палате, что-то, судя по всему, не слишком хорошее! Сначала Нанетта вышла оттуда совсем никакущая, теперь, вот, этот друг Адама тоже пролетел мимо, аки фанера над Парижем, и тоже со слезами! Надо срочно идти туда, проверить ситуацию, а то мало ли что, отвечать-то придётся ей, в её дежурство всё случилось! Вот так всегда, вечно ей приходится расхлёбывать кисель, который не она варила! Дора вскочила на ноги и опрометью кинулась в пятую палату. Распахнула дверь. Увидела Адама, без сознания лежавшего на холодном деревянном полу. - Ой, мамочки! – в волнении воскликнула девушка, - Милый…, - Дора подбежала к нему, осторожно приподняла подмышки, потянула к койке. К её немалому удивлению, парень, несмотря на свой очень высокий рост, оказался лёгким, практически невесомым, девушка без труда переместила его на кровать. Придав его телу удобное положение, она приложила пальцы к шее, нащупывая пульс. Так, сердце слабо, но бьётся, это хорошо! Значит, мальчик жив! Ничего, родненький, ничего, сейчас дам тебе нашатырного спиртику, глядишь, и откроешь глазки! Дора достала из кармана халата (она всегда носила флакон с собой на случай непредвиденного обморока у кого-нибудь из пациентов отделения) нашатырь, отвинтила пробку. Едкий, удушливый запах разнёсся по палате. Поднесла флакон к носу Адама. Тот странно, неестественно дёрнулся и открыл глаза. Первое время непонимающе смотрел на Дору, словно спрашивая, где он и каким образом здесь очутился? - С добрым утром, соня! – ласково улыбнулась ему девушка. Сначала ей очень хотелось отчитать Адама за то, как он поступил с Нанеттой, пристыдить его, воззвать к его совести, посоветовать хорошенько подумать, прежде чем отказываться от Любви той, кто готова ради него отдать собственную Жизнь! Но когда Дора увидела его на полу, бледного, без чувств, в девушке проснулась жалость и даже какая-то нежность. Бедный! Ему-то ведь тоже, наверняка, сейчас совсем несладко! Вон, какой прозрачный, прям истаявший весь! Сознание понемногу возвращалось к Адаму, он узнал палату, в которой находился, и девушку в белом халате, склонившуюся над ним с доброй улыбкой на лице. Но возвращение сознания вернуло и прежнюю Боль… Только теперь эта Боль была стократ сильнее… Губы юноши дрогнули, синие-синие глаза наполнились слезами. Дора видела, он вот-вот расплачется. Ну, вот! А это уже ну, совсем не здорово! Не хватало только ей, ко всему прочему, сделаться ещё и жилеткой, в которую могут плакаться все, кому не лень! - Я… Я приш…лю док…доктора, он тебя ос..осмотрит, - запинаясь от смущения, проговорила Дора, повернулась и выбежала из палаты. Адам, лёжа на койке, окидывал окружающее пространство равнодушным, безжизненным взглядом. На него навалилась тягучая, нудная какая-то апатия. Ничего не хотелось… Ни к чему не тянуло… Лишь одна-единственная Тяга не покидала его… Одна-единственная… Марк… Только он один… Единственный…Родной… Безмерно любимый… Беспредельно желанный… И такой далёкий… Теперь… Нужно выбираться из этого больничного плена… Бессмысленно находиться здесь и ждать… Ждать… Но чего?... С моря погоды?... Ждать и надеяться, что любимый вернётся, если он позовёт его?...Они ведь слышат друг друга, даже находясь на значительном расстоянии один от другого… Они слышат призывную Песнь своих сердец… Да, слышат… Но почему-то Марк не захотел откликнуться, когда его сердце звало возлюбленного… И всё равно один и тот же тупой вопрос не давал юноше покоя: неужели его ненаглядный, зная, как сильно он, Адам, его любит, по-настоящему сильно, вот так взял и поверил в то, чему стал невольным свидетелем?! Неужто одно простое недоразумение, какая-то бредовая блажь, полная ерунда на постном масле, да, называйте, как хотите то, что произошло между ним и Нанеттой, - неужели это оказалось способным подорвать доверие художника к нему, лишить Марка веры в его чувства, в их искренность и неизменность?! Похоже на то… Больнее всего сознавать, что, по-видимому, именно так его возлюбленный и решил… «Любимый мой, любимый, - с горечью думал Адам, чувствуя, как словно железный обруч сдавил ему грудь, стало очень трудно дышать, - Бесценный мой художник! Что же ты делаешь?! Ты же сам пытаешься разрушить то, что мы с тобой создали, то, что мы создавали так бережно и кропотливо все эти недели! Мы ведь любим друг друга, любим! Ты же любишь меня так же сумасшедше и неистово, как люблю тебя я! Мы же живём и дышим друг другом и друг для друга! Не будет тебя, меня не будет тоже! Никто, ни одна живая душа, не могли и никогда не смогут нас разлучить! А ты так просто берёшь и делаешь это! Зачем, единственный мой?! Зачем?!». Слёзы потекли по щекам, Адам чувствовал на коже их солёную жгучую влагу. Надо выбираться отсюда… Ждать больше не стоит… Марк не вернётся… А ему какая разница, где подыхать, на улице, здесь, в больнице, или у себя дома?... Шатаясь, юноша кое-как поднялся с койки. Внезапно на него накатила волна очень сильной дурноты, окружающая обстановка тошнотворно закрутилась перед глазами. Он ухватился рукой за железное изножье, боясь упасть и снова вырубиться. Наконец, понемногу отпустило, только странная слабость и нервный озноб напоминали о приступе. На стуле рядом с койкой лежали его джинсы и рубашка, на спинке висела куртка. Одевшись, Адам задержался в палате ещё на некоторое время. Зачем, он и сам не знал. Просто так получилось… Машинально и бездумно… Окинул палату отрешённым, затуманенным взглядом… Что ж, вот и всё… Пора… Только куда?... Ай, не имеет значения, куда!... Сердце и душа тянули к Марку… Разум… Разум тянул Адама туда же... Потому что только с Ним, с самым любимым и единственным на свете, Адам мог и хотел быть рядом, мог и хотел жить и дышать! Парень покинул палату и направился к лестнице (она находилась в самом конце коридора и служила своеобразным запасным выходом, которым можно было воспользоваться по мере необходимости, покинуть здание клиники, на случай, если лифты по какой-то причине будут в нерабочем состоянии). Лестница отыскалась без труда, она размещалась именно там, где ей и полагалось быть, здание было построено по типовому проекту. Адаму не хотелось пользоваться лифтом, во-первых, там всегда уйма народу: посетители, персонал… Во-вторых (идиотская причина, честное слово! Но, к сожалению, она имеет место быть…), он – слишком заметная фигура… Его наверняка запомнили медсёстры, по крайней мере, добрая их половина (не просто же так, справиться о его самочувствии, все эти оголтелые девицы в белых халатах чуть ли не табунами заскакивали в его палату!). Если ему случиться встретить хоть одну из них… Сейчас начнутся вопросы-расспросы, почему он уходит, да куда направляется?… Тогда не отвертишься! И что ему объяснять в таком случае? Что он решил покинуть клинику, чтобы спокойно умереть в одиночестве у себя дома?! Что его оставил, оставил навсегда, из-за глупейшей ошибки, досадного недоразумения, Единственный Человек, кого он любит больше всего и всех на свете, больше собственной Жизни?! На него взглянут, аки на безумного, покрутят пальцами у виска и ещё, чего доброго, наденут смирительную рубашку и упекут в дурдом! Адаму повезло: в фойе первого этажа никого не оказалось. Вахтёр, призванный следить за порядком, тоже куда-то отлучился. Вот, и замечательно! Он сможет уйти незаметно! Оказавшись на улице, юноша на несколько минут задержался на крыльце. Он стоял, выпрямившись и закрыв глаза, полной грудью вдыхая прохладный осенний воздух. Было серо, пасмурно… Неярко серебрился свет тусклого осеннего дня… Он спустился по ступеням и побрёл, куда глаза глядят. Адам понятия не имел о назначении и конечной цели своего пути. Он просто тупо шёл, безжизненно глядя в пространство. Ему было очень плохо и больно, так плохо и так больно было лишь дважды… Первый раз юноша так чувствовал себя тогда, когда собственный отец заставил его расстаться с Марком… И второй… Второй… При воспоминании о втором разе Адаму внезапно стало так худо, что он едва не потерял сознание и чуть не упал прямо посреди больничного сада. Голова закружилась, он ощутил во рту противный металлический привкус крови, а сердце забилось так неистово, что парень глох от безумного грохота его ошалелых скачков. Земля поплыла у него под ногами. Шатаясь, Адам кое-как добрался до какого-то чахлого деревца, прижался к нему всем телом, обхватил руками обшарпанную кору ствола и прислонился к нему лицом, закрыл глаза. Одна-единственная мысль терзала и терзала усталый мозг, никак не желая оставить его в покое… Одно-единственное желание прочно обосновалось в каждой клеточке Существа, намертво угнездившись в Нём… То, чего Адам панически боялся и в то же время жаждал до Безумия! Возвращения Марка! Жаждал, потому что до Сумасшествия любил его, боялся же потому, что знал, что если вновь увидит своего художника, он может умереть, у него сердце остановиться, не выдержав такого Полного, Всеобъемлющего Счастья! «Вернись! – мысленно умолял Адам Марка, молила его душа, его сердце, каждая - каждая его клеточка, - Вернись! Молю тебя! Любимый, вернись! Вернись! Я… Я не вынесу одиночества! Я так люблю тебя! Неважно, что произошло этим утром между мной и Нанеттой, забудь об этом! Забудь и вернись! Пожалуйста, единственный мой! Не убивай меня молчанием! Я знаю, ты слышишь меня сейчас! Если ты любишь меня, снизойди к моей мольбе, вернись! Ты мне так нужен, так нужен!». Силы окончательно покинули парня, ноги его не держали, Адам сполз на землю и, обнимая дерево, словно оно было сейчас его единственным спасителем от жуткой Боли, разрывающей на части его Естество, разрыдался. - Вернись! – продолжал он умолять сквозь слёзы, - Вернись! Вернись! Вернись! Не могу без тебя! Не могу! Не могу-у-у! Вернись! Любовь моя, Жизнь моя, Счастье моё Единственное, Радость очей моих, моя Услада, звёздочка моя, ненаглядный, вернись! Вернись ко мне! Вернись! В саду ни души… Адам совершенно один… Лишь игривый ветерок, шелестя золотом листвы у него над головой, слышит этот безумный, наполненный диким Отчаянием и страшнейшей Мукой вопль исстрадавшегося сердца, сердца, полного безмерной Любви, той Любви, которая, однажды родившись, уже никогда не угасает, Её пламень разгорается с каждым мгновением всё жарче и сильнее, этот Пожар не в силах затушить никто и ничто. Истинно безгранична эта Любовь и так же безгранично Страдание... Вконец измученный, Адам впал в некое летаргическое состояние забытья. Он полулежал там, возле дерева, взгляд замер на какой-то одной точке, казалось, юноша что-то увидел и теперь силится разглядеть, что же это такое, но не может понять, сколько ни пытается. Он перестал ощущать Реальность, словно всё его Существо, вдруг, разом, вовсе перестало существовать, распалось на молекулярные составляющие, которые хаотично носятся в окружающем пространстве, но скоро и они перестанут быть, их развеет неумолимый ветер Времени. Внезапно Адам очнулся. Что его вывело из мучительной летаргии, в которой он пребывал, парень не знал. Какое-то неясное чувство, нет, даже не чувство, скорее, ощущение, чьего-то присутствия. Кто-то приблизился к нему и, склонившись, смотрит на него. Этот кто-то такой знакомый, такой родной… Адам не знает, кто это, он просто чувствует сердцем! Подняв голову, юноша видит… Марка! Художник улыбается ему. Сколько же Любви в этой улыбке, любви к нему, Адаму! Всепоглощающей Любви и горячей, неистовой нежности! Эта улыбка так согревает его заиндевевшую душу! Юноша чувствует, как его, каждую его клеточку, затопила волна такого небывалого Счастья, что он вновь заплакал. - Ты… вернулся…, - едва шепчет он, не в силах даже говорить. - Да, любимый, вернулся. Я так люблю тебя! Всегда любил и всегда буду! Глаза Адама так и засияли, когда он услышал эти слова, самые желанные на свете! Но внезапно ему стало страшно, так страшно, что дыхание перехватило. - А… Ты… Ты больше не уйдёшь, не оставишь меня? – в его глазах мольба и ужас, ужас услышать, что Марк когда-нибудь покинет его! - Нет, не покину тебя, никогда! И разом схлынул страх. Адам блаженно улыбнулся. Марк останется с ним! Навсегда! - Любимый…, - шепчут его губы, - Любимый…, - он протягивает к возлюбленному руки…и приходит в себя. Он совершенно один в пустом больничном саду… Здесь по-прежнему, кроме него, ни единой души… Значит… Значит, ему только показалось, что Марк только что был рядом, он видел художника, говорил с ним… Показалось… Марка нет… И не будет больше с ним… Никогда… Нет, нет, нет! Ни за что! Он не может потерять своего любимого, это невозможно! Он отправиться его искать, сейчас, не медля ни секунды, он отыщет его, где бы Марк ни находился, он вернёт его, вернёт, вернёт! Он не может лишиться своего сердца, своей души, своей Жизни! Не может! Не может! Не может! Всё Существо Адама преисполнилось решимости возвратить возлюбленного. Он слишком безумно любил его, чтобы взять и вот так просто отпустить его, смириться с его потерей! Никогда! Решимость придала сил. Юноша вскочил на ноги и устремился вперёд, прочь из этого сада, прочь из больницы. Он бежал, почти летел по улицам, у него словно крылья за спиной выросли! Вперёд! Вперёд! Быстрей! Ещё быстрей! Он должен успеть! Должен! Дора, торопливо покинув палату Адама, помчалась за врачом. Отыскать хоть кого-то, даже дежурного, оказалось не так-то просто, было ещё достаточно рано, и многие просто пока не успели добраться до работы. Кабинеты закрыты, на стук никто не отзывается. Что же ей делать?! Что делать?! Надо же отыскать кого-нибудь, хоть кого-то, кто смог бы ей помочь! Там человек после обморока, может, он опять потерял сознание, а, может, даже умер, пока она тут носится, сломя голову! Разве эти недотёпы не знают, как опасен обморок после клинической смерти?! Организм ещё слишком слаб, Жизнь в нём едва теплится, потеря сознания чрезвычайно для него опасна, сердце может не выдержать и остановиться! Ну, где же вы все?! Где?! Где?! Бесполезно… Она никого не найдёт сейчас… Придётся возвращаться назад и самой заняться Адамом… Эта перспектива одновременно и пугала, и радовала Дору. Пугала потому, что девушка опасалась какого-нибудь нервного припадка у парня. За сегодняшнее утро столько всего случилось, было столько треволнений! Она бы не удивилась, застань Адама в слезах, в истерике бьющемся головой о подушку. Он хоть и мужчина, но всё ж таки человек, тем более, не очень здоровый человек, его организм истощён и ослаблен, ему не под силу вынести такое! А радовалась девушка потому… Потому что Адам ей нравился, очень и очень нравился, нравился, невзирая ни на что, даже на то, что происходило между ним и Нанеттой, её подругой (её лучшей, единственной подругой!)! Он нравился этой девушке так сильно, что она всерьёз начала опасаться, как бы не влюбиться в него! Вот, были бы дела тогда, угоразди её совсем сойти от него с ума! Ситуация была бы, пожалуй, похлеще, чем у Нэтт! Ведь ей, Доре, не приходилось влюбляться прежде, она была слишком рассудочна и рациональна для этого. Чтобы любить, надо жить Сердцем больше, нежели Умом. Это – не её случай! У неё как раз всё-то в точности, да наоборот, она живёт Головой и руководствуется в своих поступках и суждениях только велениями Здравого Смысла. Она всегда так жила и всегда была такой, сколько себя помнит. Потому-то ей и не улыбается, о нет, совсем не улыбается, стать сумасшедшей в двадцать пять лет, в том возрасте, когда человек должен, отбросив прочь всяческое глупое ребячество, наконец, всерьёз задуматься о своей собственной Жизни, поставить самому себе конкретные задачи и целенаправленно добиваться их выполнения! Что же касается Нанетты… Дора усмехнулась… Ну, бывают, конечно исключения… Они тоже нужны, так как позволяют только укрепить позиции существующих правил, упрочить их… Нанетта – особый случай… Ей уже тридцать четыре, а поглядишь, - сущий ребёнок! Она так и останется дитём, будь ей хоть сотня лет! Она и влюбилась-то, словно несмышлёная девчонка, влюбилась отчаянно, на всю катушку, полностью заглушив голос собственного рассудка, а этого делать ни в коем случае не следует, подобное ничего хорошего не даст! И вот результат: две попытки суицида (ох, хоть бы не случилось третьей, хоть бы не случилось, только не это, это будет уже слишком!), вдребезги разбитое сердце и жалкое существование, существование, которое «Жизнью» уж точно не назовёшь! Нужно жить для себя и собой в первую очередь! Нельзя жить кем-то и ради кого-то, это же – прямой путь к погибели! Она пыталась объяснить это Нанетте, открыть подруге глаза на то, во что та превратила саму себя своей неуёмной, сумасшедшей Любовью к Адаму, - всё без толку! Нанетта, как попугай, заладила своё: «Я люблю Адама!». Вот и всё, вот и поговорили! В том, что подруга действительно любит парня, сомневаться не приходиться, стоит только посмотреть на неё, когда она начинает говорить о нём! Нэтт же вся сияет и искриться, только что по воздуху не летает, хотя, как знать, может и летает в душе! Эх… Адам, Адам, Адам, вечный Адам, Адам всегда, везде и всюду! Больше ни о ком другом, ни о чём ином, Нанетта и не мыслит! И это невзирая на столько мучений, сколько эта женщина вынесла по его вине! И всё равно, «люблю» - и всё тут! Её Помешательство достигло той границы, когда запросто можно получить инфаркт или инсульт только лишь от того, что видишь Предмет своей Страсти. Нанетта точно умереть может, если Адам, вдруг, оставит своё непонятное упрямство и захочет вернуться к ней, у неё сердце не выдержит такого Счастья! Оно и немудрено, подруга так сильно любит его, так ждёт, так надеется на его возвращение! Она готова чуть ли не ноги ему целовать, только бы её ненаглядный был с ней (вот уж глупость! Никогда не следует унижаться ни перед кем, даже, если этого человека ты безумно любишь! Нужно иметь чувство собственного достоинства и гордость, надо уважать саму себя, а иначе, какая же ты Женщина?!)! Ах, Нанетта, Нанетта… Милая, бестолковая моя дурочка!... Что же ты с собой творишь?!... Когда Дора вернулась назад в палату Адама, там уже никого не было. Девушка в недоумении остановилась у его койки, огляделась вокруг. Может, он ненадолго вышел?... Да, но куда?... Все необходимые помещения есть в палате, не нужно даже никуда отлучаться… Может, его на воздух потянуло (у больных это иногда случается, им хочется прохлады, а в палатах больницы слишком душно)?... Заметив, что на спинке стула рядом с койкой, нет его одежды, поняла, что Адам ушёл, покинул клинику. Он ушёл… Но куда мог направиться?!... Сумасшедший, он же только два дня назад был при смерти! Он же погубит себя! В сильнейшем волнении Дора оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть пропавшего. Даже под все две койки в палате заглядывала: может, он, правда, снова потерял сознание и свалился с кровати? Вдруг, он попытался встать, но почувствовал себя плохо и просто упал? Конечно же, ни под какими кроватями Адама не было… Выходит, парень, в самом деле, ушёл… И где его искать, неизвестно… Дора не знала ни его адреса, ни других данных. Только имя… А ведь этого недостаточно… При парне не было никаких документов, когда он сюда поступил, в графах регистрационного журнала стоят прочерки, даже возраст – и тот указан всего лишь предположительно… Ну, и что теперь ей-то делать?! Не обращаться же в милицию с заявлением, содержащим просьбу найти Адама! Да, вот там посмеются, если она притащиться в ближайшее отделение! « Помогите найти Адама… Простите, фамилии не знаю, адреса тоже. Возраст - двадцать восемь лет. Кажется… Впрочем, я не уверена в точности, но где-то так, двадцать пять-двадцать восемь… Как выглядит? Высокий такой, синеглазый, волосы чёрные, очень и очень красивый. Сбежал из больницы!». «Классная» история будет, это точно! Хотя, если подумать хорошенько… А зачем ей его искать-то, а? Ну, ушёл… Захотел уйти и ушёл… У нас в стране граждане имеют полную свободу передвижения, могут находиться там, где им хочется, и тогда, когда вздумается. Насильно держать кого бы то ни было нигде и никто не имеет права, даже и в больнице, даже и после клинической смерти! Вот так… Но Нанетте нужно знать, что Адам сбежал из клиники. Подруга не простит ей вовек, если она ничего не скажет ей об этом! Вздохнув, Дора вышла из палаты и отправилась на свой пост. Заглянув в сестринскую, увидела, что Нанетты тоже там нет. Растерянная и даже немного испуганная, девушка стояла посреди маленькой комнатки и беспомощно озиралась по сторонам. Блин, полтергейст какой-то! Куда все попропадали?! Сначала Адам исчез, отбыв в неизвестном направлении, теперь, вот, и Нанетта туда же! Не-ет, братцы, мы так не договаривались! На столе у окна Дора обнаружила маленький клочок бумаги. Края неровные, сам листик мятый и грязный, словно его второпях отчего-то отдирали, а потом ещё и на пол уронили, да потоптались по нему. Что это? Подошла ближе. Так, похоже на какую-то записку… Взяла в руки, поднесла к самому окну, к свету, чтобы удобнее было читать. Ага, почерк Нанетты… Ох, прямо детектив какой-то про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, точно в её руках улика, указывающая на преступника! «Милая, - писала Нанетта, - Спасибо тебе за тёплый приём! Честное слово, спасибо! Мне стало чуть легче, но лишь самую малость… Я… Я не могу находиться здесь, в больнице, когда Мой… Когда с Ним…, - дальше шёл довольно приличный пробел, было видно, что подруге очень нелегко давалось каждое слово, каждую букву она буквально выстрадала! – Вобщем, ты понимаешь, о чём я… Меня терзает какое-то очень странное предчувствие… Что-то подсказывает, что сегодня я понадоблюсь моему единственному… Не знаю, правда, когда и зачем, но понадоблюсь… Он придёт ко мне… И я приму его, потому что бесконечно люблю! Неважно, что между нами произошло этим утром! Лишь одно имеет для меня значение: мой Адамушка, его благополучие и душевное спокойствие! Остальное всё, - гордость, чужое мнение и прочая чушь, - меня не волнует! Не осуждай меня, ты не имеешь на это право, хоть ты и моя лучшая подруга! Я просто очень и очень люблю моего синеглазого, - и этим всё сказано!». И всё. Ни ответа, ни привета… Даже подписи нет… Но в том, что это послание оставила Нанетта, сомневаться не приходилось, Дора узнала почерк и фирменную манеру изъясняться. Такие слова и выражения характерны только для Нэтт! Расставшись с Адамом, Марк устремился прочь из клиники. Он мчался, как ненормальный, словно спасаясь от кого-то (или чего-то), будто его преследовали. Преследователь у него, в самом деле, был… Его собственная Боль… Безжалостный, неумолимый охотник, Она гналась за ним, следовала по пятам, не отступая ни на шаг... От Неё не сбежать и не спрятаться, сколько ни бегай и не прячься, Боль всё равно настигнет и обрушится своей смертоносной лавиной… Марк бежал по улицам, на ходу налетая на прохожих и сбивая их с ног, но даже не замечая этого. Он мчался, не разбирая дороги, даже не чувствуя асфальта под ногами, точно вдруг, неожиданно, поднялся в воздух. Смысла убегать не было, Боль всё равно настигла художника и набросилась на него с алчностью стаи голодных шакалов, сбила с ног, начала рвать на части его Естество, но не постепенно, как это обычно бывает, а стремительно, сразу, вгрызаясь в его плоть и кровь, калеча острыми клыками его сердце и душу. Марк с разлёту рухнул прямо в какую-то выбоину у обочины проезжей части, заполненную грязной маслянистой водой. Отвратительная зловонная жидкость полилась ему в нос и рот, но художник даже не понял этого. Он чувствовал совсем другое… Он просто умирал сейчас, там, в этой грязной луже… Умирал без Адама… Он оставил свою Жизнь в клинике, унеся с собой лишь чёрную, ледяную пустоту… И тут Марк услышал Голос… Едва уловимый посреди всего этого суетливого городского шума… Голос звал его! Его! «Вернись! Вернись ко мне! Вернись!». Художник мгновенно узнал Голос… Этот Голос он не спутал бы ни с чьим другим! Адам звал его! Его Адам, Его Жизнь, Его Любовь! Он взывал к нему, сердце юноши молило его вернуться! Марк даже не списал услышанное на причуды галлюцинации, которая обуяла усталый, воспалённый мозг. Он просто поверил тому, что слышал! Поверил окончательно и сразу! «Адам! – мысленно позвал любимого художник, - Солнышко моё синеглазое, ты где?! Я… Я иду, я бегу, я лечу к тебе!». Марк вскочил на ноги и, как был, мокрый и грязный, так и рванулся назад, в клинику. На обратный путь он затратил ещё меньше времени, чем тогда, когда бежал оттуда. Потому что тогда он спасался от собственной Боли… Теперь же его звал любимый! Он звал его! Звал! Ну, и пусть Нанетта поцеловала Адама! Пусть так! Даже пусть он и ответил! Это не имеет значения теперь! Это – ничто! Ревность просто затмила ему рассудок, вот он сгоряча и наломал таких дров! Он же любит Адама, любит больше всего и всех на свете! Он же не протянет без него даже до конца этого дня! И Адам любит его, он любит лишь его одного в целом Мире, это же ясно любому! И ему, Марку, это тоже ясно! Только почему прозрение наступило так нескоро?! Почему ему надо было измучить и себя, и своего ненаглядного сладкого лапушку, прежде, чем понять это?! Почему он такой идиот?! «Любушка мой, я иду к тебе, иду! Я вернусь за тобой! Вернусь к тебе! Ты простишь меня, старого безмозглого дурня, я знаю, ты простишь меня! Я так тебя люблю! Люблю! Люблю!». Марк буквально взлетел на пятый этаж. Увидел Дору, сидевшую на посту, вид у девушки был обескураженный. Бросился к ней: - Как Он?! Девушка некоторое время молчала. Её взгляд был строгим, оценивающим. Очевидно, она изучала его, размышляя, стоит ли удостаивать Марка ответом. Дора, в самом деле, изучала художника. Значит, это и есть тот самый приятель Адама, на которого парень променял её подругу… Ну-ка, голубок, подойди сюда, поближе, дай, я рассмотрю на свет твои крылышки! Визуальное впечатление оказалось весьма благоприятным. Как это ни странно, но Марк понравился Доре. Девушка ожидала увидеть этакого крутого мачо, наглого и самоуверенного, у которого самолюбованная гордость сочиться чуть ли не из всех пор. Но мужчина, находившийся перед нею сейчас, был совершенно не таким. Интеллигентный. Большие умные глаза. Львиная грива роскошных светлых кудрей. Весь облик дышит достоинством. В этом человеке чувствуется какая-то основательность, внутренняя сила и цельность. Необычный, не такой как все, это ощущается сразу, с первого взгляда. Похоже, приятель у Адама и впрямь Личность незаурядная, к тому же, очень привлекательный малый. Что ж, вкус у юноши есть… - Адам ушёл, - тихо ответила Дора. Художник опешил: - К...куда ушёл?! - Не знаю, куда. Я заглянула в палату, парень без сознания лежал на полу. Привела его в чувство. Потом побежала за врачом. Врача не нашла, пришлось возвращаться назад. Когда я пришла, Адама там уже не было. Ума не приложу, куда он мог деваться?! Он же ещё недавно чуть не умер! Куда можно отправиться в таком состоянии?! Я видела, парень чем-то очень расстроен, он едва не плакал, когда пришёл в себя. Марк стоял, бледный, оглушённый. Значит, его любимому было так плохо, что он даже сознание потерял! А на полу оказался потому, что хотел бежать за ним, вернуть его! Хотел, да сил не хватило… Глаза художника наполнились слезами, губы дрожали. Дора видела, он сейчас расплачется. Однако этого не произошло. Усилием воли взяв себя в руки, Марк подавил рыдания, подступившие к горлу, и овладел собой, хоть и не без труда. - Спасибо, девушка, - только и сказал. Повернувшись, стремительно пошёл прочь, затем побежал. Марк решил найти Адама, найти во что бы то ни стало! Он разыщет своего любимого, где бы тот ни находился! А когда найдёт… О, тогда он вымолит его прощение, он упадёт перед ним на колени, он будет обнимать его бесценные ножки и осыплет бессчётными поцелуями любимые ручки, он будет умолять и умолять Адама, пока возлюбленный не простит его! Адам простит! Он не сможет не простить его, Марка, потому что сам так же безумно любит его! Они снова будут вместе, вместе навсегда! Теперь уж точно, навсегда! Они будут оберегать друг друга и заботиться друг о друге! Они будут любить и обожать друг друга до конца их дней и даже после Перехода в Иное Измерение! А остальной Мир пусть себе живёт, как знает… Что им до Него и Его суетной возни?... Главное – они есть и всегда будут друг у друга! Всегда! Всегда! Всегда! Адам прямиком направился домой (домом парень считал их с Марком жилище, то место, где они провели счастливейшие дни). Может, любимый там?... Взбежал на четвёртый этаж так быстро, как позволяли собственные, ещё такие слабые, силы. Дёрнул ручку двери. Заперта. Постучал, сначала тихо, осторожно, потом громче и настойчивее. Нет ответа. Приложил к двери ухо. Тишина в квартире. Наверное, его здесь нет… Или Марк почему-то не желает откликаться…Да нет, вряд ли… Ему художник откроет, Адам это чувствовал! Очевидно, любимый просто ещё не добрался до дома… Наверное, где-то бродит сейчас, одинокий, страдающий… Юноша помчался к себе. Может быть, Марк почему-то захотел отправиться туда?... Но и там никого не оказалось…Адам был растерян, сбит с толку, испуган. Где может быть Марк?! Где он, любимый, единственный, ненаглядный?! А вдруг, его бесценное Сокровище умирает где-нибудь сейчас, в какой-нибудь придорожной канаве, потому что у него нет сил даже идти?! Нет, только не это! «Любимый мой, где ты?! – мысленно воззвал юноша к художнику, - Откликнись! Я не могу найти тебя! Отзовись, звёздочка моя ясная! Отзовись, молю тебя! Дай мне знак, укажи путь к себе!». И, - о Чудо! – Марк услышал его! Услышал! «Адам, я иду к тебе, иду! – юноша слышал бесконечно родной голос, слышал его сердцем! - Не умолкай, говори со мной! Я иду к тебе, любимый, лечу на крыльях!». Значит, они, вправду, слышат зов сердец друг друга и могут мысленно общаться, даже находясь на значительном расстоянии один от другого! Марк идёт к нему! Идёт! Идёт! Скоро он увидит его! Увидит! Увидит! О, как крепко он обнимет своё Сокровище, как сладко он его поцелует, так сладко, чтобы навсегда изгнать память о той Боли, безумной и страшной, на которую обрекла их обоих эта, пусть и краткая, но такая ужасная разлука! Существовало лишь одно место, где они могли без проблем отыскать друг друга. Клуб Нанетты. При этой мысли Адаму стало немного не по себе. Он нехорошо обошёлся с этой женщиной… А ведь она ни в чём не виновата перед ним, единственная её вина в том лишь, что она безумно его любит! А кто же может властвовать над собственными чувствами?... И всё же, несмотря на то, что произошло между ними этим утром, юноша направлялся в её клуб. Это было единственное место в городе, куда он мог сейчас пойти. «Ты найдёшь меня в клубе Нанетты, - послал мысленное сообщение Марку, - Приди, я так жду тебя!». Парень шёл к Нанетте, не зная, как эта женщина воспримет его появление после той, весьма бурной сцены, у него в палате. Может быть, укажет ему на дверь, скажет, что он мерзавец, и она никогда больше не желает его видеть?... Что ж, она имеет на это полное право… Ему будет грустно услышать от Нанетты такие слова. Грустно и больно, очень больно… Но он справится с этой Болью… Он сможет её пережить, потому что рядом с ним будет Марк… Его Марк… Возвратившись к себе в клуб, Нанетта, велев никого не впускать без её ведома, заперлась у себя в кабинете, приказав служащим не беспокоить её без крайней надобности. Оказавшись наедине с самой собой, она бросилась в кресло у большого окна и прорыдала весь день, до самого вечера. Нанетта вскрикивала, кусала губы, скрежетала зубами и стонала. - Почему?! Почему он?! Почему не я?! – то и дело срывалось с её губ. Её Адамушка, её самое бесценное и родное Чудо, принадлежит душой и телом кому-то другому… Но не ей… Не ей! А она так любит его, так любит! Ох, отдала бы всё на свете за один лишь его поцелуй, пусть хоть дружеский, за один его тёплый, любящий взгляд, за одну-единственную его улыбку! Если любимый придёт к ней сегодня (а она чувствует, он придёт, он не может не прийти!), она будет так Счастлива, так Счастлива, Безгранично, Безоблачно, По-сумасшедшему Счастлива! Они забудут это утреннее недоразумение, и снова станут лучшими друзьями, какими всегда были! Только бы единственный, ненаглядный находился рядом, приходил хоть иногда, не покидал её совсем! Она не станет давить на Адама, требовать от него невозможного, умолять, чтобы он любил её! Он ведь и так любит её, пусть, как Друга, но любит и даже очень! Что ж ей ещё-то надо?! Нанетта, машинально глянув в окно (её кабинет выходил во двор, там же находился вход в её клуб, посему хозяйка могла знать, что за птички пожаловали в её гнёздышко ещё прежде, чем те успевали постучать), увидела Адама, стремительной походкой направлявшегося к клубу. Не передать Радость Нанетты, когда она его увидела! Он пришёл, пришёл, пришёл! Она не зря ждала и надеялась! Сердце не подвело её! Любимый, единственный! Женщина вскочила на ноги и бросилась к выходу с поспешностью маленькой девочки, которая торопится открыть гостям дверь, зная, что ей принесли подарки. Открыла раньше, чем Адам успел постучать. Парень стоял на пороге, смущённо, чуть виновато улыбаясь. - Привет! – тепло поздоровался он. От сердца отлегло, когда увидел, что его подруга просто светится вся изнутри от Счастья. Значит, Нанетта его простила! Вместо приветствия женщина схватила любимого за руку, втащила внутрь и захлопнула дверь. Бросившись к нему на шею, крепко-крепко обняла и горячо расцеловала. Адам, признаться, не ожидал такого приёма и смутился ещё сильнее. - Нанетта, дурочка садовая, перестань меня так целовать, ты с ума сошла! – смеясь, говорил он, пытаясь немного отстраниться от её неуёмных ласк. - Да, сошла! Ну, и что? Я у себя, здесь я – полноправная госпожа, что хочу, то и делаю! – Нанетта совсем разошлась и, целуя, слегка прикусила Адаму мочку уха. Это было уже слишком! Нужно было немедленно прекратить подобное Безумие, иначе потом Нанетту и вовсе не остановишь! Адам стал совершенно серьёзен. Решительно отстранив от себя женщину, строго сказал тоном, не терпящим возражений: - Прекрати это! Немедленно, слышишь! Перестань сходить с ума, не то я сейчас же уйду! Глядя в его потемневшие глаза, она поняла, что Адам не шутит. Что ж, придётся подчиниться. Не то как бы он, в самом деле, взял, да не ушёл! - Прости, милый, – тихо сказала Нанетта, голос бесконечно грустный, - Я… Я не знаю, что на меня накатило. Просто… Понимаешь, я так тебе рада! Я… Я так боялась, что после того, что произошло сегодня утром, ты больше не захочешь меня видеть! – на глазах заблестели слёзы, женщина всхлипнула. Адам с бесконечной нежностью смотрел на неё. - Ну, ну, тише, милая, тише, не надо так расстраиваться, – ласково приговаривал он, обнимая женщину и прижимая к груди, - Всё в порядке, слышишь! Всё хорошо! Нанетта подняла на него взгляд, полный Надежды: - Правда?! Ты не злишься на меня за то, что я тебя поцеловала?! Он улыбнулся: - Нет, конечно, нет! Адам говорил искренне, Нанетта это почувствовала. Разом повеселев, она потянула любимого за собой: - Пошли ко мне в кабинет. Нечего стоять у порога, смущать моих девчонок. Они ж потом ночами спать не будут, станут мечтать о тебе, я же знаю! – это было сказано шутливым тоном, но в нём, против её воли, звучала горечь. Адам ничего не ответил. Проводив дорогого гостя в кабинет, Нанетта вошла следом и заперла дверь на замок. - Садись! – сделала приглашающий жест по направлению к большому мягкому кожаному дивану у стены, напротив окна. Адам сел. Нанетта опустилась рядом. Взяв его пальцы в свою ладонь, стала ласково и нежно перебирать их и гладить, испытывая муки Тантала от сознания невозможности припасть губами к его любимой ручке, к этим ненаглядным тонким пальчикам, и целовать, целовать, целовать их! Как же ей этого хотелось! И не только этого! Она жаждала ласкать и целовать Адама всего! Если бы он только ей это позволил!... Если бы только позволил!... Если бы!... В дверь у входа забарабанили. Стучали так громко и настойчиво, что она сотрясалась. - Откройте! Адам мгновенно узнал голос. Марк! Сердце подпрыгнуло, дыхание перехватило. Он побледнел и покачнулся. Юноша едва не упал, Нанетта вовремя поддержала его. - Милый, тебе плохо?! – в её глазах тревога. Парень отрицательно покачал головой. Чувства, обуревавшие его, не давали говорить. - Откройте, не то я выбью эту дверь! – словно в подтверждение собственной угрозы, Марк заколотил в дверь, как ненормальный. - Пойду, открою этому безумцу, не то, в самом деле, возьмёт и высадит мне дверь! – Нанетта изобразила на лице шутливое возмущение, - Интересно, как он узнал, что ты здесь? – спросила, в упор глядя на Адама, в глазах застыла Боль. Женщина понимала, что любимый покинет её, как только его друг тут появиться. Но ничего не сделаешь, она не могла препятствовать их встрече. Адам в сильнейшем волнении смотрел ей в глаза: - Я сообщил ему, где нахожусь. Мы можем общаться с Марком на расстоянии, при помощи мыслей. Мы слышим друг друга сердцем. Нанетта удивлённо смотрела на него. Она слышала об этом феномене, о существовании необычайно прочной духовной связи между двумя любящими друг друга людьми. Связь эта настолько нерушима и крепка, что её не в силах разорвать ничто и никто. Так бывает только у Близнецов, у Истинных Половинок друг друга, когда Одна Половинка на молекулярном уровне слита с Другой, когда Они настолько любят друг к друга и так привязаны одна к другой, что эта Любовь и эта Привязанность, однажды возникнув, никогда не угасают! Очевидно, Адам и Марк – и есть такие вот Близнецы, они просто не могут существовать один без другого, не будет Марка, Адаму тоже не жить! - Открой ему! – в синих глазах, смотревших на Нанетту, столько мольбы! – Пожалуйста! Женщина, тяжело вздохнув про себя, поднялась с дивана и, ни слова не говоря, вышла. Адам весь горел от нетерпения, сердце бешено колотилось, он дрожал, его пробирал озноб. Он пришёл! Пришёл! Пришёл! Марк здесь! Уже здесь! Не в состоянии усидеть на месте, парень вскочил на ноги и стал мерить шагами кабинет. Он жаждал поскорее увидеть возлюбленного, он просто изнемогал от этой жажды! Адам не думал о том, что он скажет своему художнику при встрече. Да и нужно ли что-то говорить, когда и так всё понятно без слов?!... «Скорее! – мысленно умолял он любимого, – Скорее!». Наконец, дверь распахнулась настежь. В кабинет стрелой влетел Марк. Но внезапно остановился на пороге, чувствуя, что не в силах идти дальше, на него напал странный ступор. Адам обернулся к нему. Его синие глаза полыхнули таким огнём, в них было столько Любви к Марку, Любви безумной, голодной, и маниакальной, дикой Страсти! Казалось, пожар, бушевавший в глубине этих громадных озёр, вот-вот вырвется наружу и сожжёт дотла всё и всех, кто окажется на его пути! В глазах Марка, устремлённых на любимого, неистовствовало то же пламя, они смотрели с такой же сумасшедшей Любовью к нему и необузданной Страстью. Эти двое не видели ничего и никого, кроме друг друга. Даже присутствие Нанетты, со слезами на глазах смотревшей на обоих, их не волновало. Неодолимый порыв чудовищной силы буквально швырнул одного к другому. Безумие вырывалось наружу и всецело завладело их Существами, каждой, самой-самой маленькой их клеточкой. Марк стремительно приблизился к Адаму, сгрёб его в охапку, неистово сжал в объятиях. Отыскал любимые губы и, не помня себя, припал к ним, целуя лихорадочно, сумасшедше и с фантастической, фанатичной Страстью. Как он любил его, как любил! Марк буквально дурел, он совсем обезумел от Любви к этому потрясающему юноше. Он целовал и целовал его со всевозрастающей Страстью, и не мог остановиться. Ответ Адама был ещё более неистовым и сумасшедшим, его пылающие губы намертво слились с губами Марка. Их сердца и души, наконец-то воссоединившись, пели свою ликующую Песнь в унисон, а тела сгорали от неудержимого желания обладать друг другом, вкусить нереального наслаждения от их близости. Оторвавшись от любимых губ, Марк с величайшей любовной нежностью гладит обожаемое лицо, щёки, глаза, губы. - Как я ждал этого! – с горячей Страстью говорит он, - Как ждал! Лапушка, прости меня, прости! – на глаза наворачиваются слёзы, - По моей глупости, из-за моего дремучего идиотизма, мы чуть не потеряли друг друга! Я не смог бы это пережить! Родной мой, единственный, люблю тебя, люблю! В глазах Адама бриллиантами сверкают слёзы: - И я тебя люблю, Марк! Я так люблю тебя! Пожалуйста… Пожалуйста, не оставляй меня больше! Я чуть не умер там, в больнице, когда ты сказал, что между нами всё кончено, а потом ушёл! Я так ждал тебя, так ждал! Так надеялся, что ты вернёшься! Я звал тебя, умолял откликнуться! Но ты молчал… И я…, - он всхлипнул, прекрасное лицо исказилось от Боли, - Я подумал… Что ты ушёл… Навсегда… Навсегда, понимаешь! Я хотел тебя догнать, вернуть, но… Не смог… Не смог…догнать…– он не выдержал и расплакался, горько, мучительно. Марк тоже плакал. До него только теперь начало доходить, что пережил его ненаглядный после его ухода, когда глупая Ревность затуманила ему разум! Мама дорогая, какой же он кретин! Из-за своих дурацких амбиций он едва не погубил своего лапушку, единственного своего Человечка, ради кого он вообще жил и дышал на этом свете! Нет ему прощения! Даже, если Адам простит его (а он простит, художник чувствовал это и знал), он, Марк, никогда не сможет извинить самого себя! - Прости, любимый, прости! – шептал мужчина возлюбленному, осыпая неистовыми поцелуями обожаемое лицо, - Прости меня, дурака этакого! Я… Я больше никогда не причиню тебе Боли, обещаю! Лучше покалечу самого себя, только бы ты не страдал! Их полыхавшие уста вновь соединил поцелуй, ещё более безумный, чем предыдущий. Нанетта, до сих пор присутствовавшая рядом и взиравшая на обоих с безграничной Тоской в глазах, чувствовала, что её Существо как бы начинает раздваиваться. Одна половина велела немедленно уйти, оставить Адама и Марка вдвоём, не мешать им, вторая же заставляла остаться и присутствовать на торжестве этого Праздника Любви. Присутствовать… Да… Только в качестве кого?... Незваной, нежеланной гостьи, которую и не выгоняют-то лишь из вежливости, но в то же время ясно дают понять, что её присутствие здесь более, чем неуместно?... Женщина смотрела и смотрела на них, не в силах отвести взгляд. Она смотрела, превозмогая собственную чудовищную Боль, словно цунами, обрушившуюся на неё и накрывшую с головой. Как она завидовала сейчас Марку, как мечтала оказаться на его месте, как жаждала находиться вместо него в объятиях Адама, припав к любимым губкам, пить их умопомрачительную сладость, пить без конца и края, пить, пока жива (а губки у её любимого сладкие-сладкие, она даже по прошествии столького времени всё никак не может этого забыть, всё не в силах перестать мечтать о том, чтобы вновь, хоть когда-нибудь, неважно, когда, пусть через сотню, тысячу лет, прикоснуться к их невероятной сладости, мечтать мучительно и страстно!)! Почему, Адамушка, почему?! Почему тебя забрал этот хитрец, забрал у меня, когда я тебя так люблю, когда я на костёр взойду ради того, чтобы ты был со мной, чтобы вновь стал моим?! Ты ведь был моим, пусть и давно, но был! Я помню это, никогда не забуду, даже, если ты забыл! Если б ты только мог себе представить, какая Тоска гложет меня все эти три года, прошедшие с тех пор, как ты покинул меня! У Тоски этой нет ни начала, ни края, она бесконечна, так же, как бесконечна моя Любовь к тебе! Они перемешались, срослись воедино, они вечны и никогда не умрут, даже, если уйду я, они всё равно останутся! Моя Любовь к тебе… И моя Тоска по тебе… Нет, надо уйти отсюда, надо, и чем скорее она это сделает, тем лучше! Сил нет стоять тут и смотреть на этих двоих, сходить с ума от Зависти и Ревности, мечтая о том, чего не в силах получить, сколько ни мечтай! Нанетта, в самом деле, ушла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Марк и Адам, всецело поглощённые лишь друг другом, даже не заметили этого. Женщина направилась в ту самую комнату, которая когда-то приютила Адама и умирающего Марка. Эта была особая комната, её таинственная, слегка гнетущая атмосфера как нельзя более подходила тому настроению, в котором Нанетта пребывала сейчас. Женщина не стала зажигать света, полумрак ей даже нравился, особенно, в данный момент, когда её душа и сердце стонали от Боли, пожиравшей их, истекали кровью и буквально умирали. Бросившись ничком на тахту, она разрыдалась. Всё кончено! Всё! Адам никогда не вернётся к ней, никогда не будет ей принадлежать! Раньше у неё была хоть слабенькая Надежда, хоть жалкий отголосок, что когда-нибудь её любимый, её ненаглядный лапусик к ней вернётся, и они снова будут вместе, будут Безоблачно, По-сумасшедшему Счастливы! А теперь… Теперь его сердце, то самое сердце, за которое она готова была бороться так отчаянно, не щадя себя, принадлежит другому, принадлежит навеки! Сомнений нет, Адам действительно любит этого Марка, любит всеми фибрами себя, достаточно увидеть, какими глазами её ненаглядный на него смотрел, когда тот появился в её кабинете! Сколько Любви, сколько Страсти в этом взгляде! А как Адам его целовал! Словно умирая и рождаясь заново, будто выпивая душу своего возлюбленного до дна! Так целовать можно только безмерно любимое Существо, не иначе! Даже с ней любимый так не целовался, хотя ненасытную, жадную, огненную Страсть его губ, их одурманивающую, пьяную сладость она не в силах позабыть до сих пор и никогда не сможет, вовеки не сможет! Оставалось лишь смириться… И довольствоваться положением Друга… Это лучше, чем не быть Ему никем вовсе… Адам любит её… Любит! Пусть и как своего Друга, но Друга дорогого… Она примет своё положение… Примет, переступив через себя и свои чувства… Примет, мёртвой хваткой вцепившись в горло собственной Любви… Она будет Адаму Другом, хорошим и преданным… Вот только перестать видеть в нём Мужчину, прекратить любить его и ждать, не мечтать о нём каждую секунду каждого дня она, увы, не сможет никогда… - Давай уйдём отсюда, - предложил Марк, нежно целуя ушко Адама, - Меня гнетёт здешняя обстановка. Так и кажется, кто-то наблюдает за нами, выглядывая из всех щелей. Юноша лишь кивнул в ответ, не в силах говорить. Художник схватил любимого за руку и потянул к выходу. Оказавшись на улице, Марк снова притянул Адама к себе, потянулся к его губам, хотел поцеловать, но неожиданно натолкнулся на сопротивление парня, гибкая рука упёрлась ему в грудь и с невероятной силой оттолкнула его. Марк ошарашено уставился на возлюбленного: - Адам, что ты делаешь?! Вместо ответа юноша несколько раз сильно и очень больно отхлестал Марка по щекам. - Ты сволочь! Самая настоящая сволочь! Ты бросил меня там, в больнице, ты сказал, что между нами всё кончено, прекрасно зная, что я первый сдохну, потому что не в силах жить и дышать без тебя! Ты спокойно ушёл, оставив меня, даже не думая о том, что для меня значит твой уход! Я…, - его голос дрогнул и едва не сорвался, - Я звал тебя, умолял вернуться, не оставлять меня одного! Но ты… Ты предпочёл молчать… А что, правильно сделал! Сказал правду, оставил какого-то мальчишку, жалкого и никчемного, на произвол случая, и сбежал от него, а он пускай помирает, невелика потеря, подумаешь! Да, именно так ты и поступил! Тебя волновало только твоё глупое оскорблённое самолюбие, как же, твои чувства предали, этого нельзя стерпеть! Ты увидел, что Нанетта меня поцеловала, вот, что ты видел! А то, что мои губы остались неподвижными, что я вовсе и не отвечал ей, этого предпочёл не заметить! Какой же ты идиот! Как тебе, в твою умную преподавательскую башку, могла даже прийти мысль о том, что я способен на измену, на предательство?! Неужели…, - Адам всхлипнул, его передёрнуло, но он, приложив усилие, сумел взять себя в руки, - Неужели ты так слабо доверяешь мне и моим чувствам, что сомневаешься?! Или сам настолько мало любишь меня, раз способен вообразить то, чего не было и никогда не будет даже в помине?! Неужто ты до сих пор не понял, остолоп ты стоеросовый, что я люблю тебя до Безумия, всегда так любил и всегда так буду любить! – голос Адама сильно дрогнул и прервался, он больше не мог говорить. На Марка смотрели его огромные глаза, смотрели с Безмерной Любовью, Бешеной Страстью и Безумной Болью на самом-самом дне. Эти жестокие слова, словно острейшими клинками, полосовали душу художника. Ему было бы легче, если бы Адам просто поколотил его. Всё, что угодно, только бы не слышать того, что парень ему наговорил! И обиднее всего то, что Адам не сказал ни слова неправды! Марк смотрел на него, весь даже как-то вжавшись в плечи, словно враз став ниже ростом. - Эх! – выдохнул Адам, губы его дрожали, глаза наполнились слезами. Резко повернувшись, парень побежал прочь. - Адам, подожди! – художник рванулся за ним. Надо догнать его, нельзя допустить, чтобы любимый снова исчез, снова покинул его, оставив умирать в ледяной мгле собственного одиночества, - Адам! Но парень, не останавливаясь, всё стремительнее уносился прочь от него. Так они и бежали друг за другом по городским улицам, летели так, что только пыль вилась за ними столбом. Удивительно, как они умудрились не попасть под машину или не снести по пути кого-нибудь! Вот и двор дома, где они жили. Марк видел, Адам нырнул в подъезд. Художник удвоил усилия, но настигнуть парня получилось только у двери их жилища. Адам был удивлён, куда принесли его ноги! Он вовсе не собирался бежать в их с Марком дом, просто ему было необходимо скрыться хоть куда-нибудь, где бы возлюбленный не смог его отыскать, спрятаться там хотя бы на время, чтобы успокоиться и окончательно не спятить от этой Боли, немилосердно терзавшей его. Но теперь уж не сбежать… Он слышит за спиной торопливые шаги догонявшего его Марка… Художник подбежал к Адаму, схватил за руку, резко развернул лицом. Обняв, крепко-крепко прижал к себе, пальцы погрузились в тёплый бархат густых волос. Юноша стал вырываться, но художник слишком сильно сжимал его в объятиях, не пошевелиться! - Тише, тише, лапушка, не буянь, - ласково и нежно ворковал Марк, касаясь губами коротких взъерошенных прядок на его макушке, - Куда ж ты денешься от меня! Я же люблю тебя, дурачок мой обожаемый, люблю всем сердцем и душой, всем своим Существом, каждой-каждой своей клеточкой люблю! Это было уже слишком! Чувства хлынули наружу, Адам мёртвой хваткой вцепился в его плечи, прислонился головой к груди и беззвучно заплакал. Он так сильно любил художника, так сильно! Самая мысль о том, что он едва не потерял своё сокровище навсегда, причиняла дикую Боль! Продолжая одной рукой обнимать возлюбленного, другой Марк извлёк из кармана джинсов ключи, кое-как отпер дверь квартиры. Подхватив Адама на руки, внёс его в дом, ногой захлопнул дверь, швырнул ключи на обувную тумбочку. Адам поднял голову, посмотрел Марку в лицо. Синие-синие глаза такие влюблённые, их взгляд такой нежный! У художника перехватило дыхание, сердце на мгновение остановилось, потом понеслось ошалелым галопом. Тонкие горячие пальчики юноши обхватили любимое лицо, сладкие-сладкие губы прильнули к губам художника, поцелуй был невероятно нежный и безумно страстный, тут же сведя Марка с ума. Крепче обхватив возлюбленного руками, художник занёс его в комнату. Скинув бумаги со стола, усадил туда Адама. Парень обнял его ногами и прижался к мужчине с неистовой силой, а сумасшедшие его губы стали и вовсе огненными. Они целовались до тех пор, пока не стало нечем дышать. Оторвавшись друг от друга, оба одновременно судорожно вздохнули. Марк самым кончиком языка обвёл контур пухленьких губок своего милого, прикосновение было нереально чувственным. Ощутил, как тот весь дрожит. - Булочка моя, - ласково и страстно художник целует бесподобное лицо, глаза Адама, его губы, ушки, - Вкусненькая, сладкая булочка! Самая-самая-самая сладкая булочка на свете! Обожаю тебя! Люблю! Люблю! Люблю! Марк начал раздевать возлюбленного, сгорая от нетерпения ощутить в своих жадных пальцах его такую соблазнительную, такую желанную плоть! Куртка полетела на пол, следом рубашка. Окончательно спятив от Любви и Страсти, художник стал осыпать сумасшедшими поцелуями обнажённую кожу, плечи и руки Адама, грудь и живот, двигаясь всё ниже и ниже. Юноша, закрыв глаза, застонал и, гибко выгнувшись, замер, нереальное возбуждение затопило его жгучей волной, хлынуло через край. Марк расстегнул молнию на его джинсах, едва не вырвав в этой страстной спешке замок. Стянув их, припал губами к самому средоточию вулканического наслаждения. Адам вскрикнул, блаженство было необычайным. Марк безумствовал, лаская любимое тело с невероятной силой и дикой, бешеной Страстью. Как давно он этого жаждал и ждал! Как давно! Целую Вечность! Теперь его ничто не остановит! Никто и ничто! Он будет ласкать Адама так, как никогда не ласкал, он сведёт его с ума своими безумными поцелуями, он подарит ему такое Наслаждение, о котором любимый даже и не знал! Пусть они оба не выйдут из объятий друг друга живыми, пусть они умрут, лаская и целуя один другого, они не боятся этого, потому что их Любовь друг к другу, Любовь Безмерная, Безумная, Сумасшедшая, Неистовая, Страстная сильнее всего и всех в этом и других Мирах Вселенной, сильнее даже Смерти! Марк дарил любимому неземное удовольствие, лаская его, но и сам получал не меньшее, он погружался в Нирвану лишь от того только, что касался Адама, чувствовал его, осязал и обонял, руками, губами, всей своей Сутью. Какое восхитительное тело, такое стройное и гибкое, какая дивная кожа, горячая, бархатистая и гладкая, так и хочется ласкать и ласкать её, касаться своими пальцами и ладонями, ощущать глубинный трепет любимого, внутренний жар, вызванный твоими ласками! Какое Блаженство чувствовать, как ненаглядный сходит с ума от желания, как его невероятные синие глаза сверкают и искрятся тебе навстречу, подобно двум бесценным сапфирам, как он выгибается и распластывается, не в силах выдержать твой безумный натиск! А его всхлипы и стоны, его вскрики, когда твои губы и язык начинают своё путешествие по самым сокровенным уголкам его прекрасного тела! О, ты готов отдать всё на свете, отдать всего себя, собственную Жизнь, за то лишь, чтобы иметь возможность слышать эти сладчайшие звуки, эту Музыку Любви! Художник приподнял любимого со стола. Адам смотрел на него, взгляд совершенно пьяный, полный безумной Любви и испепеляющей Страсти. - Хочу… тебя! – говорит он прерывающимся шёпотом, - Хочу… прямо сейчас! Возьми… меня, владей мной, я… твой, на веки вечные твой, только твой! Жизнь моя, я… я так тебя люблю! Я просто умру, если ты не овладеешь мной… сейчас! Умоляю! Марк слышал этот горячий страстный шёпот, эту мольбу любимого, и всё его Существо, каждая клеточка, пело от Счастья! Его ненаглядный лапушка молил его о том, чего ему самому хотелось до Безумия! Адам любит его так же безмерно, как он сам любит парня, всё его Естество пылает к нему такой же сумасшедшей голодной Страстью, какой пылает он к Адаму! Лицо Марка озарила блаженная, счастливейшая улыбка, когда он слушал это невероятное признание в Любви, слышал эту безумную мольбу о близости, видел, как Адам буквально дуреет от желания, чувствовал, что парень сгорает в этом страстном пожаре, сгорает весь, без остатка! Адам притянул к себе любимого и впился в его губы таким огненным поцелуем, что Марк совсем потерял голову. Он подхватил возлюбленного на руки и понёс его к кровати, при этом не допуская, чтобы их губы хоть на мгновение разомкнулись. Какие сладкие губки у его ненаглядного, какие сладкие, какие мягкие и пухленькие, вечно бы они целовали его! Вечно бы самому целовать их, целовать до скончания своего века! Вечно бы ощущать в своих руках желанное тепло любимого тела, прильнувшего к его телу, бархатистую гладкость восхитительной кожи, чувствовать его горьковатый, одурманивающий аромат! Вечно быть вместе с единственным, никогда не расставаться с ним, состариться с ним, и умереть в один день, даже на смертном одре продолжая так же безумно, неистово и страстно любить его, как в первый день, когда он его увидел! (Марк знал и чувствовал, что будет безумно любить Адама всегда, вопреки всем и всему, а Адам будет так же безумно любить его, эту Любовь не убьёт никто и ничто, даже Смерть не сможет Её уничтожить!)! Марк осторожно опустил возлюбленного на ложе, на мгновение оторвался от него. Он хотел снять с себя мешавшую ему одежду, чтобы полнее прочувствовать их взаимный контакт. Адам схватил его за руку. - Ты куда?! – в вопросе явственно слышится тревога, в синих-синих глазах, устремлённых в глаза художника, панический страх, почти ужас. Марк догадался, что так страшит его милого. От этой догадки слёзы навернулись на глаза. Бедненький его лапушка! Как же надо на самом деле любить его, через какие страдания пройти, чтобы всё Существо ответило такой вот дикой реакцией на то, что он всего лишь ненадолго выпустил парня из своих объятий, чтобы скинуть с себя одеяние! Адам думает, что он снова хочет уйти, оставить его, опять обречь на нечеловеческие муки одиночества! Это же ясно, как день, достаточно заглянуть сейчас в его огромные, полные невысказанной Боли, глаза! Мамочка родная, да ведь это же означает, что его сладкая булочка, его бесценный обожаемый мальчишка, любит его до такой степени, что и сказать невозможно! Любит и до Одурения боится потерять! О, милый, ненаглядный мой синеглазый огонёк, что же я с тобою сотворил?! Как я мог быть таким себялюбивым и чёрствым, как мог поддаться глупому возгласу собственной Ревности там, в больнице, когда увидел, как Нанетта целует твои любимые губки, которые она не имела права целовать, потому что только у меня есть такое право, только я могу целовать и ласкать тебя, только я, - и больше никто во всей Вселенной! Да, ты был прав, когда сказал, что я видел только это! Какой же я идиот, в самом деле, идиот, которому нет прощения! Кретин безмозглый, вообразивший, что ты, мой сладенький, единственный мой пушистик, мог пойти на предательство и измену! Но ты не мог! Не мог так поступить со мной! Ты ведь любишь меня, любишь так, что сильнее и нельзя любить! А я… Я устроил дешёвый спектакль, бездарно разыграл свою позорную роль, для того только, чтобы лишний раз потешить своё чванное самолюбие, показать тебе свою внутреннюю гниль, ни на миг не задумавшись даже, а чем это обернётся для тебя! А потом ещё и сбежал! А ты… Едва сойдя с одра Смерти, ты, ещё такой слабый и хрупкий, бросился за мной вдогонку, забыв о себе самом, хотел догнать, остановить, вернуть! Хотел, да не получилось… Ты звал меня, умолял вернуться! Ты так звал меня! И я слышал твой зов, полный несказанной Муки! Я его слышал! Как мне хотелось откликнуться на него, прибежать назад, крепко-крепко обнять тебя, бесценный мой, и зацеловать твои ненаглядные губки до смерти! Как мне хотелось этого, как я этого жаждал, если бы ты только знал! Но та же глупая Ревность туманила мой рассудок, не давала уступить своим желаниям! Я решил умереть вдали от тебя, и я бы умер, потому что не в силах прожить без тебя, не в состоянии обойтись без тебя даже и трёх минут! Я захотел сдохнуть, как последняя вшивая уличная собачонка, сдохнуть, но не быть с тобой! Не знаю, простишь ли ты меня хоть когда-нибудь за то, как я с тобой поступил, Жизнь моя?!... Я самого себя точно не прощу, не прощу никогда! Марку стало плохо от одной лишь мысли о том, как сильно он заставил страдать своего любимого! Он всхлипнул, и, разрыдавшись, точно малое дитя, неистово обнял Адама, прижался к своему ненаглядному крепко – крепко. - Булочка моя, - страстно целуя безмерно любимое лицо, сквозь слёзы говорил он, - Булочка! Как же я тебя люблю, если б ты знал! Прости меня, прости, прости! Я не могу без тебя, совсем-совсем не могу! Любимое моё Чудо, лапушка мой пушистенький! Люблю! Люблю! Люблю! Адам улыбнулся, - словно солнышко взошло! - тонкие горячие пальчики ласково и очень-очень нежно гладят лицо Марка: - Не надо, не трави себя понапрасну, любимый! Всё позади, всё закончилось, всё-всё, слышишь! Мы с тобой оба садовых дуралея, и мозги у нас набекрень, вот и чудим, как ясельные малыши! Забудь про всё, что произошло между нами, это всё было, оно в Прошлом! В Прошлом! В Настоящем и Будущем всё будет по-другому, абсолютно всё! Мы больше никогда не разлучимся, никогда-никогда, всегда-всегда будем вместе! Только ты и я! – он вздохнул, - Знаешь, может, оно и нужно было, чтобы так всё повернулось, чтобы мы ненадолго потеряли друг друга… Художник изумлённо смотрел на него. Что Адам такое говорит?! Кому это было нужно?! Уж точно, не ему, Марку! Юноша, предвидя реакцию любимого на свои слова, прижал палец к его губам, жестом велев молчать и выслушать его до конца. - Да, так было нужно, - продолжал парень, - нужно для того, чтобы нам обоим, наконец, стало ясно, как сильно мы на самом деле любим друг друга, так, что просто умрём вдали один от другого! Да, тут уж Марку возразить было нечего… Адам прав, абсолютно, безоговорочно прав! Разговор оборвался. Оба молчали. Да и до беседы ли, когда они просто с ума сходят от желания обладать друг другом?!... - Я помогу тебе, - только и сказал Адам. Парень принялся, в свою очередь, раздевать возлюбленного, но, в отличие от нетерпеливого Марка, делал это очень и очень медленно, словно растягивая удовольствие, чем заводил любимого ещё сильнее. Снимая с него облачение, Адам касался его лица, шеи, ушей летучими, лёгкими, дразнящими поцелуями, вгоняя всё Существо мужчины в неописуемый трепет. - Звёздочка моя ясная, - горячий шёпот Адама возле самых-самых его губ невероятно возбуждает Марка, ещё сильнее распаляя его, так, что тот едва в силах усидеть на месте, удержаться от того, чтобы немедленно, тут же, прямо на этой вот самой кровати, не овладеть им, - Звёздочка! Мой, единственный, родной, самый-самый-самый родной и единственный! Марк больше не мог сдерживать себя, он был не властен над собственными чувствами, они словно смерч, вырвались наружу и всецело завладели им. Он обхватил ладонями лицо Адама, всмотрелся в невероятные глаза, полыхавшие диким огнём. Чувствовал, что он сейчас просто сожрёт парня с потрохами, выпьёт его сердце и душу, по капельке всё его Существо! Марк слился с ним, овладел неистово, жадно, ненасытно. Его вторжение было бешеным, безумным и страстным, таким страстным, что это уже граничило с насилием. Адам метался по постели, выгибался и стонал от нереального наслаждения, его гибкие руки обхватили шею художника, ниже притянули его голову. Их губы соприкоснулись и уже больше не отрывались друг от друга. Слова «люблю тебя» и «хочу тебя» срывались в полумрак комнаты, когда они ненадолго прекращали целоваться, чтобы глотнуть воздуха, а потом поцелуй, ещё более дикий и сумасшедший, чем предыдущий, вновь соединял их жаждущие уста. Руки и губы Марка, нетерпеливые, страстные, путешествовали по любимому телу и всё, чего они касались, удостаивалось ласки. Художник впитывал несравненную, просто нереальную Красоту возлюбленного, впитывал каждой своей частичкой, он поглощал ненаглядного с невероятной алчностью, он вбирал его глубоко-глубоко в себя. Мужчина любил его до Умопомрачения и жаждал до Невероятия. Каждая клеточка Адама, каждая его молекула являлась для Марка Истинно Бесценной. В своём сердце он воздвиг для любимого алтарь, где всегда горела неугасимая лампада его Любви. Сжимая в объятиях своего единственного, целуя и лаская его, художник, вдруг осознал с отчётливой ясностью, что Таинство, вершащееся между ними сейчас, соединило их так прочно, как никогда прежде! «Ты мой, ты только мой! – ярким сполохом пронеслась в голове мысль, - Мой! Мой! Никому-никому тебя не отдам, ни одной живой душе! Я так люблю тебя, так люблю! Люблю! Люблю!». Это любовное Безумие продлилось, без малого, двое суток. Марк и Адам, до Самозабвения любя друг друга, едва не потеряв навсегда, и чудесным образом обретя вновь, уже не могли перестать сходить друг по другу с ума, сколько не утоляли безумный голод одного по другому, никак не могли его утолить, никак не могли насытиться друг другом. Им хотелось большего, большего и большего! Эти двое были настолько полны друг другом и своей Любовью одного к другому, что ничего иного, кроме как быть вместе и обладать друг другом, им не хотелось. Им не требовалось даже еды, единственная жажда, которая неизбывно терзала и мучила их, - жажда обладать друг другом! Иногда, вконец обессиленные, они ненадолго погружались в сон, но даже и тогда, их пылавшие тела не отодвигались друг от друга ни на миллиметр, а уста замирали в немыслимо страстном поцелуе. Оба настолько обезумели от Любви и Страсти друг к другу, что просто не могли остановиться. Они знали, что не смогут, никогда не смогут, даже, если обоим это будет грозить инфарктом или инсультом, или ещё чем-нибудь пострашнее! Они жаждали быть вместе, стремились к этому всем Существом! Остальное было за пределами их Жизни, их Мира, их Желаний. Казалось, этот Ураган, безжалостно круживший обоих в своём смертоносном вихре, должен был бы убить их. Но нет! Напротив, у этих двоих только прибавилось сил и энергии, оба ощущали, как сама Жизнь вливается в их сердца, души и тела с каждым следующим поцелуем любимых губ или прикосновением любимых рук. Это и называется умирать и рождаться заново. Они оба каждое мгновение сгорали в страстном пожаре безмерной и безумной Любви друг к другу, и каждое же мгновение этот пожар возрождал их. Невероятное наслаждение, которое доставлял Марку и Адаму полный контакт, когда тесно сплетались не только тела, ноги, руки и губы, но и их души, убивал их, но в то же время воскрешал к Жизни. Новое желание, ещё сокрушительнее и неистовее прежнего, настигало их ещё до того, как удовлетворялось предыдущее. Сколько они не упивались друг другом, упивались до потери пульса, они никак не могли прекратить желать один другого, желать так, что от этого перехватывало дыхание и на глаза наворачивались слёзы. Оба знали, чувствовали и понимали, что их встреча в этом Мире отнюдь не была случайной. Они всё равно бы познакомились, неважно, где и когда, через год, пять лет или когда им обоим исполнится девяносто. Они бы всё равно встретились, потому что оба являются Половинками друг друга! Они могут бегать один от другого, сколько угодно, могут даже пытаться отталкивать одного от другого, - всё равно это ничего не даст, все усилия их самих или кого бы то ни было ещё останутся втуне. Останутся по одной простой причине: нет во всех Мирах всех Вселенных, какие только существуют или могут существовать, таких сил, которые смогли бы разлучить эти две Половинки! Они Целое, всегда Им были и всегда Им будут! Им суждено было встретить и познать друг друга, их Любовь друг к другу так же неискоренима и вечна, как сама Жизнь. Она имеет множество форм, может переходить из одного состояния в другое, но Жизнь всегда остаётся Жизнью. Смерти нет, есть лишь переход в Другую Форму всё той же Жизни, в Иное Измерение. Эти двое могут быть разлучены физически, могут даже находиться на разных полюсах, - и всё равно это ничего не изменит. Их души и сердца всё равно будут вместе, несмотря на то, что тела существуют врозь. Их Любовь нельзя уничтожить, даже убив их. Они и после перехода в Иное Измерение всё равно отыщут друг друга и там, чтобы воссоединиться. Они- Близнецы! Жизнь Вечна! Любовь Вечна!