I Burn, You Smolder

― Эрика, доделай отчет, ― слышится писклявый голос миссис Эдвардс. ― Но ведь рабочий день закончился, ― резко поворачиваюсь лицом к начальнице, которая сразу же награждает меня взглядом полным презрения, ненависти, да и вообще, всем видом она говорит: «Я босс, ты ― никто». ― Хочешь получать премию, потрудись и поработай сверхурочно, ― ледяным тоном произносит женщина и, вскинув тонкую нарисованную бровь, злобно ухмыляется. ― Вы не имеете права, ― уже в который раз за все стажировку пытаюсь хоть как–то остановить этот беспредел, касающийся исключительно меня. ― Просто выполняй, ― отрезала начальница и вышла из моего кабинета. Нет бы взбунтоваться, пойти жаловаться, да аж до самого верха дойти, прямо к нашему директору ― мистеру Озборну. А я что делаю? Снова сажусь за стол, открываю папку с документами и принимаюсь вбивать в компьютер данные. Когда я заканчиваю с отчетом, глаза начинают слезиться от бесконечного смотрения в монитор, на улице достаточно потемнело ― часов девять вечера уже. Свернув все быстро на столе и закинув готовые распечатки в подшивку, выхожу из кабинета, погасив за собой тусклый желтоватый свет. По дороге до лифта забегаю в кабинет к миссис Эдвардс и аккуратно кладу папку на ее стол, пребывавший все время в таком странном состоянии, когда документы и разложены нормально, но лежат они в хаотичном порядке, без всякой хронологии, порядка ― наверняка эта женщина ничего не смыслит в экономике, раз кладет отчет за позапрошлый год в одну стопку с перечнем закупочных материалов для ремонта лаборатории. И она руководит отделом? То и видно, что она скорее квартальный отчет передаст стажеру, чем себе доверит. Здание кажется настолько пустым, что становится не по себе от давящего на сознание безлюдного пространства. Нажимаю кнопку лифта и как всегда жду его прибытия на мой этаж. Как только двери открываются, я запрыгиваю внутрь. В холле компании стоит тишина ― только охранник у входа сидит в своей комнатушке, защищенной пуленепробиваемым стеклом. Механически кивнув головой мужчине, проскальзываю к выходу. Ветер, свежий и прохладный, приятно обдувает лицо, скидывая растрепанные волосы за плечи. На секунду прикрываю глаза, будто бы находясь под дурманом этого спокойствия, но потом вдруг становится так погано, грустно и даже обидно за себя, что я принимаю неожиданное решение, странное, можно выразиться и так. Глупый порыв где–то на уровне подростка или идиота. Нет, правда, я хочу напиться. Начальство ненавидит, эксплуатирует и публично унижает, ах, да, еще и смерть на пороге стоит ― и это не повод выпить? До машины иду быстрым шагом с засевшей, словно заноза, идеей. Открыв дверь, сажусь и завожу старый драндулет. Отлично, поехали! Припарковав машину, решительно выхожу и направляюсь к магазину, как гласит вывеска на нем, «Элитного алкоголя». Хватаю корзинку у входа и иду мимо первого ряда стеллажей. Столько бутылок со спиртным я не видела доселе еще ни разу; от пестрых наклеек с названиями рябит в глазах. Первое, что оказалось на дне, ― мартини. Эм, я не пробовала никогда, но надеюсь, это окажется более–менее нормальным. Так и топаю дальше, закидывая какие–то приглянувшиеся бутылки. Заприметив издалека большую тару с виски, двигаюсь к ней и, протянув руку, хватаюсь за горлышко. Тяну на себя, однако ее удерживает кто–то другой. ― Будьте добры, отдайте мне виски, ― недовольно хриплю я и поднимаю голову на того, кто препятствует моему идиотскому порыву. ― Какого ж… ― просто автоматически вырывается. ― Эрика. ― Гарри, вечер добрый, ― саркастически улыбнувшись, говорю. ― Тебе, что, тоже грустно? ― снова вырывается. Да я даже без алкоголя не сдерживаю поток мыслей. ― Можно и так сказать, ― тихо произносит он и потихоньку пытается вырвать бутылку из моей руки. ― Я смотрю, ты положил глаз на сей товар, ― неуверенно тыкаю пальцем в эдакое «яблоко раздора». Однако секунды ― и бутылка ускользает из наших рук к незнакомцу достаточно угрожающего вида, который освободив нас от трудного выбора, с гордо поднятой головой удаляется в сторону кассы. Я молчаливо наблюдаю за этим человеком, все так же держа руку на месте, где только что была бутылка, а потом с интересом перевожу взгляд на Гарри. Он стоит в недоумении, слегка искривив губы в ухмылке, а потом, повернувшись, начинает смеяться, тихо, себе под нос. Улыбнувшись невольно несколько раз, смотрю на стеллаж. ― А ведь это была последняя, ― с каким–то сожалением произношу. ― Знаешь, ― после минутной паузы прибавляю я, ― а может, выпьем вместе в баре, здесь есть неподалеку один. ― Приглашаешь меня? ― недавняя веселость полностью испаряется с лица парня после такого странного предложения, прозвучавшего из моих уст. ― Повод выпить есть? Есть. Ну тогда почему бы не вместе выпить, а? ― говорю, чувствуя, как голос становиться тише от смущения. ― А я, пожалуй, соглашусь, ― надменной интонацией отвечает он.

***

Бар забит под завязку, поэтому мы еле находим места за барной стойкой. ― Виски со льдом, ― опираясь локтями о шероховатую поверхность стола, говорит Гарри бармену, тот смотрит на меня и ждет заказа. ― Эм… то же самое, ― я тупо быстро проговариваю слова, неловко опустив взгляд. Выпивка вмиг оказывается перед носом, посмотрев на тяжелый с виду граненый бокал с темно–коричневой жидкостью и льдом на дне, аккуратно протягиваю руку и, подержав его несколько секунд у лица, наконец выпиваю содержимое, что так неприятно проходит по горлу, обжигая своей крепостью и высоким содержанием спирта. Мне, как человеку, не привыкшему к спиртному и не особо злоупотреблявшему им, в голову стукнули все те сорок градусов. Окосев слегка и зажмурив глаза, смотрю на Гарри. А у него, похоже, хорошо пошло. ― Так какой у тебя повод? ― с любопытством спрашиваю у него. Парень, улыбнувшись, ― но так грустно и горько, что я пожалела о заданном вопросе, ― пожимает плечами. ― Много всего случилось, ― замявшись на этих словах, он просит бармена повторить заказ, я, кивнув головой, тоже пододвигаю бокал, промямлив неразборчивую просьбу себе под нос. И снова, взяв бокал в руку, делаю глоток ― уже меньше обжигает. Голова немного кружится, а по вискам усиленно стучит пульс. ― Трудно ли жить с мыслью, что ты умираешь? ― Гарри неожиданно нарушает молчание, нависающее над нами еще минуту назад. ― Все рано или поздно умирают, ― произношу, проводя пальцем по разветвленным трещинам на столешнице. ― Ну я раньше умру, что же теперь? Ничего не исправить. Когда третья стадия рака переходит в четвертую, даже не задумываешься о жизни. ― Но это можно было остановить, так ведь? ― Парень глядит куда–то в пустоту, медленно двигая бокал по кругу. ― Слишком поздно, чтобы действовать. Будь это хотя бы вторая стадия, все прошло нормально, и несколько лет спокойной жизни мне были бы обеспечены. ― Трудно говорить, когда долгое время держала все в себе. ― Повторите, ― обращаюсь к бармену и, как только содержимое заполняет мой бокал, выпиваю залпом все до последней капли. ― И что хочешь сделать до того, как умрешь? ― странно звучит голос Гарри, или я много выпила… ― Хм, что сделала бы? Первое, вошедшее в этот список, будет увольнение с работы, может, так и сделаю недельки через две, ― понизив голос, говорю достаточно уверенно. ― Второе ― рвануть куда–нибудь, в Новый Орлеан, например; всегда мечтала там побывать, и… не знаю, правда. ― Небольшой список. ― Не было желания составлять подобный список, поверь. Выпив еще несколько бокалов, мы наконец–то собираемся по домам. Встать со стула оказалось не такой трудной задачей, как ходьба по достаточно ровному полу на каблуках. ― Подожди, ― протараторив, хватаю Гарри под руку, то ли для того, чтобы я не упала, то ли, чтобы не упал он. Почему–то вдруг хочется засмеяться, особенно, когда мы выходим на улицу, а там вовсю идет проливной дождь. ― Как же я ненавижу туфли, ― с этими словами скидываю обувь и ступаю на мокрый асфальт босыми ногами. ― Простудишься. ― Надо же, кто это у нас такой заботливый? ― Ха–ха, хуже–то не будет. Распустив волосы из надоевшего за весь день хвоста, поднимаю руки вверх и, покрутившись вокруг себя пару раз, поворачиваюсь в сторону дороги, что приведет меня к дому и топаю в том направлении. ― Дойдешь? ― раздается голос из–за спины. ― Недалеко, ― повернувшись, весело проговариваю, смотря на человека, который внезапно показался мне очень близким и родным в этом огромном городе. ― Спокойной ночи, ― помахав рукой, возобновляю ход домой. ― Спокойной.