***
Тщательно продуманная рутина Кенсу останавливается, когда он пересматривает свою ситуацию. Он не покидает свою квартиру в течении недели до середины декабря, бормоча рассказы прошлой известности и виня Чонина, затем себя, а его глаза постоянно темные и затуманенные от гнева. Когда все пошло не так? Когда в дотошной системе его жизни что-то сломалось, и траектория изогнулась в нисходящую спираль, которая была настолько медленной, что создала иллюзию подъема. Как давно это происходит? Несколько месяцев? Лет? Или это было предопределенно еще до его рождения? Мог ли он сделать что-нибудь, чтобы остановить это? Кенсу ненавидит вопросы, на которые не может ответить, поэтому он ждет. День и ночь он ждет, пока ответы не раскроют сами себя в это же мгновение, в личности, где-то в прошлом или настоящем. Дело в том, говорит Чонин, что жизнь логична, а правила не всегда имеют значения. Он говорит: — Хён, ты не можешь объяснить, почему произошло подобное дерьмо — оно просто произошло. Независимо от того, насколько бы все не было систематизировано, ты не можешь по каким-либо законам природы вычислить и рассчитать, когда произойдет взлет или падение. Ты просто стал жертвой заблуждений и ничего в этом страшного нет. Люди всегда думают, что когда жизнь на исходе, то все, что им нужно — это ждать, пока она не наберет нужный темп. Однако, когда достигается самая высшая точка, они, кажется, верят в то, что это будет длиться вечно. Позволь сказать тебе, хён: ничего подобного. Вечность — выдуманное слово. Кенсу тушит свою сигарету о тыльную сторону ладони и даже не вздрагивает. Вторая неделя декабря. Чонин остается рядом с ним и медленно его чинит, склеивая детали. Требуется время и терпение, когда Кенсу в очередной раз плачет, затем смеется, затем хочет убить себя, затем снова плачет, уткнувшись в грудь Чонина. Оба делают вид, что никаких мокрых следов на рубашке младшего нет. И когда Кенсу дарит первую искреннюю улыбку Чонину — он целует его. Его глаза закрыты. Он совершенно забывает о том, что вечность не существует. В этот момент он думает, что вечность — это все, что у него есть. Требуется время и терпение, чтобы любить Кенсу, но Чонин отлично справляется с этим. Он старается держать руки Кенсу подальше от вина; он говорит ему, что даже если он не поет ради денег, он по-прежнему певец — в своем сердце (в какой-то момент разговора Кенсу фыркает, в моем что?) Чонин спит с ним на огромной постели, которая делает его еще более крошечным. А монстры под кроватью, кажется, спят спокойно. На третьей неделе декабря Кенсу пишет свою первую песню. Она сырая, Кенсу совсем хотел не это, к тому же звучание плохое и совсем нет ритма, но уже хоть что-то. Чанель и Бэкхен придерживаются того же мнения, когда сидят на его кухне, уничтожая безмерное количество кофе и водки. Они говорят ему, что «ушли», потому что Крис бесит, а Чондэ еще больше. — Он думает, что талант — это все, что нужно для музыкальной сцены, — смеется Чанель. — Забудьте о навыках, личности и тяжелой работе. Видит Бог, у него нет ничего из этого. — И Крис толкает его в общественность посредством тебя, Су, — говорит Бэкхен. — Сначала я не мог в это поверить, но потом увидел все эти заголовки…не знаю…ты что-нибудь видел? Кенсу не может противостоять своему хмурому взгляду: — Нет. Я не читал газеты весь месяц. Что ты имеешь в виду, посредством меня? Он ведь не поливает меня дерьмом, не так ли? Чанель и Бэкхен переглядывается меж собой так быстро, что несколько месяцев назад Кенсу бы этого не заметил, потому что ему было бы все равно. Однако, сейчас он это замечает и его взгляд становится еще более хмурым: — Вы двое. Говорите. И они говорят. Бэкхен пытается сгладить все углы (Он совсем не это имел в виду, Су, это просто пиар ход, ты ведь понимаешь, Чондэ новичок и ему нужна блестящая репутация, не злись на Криса, он просто делает свою работу, пожалуйста, Су, не надо…), но Чанель раскладывает всю информацию за столом его квартиры. Токсичный До Кенсу. Проблемное Дитя из DI Entertainment — До Кенсу. Экс-менеджер айдола D.O рассказывает о проблемах с алкоголем у звезды. Является ли Ким Чондэ новым До Кенсу (интервью менеджера обоих певцов)? Бывший менеджер До Кенсу рассказывает, что причины почему D.O стало хуже не в плохом контроле или конфликте с агентством. Кружка в его руках оказалась разбита. Его рука кровоточит. Дурная личность. Алкоголик. Алчный монстр. Фейк. Фейк. Фейк. Кто теперь замет его место? Самая ненавистная персона нации — До Кенсу. Пятнадцать минут спустя Кенсу стоит в ванной с тряпкой на руке. Бэкхен стучит в дверь, бормоча проклятия на Чанеля и умоляя Кенсу выйти, извиняясь за вещи, что он не сделал, говоря, что все будет хорошо и люди все забудут. Кенсу знает, что они забудут. Те, кто причиняет боль другим, всегда забывают об этом. Его отражение в зеркале кривое и мерзкое. Там на углу пятно крови, по раковине стекает кровь, с его кончиков пальцев стекает кровь. Он знает, что все они забудут, но он поворачивает кран сильнее, заглушая крики Бэкхена, Кенсу понимает одно — он этого не забудет никогда. Через пять, десять, двадцать или шестьдесят лет это останется в его голове, заставляя ненавидеть и бояться любого, кого он встретит. Он не заслужил этого. Никто не заслуживает того, чтобы его ненавидели за то, кто он есть. Он не знает, как долго пробыл в ванной. Кран был включен так долго, что зеркало покрылось испариной, за исключением красного следа. Кенсу — это фигура темная, безликая и неподвижная. Его лицо будет забыто, но их — Криса, Чондэ и тех, кто нанес ему удары в спину — нет. Он будет помнить кто такой До Кенсу для них всех. Какое-то время он не слышит голос Бэкхена. Ткань пропиталась кровью. Он был здесь так долго? Возможно, в тот или иной момент Кенсу подумал о том, чтобы стать лучше. Исправиться, восстановить свой имидж и вернуться к тому, что раньше имело значение больше всего — создание музыки ради музыки. Может, он надеялся, что Чонин сможет помочь ему остепениться раз и навсегда и быть счастливым с тем, что у него есть. И может быть, этого сейчас недостаточно. Кенсу медленно выключает воду. В квартире жутко тихо, словно затаили дыхание и будто что-то опасное скрывается за каждым углом. Но его это больше не волнует. Монстры могут смело выйти из-под кровати. Он отдаст себя им. Все надежды — будьте прокляты. Он снова смотрит в зеркало и странно удовлетворен тем, что не может увидеть своего лица.***
— Ты любишь меня? — спрашивает Чонин. Четыре утра и Кенсу проснулся, уставившись в потолок и чувствуя странное отвращение к ангельским фигурам. — Да, — лжет он сквозь зубы. Чонин засыпает. Но Кенсу — нет.***
— Слушайте, парни, я тут подумал… — ТЫ ДЕЛАЛ ЧТО?! — Заткнись! — шлепнул Бэкхен по руке Чанеля слишком сильно. — Я сейчас серьезно! Они снова сидят на кухне Кенсу, яркое зимнее солнце светит на них сквозь полузакрытое окно. Чонин сидит к ним спиной, глядя на улицу. Он уже долго ничего не говорил. Кенсу не пил уже почти месяц. Дрожь в его руках все еще есть, но апатия, незначительное желание одной, только одной выпивки — все это исчезло. Все, что осталось в его теле — это разрушительная слепая ярость и голод по тем вещам, о которых он даже не думал. Он хочет больше. Он хочет всё. Но он ждет. Кенсу с легким удивлением понимает, что ему жаль того, кем он являлся ранее. Отсутствие амбиции, решимости, растущее уныние…как он выжил? Он всегда был таким? Все, чего он когда-либо достиг было только благодаря удаче, талантам и годам тяжелой работы. Крайне мерзко. Поэтому он ждет. Он ждет поворотных событий, чтобы каждый мог сыграть свою роль, чтобы стать тем чудовищем, которого они сотворили. Глядя на себя сейчас, Кенсу любопытно, есть ли в нем хоть унция (неважно, насколько она будет слабой) человечности. В этом великом городе света и теней, среди толпы отчужденных социальных бабочек, он всегда был никем. Люди не волнуют друг друга. Так почему он должен? Но Чонин… Чонин. Глаза Чонина наполнены божественностью и светом, и, возможно, именно поэтому им так хорошо вместе. Естественный баланс вещей, добро и зло, все в одном чудесном совершенном союзе двух совершенно разных душ. В первую очередь Кенсу никогда не был потерян. Он просто не был найден подходящим ему человеком. Его череда мыслей прерывается большой рукой, что машет перед его лицом: — Эй, Су? — усмехается Чанель. — Ты еще тут? О, да. Все еще тут. — Как я уже говорил, — продолжает Бэкхен, — я думаю, что нам следует открыть, собственное агентство. И прежде чем что-то сказать, выслушайте меня. — Я в деле, — говорит сразу Кенсу и Бэкхен прикрывает глаза, а его грудь поднимается и опускается в мягком, длинном вздохе. Чонин до сих пор не сдвинулся с места у окна. Вероятно, он спит. Кенсу надеется, что ему снится, как он превращается в воду. — Как я и сказал, сначала выслушайте меня, — Бэкхен делает короткую паузу, словно ожидая, что его перебьют снова или начнут возражать. Когда ничего такого не произошло, он продолжает. — У нас достаточно средств — ты, я и Чанель вместе — можем приобрести практически любое агентство на данный момент. Но зачем? Однозначно, приобрести готовое — проще, но для долгосрочной перспективы лучше создать новое. В созданных агентствах уже свои фанаты и владельцы акций. Мы будем обязаны вписаться в шаблоны, которые уже ими созданы. А создавая свое собственное… — Мы можем быть свободными! — кричит Чанель. — Да! Определенно я в деле! Я всегда хотел быть сам себе боссом. Между ними внезапно падает тяжелая тишина, отголоски веселого тона Чанеля отражают неопределенность будущего и смутный оптимизм. Они могут это сделать, Кенсу уверен. Однако, он так же знает, что они слишком алчные, слишком погруженные в себя, чтобы когда-нибудь привести кого-либо на свой уровень. Да, у них есть деньги, но они жаждут славы. — Это слишком смешно. Голос Чонина слабый и кристально чистый. Бэкхен вскакивает со стула, а Кенсу приподнимает брови, спрашивая: — Что тут смешного? — Вы трое, — отвечает Чонин. Он не поворачивается к ним. Кенсу почти уверен, что глаза парня все еще закрыты, и он где-то далеко-далеко, очнувшись на короткое мгновение, чтобы высказать единственное правдивое мнение, которое только может быть. — Вы жили так, словно завтра не существовало, а теперь мечтаете об этом? Мечтатели без мечты. Как тебе для нового хита, хён? Очень хорошо, думает Кенсу. Действительно чертовски хорошо.***
Рождественская ночь. Прогноз погоды обещал сильный снегопад с самого утра, и теперь он шел, обильный и совершенно белый. Кенсу надеется, что все так и останется, хотя бы на сегодня, до того, как автомобили разнесут черноту по тротуарам. Так приятно и тихо, будто погода предлагает уединение для всех в самое оживленное время года. Это первое Рождество, в которое он просыпается не один и не проводит его в баре, спиваясь и выкрикивая «С Днем рождения меня!» на улицах. Вместо этого он готовит — он помнит, что когда-то ему нравилось это делать — и съеживается от огромного лица Чондэ, наблюдающего за ним со здания на против. Они сняли плакат Кенсу так же быстро, как и повесели его когда-то. — Он даже не талантлив, — бормочет он. — Он просто парень, которого не станет в один день. Мы все исчезаем, как только появляемся. Мне действительно его жаль. — Как падающие звезды, — подмечает Чонин с мутным взглядом и слабой улыбкой на лице. — Ты, как падающая звезда. — Да, Чонин. Мы слишком далеки, чтобы нас можно было хорошо разглядеть, прежде чем мы исчезнем. Честно, лучше, чтобы никто не смог этого сделать. Мы уродливы под всей этой дорогой мишурой и блеском. — Ты не уродлив, — внезапно произносит Чонин, слабо ухватившись за руку Кенсу. — Ты прекрасен, хён. — Я, мечтатель? — тихо смеется он, беря за руку младшего. — Да, да. Ты такой красивый и потрясающий, — кивает Чонин, — и прямо сейчас твой рис сгорит. — Дерьмо! Младший тихо посмеивается, когда Кенсу носится туда-сюда перед плитой, а его руки дрожат от нескончаемого потока не нормативной лексики, которая так быстро вылетает из его рта. Позже той ночью, когда они сидели рядом друг с другом на диване, а Чонин едва был в сознании, лежа на плече старшего, Кенсу отчаянно нуждался увидеть, как младший танцует. Он думал об этом некоторое время. Его ночи были наполнены воспоминаниями о Чонине на фоне сырой стены, о Чонине, захватывающий дыхание, о Чонине, который сиял. До недавнего времени он не понимал, насколько сильно на него действует состояние младшего, пока однажды не посмотрел на него, а его желудок в этот момент не сжался в узел. Это очень раздражает, правда. Кенсу не должен был волноваться. Он может позволить себе все, кроме заботы. И все же желание слишком сильное, чтобы ему сопротивляться: — Чонин? — тихо шепчет он, подталкивая его. — Ты не спишь? Парень осторожно приоткрывает веки и хлопает ресницами. Это захватывающе-потрясающе для Кенсу, как кожа Чонина светится под светом, как он поднимает взгляд и смотрит в ответ, а затем на его лице появляется нежная улыбка. Если бы ангелы были настоящими… — В некотором роде. А что? — Ты можешь станцевать для меня? Чонин непонимающе моргает, его улыбка исчезает так же быстро, как появилась: — Я не могу, хён. Ты же знаешь, я даже не могу встать. Пожалуйста, не шути так со мной. Кенсу с трудом не хмурит свое лицо: — Я не шучу над тобой. Я не настолько жесток, веришь ты или нет. Можешь ли ты попробовать? Я помогу тебе встать. — Хён, я не могу. И даже если бы мог, у нас нет музыки, чтобы я станцевал. — Я спою для тебя. Чонин вздыхает, и его дыхание слегка касается подбородка Кенсу. — Пожалуйста? Младший наконец-то сдается коротким кивком. Кенсу нетерпеливо встает, затем обнимает Чонина и тянет его встать на ноги; парень вздрагивает, когда выпрямляется. — Очень больно? — Это больно, — признается Чонин. — И я не могу почувствовать своих ног. Словно я плыву. Это странно. Кенсу благодарен, что младший не такой тяжелый, как выглядит на самом деле, когда он поднимает его на руки чуть не потеряв равновесие. Чонин издает удивленный вскрик, который после превращается в смех, когда Кенсу пытается устоять на собственных ногах. — Перестань смеяться и обними меня, — бормочет Кенсу. — Как ты можешь быть таким огромным? — Это так неловко, ты как пингвин, — снова хихикает Чонин, обхватывая Кенсу. — Я не виноват, что ты такой чертовски гигантский, ясно? Ему каким-то чудом удается восстановить баланс. Он застывает в тот момент, когда Чонин укладывает свой подбородок на сгибе его шеи, волосы слегка щекочут его кожу, дыхание спокойное, а тепло охватывает Кенсу с ног до головы. Он закрывает глаза, делает вдох и тонет. Это идеальный момент, думает он. один из немногих, который он имел в своей жизни. Может ли он простоять так вечно? Кенсу не уверен, что он знает, какому танцу Бэкхен научил его для свадьбы Криса, но он решает, что это не имеет значения. Он делает шаг назад, шаг влево, затем начинает петь. Его голос какой-то хриплый и напряженный, но звучание безупречно как никогда. Он поет песню, текст которой не помнит до конца и ему приходиться заменять слова в определенных местах, но он помнит, что раньше любил петь ее. Ностальгия допустима, решает он. Только сегодня вечером. Только с Чонином. Дыхание младшего становится ровнее и окутывает его шею, вызывая дрожь до самых костей. Он хрупок и мал в руках Кенсу. Удивительно, как этому ребенку удалось осуществить такие тяжелые мечты. Еще один шаг назад, еще один шаг влево и вперед. — Хён, — смех Чонина прерывает его. — Ты танцуешь неправильно. Шаги неправильные. — Замолчи, дитя, я делаю все возможное сейчас. — Хотя, ты должен научиться танцевать правильно для нашей свадьбы. Кенсу на мгновение останавливается: — Свадьбы? — Да, — отвечает парень, — ты как-то сделал мне предложение, разве ты не помнишь? Кенсу не помнит, но ему все равно. Если он сделал предложение, то он точно выполнит обещанное. — Что ж, хорошо, мечтатель, я собираюсь выйти замуж за тебя. И я научусь танцевать для нашей свадьбы в сентябре. — Почему в сентябре? — Мы встретились тогда. В сентябре. — Интересно, — Чонин делает паузу. Несколько секунд молчания наполнены болью. — Я буду… — Да, Чонин, — бормочет Кенсу ему в плечо. — У нас будет тысяча сентябрей, обещаю тебе. И каждый сентябрь я буду любить тебя сильнее. — Так ты любишь меня? — Думаю, да, Ким Чонин. Черт, я думаю, что я люблю тебя. На улице снег пронизывает темноту ночи, так тихо вокруг, словно ветра решили утихомириться в этот момент, и они не смеют помешать им. Кенсу повторяет про себя эти слова снова и снова, и наконец верит в них.***
В феврале они посещают свадьбу Чанеля и Бэкхена, так как они решили, что если они и собираются жениться, то имеет смысл сделать это друг на друге, а не на ком-то другом. Практичны и разумны до самого конца. Кенсу поет тошнотворно-сладкие любовные баллады весь вечер, пока Бэкхен не одергивает его, шутя, и требует покинуть сцену прежде, чем кого-то вырвет. — По крайней мере, он не поет похоронные песни, как на свадьбе Криса, — утешает своего возлюбленного Чанель. — Я буду петь каждую песню о любви, которую знаю на нашей свадьбе, — заявляет Кенсу Чонину, когда они стоят на улице, и он уничтожает пачку сигарет, пока младший пытается поймать снежинки на свой язык. — И не смей останавливать меня. — Не буду, — усмехается парень. — Ты выглядишь так по-дурацки, когда поешь баллады и у тебя смешно выглядит при этом лицо. — Как я вообще оказался вместе с тобой снова? — Потому что мы оба жалкие. Это судьба. В то время как Чонин засыпает в полночь, напичканный лекарствами до краев, а Кенсу везет его к лифту их дома, он думает о том, что если это судьба, то одна из чертовски удивительных судеб; чистое везение. Возможно, он влюблен или просто отчаянно нуждается в любви, но Чонин каким-то образом является его частью. Частью, которая никогда не будет от него оторвана, даже через миллион лет. Кенсу может поклясться, что они были одним целым в прошлой жизни, во всех предыдущих с незапамятных времен. И они будут одним целым во всех последующих.***
Подготовка к открытию агентства, пусть и внепланового, которая главным образом включает себя растрату оставшихся денег куда только можно, на самом деле, идет прекрасно. Их денег и имен в совокупности достаточно, чтобы купить целый город в мгновение ока, поэтому к концу февраля у них есть своя развлекательная компания под названием «Master’s Circle» (дань одержимости Чанеля Властелином колец) и три артиста под крылом, которые являлись двоюродными братьями Пака из какой-то богом забытой деревни на севере, где говорят на любом другом языке, но только не на корейском, все они вызвали довольно хороший переполох в СМИ (в основном потому, что Чанель настаивал на концепции эльфов, а первая фотосессия его двоюродных братьев включала в себя мечи и собаку в карликовом костюме). И в один из дней появляется Крис. Он сидит в кабинете Кенсу, уставившись в собственные ноги: неудобно и стыдно, а Кенсу очень сильно хочется рассмеяться. — Ситуация в корне изменилась, да? — спрашивает он. Его тон звучит дружелюбно, хотя его глаза искрятся со злобной насмешкой. — Мне жаль, — вздыхает Крис. — Мне очень жаль, хорошо? Ты должен понимать, почему я это сделал. — Я действительно благодарен тебе за то, что ты сделал, Крис. Ты вернул мне то, что я потерял много лет назад. Мужчина наконец-то поднимает голову и Кенсу подмечает, что он выглядит намного старше своего возраста, чем месяц назад. Небольшие морщины на его лбу говорят о проблемах; складки на его одежде и вокруг рта отсчитывают каждую потерю. Это немного жалко, правда. Но опять же, они все такие. — Между прочим, ты был прав на счет Цзытао. Он сбежал с другим китайским парнем. Полагаю, он танцор. — Миленько, — кивает Кенсу. — С этим мы закончим, думаю, может приступим к делу? Зачем ты здесь, Крис? Мне казалось, что между нами не остались юридические вопросы, которые нужно обсудить, и ничего не осталось, что ты мог бы взять. И не говори мне, что ты просто так сюда пришел. Мы давно не друзья, если вообще когда-то ими были. — Мы оба знаем, почему я здесь. Чондэ провалился. Агентство обанкротилось. Да, они оба знают. Бэкхен рассказал им об этом за соджу в тихом караоке-баре, и они втроем выпили за эту новость, исполнив заглавный трек Чондэ в память о его пятнадцати минутах славы. Кенсу вспоминает, как думал о том, насколько коротки эти пятнадцать минут для некоторых людей. Чондэ не заслужил такого. — Так ты хочешь работать менеджером? — Кенсу откидывается на спинку стула, скрестив пальцы. — Думаешь, я возьму тебя? — Нет. Но я все же хочу попытаться. — Хорошо. Ты принят. Крис смотрит на него с недоверием в глазах: — Ты серьезно? — спрашивает он. — Ты собираешься… — Ты выбрал деньги вместо меня. Ты выбрал бизнес вместо друга. Это черты настоящих акул в шоу-бизнесе. Нам нужен кто-то, кто сможет предать, как ты, мы не должны расслабляться. Думаю, безжалостность — неизбежное зло в этом бизнесе. Пришлось немного постараться убедить Чанеля и Бэкхена, но тем не менее, они согласились. Крис, казалось, сжимался перед их глазами, виноватый и угрюмый, но Кенсу считает, что он получил то, что заслужил — второй шанс. Как и все они. Вечером того же дня Чонин спрашивает его, почему он взял Криса обратно в команду. Его пугает то, как отвечает Кенсу, что все его аргументы основаны на деньгах. Но Чонин знает, и Чонин все равно принимает ответ. — Мы с тобой с одной звезды, хён, — говорит он ему. — Ты — темная часть Солнца и будешь жить вечно. Именно поэтому вместо тебя я сгорю дотла.