Давай сбежим?

– Пойдем в дом, – мягко прошептал я на ухо блондину. – В дом? – Тору удивленно посмотрел на меня. – А как же твои родители? Они похоронили тебя и уверены, что ты мертв, что они тебя потеряли навсегда. И тут ты появишься перед ними. Да они же с ума сойдут! – Я что-нибудь придумаю, – пообещал я, даже и не представляя, как я буду объясняться с родителями. Они, конечно же, обрадуются моему воскрешению, но все равно эта новость станет для них слишком сильным ударом. Психика за последнее время у них изрядно пошатнулась, а мое появление может только усугубить положение. Такого мне бы очень не хотелось... – Допустим, – между тем ответил Тору, не подозревая о моих умозаключениях. – Тогда, например, как мы войдем в дом без приглашения? Ночь на дворе, твои родители уже давно спят, я уверен. Да и мне лучше вернуться в Канэмасу, а то Тацуми злиться будет... – Во-первых, мне в моем положении приглашение не нужно. Во-вторых, тебя я приглашаю, как законный хозяин этого дома. В-третьих, тебе мое приглашение уже давно не требуется, так как я разрешил тебе приходить, чтобы укусить меня. Я знал, что про третий пункт говорить не следовало, но не успел удержать язык за зубами. Теперь же я с тревогой думал, что лицо Муто вновь обретет несчастное выражение, и он опять начнет бормотать извинения. Но я ошибся, и Тору, к моему огромному удивлению, вдруг рассмеялся. – И правда, как же я мог забыть! Вот рассеянный... Я не смог сдержать улыбки. Да и не должен был. В моей жизни появился яркий лучик солнца, мой Тору, мой. И теперь мне не нужно было прятать свои чувства в себе, я в себе полностью разобрался, и у меня появился человек, любимый человек, которому нужен был я и в котором я нуждался. Человек, которому я мог рассказать все, что накипело, перед которым я мог снять с лица такую привычную уже маску отчуждения и равнодушия, представ перед ним таким, какой я есть на самом деле. И этим человеком стал Тору. И неважно, что его сердце больше не бьется, что в его организме произошли колоссальные изменения, что его режим сна и питания сменился, он все равно живой, он может чувствовать и любить. В отличие от всех остальных он смог сохранить себя, не превратившись в послушную марионетку, в бездушную и беспощадную машину для убийства. Он остался человеком. Мы оба повзрослели и изменились за столь короткое время. Я гордился Тору, ведь на его долю выпало немало жестоких испытаний, которые он достойно вытерпел и не потерял рассудок. А я смог все переосмыслить, поставить все на свои места и понять то, о чем раньше я и не догадывался. Судьба великодушно дала нам обоим второй шанс, и мы не упустили его. А дальше уже все зависит от нас. Я приобнял Тору за талию и повел его вдоль стены ко входу в дом. В мастерской отца горел свет, хоть время было уже очень позднее. Я постучал в дверь, внешне оставаясь абсолютно спокойным, но внутри меня все сжалось от волнения и страха. А вдруг родители не поверят мне? А вдруг они просто не смогут меня увидеть? Не узнают? Решат, что это галлюцинации? С большим трудом я отогнал от себя эти бредовые мысли. Своих родителей я знал хорошо, и бояться было нечего, в этом я был полностью уверен. Но какая-то малая часть моего сознания все-таки сомневалась. В коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и я увидел своего отца. Бледное, с темными кругами под глазами и с ввалившимися щеками лицо. Осунувшееся, похудевшее и постаревшее. Безумные глаза невидящим взглядом скользнули по нам. – Мастерская уже закрыта, приходите завтра, – хрипло произнес он, не узнав меня. – Отец... – Я был потрясен изменениями, произошедшими в нем. – Это я, Нацуно! Папа, я вернулся! – Нацуно? – он посмотрел на меня, приглядываясь. – Нацуно, мальчик мой! – вдруг воскликнул отец, притягивая меня к себе. – Как? Откуда? Как ты здесь оказался? Неужели мне все это снится? – тут в его голосе послышалась такая тоска, которая щемила сердце. – Нет, это не сон, – ответил я, чуть отстраняясь и прогоняя слезы, что моментально возникли у меня в глазах. – Может, мы войдем? Только тогда отец заметил и Тору, который боязливо переминался с ноги на ногу у меня за спиной. Поймав взгляд папы, он скромно и тихо произнес: – Здравствуйте. – Здравствуй. Проходите, конечно. Отец отошел в сторону, пропуская нас в дом и продолжая внимательно меня осматривать, будто не верил, что это действительно я и то это не сон. Я искренне надеялся, что после моего рассказа у него отпадут даже малейшие сомнения. Мои надежды оправдались. Я поведал отцу все от самого начала и до конца, не утаивая ничего. Даже о начавшихся отношениях с Тору рассказал. Я решил, что от родного человека у меня не должно быть секретов, особенно в такой ситуации. Раньше он возмутился бы по поводу завязавшихся у нас с Тору отношений, так как отец был ярым противником однополых пар, но мо смерть и такое внезапное и маловероятное возвращение настолько его обрадовали, что он просто закрыл на это глаза и даже поддержал нас, сказав, что мы, кстати, очень неплохо смотримся вместе. Несчастный Тору сидел рядом со мной и смущался. Мне даже показалось, что он покраснел. Отец мой улыбался; явное безумие постепенно исчезло из его глаз, возвращая к жизни. Тору подтвердил мой рассказ, добавив и от себя некоторые вещи. – А где мама? – спросил я. – Она спит? Отец сразу сник, погрустнел. Затем вытащил из кармана сложенный листок бумаги и протянул его мне. – Она ушла, обнаружив тебя мертвым, – сказал он. – Оставила записку и исчезла. Где она сейчас, я не знаю... – Может, она вернулась домой, в город? – предположил я, утешая и папу, и себя одновременно, и вернул листок. – Не знаю. В любом случае сюда она больше никогда не вернется. – А ты хочешь уехать отсюда, из этого кошмара? В город, к маме? – Хочу, – честно ответил он. – Тогда завтра утром начинай упаковывать вещи, – твердо сказал я и поднялся на ноги. – Через несколько дней мы уедем отсюда и забудем про все, что здесь произошло, как про страшный сон. Отец не задавал лишних вопросов и не возражал по поводу такого стремительного решения, он просто кивнул, соглашаясь со мной. Как же он изменился... Я продолжал поражаться таким стремительным переменам, произошедшим в близких мне людях за каких-то полторы недели. От этого голова шла кругом. – Хорошо, – я взял Тору за руку и потянул за собой. – Иди теперь спать, папа. Ты слишком много пережил сейчас, тебе просто жизненно необходим отдых. А мы с Тору заколотим окно в моей комнате, чтобы днем внутрь не проник ни один лучик света. Мне-то солнце нипочем, а вот его оно может убить. И еще одна очень важная вещь: пожалуйста, никому и ни единым словом не обмолвись, что мы вернулись. Ни к чему плодить лишние слухи и подставлять себя под возможный удар. – Да, я понял тебя. – Отец еще раз крепко обнял меня и поцеловал в макушку, чего не делал уже много лет. – Я и сам это прекрасно понимаю, твое появление вернуло меня к жизни. Даже если все это потом окажется обычным сном, я счастлив, что смог поговорить с тобой. С этими словами отец скрылся в своей комнате, а я, захватив необходимые инструменты из мастерской, направился в другую часть дома, к своей спальне. Тору бесшумной и молчаливой тенью следовал за мной. – Видишь, как все вышло? – спросил я, когда дверь закрылась. – А ты боялся. – Я просто не знал, какой будет реакция... – принялся оправдываться Тору. – Я и сам не знал, – отмахнулся я. – Ладно, все закончилось как нельзя лучше, а теперь помоги мне с окном. За каких-то пятнадцать минут мы заколотили его так, что в комнату не пробрался бы и самый малейший лучик смертоносного для Тору солнечного света. Я стоял, любуясь нашей великолепной работой, как вдруг почувствовал у себя на талии руки Муто. Даже сквозь футболку я почувствовал, какие они холодные, и невольно вздрогнул. А Тору, положив подбородок мне на плечо, тихо прошептал: – Окно получилось великолепным. Но до рассвета еще осталось время. Чем займемся? Я фыркнул, прекрасно понимая, к чему он клонит. – А за совращение малолетних, между прочим, сажают, – повернулся я к Тору. – Но ты же не будешь писать на меня заявление? – практически прямо в губы прошептало мое сокровище. – Я подумаю. – И я впился в него поцелуем.