Дело №196

- Чтобы вывести меня из себя, нужно обязательно хорошенько постараться. Но вот чтобы разозлить… здесь много ума не надо. – Я медленно передвигалась, словно хищник, поймавший свою жертву, а теперь вдоволь желающий насладиться предсмертными муками. – Удивительное совпадение, не правда ли? Бывший доктор Гаррет Сноу. – Каждую букву, я протягивала, словно наполняла её ядом, при этом смотря в его свинячьи, наполненные страхом глаза. Он был прикован к инвалидному креслу, с помощью наручников, для особо буйных и не мог говорить, так как его рот был закрыт. Как бы парадоксально это не звучало, но это было для его же блага. Услышать голос Сноу в моем состоянии и отношением к нему, равнялось смертью для него. Но я не хотела, чтобы он умирал. Нет-нет, не сейчас. Все мы знаем, что есть вещи пострашнее смерти - я, например. Всё, что он сейчас бы делал – это, разрываясь на части, оправдывался. Мол, он не причастен, он не использовал пациента, который пробыл здесь всего три гребанных дня, для ублажения своих сексуальных фантазий. Ах, и Чарли здесь не причём. А что уж тут говорить про камеру наблюдения в палате Эдди? Они ведь так часто перестают работать. Мы находились в одной из особенных палат доктора Ричарда Трагера. Выделяющейся чертой данного интерьера, были кровавые следы на грязных и заржавевших плитках, предшественников, или если сказать поточнее – пациентов Трагера, некогда исполнительного директора, научно-исследовательской корпорации Меркоф. Сейчас же он хирург – не самый лучший конечно, но профессиональная хирургия не его задача. В мире есть множество хороших докторов, но количество тех, кто готов перейти нужную Меркам черту – нет. Ричард перешел её уже давным-давно. Так же его биологические эксперименты оказались весьма полезны для нас. - Простите, что заставил ждать. – Наконец к нам присоединился сам маэстро. Его голос, веселый и озорной, придал моему настрою помимо садистского, еще и игривого настроения. Как бы жестоко это не звучало, но с этим человеком даже разделывание маленьких котят, превратилось бы в забаву. – О, Элизабет, дорогая. Прекрасно выглядишь. Решила заняться бегом к горам и обратно? - Только с вами и вашими развевающимися на ветру волосами, Ричард. – Я улыбнулась. Искренне. Что поделать, если этот человек влиял на меня именно таким образом. Смех доктора на фоне плачущего и вновь дергающегося в попытках вырваться Сноу разогревал мой аппетит. Только я представлю, как эта свинья будет визжать, меня переполняло возбуждение. Здесь мне не нужно притворяться, не нужно сдерживать себя, не нужно быть привычной для всех хладнокровной Элизабет Блэр. - Я вижу, тебе не терпится начать. – Со смешком сказал Трагер, взглянув сначала на позади трясущееся кресло, а затем на меня. * * * Рождается ли человек жестоким, или же становиться таковым в период жизни? Оба этих варианта правильны. Есть ли оправдание жестокости? Нет, оправдания нет, но у нее есть цель. Моей целью является причинение боли человеку, который помешал мне своей непростительной выходкой. Человеку, которого я ненавижу. Он сам дал мне повод, я же им воспользовалась. Мне уже суждено гореть в Аду, так почему бы не подкинуть угля? - Милая, ты не могла бы включить радио? – обратился ко мне Ричард, прервав свое мычание, во время введения иглы в вену Сноу. Без лишних слов, я сделала так, как он попросил. В этот момент транслировалась мне знакомая песня The Brotherhood of Man- “United We Stand”. - Моя любимая! – ахнул мой добрый друг и избавил пациента от кляпа. - Про-! – Сноу так широко открыл рот во время ора, что это дало время Трагеру схватить его ногтями за язык. - Ш-ш-ш-ш-ш. – Удерживая указательный палец у губ, он призывал того замолчать, дабы не мешать наслаждаться музыкой. Он качался в такт и изредка подпевал. Но слова песни отходили для меня на второй план. Они были лишь фоном, в данной пьесе. Всё мое внимание было сосредоточено на том, как доктор Ричард Трагер медленно разрезал паршивый язык этого урода. Нерв за нервом я наблюдала, как бардовая кровь текла из его рта. Больше ты не заговоришь. Мое сердце бешено стучало, а тело переполнял адреналин, вызывающий дрожь. Некогда вкусовой орган, теперь лежал на его паху. Я представляла, что он испытывает сейчас: ужасную боль, шок, страх, стресс, беспомощность, желание отключиться и больше ничего не чувствовать. Его два выпученных глаза смотрели на меня с мольбой и ужасом. Они просили меня остановить Трагера. Прекратить эти мучения. Но он остановится лишь в тот момент, когда единственное, что тебя будет беспокоить – это скорая смерть. Гаррет издал пронзительный гортанный крик, как только большой палец хирурга надавил на глазное яблоко… * * * Меня снова мучили кошмары. После того, что я сделала, подобной исход событий был неизбежен. Ирония заключалась в том, что во сне мое сознание создает очень яркие картинки, в которых творятся ужасные вещи, совершенные мною. Восприятие во сне и реальности совершенно разное. Будто я вижу себя в другом мире и переживаю все её чувства: душевную боль, сострадание и желание прекратить муки бедных людей. Поэтому я не позволяю себе заснуть. Как, например, сегодня. Изучая информацию об Эдди Глускине, я пыталась сосредоточиться, заставить мозг работать, но ничего из этого не вышло. Именно поэтому я выгляжу такой ужасно измученной. Также из-за черного цвета волос моя кожа казалась еще более нездорово бледной. Эдди сидел напротив меня, рассматривая фотографии, сделанные вчера. На каждой был изображен один и тот же мужчина с изувеченным телом. Я внимательно следила за тем, как менялось его выражение лица. Этому человеку не в первый раз приходить сталкиваться с подобной жестокостью, ведь он сам её проявлял. - Спасибо. – Еле слышно сказал Глускин, крепко сжав последний снимок в руке. Он не смотрел мне в глаза. Эдди всё еще не доверял мне, что вполне логично. Мы знакомы всего ничего, но я уверенна в том, что вскоре это изменится. - Я сделала то, что должна. – Пожав плечами, я взглянула на рамку, стоящую на столе. Снимок семьи – моей семьи. Не могу поверить, что я до сих пор не выкинула его в мусорное ведро. Во время молчаливой паузы, на секунду я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, подготавливая себя к работе. - Мистер Глускин… - начала я, собираясь взглянуть на него. - Мне нравятся ваши волосы. – Неожиданно перебил тот, немного удивив меня. Это заставило слегка приподнять брови и вопросительно уставиться на него. - Что? – Плохой сон не пошел мне на пользу. Я не до конца собрана. Это непростительно, нужно взять себя руки. - Они очень красивые. – Его голова слегка наклонилась набок, а губы растянулись в улыбке. – Могу ли я коснуться их? Нет, конечно же, тебе нельзя этого делать. Но если ты предпримешь хоть одну попытку притронуться ко мне, я всажу пулю тебе в колено и дальше твоя жизнь превратиться в кромешный Ад. Мои навыки стрельбы далеки от идеала, но те занятие в тире не прошли бесследно. - Давай так. – Я уперлась локтями в стол, а руки сложила в замок. Мой голос был спокоен и нежен. – Мы поговорим, а потом ты сделаешь то, что хотел. Идет? Эдди кивнул, но убирать улыбку с лица не собирался. Быстро же у него настроение поменялось. Пару минут назад выглядел, как кот, которому наступили на хвост, а сейчас, видимо, этого кота приласкали. Как жаль, что такие идиотские мысли посещают мою голову. - Обычно я никого не привожу сюда, чтобы побеседовать. – Откинувшись на спинку стула, солгала я. – Ты понимаешь, что это значит? Мужчина задумчиво смотрел на меня, будто искал ответ на моем лице. Многие бы девушки, даже в свои двадцать девять лет, от такого внимательного взгляда с легкостью засмущались бы, но не я. - Это значит, что я особенный… - Он снова улыбнулся и поспешно добавил – для вас? - Верно. - Ты будешь особенным, когда начнутся эксперименты. Ему понравилось слышать это, понять, осознать. Приятные слова ласкали его слух, позволяя мне контролировать ситуацию и самого Глускина. Пока что. Многие бы назвали меня непредусмотрительной, нелогичной, сумасшедшей женщиной, которая закрылась в своем кабинете с умалишенным, способным убить, и глазом не моргнув. Но те, кто знаком с тактикой и самообороной, согласились бы с моим выбором. Признаться, мне и самой сейчас было приятно. Вернутся к прежней работе с пациентами (в данном случае пациентом), возрождало во мне нечто умершее давным-давно. Будто нашлась пропавшая часть мозаики. Я раскрыла папку с документами и нашла ту бумагу, которая интересовала меня в данный момент. Записи, взятые из криминального отдела. В главной роли – жертвы нашего гостя. Я уже успела просмотреть некоторые снимки этой ночью. Честно скажу: Эдди тот еще художник. Если бы это были не реальные убийства, то можно было бы приписать слово – искусство. Каждая жертва являлась для него особенной. На это указывал подобранный наряд, вульгарный макияж, будто понарошку; прическа, у каждой совершенно разная, и что самое главное - поза. Их кожу пронзали крюки, подвешенные на леске, позволяющие им «левитировать». Внешне все жертвы были разными, но связывало всех девушек воедино лишь одно – это род деятельности. В общем, грубо говоря, все они были шлюхами. В прямом смысле этого слова. - Итак… - я закрыла папку и накрыла её ладонью. – Расскажи мне о своей семье. Мой вопрос был задан не просто так. Судя по записям из медицинских архивов, в детстве Эдди пережил жестокий насильственный опыт связанный с его отцом и дядей. Несомненно, это вызывало отвращение и мимолетную злость. Да, бурю негативных эмоций я не испытывала. Если бы при каждом столкновении с подобным (а таких случаев множество) позволять себе проникаться сочувствуем и переживаниями, можно с легкостью сойти с ума или же ожидать нервный срыв. - У меня была самая обычная семья. Что тут рассказывать? – Раздраженно ответил тот, отведя взгляд в сторону. Его плечи были напряжены, а челюсть сжата. Решил насладиться пейзажем на настенных картинах? - Хорошо. После моего согласия, он тут же расслабился и снова принялся смотреть на меня, при этом улыбаясь. Жутко на самом деле. Продолжать настаивать было глупо. Настанет время, когда Эдди будет готов поговорить со мной на эту тему. - А как насчет этого? – я вновь открыла папку, но на этот раз, позволяя красивым глазам Глускина, увидеть содержимое. - Нет. – Резко сказал тот, вернувшись в напряженное состояние. И снова же, меня не удивлял тот факт, что Эдди не говорил мне о своей семье или же жертвах. Для него это было слишком личным, чтобы делиться с кем попало. В каком-то смысле для меня это превращалось в игру. Я хотела, чтобы эта сложная личность открылась мне. Каков смысл в экспериментах, если они не подпитаны весельем? Скучные тесты и диагностики, были для той части меня, которая любила неторопливую, монотонную работу. Но все мы многогранны, и одна из этих граней хочет добиться своего - стать другом для Эдди Глускина. - Теперь можно прикоснуться к волосам? – торопливо поинтересовался тот. Теперь да.