***
Я чувствовала, как сердце медленно, но чертовски четко стучит у меня в ушах. Будто его вырвали у меня из груди и поднесли к лицу: мол, такому человеку, как я, оно уже не надобно. Несмотря на то что я очнулась, открывать глаза не хотелось, словно маленькой девочке, не желающей идти в школу. Находилась ли я до тех пор в профессиональном блоке? Все ли конечности всё еще были частью меня? Или же мое тело подвешено в "прекрасной" позе над потолком, в точности как те шлюхи. Нет-нет. Всего лишь воображение, насквозь пропитанное страхом за собственную шкуру. Чертов ублюдок. Мне плевать на все причины и вину, даже если она моя. Он заставлял чувствовать слабость, вызывающую гнев и ненависть. Слезы, словно лава, обжигали мои щеки. Плакала ли я? Нет. Это лишь яркие воспоминания. Они как старая глубокая рана, оставившая уродливый шрам в душе. Но если потревожить его, он причинит боль, и реки крови снова заполнят мои легкие. Я буду думать, что задыхаюсь, даже если это не так. Я не хочу снова испытывать это... - Эй! – от чужого прикосновения мои глаза распахнулись. Лицо Эдди было так близко, что почти касалось моего. – Дорогая, тебе еще рано умирать. Красные от полопавшихся сосудов глаза. В тот миг уже точно не было сомнения в том, что это вина недавних проведенных над ним экспериментах. Если я права, а я права, его мозг сейчас можно сравнить с игрой в русскую рулетку. Барабан крутится, раз за разом, словно выбирает личность человека, а затем – выстрел, и пути назад нет. Если не помочь Глускину до того, как пуля его настигнет, он потеряет себя. А каков смысл существования без своего Я? - Мы с тобой сыграем в одну игру, – продолжал свой монолог мужчина, касаясь большим пальцем нижней губы. Он сильно надавил на нее ногтем, отчего потекла кровь. – Правда или действие. Всего лишь на мгновение Эдди поцеловал меня в лоб, оставляя красный жидкий след, капля которого медленно скатывалась к переносице. От прикосновения его губ вниз по позвоночнику пробежались мурашки. Я попыталась ударить его, но рука лишь сократила мышцы. Черт возьми, я брала с собой успокоительное и обезболивающие, на тот случай, если Эдди станет плохо или же он попытается сделать плохо мне. Теперь понятно откуда такая вялость. Он отошел от стула, на котором сидел мой попавший в хреновое положение зад, и достал из кармана тот самый раскладной нож. - Итак, – облизывая окровавленные губы, Глускин протянул руку вперед, указывая на меня острием ножа. – Дорогая, я задам тебе пару вопросов. Если не захочешь отвечать, твое прекрасное тело претерпит несколько ужасных изменений. Мне, как и тебе, неприятна сама лишь мысль об этом... Поэтому прошу, будь честна со мной. Ну, конечно же. Даже если бы я ответила на его глупые вопросы честно, кровожадная сторона Эдварда с радостью выпотрошила бы меня. Возможно, сшил бы из моей кожи свитер. Сдержав смех, я направила свой взгляд на него. - Конечно, – я натянула на лицо улыбку, которая получилась достаточно искренняя, ввиду желания засмеяться. – Что ты хочешь знать? - Почему я особенный для тебя? – спросил тот, медленно подойдя ко мне. Он взял мою руку в ладони и, будто поддерживая меня, сжал её. - Потому что я заметила тебя. Мой ответ показался ему забавным, так как Эдди опустил голову и засмеялся. - Нет, нет, нет, нет, нет, – он отрицательно качал головой, продолжая говорить с насмешкой. – Не нужно прятать от меня правду за своей самовлюбленной натурой, дорогая… Внезапно мою ногу пронзила жуткая боль, вынуждающая закричать и откинуть голову назад. Я дышала так громко и часто, будто долгое время находилась под водой. - Сукин ты сын! – выхлестывая всю боль и эмоции из себя, я понимала, что по щекам текли слезы. Я не хотела плакать, но иногда такие процессы контролировать не удается. - Что такое? Нога болит? – проявляя наигранное сочувствие, поинтересовался Эдди. В ужасе и шоке он прикрыл ладонями рот, увидев торчащий нож из моей ноги. – Боже мой. Какой кошмар! Нужно скорее вытащить, дорогая! - Нет! – еще один раздирающий горло крик вылетел из меня. Я что есть силы ударила целой ногой по полу и дрожащими руками закрыла сочившуюся рану. Что толку в возвращении способности двигаться, если я даже встать нормально не смогу? - Давай попробуем еще раз, – зафиксировав свободную руку на столе, не пытающуюся задержать кровь, мужчина ожидал моего ответа. - Ты… ты… - я пыталась найти подходящий ответ, который не разозлил бы его еще больше. Такой, чтобы был похож на правду. Тянуть время больше было нельзя, иначе потеряла бы сознание от потери крови, а далее по сценарию - смерть. – Ты особенный для меня, потому что напомнил мне кое-кого… - И кого же? – наклонившись, с неподдельным интересом спросил Глускин. - Меня... – прошептала я. Он приблизился еще ближе. - Почему? – Эдвард приподнял мою голову за подбородок, взглянув мне в глаза так, что, несмотря на жар, меня охватил озноб. Я не хотела произносить то, что крутилось в голове. Не хотела снова возвращаться в темные закоулки прошлого. Но если бы я не стала этого делать, потеряла бы будущее. - В шестнадцать лет… я пережила неоднократное изнасилование человеком, который держал меня взаперти три недели, – каждое слово приносило боль, отвращение и желание заплакать. Эдди освободил мою руку и теперь, без всякой наигранности, с потрясением смотрел на меня. Сглотнув подошедший к горлу ком, я обняла его лицо окровавленной рукой. Заметив движение позади, я продолжала говорить: - И знаешь, что? Ты являешься тем приятным напоминанием, что несмотря ни на что, я сильнее вас всех... Выстрел из транквилизатора точно в шею валит Эдди с ног. Ну, наконец-то…***
Джереми наматывал круги в лазарете, пока тот же самый доктор, который помогал мне при потере сознания, заканчивал перематывать ногу. Смешно, но я даже не запомнила его имени. Он не был приметным мужчиной. Сосредоточенные на работе (в данном случае моей ноге) зеленые глаза; а еще коротко стриженные русые волосы, тонкие губы и миленький курносый нос. Так и представляю его с конфетой в руке и немного наклонившимся к ребенку, который плакал после болезненного укола. Джон Хэйз… Я посмотрела на бейдж, а потом на правую ногу. Спустя какое-то время, после событий в блоке, моя злоба и страх рассеялись. Невероятно приятно думать мозгами, которые не напоминают поле боя. Надеюсь, Эдди сейчас так же лучше, как и мне. - Вы закончили? – подойдя к койке, спросил мой волнующийся за меня брат. - Да, – ответил доктор Хэйз и тут же получил приказ оставить нас наедине. Я как можно глубже вздохнула, понимая, что сейчас Джереми будет читать мне лекцию о моей глупости, неосторожности, (еще раз глупости) и о том, что я сошла с ума. Как будто мы снова дети, и меня собирается воспитывать старший брат. Вот только я уже давно не ребенок и отвечаю за каждое совершенное мною действие. - Я буду краток…***
Я вошла в маленькую комнатку для допросов, где практически всё имело серый оттенок. - Элизабет! Эдди, заметив меня, захотел встать со стула, но цепи, прикованные к столу, не позволили ему это сделать. У него был такой жалобный вид, будто у собаки, которая долго не виделась с хозяином из-за того, что укусила его. Я хотела обнять и успокоить мужчину. Сказать, что не злюсь, но вместо этого, с гордо поднятой головой, села на металлический стул и холодно посмотрела на Глускина. Его глаза, словно голубое небо среди белых туч, искали ответы у меня на лице. Прошла всего неделя, а я уже успела соскучиться по тебе… - Я… - было заметно, что слова крутились на языке, но давались ему с трудом. – Прости меня… - Ты не виноват, – заверила я его. – Но я узнаю, чья это вина. Кто-то ошибся в расчетах. Случайно или нарочно, мне еще предстоит узнать. Мужчина опустил взгляд и явно обдумывал сказанное мной. К несчастью, я не могла долго здесь находиться, рядом с ним, поэтому быстро встала и проговорила на пути к выходу: - Я больше не являюсь вашим лечащим врачом, мистер Глускин. - Нет! – позади меня раздался звон цепей. – Элизабет! Прошу, не оставляй меня! ЭЛИЗАБЕТ! Прости меня…