Влюбленное черное сердце

Утром Яну разбудило монотонное жужжание над ухом. Это были мошки, невесть откуда взявшиеся в такой мороз. Они слетались на кровь. Запаха гниения почти не чувствовалось – за ночь они привыкли к нему. Яна приподняла голову, и увидела, что до сих пор лежала на груди у развалившегося на полу Андрея. Ее левая рука отнялась и Яна не чувствовала ее. Привстав, она высвободила эту руку из-под бока Пономарева, и стала растирать. Рука висела, как мертвая. На кровати, прямо на уровне глаз Яны, лежал уродливый, изувеченный труп. Почерневшие от крови, подернутые матовой мутной пленкой глаза смотрели прямо на нее. Яна сама чувствовала, как прилипла к ее телу пропитанная кровью одежда. В доме на колесах было темно, только сквозь щели в окнах пробивался рассеянный и слабый белый свет. Взглянув в очередной раз на свою отнявшуюся руку, Яна увидела грязь, плотно забившуюся под ногти. Тем не менее, она снова легла обратно на пол, между отвернувшимся Пономаревым и развалившимся Бесхвостым. Ее плечи коснулись их тел, и Яна почувствовала себя защищенной. Вспомнив, что было прошлой ночью, она решила, что сошла с ума, но это, наоборот, освободило ее и от желания почувствовать вину, и от сомнений по поводу правильности своего поведения. Не сдерживая улыбки, Яна уткнулась носом в плечо Васе. «Я стала шлюхой, - подумала она, - ну и хорошо». Ее только слабо беспокоило то, как парни будут себя вести, когда проснутся. Яна не могла себе представить, как влияют такие ситуации на общение с людьми. Но ей было все равно. Оставаясь девственницей, она уже чувствовала себя достаточно порочной, чтобы не сокрушаться об этом. Прошлое стало далеким и малозначимым; ей было хорошо сейчас, и она чувствовала себя дома, хотя это место и не было ее домом. Раздумывая о своем, Яна смотрела в потолок. Потом Вася перевернулся на спину и посмотрел на нее. - Доброе утро, - шепотом сказал он. Глаза Васи, совершенно трезвого от вчерашнего помешательства, смотрели нежно и цепко. Он пытался уловить малейшие оттенки самочувствия Яны, разобраться в ее настроении и понять, как ему следует себя вести. Но Яна только улыбалась. Они просто смотрели друг на друга. Их взгляды были ясными, они были друг другу понятны, наконец понятны до конца. Блестящие глаза Пономарева снова словно собирались заплакать. - Я хочу есть, - сказала Яна. Она чувствовала себя готовой проглотить слона. - Не знаю, где мы найдем сейчас еду, - честно сказал Вася. - Нужно здесь убираться, да? - Не знаю, как мы это сделаем, - прошептал он. - Смешно будет, если сюда сейчас заявится хозяин… - Я даже не знаю, какую историю можно придумать, чтобы все это объяснить, - фыркая, сказал Пономарев. - Убьем его тоже. - Яна! – удивился Вася. Она тихо засмеялась, закрыв глаза. - Это какой-то феерический пиздец, ребята, - раздался голос Андрея. Пономарев сел на полу, глядя на него. В голове Андрея было чисто, для него тоже пришло время наплевать на все. - И главное, когда Яна предложила убить эту, мы наотрез отказались, - вспомнил Вася. - Нахуя мы это сделали, объясни мне, Вася? Что теперь делать с этим фургоном? Казалось, несмотря на серьезность темы, их это только забавляло. - Кроме как «сжечь», у меня нет идей. Они некоторое время сидели, глядя на стены, слушая тишину и о чем-то раздумывая. Потом Бесхвостый сказал: - Давайте, может быть, вставать? Нужно что-то делать, хотя хуй знает, что тут можно сделать. Чтобы придать себе подобие цивилизованного вида, они использовали влажные салфетки из рюкзака Пономарева. Хотя от них было немного толку. - Я чувствую себя бомжом, - сказала Яна. Парни избегали смотреть на нее. В них просыпалось очевидное чувство мужской ответственности за произошедшее. - Я чувствую себя работником скотобойни, - выразился Пономарев. - Предлагаю оставить трупак здесь. - Уже похуй, - мрачно сказал Андрей. - Да, ты прав. На все похуй. Я вообще не знаю, что, кроме удачи, нас может спасти, - со смехом ответил Вася. - Мы поедем за керосином? – спросила Яна. - Нет, сейчас же день, светло, блять. Вызовут пожарных. - У меня есть идея, - сказал Андрей. – Можно прицепить фургон к машине и отвезти дальше в лес. - Даже лучше будет, - согласился Вася. – Ночью огонь лучше виден. Они оделись, и, зябко кутаясь в куртки, вышли наружу. На листьях и стволах лежал иней. Яна почувствовала, что ее губы замерзают. Парни начали раздумывать, как прикрепить дом на колесах к зеленому пежо – до этого им не приходилось иметь с таким дело. - И, блять, хотели же ночью убраться, - бурчал Бесхвостый. Они одновременно задумались о чем-то. Потом Пономарев, как бы невзначай, сказал: - Слушай, Ян… Извини, если что не так. Говорю за себя – я дебил… - Да, извини, я тоже не знаю, что на меня нашло, - поддержал Андрей, потупившись. Яна перевела взгляд с одного на другого. Потом быстро поцеловала их в губы, по очереди, и убежала обратно в дом на колесах, потому что забыла там сумку. - Это было очень мило, - коснувшись пальцами губ, выразил Пономарев. Потом, помолчав, вгляделся в лицо Андрея. Ответный взгляд запрещал ему говорить хоть что-либо. И Вася уступил, только еще раз тихо фыркнул, пожав плечами. Этого короткого бессловесного обмена мнениями было достаточно. Позже они прицепили дом на колесах к зеленому пежо, и Бесхвостый медленно повел машину по застывшей морозной грязи вдаль от дороги. На заднем сидении Яна нашла пакет, с которым Динара возвращалась из супермаркета. В пакете лежали пачка муки, пакетик с ванилью и десяток яиц – Динара собиралась что-то испечь вчера вечером. Ехать пришлось долго, но в конце концов они оставили дом где-то между деревьями, и пежо поехал обратно. Им нужно было еще заехать за керосином, а использовать маршрутку для этого не имело смысла. - Блять, ребята, мы же конкретно обречены. Вы понимаете это? – после некоторого времени молчания нарушил тишину Пономарев. - Ты знаешь, а мне похуй. Вот серьезно. Вася, закусив губу, уставился на Бесхвостого. - Мне тоже, - через паузу сказала Яна с заднего сидения. - Да, вы правы, - наконец согласился Пономарев. – Вы чертовски правы. - И я еще скажу честно, что нахуй мне ничего здесь не сдалось. - Да, у нас ведь итак ничего нет, - пробормотал Пономарев. - Давайте уедем, - предложила Яна. - А твой институт? А семья? Она покачала головой, глядя на них в зеркало заднего вида. - Слушайте, если Яну и правда ничего не держит, тогда действительно, давайте уедем? Терять-то нечего. Мы уже запалились как скоты. Но, Ян, ты уверена? Потому что… Яна снова обняла кресло Пономарева и быстро, с неожиданной силой, вполголоса забормотала: - Я хочу выкинуть это все нахуй, уйти из института, забыть про родителей, забыть про одногруппников, они все достали меня, они все не понимают меня, они никогда не были мне нужны, я среди них как лишняя, как заноза в глазу, мне нахер не сдалась вся эта тупая дружба и любовь. Я все хочу похоронить и забыть. Давайте уедем. Пономарев с Бесхвостым изумленно на нее смотрели. - Вопросов нет, - сказал, наконец, Вася. - Да, тогда вопросов нет, собираем манатки и уезжаем. Пономарев издал радостный крик, раскидывая руки в стороны. - Это же охуенно, да? Если честно, я всегда об этом мечтал. - Вообще хорошо поехать в какую-то бедную страну. Или вообще в Африку, - заметил Андрей. – Там работу найти и все такое. - Звучит достаточно ненормально, - одобрил Пономарев. - Да все равно, терять-то нечего. Некоторое время они ехали молча, обдумывая эту перспективу. Потом Бесхвостый нарушил молчание снова. - Вопросы есть, - сказал хмуро он. – Этот ребенок у нас дома. Градус эйфории в салоне пежо ненамного снизился. - Отправим его к родителям? – через паузу предложил Андрей. - Возьмем его с собой, - сказал Пономарев. - Нахуя? - Он видел кровь, когда я швырнула в Динару. И ее саму он видел, - опасливо сказала Яна. - Он видел череп, - добавил Вася. Бесхвостый молчал. - Ну серьезно, Бесхвостый! – воскликнул Пономарев. – Какая разница? Он все равно сбежал из дома. - А, ладно, похуй, - уступил Андрей. – Возьмем и ребенка. Они потратили несколько часов, чтобы добраться до гаража, взять там канистру с керосином, и вернуться обратно. Спустя это время все трое стояли в глухом лесу, наблюдая, как фургон превращается в огромный костер. Мир рассыпался у них перед глазами. Яна уткнулась носом в плечо Бесхвостого. - Давайте ехать, - сказал тот. Еще несколько часов – и они были дома, убийственно-грязные, ставшие внезапно чужими этому месту, столько времени служившему для них убежищем. Все время, пока их не было, Даник с тревогой ходил по этажам. Ему было скучно и страшно одному в этом старом, продуваемом сквозняками доме. Только услышав, как внизу ключ проворачивается в замке, он быстро скатился с лестницы, и застыл внизу. Он был рад, что они вернулись и не бросили его в одиночестве. - Что за… - пробормотал Даник, недоуменно и настороженно оглядывая всех троих. - Мы уезжаем, Даник, - сказал Вася. – У тебя есть выбор: либо ты едешь с нами, либо катишься спать на лавочке в парке. - А что вы все как будто в говне вымазались? – не мог успокоиться мальчик. - Это не твое дело. - Не важно, - одновременно с ним сказала Яна. - Ну что, твой выбор? Даник застыл, открыв рот, но так и не решаясь что-нибудь произнести. - А куда? – наконец спросил он. - В Испанию, - сказала Яна. Они решили это по дороге. - Вначале в Испанию, а потом – как получится, - дополнил Андрей. - А зачем? - Тебе не похуй? У тебя выбор: либо едешь с нами, либо возвращаешься на улицу. Или к родителям, как угодно. Решай быстрей, - сказал Пономарев. Даник снова застыл. Его, определенно, смущал их внешний вид. - А вы че, в крови? – спросил он еще раз. Яна понадеялась, что Андрей хорошо держит себя в руках. Вася отстранил Даника и пошел наверх, собирать свои вещи. Он считал, что мальчик получил всю нужную информацию. - Ян, постарайся ничего не оставлять. Бери что нужно, остальное выкидывай, - обратился к Яне Бесхвостый. Та вздохнула. - С вами! С вами! – не своим голосом закричал Даник. – Ладно, довольны? Я с вами еду. Яна и Андрей взглянули на него. Потом обменялись взглядами. - Нет проблем, - сказал Андрей. – Тогда сейчас идешь со мной в кухню и помогаешь убираться там. Понял? Тону Бесхвостого нельзя было не подчиниться. В тот же день они все собрали, вынесли на помойку груду лишних вещей (Яна испытала настоящее счастье, выкидывая их), и к вечеру уехали, надеясь, что покинут город навсегда.