Скелет

- Шакал! - Скелет окликает лохматого парня, едущего мимо. - Я ухожу. Молчи, - видя, что Табаки открыл рот, прерывает его хромой. - В моих вещах есть футболки с вышивкой. С рыбкой отдай Сфинксу, он поймет потом. С чайкой - Лорду. Македонскому отдай ту, что с драконом. Черному... Черному с медвежонком. Остальные разберут Птицы. Коридор кончается очень неожиданно и чересчур быстро у входной двери, сегодня раскрывшей свою неприглядную пасть, впустившую в Дом ветер и холодный запах. - Для тебя есть несколько жилеток с историями. - Подожди-подожди, так же нельзя! - хватается за полы его кофты Табаки. - Ты не можешь уйти! - Нужно уметь просыпаться вовремя, Шакал. Не ты ли это сказал? - Мне нужно собрать вещи, - говорит Скелет. Мрачный мужчина с шоколадной кожей, прячущий слепой провал глаза под пиратской повязкой, кивает. Птица поворачивается к Табаки. - Сны кончаются. И сон о Доме тоже. - Но как же, как же? Кто будет рассказывать о Леопарде, о тех, кто ушел? Кто будет расшифровывать послания, кто будет... - Дом. Теперь вы будете разговаривать с ним напрямую. Тебе не нужен переводчик, Хранитель, чего ты беспокоишься? Скелет этого не видит, но чувствует изучающий взгляд мужчины, только что вошедшего в Дом. Взгляд его отца. Он спотыкается, в очередной раз пугаясь, что протез не выдержит его веса и разлетится на осколки. И сам Скелет тогда тоже рассыпается на косточки. Позвонки его укатятся по коридорам и будут пугать Фазанов по ночам унылым дребезжанием. Если Скелет развалится... Кто его тогда будет собирать? *** Тони идет следом за Алексом. Топает громко, словно стараясь разрушить настороженную тишину, воцарившуюся в цветных, диких коридорах. Этот интернат, скорее, похож на ночлежку, или прибежище наркоманов. Пахнет здесь также... специфически. Грибами, сигаретами и колбасой. Тони встает у двери с номером три, отдающей травой и прелыми листьями, могильной землей и мраком. За дверью шумят и монотонно ноют. Провожальная песня Скелета оказывается грустной, странной и без слов. Провожальная песня тянет его движения, когда он сидит на кровати, держа рюкзак на коленях. Когда она кончается, на середине ноты, на выдохе, на начинающей собираться в уголке глаза слезинке, Стервятник говорит: - Да. Тебе пора. Ангел лупоглазо смотрит на Скелета, на футболку, на которой сзади вышиты белые крылья, которую ему отдал парень. - Люси побудет здесь, - говорит Скелет. - Так надо. - Тебя будут охранять иголки и пыль, - Стервятник хромает к его кровати, садится рядом, на расстоянии руки. - Тебя будет охранять память. Тони Старк изучает сплошь изрисованные стены. Кажется, что он, этот серый дряхлый дом, держится только на краске. На буквах и странных объявлениях. На стихах, написанных бурой, облупленной краской. Мальчик выходит из спальни, весь сплошь в черном, с крашеными коготками, с усыпанными кольцами тонкими пальцами и трепетно прижимаемым к груди горшком с кактусом. Его никто не провожает. - Дай-ка помогу, - Старк тянется к рюкзаку, висящему на тощем локте, громыхающему цепями при каждом движении. Скелет отшатывается, смотрит на Тони из-под челки диковатым взглядом. - Не надо. Мужчина поднимает руки. - Ладно, чего ты. Не волнуйся. - Я могу сам. Если вы уж забираете меня отсюда, то хотя бы дайте уйти с достоинством. - Не смотри на меня как на бессердечного ублюдка! - возмущается Тони, следуя за парнем. - У меня есть сердце! Доказательство этого стоит на полке в лаборатории! Послушай же ты меня! Из-за своего настроения мужчина даже не замечает, что они идут не к выходу, а углубляются в нутро Дома. Когда перед носом Алекса распахивается дверь, открывая на секунду захламленный мир четвертой, когда на него вываливаются трое парней, а четвертый выезжает на инвалидной коляске, Скелет кривит губы в горестной гримасе. Все они выглядят, как побирушки со станции метро, кроме, пожалуй, одного парня без видимых увечий, белобрысого и широкоплечего. Он смотрит на Тони, отдает что-то Алексу, какую-то затертую книжку с желтыми, ломкими страницами. - Черный, мы еще встретимся, - выдыхает Скелет. - Может быть, через пару жизней, но мы встретимся. - Выпьем по банке пива на изнанке? - скептически щурится парень с жутко неподходящей ему кличкой. Тони думает, что этого парня стоило бы назвать "Белым", или, на худой конец, "Спортсменом". - Лучше вина. - Конечно, - закатывает глаза Черный. Потом смотрит неожиданно теплым, беспокойным взглядом. - Береги себя. Парень, сливающийся со стенкой, в длинном, грязном свитере, прячущий ладони в непомерно длинных рукавах, протягивает гитару. Ее изрисованные бока скалятся незнакомыми лицами, подписями и следами ладоней. - Македонский... Скелет хочет сказать что-то еще, но осекается, видя глаза парня. На мгновение мелькают тонкие, до крови ободранные пальцы, вешающие ремень гитары на шею парня. - Ладно, - говорит Скелет. Потом роется в кармане, достает внушительную связку ключей. Протягивает Македонскому. - Я хотел оставить ключи Птицам, но... тебе нужнее. Табаки, видимо, проникнувшийся траурной атмосферой, в кои-то веки, немногословен. - Мы всю ночь гитару разрисовывали. Слепой всех перебудил, сказал, что кто-то из наших уйдет, но я не думал, что это будешь ты, - говорит он. - Черный, - словно не слушая Шакала, говорит Скелет. Достает из рюкзака пачку карандашей в затрепанной коробке. - Отдай Курильщику. Ну... я пошел? Мальчик быстро хромает по коридору, так, что Тони едва за ним поспевает. При каждом шаге гитара, висящая на спине, едва слышно звякает струнами, словно оплакивая уход Скелета. У самых дверей в наружность его встречает носатый парень в бархатном камзоле с серебряными пуговицами и черных брюках. С его цыплячьей шеи, точно как у Алекса, свисает куча цепочек и амулетов, звякающая при каждом движении. Ник Фьюри, стоящий здесь же, держащий в руках увесистую папку с двумя красными стикерами - историю болезни Алекса, делал вид, что всё в порядке. Что он вовсе не стоит на пороге дома сошедших с ума по доброй воле. Что он не забирает парня - заядлого суицидника, новообретенного сына Тони Старка, найденного лишь благодаря странному ролику на ютубе, на котором Скелет убеждает гида в музее, что картина, которую он представляет как оригинал, на самом деле всего лишь подделка. - Вожаком Псов станет Спортсмен, - совсем не в тему, словно продолжая давно начатый разговор, говорит Скелет. Он делает еще шажок к Стервятнику, и сейчас вполне было бы уместно объятие, которого нет. - Вот так. - Птица моя, - вздыхает Стервятник, копается в кармане. - Всегда ты так. Беспокоишься о других, а сам? Он достает какой-то камушек на веревочке, вешает его на кактус, прижатый к груди Скелета. Потом смотрит на Тони желтым, птичьим глазом: - Берегите его. Если с ним что-то случится, я вас прокляну. В данный момент Старку больше всего хочется выйти на свежий воздух, принять душ и выпить чего-нибудь, чтобы выгнать изо рта этот мерзкий привкус пыли и сигаретного дыма. Тони смотрит на Алекса. Он никак не может привыкнуть к мысли, что вот этот тощий как Смерть, бледный мальчишка с подведенными глазами - его сын. А Алекс продолжает говорить странные вещи: - Пришла пора улетать из гнезда. Кому-то позже, кому-то раньше, какая разница? Скелет бледнеет еще больше, в этот миг он кажется героем старого, черно-белого фильма, каким-то образом оказавшимся в реальности. Когда он выходит на улицу следом за Фьюри, это впечатление усиливается. - Мне нужно сидеть спереди, - говорит Скелет в пустоту, подходя к машине. - Меня укачивает. Он сжимает горшок с кактусом так сильно, что пальцы нервно белеют. Оглядывается, резко вертит го головой на каждый звук улицы: шелест ветра в деревьях, гудок машины, шорох песка под ногами. - Может, положишь гитару назад? - опасливо говорит Тони, протягивая к худому плечу руку. Скелет отшатывается от ладони, занавешивает глаза длинной, седой челкой, мотает отрицательно головой. Он перехватывает поудобнее трость, набалдашник которой выполнен в виде черепа, и забирается в джип. Устраивает гитару на коленях, ставит кактус на приборную панель. - Гот, что ли? - хмыкает Ник. - Я не думаю, что это сработает, - шепчет ему на ухо Тони, словно извиняясь. - Ник, у нас не срастется, я не понимаю детей... - Ты был ребенком? - Ну... да? - Тогда всё будет в порядке.