Рабыня

Я пришла в себя и обнаружила, что лежу на металлическом столе – спиной я ощущала его холодную и гладкую поверхность – а мои разведенные в стороны руки и ноги были зафиксированы зажимами. Я открыла глаза и закричала от ужаса – надо мной нависло лицо уродливого существа, того самого, которое чуть раньше на рынке плоти купило беременную женщину. Хотя, может, это было и не оно, а просто очень на него похожее – с перепугу я плохо соображала. Существо довольно скалилось своими жуткими зубами, а его руки производили какие-то манипуляции с моим телом. Впрочем, как ни странно, оно не причиняло мне вред, а наоборот – занималось лечением, накладывая повязки на мои многочисленные раны. Я пошевелила простреленной ногой и почувствовала, что боль из нее почти ушла. Чудеса! Должно быть, эти существа обладали совершенно невероятными технологиями в воздействиях на плоть, причем как в одну, так и в другую стороны – мои раны затягивались буквально на глазах, да и внизу живота я уже не чувствовала разрывающей боли. Мне подумалось, что у этих темных эльдаров все шиворот-навыворот, самые красивые из них коварны и жестоки, а этот уродец, напротив, заботится обо мне. Я постаралась как можно дружелюбнее улыбнуться лекарю, пересиливая свое отвращение к его мерзкой внешности. Ведь его поведение было дружеским… Так мне казалось. Я ощутила касание его прохладных рук на своих висках, он прикреплял к ним присоски какого-то прибора, но я лежала спокойно, не дергалась, не сопротивлялась. Почему-то я была уверена, что лекарь не хочет мне зла. Затем я почувствовала в висках легкое покалывание, мои веки стали свинцово-тяжелыми, неподъемными, и я вновь окунулась в темноту забытья – но на сей раз не тревожно-болезненную, а благотворно-исцеляющую. «Кошмар закончился. Теперь все будет хорошо. Бог-Император ответил на мои молитвы…» Это была последняя моя мысль перед тем, как я провалилась в объятия сна. Я еще не знала, что временное избавление от страданий является лишь очередной изощренной формой мучений, придуманной моей хозяйкой. Проснулась я в новом месте, комнате, показавшейся мне очень роскошной – подобных ей я никогда не видела раньше, когда жила в монастыре или отчем доме. Правда, предметов в комнате почти не было – матрас, брошенный прямо на пол, на котором я лежала, да отхожее место в углу. Однако материал, из которого были изготовлены стены, пол, потолок, был роскошным – это было нечто, похожее на черное непрозрачное стекло. Три из четырех стен в комнате были зеркальными – в них я могла видеть свое отражение: молоденькая изящная девушка с длинными светлыми волосами и испуганными глазами. На сей раз на мне была одежда – правда, не моя собственная, в которой меня пленили, а какая-то простая мешковатая роба с дырками для головы и рук, но я была рада и тому. Кроме того, на мне был ошейник – неизменный атрибут рабского сословия. В сторону четвертой стены я старалась не смотреть – это было огромное, от пола до потолка, панорамное окно, открывавшее вид на Коммораг. От его извращенных архитектурных форм я испытывала головокружение и тошноту. Я еще раз осмотрела комнату в поисках двери, но ее не было, или она была встроена в стены столь искусно, что я ее не обнаружила. Зато заметила другое, то, что ускользнуло от меня при первом осмотре – верхнюю часть стен украшали искусно выполненные барельефы. Мастерство художника было выше всяких похвал, но сюжеты… Сюжеты в полной мере отражали пристрастия своих темных хозяев – всевозможные виды пыток и сексуальных извращений образовывали единый узор из сплетенных в экстазе и агонии тел. Я покраснела и отвела взгляд…впрочем, ненадолго. Помимо моей воли барельефы притягивали зрение, и я начала рассматривать то, что было на них изображено. Все равно здесь было больше нечем заняться, а время все тянулось и тянулось, так что надежда, вспыхнувшая было в моем сердце, сменилась тревогой, а затем и страхом. Мне захотелось есть и пить – по счастью, я обнаружила большой кувшин с водой и блюдо с какими-то загадочными фруктами, стоявшее на полу неподалеку от моего ложа. У них был странный вкус, но выбирать мне не приходилось, и я решила рискнуть, надеясь, что это не отрава. Еда придала мне сил, ко мне вновь вернулись оптимизм и надежда. И в этот момент часть одной из зеркальных стен сдвинулась в сторону, и в проеме показался светловолосый эльдар, которого я видела раньше сопровождавшим мою хозяйку. Он молча пристегнул к моему ошейнику цепь и потянул за собой. Я повиновалась. Длинный коридор, темный и извилистый… и вот мы вышли на обширную террасу, к дальнему краю которой был пришвартован рейдер. Эльдарка уже ждала меня – лицо ее по-прежнему было скрыто шлемом, но каким-то образом я чувствовала ее настроение, оно было болезненно-оживленным. Женщина вся извивалась и притоптывала на месте от нетерпения. Мое сердце упало – наверняка она придумала для меня очередную гадость. И я не ошиблась. На сей раз мы прилетели на место довольно быстро – я увидала большой загон, в котором содержали моих соотечественников. Условия здесь были куда хуже, чем в моей камере, даже можно сказать – скотские. Впрочем, людям все же выдали одежду – робы, подобные моей. Их шеи также «украшали» рабские ошейники. Я осмотрела всю группу и с радостью увидела «своих» - отца, брата и сестру. Они хотя бы живы, это уже хорошо. Затем мой взгляд упал на еще нескольких человек, которых не было с нами на том рынке – вероятно, их купили позднее. При виде одного из них я тут же пала на колени и сложила руки в молитвенном жесте, прося благословения – это был сам Понтифик Санктума, также угодивший в плен. Значит, слухи не соврали… Был здесь и седой безглазый старик-раб – он хорошо знал наречие темных и потому служил у них переводчиком. Когда женщина – моя хозяйка – произнесла несколько фраз и рассмеялась, он побледнел, а затем перевел: - Госпожа Риана хочет, чтобы ты занималась любовью с мужчинами своего народа. Прямо здесь и сейчас, не делая ни для кого исключений. Ты должна будешь просить их о том, чтобы они причиняли тебе боль и делали все то же самое, что вчера делали воины в ее казарме. Я почувствовала, как от шока и ужаса у меня немеют и подгибаются ноги. Однако нашла в себе силы на достойный, как мне казалось, ответ: - Я не стану делать это! Нет, не стану! Ни за что, никогда! Она, наверное, не понимает… Ладно бы просто это было мерзко, но здесь, в числе мужчин, и мой отец, и мой брат! А также духовное лицо, которое даже помыслить о подобном не смеет в силу своей веры! Пожалуйста, объясни ей это, объясни! Пусть, если хочет, снова пытает и режет меня, пусть снова отдаст своим воинам – но не заставляет подвергнуть такому осквернению все, что дорого и свято для моего народа!!! Он, бледнея и запинаясь на каждом слове, перевел ей мою яростную тираду, и я замерла, опасаясь гнева Рианы. Однако в ответ она лишь рассмеялась еще сильнее, словно старик рассказал ей невероятно забавную шутку, и добавила что-то на языке темных. - Она говорит, что это очаровательно, и что твой брат, отец и духовное лицо должны будут проделать это с тобой дважды. А если ты откажешься, она прикажет пытать человеческих женщин и детей. Слезы непроизвольно покатились из моих глаз, я даже не знала, что на это ответить… За меня вступился Понтифик. - Передай этому мерзкому отродью тьмы, что люди сильная и стойкая раса, мы находим утешение в своей вере даже в час самых суровых испытаний. Пусть делает с нами все, что пожелает - ей не принудить нас предать свои принципы, несмотря на все муки, которым она в состоянии нас подвергнуть. Не говоря более ни слова, эльдарка сделала знак сопровождавшим ее воинам, и они приступили к экзекуции. Первой они вытащили из рядов пленников пожилую, увядшую женщину. Должно быть, ее обвисшее морщинистое тело не возбуждало их, и потому насиловать ее не стали, зато они подвергли ее пыткам, и каким!... Мне показалось, что передо мною ожили те жуткие барельефы из моей комнаты. По счастью, Император был милостив к ней, и мучилась бедняжка не долго, у нее попросту не выдержало сердце. Риана сказала что-то резкое своим воинам, наверное, ей не понравилось, что жертва умерла так быстро. В следующий раз они действовали более избирательно – их выбор пал на маленькую девочку, в которой я сразу же узнала свою сестру! Ее растянули на земле, широко разведя ноги в сторону – намерения их были недвусмысленны. Неужели они посмеют сделать подобное с ребенком?... Посмеют – и получат удовольствие от этого, в этом я уже даже не сомневалась. Видеть это было выше моих сил. Я кинулась в ноги Понтифику, заливаясь слезами и хватая его за руки: - Пожалуйста! Пожалуйста! Сделайте, как она говорит! Не дайте им надругаться над моей сестрой!... Но Понтифик был непреклонен – честь и даже жизнь моей сестры для него значили так мало, куда меньше, чем его собственные «моральные принципы». Ох, как же она кричала, когда эти твари измывались над ней… Тонко, жалобно, на пронзительно-высокой ноте. Так же, как кричали многие пленники в рабском трюме, когда нас везли в Комморраг… Как кричала Сабина… Я принялась судорожно сдирать с себя одежду, я кидалась от одного мужчины к другому, хватала их за руки, прижимала к себе. Я умоляла их совершить надо мной насилие – лишь бы пытка для моей сестры прекратилась. И один из них, наконец, не выдержал, поддавшись моим мольбам: - Какого черта! – вскричал он и повалил меня на землю, задирая свою уродливую робу. Я закрыла глаза и развела ноги пошире, чтобы ему проще было сделать то, что было необходимо. Боль… снова эта боль внизу живота. От кого-то из старших женщин я слыхала, что так больно бывает лишь в первый раз, что-то было со мной не так, или может быть эти твари «починили» не только мои раны, но и мою девственность? Я не знала, да и не хотела знать, мне было уже все равно. Гораздо больше меня волновало то, что мою сестру по-прежнему продолжали насиловать и мучить. Почему? Почему?! Почему???!!!... - Она говорит, что все мужчины должны принять участие в этом, только тогда пытка прекратится. Послышался тихий ропот, однако они не стали упорствовать более, подчиняясь извращенному желанию нашей хозяйки и выстраиваясь в очередь к моему телу. Я старалась улыбаться, да, я старалась улыбаться сквозь слезы, делая вид, что мне ни капельки не больно и даже приятно, старалась хоть как-то укрепить их в этом намерении, ибо боялась, что мою сестру замучают до смерти, если хоть один из них откажется. Когда настала очередь моих родных, я крепко-крепко зажмурилась и отвернулась, стараясь представить на их месте кого-нибудь другого, кого-то, кто был только что, до этого. Мне было невыносимо, мучительно стыдно. И хотя физическая боль, что я испытывала, не шла ни в какое сравнение со вчерашней – даже несмотря на приказ Рианы, человеческие мужчины все же не были настолько изощренными мучителями, как ее кабалиты – это с лихвой компенсировалось моральным унижением. Я поискала взглядом эльдарку – ее не было видно. Но я даже не сомневалась, что она где-то тут, поблизости, непостижимым образом я ощущала ее гнетущее присутствие, ее злую волю. Должно быть, смотрит на мои страдания откуда-то со стороны и вновь удовлетворяет свою похоть. Когда все закончилось, я устало закрыла глаза – сил не было пошевелиться. Я чувствовала себя невероятно… грязной. Поломанной. Испорченной. В каком-то смысле это было даже хуже вчерашнего. Вчера мучили и истязали мое тело, сегодня – сломили мой дух. Я думала, что дошла до края, до самой нижней точки унижения и отчаяния, и если бы хоть одна заботливая рука вложила мне в ладони нож, я бы тут же покончила с собой. Увы – таких доброжелателей не нашлось, напротив, меня вновь отправили «на прием» к гомункулу, чтобы он излечил раны моего тела. Тела, но не души. И я напрасно думала, что уже пережила самое страшное – мое постижение «искусства боли» в плену у темных эльдаров только начиналось. Дальше все было гораздо хуже.