Песня на двоих. Альтернативная история

Вы просите песен - их есть у меня… х/ф "Интервенция" Тихая осенняя ночь накрыла Даэн-Рисс черным одеялом с редкими дырочками звезд. Стояла глубокая ночь, и из приоткрытых окон (было очень тепло) не слышалось ни звука. Вот только Кантору решительно не спалось. Слишком много всего вспомнилось... Он сам от себя такого не ожидал. Бросил вожжи - да какие тут вожжи! Он сегодня вообще несся в прошлое, не разбирая дороги и порою даже не задумываясь о последствиях… И какая муха его укусила?! Сначала - эта сцена, где он изображал "полковника Пелигро". Вот зачем он полез, а? Неужели только для того, чтобы более натуралистичной стала сцена допроса? В конце концов, это еще не генеральная репетиция! Что, Карлос сам бы не справился?! Еще как справился бы. Он прекрасный режиссер и отлично обходился раньше без твоей помощи! Почти всегда. Хотя иногда у Эль Драко было свое мнение по поводу героя, которого он играл. И он спорил с Карлосом... Или все-таки опять взыграло извращенное желание "пошастать по руинам"? Ну что ж, пошастал. Молодец! Легче стало? “А может быть, и стало”, - с удивлением отметил бывший убийца. - “Прижигают же раны каленым железом, чтобы всякая дрянь не заводилась…” “Значит, это нужно было прежде всего тебе? Даже больше, чем Тристану?” Кантор закурил и стал у окна, ритмично барабаня пальцами по подоконнику. “После твоей эскапады на сцене этот импровизированный концерт в ресторане - вполне логичное продолжение… Почти как встарь…” И не поспоришь... Хорошо, что среди собравшихся в ресторанчике не было тех, кто хорошо знал Эль Драко. Да та же Азиль наверняка узнала бы его! Странно, но мистралиец сейчас ни о чем не жалел. Спел? Ну и ладно, им же вроде понравилось… ...После репетиции они отправились в недавно открывшийся мистралийский ресторанчик, названный в честь героических партизан Зеленых Гор - "Барбудос". Что означало “бородатые”, каковыми в основном и были героические партизаны - за вычетом вождя и идеолога Пассионарио и самого Диего. Собственно, скромная вечеринка посвящалась окончательному расчету Лоры с театром и переходу ее на работу к мэтрессе Стелле. Лора вся светилась от радостного возбуждения и угощала всех пирожками собственного приготовления - простыми и слоеными, с мясом и ягодами. В ресторанчике собрались некоторые Лорины подруги, часть кордебалета, некоторые артисты, достопочтенная Бернарда де Анхелес и даже увязавшийся за компанией Руис де Лара. Донья Бернарда, к слову сказать, к Руису и Кантору обращалась одинаково тепло и уважительно - в какой-то момент, поймав по-матерински теплый и заинтересованный взгляд, Диего даже испугался: не узнала ли? Вот только он предпочел бы, чтобы и Ольга пошла вместе с компанией в ресторанчик! Но девушка осталась в театре вместе с Зинь - надо было обсудить какие-то несомненно нужные бухгалтерские вопросы… хорошо хоть, она не побежала утешать своего суслика с побитой мордой! Руис весело напомнил присутствующим, что, приехав, еще не успел "проставиться", а тут такой удачный случай, и немедленно заказал несколько бутылок игристого вина, кое-какие закуски, фрукты и мороженое. Лора смутилась, но де Лара заметил, что ее увольнение - само по себе, а его поступление на работу в Погорелый театр - само по себе, и ничто не мешает эти два события совместить. Пока несли заказ, Руис красноречиво и с изрядной долей юмора описал Кантору сцену, разыгравшуюся сегодня в театре. Слушать было приятно. Досадно только, что Кантор ничего не видел. Хотя, может, и хорошо, что не видел. Ещё неизвестно, чем бы тогда всё закончилось, а он Ольге обещал… Диего улыбнулся. Мигелю отдельное спасибо за битую морду суслика! Хотя, конечно, хотелось бы сделать это самому, но хоть так... А Руис молодец - защитил парня! "Молодчина!" - подумал Диего о Мигеле. - “Хорошо ему врезал, хоть и маловато!“ К сожалению, Мигель не пошел в ресторан со всеми, а остался доделать свою декорацию. Похоже, юноша хотел загладить свою вину за “плохое поведение” перед режиссером. Вино, несмотря на скромность ресторана, оказалось неожиданно хорошим, словно и впрямь с мистралийских виноградников, и народ быстро расслабился, тем более что "звезды" вели себя просто. Скоро в зале уже стоял веселый гул. Руис де Лара в значительной степени оттянул на себя внимание присутствующих, стараясь быть приветливым со всеми - а особенно, разумеется, с девушками. Хотя и донье Бернарде тоже досталась изрядная толика галантного внимания. И хорошо. Сейчас Кантору совершенно не хотелось быть душою общества. Не хотелось отвечать на вопросы. Его взгляд уже несколько раз останавливался на гитаре, висевшей на стене. Казалось, она тоже была тут одинока, являясь, скорее всего, лишь предметом антуража. Когда на ней играли-то в последний раз? Бедная гитара. Похоже, ты знавала лучшие времена, старушка... Он взял инструмент в руки. Потертый, с трещиной... но струна, которую он задел, зазвенела глубоким и чистым голосом. Когда-то это была очень хорошая гитара! Может быть, на ней играл кто-то молодой, счастливый... где он теперь, ее хозяин? Жив ли? Мистралиец сел в самый дальний угол, где его почти не было видно, и стал настраивать инструмент, придерживая его бережно и нежно, как женщину. Гитара сейчас казалась ему почти живой. Она была товарищем. А может быть, и бойцом в отставке - кто знает? Сейчас некому оживить ее. Некому, кроме него, Кантора... ...За окном раздались голоса. Лорины гости вышли проветриться, покурить, многие устроились с бокалами тут же на веранде. Там было не по-осеннему тепло... Кантор различил звонкое Лорино "Спасибо!" - ее опять поздравляли с началом новой жизни и новой работой... А ведь они с Ольгой могли бы быть вместе тут, на веранде, подумал он вдруг. Смеялись, курили, он накрыл бы ей плечи своей курткой, чтобы не замерзла. А потом, быть может, он сыграл бы ей... Ведь она умеет слушать. Он усмехнулся. Пусть ей Артуро поет и играет! А он, Кантор, сыграет сейчас самому себе. Тем более он последнее время стал больше проводить времени с инструментом и даже, кажется, восстановил былые навыки. Сейчас бы он уже не выглядел так жалко, как тогда, в Арборино! Руки вспоминали то, что когда-то выходило само собой. Он начал играть - пальцы летали по струнам, и сквозь мелодию как будто пробивались струи дождя. Дождь. Холодные капли… как он, помнится, замерз тем вечером, вернувшись в Даэн-Рисс! И как они потом нажрались втроем с Шелларом и Жаком! ...Гитара звучала, бывший убийца вслушивался в мелодию, что выходила из-под пальцев как бы сама собой. Он даже закрыл глаза, вспоминая. И услышал легкие шаги. Кантор открыл глаза - перед ним стояла Лора. - Я помешала тебе? Прости… - застенчиво улыбнулась девушка. - Нет-нет, не помешала, - поспешно произнес Кантор и усилием воли постарался изгнать из головы мимолетную досаду, что нарушили его уединение. “Ну и что, что ты предпочел бы видеть сейчас здесь Ольгу?! Она далеко. А эта девушка чуткая и добрая… Вспомни, как самозабвенно она танцевала под твою гитару!” Лора присела на краешек стула и посмотрела на Кантора - задумчивым, глубоким взглядом, как будто всё понимала. Даже то, чего и знать не могла. - Диего… - начала она несмело. - А я могу тебя попросить… спеть для меня? В первое мгновение он всё-таки хотел отказаться. А потом неугомонный внутренний голос, который последнее время стал немного реже напоминать о себе, сказал громко и почти зло: “Ты же ведь и сам хочешь спеть. Боишься, что ли? Так она уже слышала, как ты поешь на репетиции. Ей не нужен голос Эль Драко. Она хочет слышать ТЕБЯ. Теперешнего! Ну и спой. Не ломайся!” Кантор усмехнулся и пробежал пальцами по струнам... Этого он еще не пел. Хотел ведь что-то боевое, партизанское, а когда дописал, сам удивился, каким лиричным неожиданно вышло воспоминание о Зеленых Горах. Хотя почему нет? Война не могла отменить весну, распустившиеся почки и запах цветов… Даже тогда Плакса иногда писал стихи. Только вот Кантор тогда об этом не знал. А вот теперь они пригодились! Надо будет спеть эту песню Орландо, ему будет приятно… ...Долго пахнут порохом слова. А у сосен тоже есть стволы. Пни стоят, как чистые столы, А на них медовая смола...*** ...Лила, лекарка, сидит на поваленном стволе сосны, держа букетик цветов, тех самых, чьим именем она назвалась, придя в Горы. И улыбается Асеро, разведчику из отряда Гаэтано. Парень смеется и врет напропалую о том, где сумел отыскать белую лилу в такое неподходящее для нее время. Торо возится с костром, временами бросая на них понимающий взгляд. Вот только венчал он их уже после победы… А в День Цветения все партизаны, кто был в лагере, приносили Лиле букетик цветов. Даже он, Кантор... Кантор закончил петь - несколько мгновений стояла тишина. А потом Лора тихо произнесла: - Еще. Еще, пожалуйста! Она сказала это ТАК, что он просто забыл о своем голосе. Он просто пел и чувствовал, что она - понимает. Краем глаза он видел, что рядом с Лорой присела донья Бернарда, тихая и какая-то помолодевшая, что откуда-то появился запыхавшийся Тарьен с горящими глазами, а за спиной Бернарды появился Руис де Лара... Но Кантора уже несло. Гнев меня обошел, миновала стрела, А от пули - два малых следа. И беда отлетала, как капля с крыла; Как вода, расступалась беда. Ему хотелось петь дальше. не думая ни о чем. Просто выплескивая то, что накопилось… то, чем он должен был поделиться, демон побери! А что дальше? Бессмертный Бард, и ведь даже не заметил, что новых песен-то, оказывается, накопилось на полновесный концерт! И когда успел столько?! Может, эту - написанную на его собственные слова... Не называй мне имя: здесь война, и это не важно. Мы всё равно расстанемся, когда пропоёт труба… Нет. Эту не надо. Эта была для Ольги. Об их первой встрече. Не надо ее тут. Других песен достаточно. И других долгов. Забыть о том дне! Саэта, простишь ли ты неосторожного барда, сдуру раздувшего чужой Огонь вместо своего? Возвращайся на нашу землю, бедная девочка… Возвращайся из светлого своего посмертия… Здесь не хватает твоего Огня! Твои волосы пахнут ветром и горячей дорожной пылью. Мои пальцы измучены сталью и блужданием по ладам. Мы когда-то знали друг друга, но за долгой войной забыли. Но сегодня я тебе память с белоснежным венком отдам... Знаешь, Саэта, а мне казалось, что ты узнала меня тогда! Только промолчала… Наверное, ты была права. Прости, маленькая, что я тебя не уберег... И ты, Сантьяго. Она давно готова, твоя баллада, только случая не выпадало. Та, что ты повторял в горячечном бреду, на нарах в лагерном бараке. И сбитые пальцы прижмут аккорд, На грифе кровавый след оставляя... “Кому же Сантьяго посвятил ее? Не помню, да это и не так важно. Было кому…” И снова плата за песни - смерть, И снова погасла звезда на небе. Останутся песни. Их будут петь, Хоть ты, певец, и уходишь в небыль... Она и тогда просилась на музыку, а у Эль Драко были еще и Огонь, и голос… Но та мелодия, что приснилась тогда в лагере, не шла ни в какое сравнение с теперешней. Кантор опустил гитару, обвел взглядом собравшихся. Боги, почти как раньше! Слезы на глазах у девушек и доньи Бернарды. Одухотворенные лица женщин, ставшие еще красивей… Побледневший и посерьезневший Руис, рядом с ним какой-то парнишка - официант, наверное… У того аж костяшки пальцев побелели, вон как в спинку стула вцепился! - Ладно, вечеринка все-таки! - улыбнулся бывший убийца, прикидывая, чего бы такого спеть. Жизнерадостного. Лихого. Мистралийского. А то как в старинном испытании бардов: плакать уже заставил, за оружие хвататься, кажется, тоже, теперь пришла пора смеяться. Демоны, все, что у него есть такого, написано под голос Эль Драко! Ну да ладно… А если "Серенаду"?! Почему нет, не один же Эль Драко ее перепевал! Пальцы ударили по струнам, выбивая зажигательную мистралийскую мелодию. Я запрещу другим гитарам Поблизости меня звенеть, Народная песня. Кто был ее автором - наверное, только Бессмертный Бард знает… Сам Кантор лишь немного обработал мелодию и присочинил пару куплетов. Твой переулок - мне: недаром Я говорю другим "не сметь". То, что надо! Народ-то как встрепенулся, хоть и не все песню знают. И как просветлела лицом, помолодела донья Бернарда, узнав напев! Впору думать, не этой ли песенкой развлекал в юности пожилую теперь актрису будущий муж? И я отрежу оба уха Нахалу, если только он Куплет свой звонко или глухо Придет запеть под твой балкон! Руис, пристукивая каблуками, изобразил несколько па фламмо. Девушка из кордебалета, судя по смуглости и черным локонам - соотечественница, тут же пристроилась к нему в пару. Ах, крови в жилах слишком скучно, Не вечно ж ей томиться там… Остальные фламмо, кажется, не умели, но импровизировали изо всех сил, а главное - с душой. Одна из девчонок даже подхватила со столика пару чистых ложек и пыталась звенеть ими вместо кастаньет. А ночь темна, а ночь беззвучна: Спешите, трусы, по домам. ...Мистралийка кружится так, что юбка закручивается вихрем. Руис, лови! Поймал... Мой нож шевелится, как пьяный. Ну что ж? Кто любит красный цвет? Симпатичная блондинка втаскивает в круг стесняющегося Тарьена, пытаясь изобразить с ним хитанский танец. А певец сориентировался, старается, даром что пляска его больше на лондрийскую чечетку похожа. Кто хочет краски на кафтаны, Гранатов алых для манжет? Кантор закончил и сказал в наступившей тишине: - Ну всё, наверное… Я бы, пожалуй, выпил. И тут тишина рухнула: кто-то бешено аплодировал, шеф-повар ресторана от полноты чувств издал настоящий разбойничий свист, Лора растерянным голосом повторяла “спасибо, Диего…” и ей вторили остальные. Со всех сторон к Кантору тянулись руки: кто-то тянулся пожать, кто-то - похлопать по плечу, а наиболее практичные передавали бутылки и тарелки со всякими вкусностями. Очень удачно перед Кантором нарисовался стакан с водкой. Кто, интересно, здесь такой понимающий? Мистралиец отхлебнул, откусил кусок какого-то мяса, и ощущение, что он на сцене, начало проходить. Да и артисты тихо рассосались, проявив завидный такт. Осталась молчаливая Лора, то и дело подкладывающая Диего лакомства, и Руис де Лара. - Диего, - осторожно поинтересовался де Лара. - А ты никогда не думал стать профессиональным исполнителем? - Руис, где ты видел профессиональных исполнителей с таким голосом, как у меня? - Не совсем как у тебя, попроще, но видел, - улыбнулся Руис. - И слышал. Он переселенец, его зовут Гарри. Совершенно неклассический голос, такая же музыка, но самобытность, колорит!.. Слушай, Диего, хочешь, я устрою тебе встречу с господином Пуришем? "Приехали! - подумал Кантор. - Вот только господина Пуриша мне для полного счастья и не хватало. Он же точно догадается! Стоит ему вспомнить, как я к нему приходил… А слепотой он не страдает. И глухотой - тоже…” - Не надо, - ответил Диего более резко, чем хотел. - Я не собираюсь сам исполнять свои песни. Вон, отдам кому-нибудь… хоть нашему Тарьену. - Диего, не говори глупостей, - чуть поморщился Руис. - Сам представь, как будет смотреться Тарьен на сцене с "Зелеными Горами" или "Певцом", про "Белый венок" я вообще молчу. Да он их и не споет. Как надо. И не в голосе тут дело. - Ну, еще кого-нибудь найду, - не сдавался Кантор, которому всё-таки было приятно мнение де Лары. Бывший убийца лукавил. Песни отдавать не хотелось. Тарьен - хороший парень, но этот домашний птенец и вправду не сможет прочувствовать то, что стоит за словами Сантьяго. И за словами Плаксы - тоже. - Не дури, так, как у тебя, ни у кого не получится, - серьезно отозвался де Лара. - А голос… Да отличный он у тебя. Ну, в канон не попадает, и что? Лично я думаю, что наша эстрада многое теряет, держась за классику. Тех же переселенцев возьми. - Так на то они и переселенцы, - вставил Кантор. - От них канона никто и не ждет. От них ждут экзотики. - Мне как-то запись иномирской музыки попалась, - продолжал, не слушая возражений, Руис. - Там что - классика? Да фиг! Иной раз и голоса-то нормального нет, одним Огнем поет, а за душу хватает! Кантор промолчал, соображая, что на это возразить. Возражений не находилось. Память упрямо подсовывала первую встречу с Ольгой, сумасшедшую ночь и голоса альфовских бардов сквозь дурман фанги. И свой восторг от всего, включая упомянутых бардов, ни одного из которых близко бы не подпустили к Арборинской консерватории. Совсем неклассические голоса. Порой даже и слабые... Кто бы мог подумать, что у Руиса те же взгляды на музыку! - Ну вот сыграем спектакль, а потом мюзикл… и тогда посмотрим, - Кантор натужно улыбнулся Руису. - Хотя пение в дружеской компании - это не концерт в настоящем большом зале, - усмехнулся он, вспомнив запруженные народом залы перед его концертами. Давно. В другой жизни. И пора уже перестать вспоминать и сравнивать. ________________________________ *** Здесь и далее использованы стихи Д. Самойлова, Т. Гринхилл и Н. Гумилева