Фикшен такой фан

      Таинственное Сверхзло сегодня особо таинственное, шевелит бровями невпопад, не обращает внимания на повелительное наклонение конфетных обращений, перебирает и прихватывает растрепавшуюся челку всей огромной пятернёй, даже не оглядываясь на себя в отражении.       В общем, действует несколько нетипично.       Домогаться от него ответа, если не хочет говорить сам — гиблое дело, и особенно гиблое, что сегодня опять была уборка, генеральная, как репетиция парада.       Иными словами: совершать лишние телодвижения не хочется никому. Даже императивным конфеткам, но их мнение суровой диктаторской волей постановлено не учитывать.       Хан задумчиво жуёт маленькую шоколадку, упакованную в фантик с пожеланием на изнанке, но слишком чем-то обеспокоен, чтобы обращать внимание на откровения конфетного гуру.       Так. Ну это уже ни в какие ворота!       — Итак? — подсесть на табурет рядом дело не секунды, почти половины минуты, но я справляюсь.       Сверхзло делает совершенно невинные глаза — довольно дохлый номер в исполнении диктатора и захватчика. Однако я делаю вид, что верю.       — Итак, мой дорогой Хан, что написано на твоем фантике? — тоже любопытно тащу конфетку из коробки.       Видимо, там нарисована волна, потому что мне достается волнообразное пожатие плечами вместо ответа. Вот тут даже сделать вид, что верю, уже сложно.       Хан, разумеется, не идиот, сразу просекает, что проще отделаться малой кровью, разворачивает старательно смятую и почти спрессованную в металл фольгу, демонстрирует: «Сердце возле тебя бьется чаще, когда ты ломаешь то, что не гнется». Не то чтобы конфетка была неправа.       — И что в этом настолько ужасного? Что ты почти не прикоснулся к чаю?       Сверхзло делает вид, что чрезвычайно утомлено, а двести миллилитров превратились для сверхорганизма в непосильную ношу. И это ещё без пакетика!       — Хан? Это что? Весна? Авитаминоз? Тоска зеленая? Нет, Спок тут ни при чем, не надо! — на полпути ловлю его руку, готовую совершенно случайно кокнуть кружку с принтом вулканца.       Кое-как добиваюсь ответа, что во всем виновата не весна. А физика. Видимо, выгляжу после подобных откровений достаточно обалдело — и Хан выбрасывает белую салфетку.       То есть действительно выбрасывает, доносит до мусорного ведра и артистично отпускает в короткий полет вниз, попутно демонстрируя то, на что не обратила в запале уборки никакого внимания: вторая (и последняя) швабра в этом доме выглядит как жертва плохого фокусника — разломана пополам.       — А эту ты как умудрился? — падёж швабр налицо, а Сверхзло несколько смущенно отводит глаза. — Только не говори! Нет! Опять сервант?       Обреченный кивок перечеркивает мою последнюю надежду, а в голове зреет план оставить этот дом без швабр на веки вечные.       Это хотя бы напоминает контроль ситуации, ибо Сверхзло своей критической массой едва терпит зло меньшее — уборку, и совершенно точно изничтожает зло мелкое, практически одноклеточное, верных адептов уборки…       До рассадника зла мы все-таки не дотянем, только бы не докатиться до рассадника пыли.       Но швабрам, этому одноклеточному злу, больше не место там, где есть физика, сервант и Сверхзло.