Венская партия

Примечание автора: cybernetics (кибернетика) гл.: "ответвление науки, занимающееся вопросами контроля над системами электронных и механических устройств, а также масштабом, на который можно провести полезные сравнения между рукотворными и биологическими системами" (Collins Dictionary of the English Language) κυβερνήτης (kybernetes): "рулевой, навигатор, пилот" (Liddell & Scott’s Greek-English Lexicon, sixth edition) [ПРИМЕЧАНИЕ: В этом фике в настоящий момент не указаны тэги шиппинга с целью минимизации спойлеров. Если вас беспокоит возможность встретить какой-то конкретный шип, который вы находите неприятным, можете посмотреть здесь (http://paratactician.tumblr.com/tvgships) полный список шипов, которые будут встречаться в истории в том или ином виде. Однако я настоятельно рекомендую не делать этого, если только у вас нет какого-то конкретного шипа, которого вы хотите избежать; просмотр ссылки просто из любопытства не даст вам ничего полезного и только серьёзно заспойлерит некоторые элементы сюжета!] _________________________________________ Солукс Каптор был в низко-атмосферном грузовом тягаче, наполненным краденным шахтёрским оборудованием, когда умер в первый раз. Ракеты были древними - осколочные заряды на реактивной тяге, толстые, грязные в солнечном свете, не умнее кирпича - поэтому он не почувствовал их приближения: не почувствовал скрипения на своей мысленной меловой доске. Как оказалось, парень, который украл шахтёрское оборудование, разозлил другого парня, который собирался украсть то же самое шахтёрское оборудование, и этот другой парень решил, что самым подходящим способом выразить своё неудовольствие будет наскоро восстановить пусковую ракетную установку и взорвать к чертям весь груз в миле над Серным Морем. Не то чтобы Солукс знал это в то время. В то время он едва ли знал что-либо: он чувствовал лишь ножи, вонзившиеся в его виски, и пронзительный красный визг сигнализации. Тревога. Прорыв обшивки. Тревога. Нарушение целостности структуры. Тревога. Тревога. Трев... У него даже не было времени, чтобы вырубиться. Он пришёл в себя, чтобы увидеть широко раскрытые глаза, напуганные лица и обильное приглушённое бормотание. Из общего гудения голосов выделялись слова "овощ" и "чудо". Линия его ЭЭГ была прямой, как доска, на протяжении двадцати двух целых и двух десятых секунды. Врач клиники осторожно объяснил ему, что он словил достаточно мощный заряд, чтобы сбить корабль-матку; что его череп должен был стать винегретом, а его мозг - облаком перегретого пара. Солуксу пришлось поднять дрожащую руку, чтобы удостовериться, что именно такое не случилось. Когда он дотронулся до своей головы, возникло ощущение, что она тут же ввалится внутрь. Врач, явно чувствуя себя не в своей тарелке, предложил, что, может быть, ему стоит взглянуть в зеркало. Чувствуя тошноту от ужаса, он так и сделал. По большей части он выглядел нормально. Высокий, крутой лоб, всё ещё выпуклый, а не вогнутый: есть. Длинное лицо, острый нос, небритая челюсть. Кожа всё ещё серая, разве что на пару оттенков бледнее, чем обычно. Рога: четыре штуки, два больших, два маленьких, карамельно-оранжевые, есть. Глаза: два, пустые и без зрачков, один ярко-алый, другой синий. Есть. Он медленно повернулся и взглянул на врача. - Хотел бы я иметь объяснение этому, - сказал врач, - но такого в моих учебниках не было. - И он коротко пожал плечами, как бы говоря: "Мда. И что ты будешь делать?" Прежде чем выставить его на улицу, они дали ему пару тёмных очков и упаковку таблеток, и сказали, ах да, ещё кое-что. Его нейронная архитектура, сказали они - медленно сказали, словно он, блядь, не понимал, что это значит - была невосстановимо повреждена. Он всё ещё мог ходить, есть, справлять нужду и делать другие базовые вещи, но его высшие функции немного накрылись. Его псионика полностью исчезла; выгорела, как фитиль. Ему настойчиво несколько раз повторили, что если он когда-нибудь, как угодно, при каких угодно обстоятельствах хотя бы подумает о том, чтобы подключиться к киберпространственной деке, несколько оставшихся комков его мозгового вещества вылезут через его уши и ноздри, словно личиночный соус. Это подчеркнули лишний раз, и поскольку он умудрился вытянуть шанс один к десяти миллиардам и пережить крах системы, было бы дьявольски невоспитанно жаловаться на такой маленький недостаток. - Ну, ничего, - пошутил врач, - тебе всего лишь придётся привыкнуть жить так же, как и остальные из нас! - и он засмеялся, слишком громко, а Солукс на несколько мутных секунд отчётливо представил, что будет чувствовать, когда сожмёт его горло своими пальцами. Вместо этого он вернулся в свою квартиру, лёг на пол и заплакал. * * * Он проснулся чуть за полночь от кошмара, в котором падал в океан. Принял душ, чтобы избавиться от пота, закурил, чтобы избавиться от тряски. По своему опыту он знал, что от головной боли избавления нет. Душ шипел и плевался, брызгал бледно-коричневой водой на потрескавшуюся керамическую плитку, потолочный вентилятор ленивыми взмахами утомлённого пловца месил воздух. Полночь миновала, но всё ещё было слишком жарко. Он натянул изношенные чёрные джинсы и мятую белую хлопковую футболку, поминутно делая глотки из пухлой эмалевой кружки с кофе. На вкус кофе был как мыло. Улицы снаружи от стеблеулья были мокрыми от дождя и практически пустыми. Три багровокровных подростка с пустыми глазами взирали на него, сидя на стене и поворачивая головы вслед за ним, словно камеры. Моросящий дождь капал на его дешёвый пластиковый плащ и стекал по тёмным очкам. Пахло бензином, жареной едой, петрикором. Аргоновые вывески на арендованных стенах блестели в лужах и в воздухе. Казалось, потели даже мусорные бачки. Он остановился, чтобы зажечь ещё одну сигарету, прикрыл ладонью пламя зажигалки - на две части рефлекс и на одну осознанная мысль - и тут над ним навис клоун-сектант, руки голые и жилистые, словно узловатый канат, взгляд очаровательно пустой. На нём были мешковатые штаны и куча амулетов на груди: металлические кольца и завитки цветной шерсти. - Слыхал благое слово, братюнь? - дружески спросил сектант и широко развёл руки. Его левая рука была пуста; правая сжимала трёхлитровую бутыль Лимонно-Лаймового Низкоорбитального Бомбардировочного Фэйго, когти оставляли маленькие царапины в пластике. - Слыхал, - сказал Солукс. - Спасибо, - и пошёл дальше. Вывеска "У Тинкербула" моргала синим и белым и под дождём выглядела убого, крылья феи то включались, то выключались, порхали вверх-вниз. Он толкнул плечом дверь и быстро вошёл внутрь, пока дверь не догнала и не ударила его под зад, что всегда делала с посещающими бар в первый раз. "У Тинкербула" не был хорошим баром, сказать по правде. Но он был лучше других. Тав Нитрам был дружелюбным малым с хорошей памятью на лица и как минимум четырьмя пушками, спрятанными под стойкой в стратегических интервалах. Одной из них был армейский штурмовой дробовик, который Тав, очевидно, никогда не собирался пускать в ход, потому что он мог снести большую часть передней стены здания. Но стоило драматически щёлкнуть затвором, и особенно обнаглевшие гангстеры неожиданно становились очень послушными, когда эта штука оказывалась в поле зрения. Пол бара был выложен чёрными и белыми плитками под шахматную доску, здесь был старый музыкальный автомат и негласное правило, согласно которому ты мог убивать себя любым способом на твоё усмотрение, при условии, что при этом ты не убивал других. Солукса, относившего себя одновременно к субъектам и оценщикам хладнокровного долговременного экспериментирования с самоубийством, это вполне устраивало. Он купил высокую зелёную бутылку пива и свежую пачку Бубён, после чего сел за угловой столик лицом к двери. Он осторожно провёл рукой по гладкой хромированной поверхности стола, чтобы убрать любые песчинки или крошки. Поставил пиво на дальний правый угол стола, как раз на расстоянии вытянутой руки, вытер ладонь о джинсы. Бубны отправились на дальний левый край, пачка открыта, одна сигарета чуть выступает из общего ряда. Квадратная керамическая пепельница уже была наполовину заполнена смятыми окурками и пеплом: он отодвинул её на дальний край и двигал до тех пор, пока она не оказалась точно посередине между бутылкой и пачкой сигарет. В самый центр стола он поместил широкую полоску чистого пластика с пузырями и фольгой на обратной стороне. Полоска была длиной в тринадцать пузырей и толщиной в четыре, каждый пузырёк содержал маленькую плоскую круглую таблетку. Два ряда были алыми, два были синими. Они мерцали в электрическом свете. Солукс сел прямо, вздохнул. Он сделал двенадцать вздохов, глубоких и медленных настолько, насколько мог. Потом подобрал полоску фольги и пластика, большим пальцем левой руки выдавил красную таблетку из пузырька на подушечку правого указательного пальца, откуда перенёс её на центр языка. Он подержал таблетку во рту ровно столько, сколько потребовалось, чтобы оторвать когтем остатки порванной фольги с опустевшего пузырька. Потом протянул руку к бутылке и сделал длинный глоток, осторожно поставил бутылку ровно на тот же мокрый круг на металле. Он осторожно вытянул торчащую Бубну из пачки, зажал губами и поджёг. Он задержал первую затяжку дыма на несколько секунд, прежде чем позволить ей медленно выйти через ноздри и полуоткрытый рот, вращаясь, как облако эктоплазмы. Потом он откинулся на шелушащуюся кожаную спинку дивана и стал смотреть в пространство. Рэй появилась сегодня чуть раньше времени. Он успел просидеть, наверно, минут десять, прежде чем дверь распахнулась и она проскользнула внутрь. На ней была футболка с названием группы, о которой он никогда не слышал, длинная тёмная юбка с потрёпанным краем и тонкие серебряные цепи, накрученные на поясе. Её волосы были усеяны крупными каплями; она приехала на подземке, оставалась в укрытиях от дождя. Она села напротив него. - Привет, Солукс. Как дела? - Нормально, - сказал он, и она улыбнулась. Это была старая шутка, и в ней не было ничего смешного и в первый раз. Она наклонилась вперёд и вгляделась в его лицо. - Ты опять летаешь. - Я не летаю, - раздражённо ответил он. - Я не какой-то сраный хиппи-объебос, который хочет плясать целый день до заката. Это просто рит. - Хотелось бы мне, чтобы ты этого не делал. - Вокруг её глаз были тёмные свинцовые круги, а её рот только начал приоткрываться. - Рэй, ты знаешь, какой самый главный отрицательный побочный эффект испытывают все сидящие на рите? Тот, которые испытывают семьдесят-восемьдесят процентов употребляющих? Дурные сны, - он хлопнул рукой. - Ты знаешь? Можешь с тем же успехом сказать мне, что я рискую получить ненормальную пигментацию глаз. Этот корабль давно уже уплыл. Он встретил Арадию Мегидо ещё до катастрофы, в кофейне на другой стороне Нижнего Города. Она купила ему двойное эспрессо и сказала, что ей нравится его куртка. Он был нервозный и дёрганный после двух дней, безвылазно проведённых в медиуме, пока он заканчивал работу, и не знал, что делать, просто сказал спасибо и выпил эспрессо. Когда снова встретил её неделю спустя, она рассмеялась и сказала ему, что это закрепляет сделку. - Я думала, ты всё же будешь пытаться искушать судьбу. - Мою судьбу уже бесполезно искушать. И она улыбнулась ему и спросила: "Как выглядит теперь твоя судьба, Солукс? ", и он купил ей пиво, и они вломились в заброшенный стеблеулей и сидели на крыше, указывая на звёзды. В тот день она наполовину лежала на нём, облупившийся багровый лак на её когтях влажно сиял в свете лампы, когда она барабанила пальцами по его голой груди, а он вдыхал слабый пряный запах её волос. Он жаждал вернуться в медиум. В медиуме ты был всего лишь числами, и у чисел не было памяти. Только плоть помнит. Она подвигала пепельницу по столу двумя разведёнными пальцами, открыла было рот, снова закрыла его. Потом задумчиво сказала: - За тобой шли следом, знаешь ли. Чуть раньше. Он уставился на неё. - Что? - Пока ты шёл сюда. Женщина. - Я никого не видел. - Ты не смотрел. Она шла за тобой прямо от твоего порога. Солукс моргнул, затянулся сигаретой в последний раз и раздавил её в пепельнице. - Что за женщина? - Высокая. Очень красивая. Длинный плащ и тёмные очки. Как она движется... Солукс, она не просто какой-то головорез. Она меня пугает. Он продрался через медленно текущее облако рита, задумался. Долги у него были - десятка там, пятёрка тут - но ничего настолько большого, чтобы привлечь внимание волков. Раздиратель? Трудно представить, чего они могли бы хотеть от него в последнее время. Может быть, вскрылись файлы каких-то старых дел, и они начали раскапывать старые кости. Может быть, Рэй опять видела вещи там, где их не было. - Куда она потом ушла? - Она не ушла, - Арадия подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Одинокая ниточка дыма поднималась от Бубны, которую он оставил в пепельнице, пока уголёк не вспыхнул и погас.- Она прямо снаружи. У него пересохло во рту. Рит начал утихать, отброшенный белыми линиями паники. Он намеренно потянулся, забросил руку на спинку дивана и тем же движением повернул голову вправо, словно бы оглядывая бар. Дождь усилился, и широкие окна "У Тинкербула" выглядели, как поток блестящего кода на тёмном экране, но на дальней стороне улицы он различил что-то, что могло быть высокой расплывчатой фигурой в длинном плаще. Солукс выругался и снова повернулся к Арадии. Он забрал полоску с таблетками и сигареты; пиво оставил там, где оно было. - Допей за меня, хорошо? - сказал он. - Я лучше пойду. Как у тебя с налом? - он похлопал себя по карманам джинсов и вытащил монету с цезарем. - Мне не нужны деньги, Солукс. Лучше оставь себе. Он выбрался из-за стола и встал на ноги, ещё раз бросил быстрый взгляд в сторону улицы. Фигура, по всей видимости, не двинулась с места. Но всё же в выражении Солукса было что-то, потому что Нитрам поставил стакан, который протирал, и спросил: - У тебя, эм, всё в порядке, чел? - Нормально, Тав, - громко ответил он. - Всё хорошо. Налей моей подруге, что ей хочется, я потом с тобой рассчитаюсь. Бармен кивнул с рассеянным выражением. Потом Арадия сказала: - Солукс, подожди. - Что? - он обернулся. Она посмотрела на него, и её глаза были бледными и грустными. - Я не уверена, что мы снова увидимся, - сказала она, - после этого. - Не глупи. Увидимся завтра ночью, в то же время. - Нет, - она покачала головой и на мгновение закусила нижнюю губу. - Нет, не думаю, что увидимся. - Рэй, просто... - он снова глянул в окно. - Просто сиди спокойно, хорошо? Пей пиво и никуда не ходи. Мне надо разобраться с этой хренью. Я вернусь минут через двадцать, и ты сможешь рассказать мне, как у тебя дела. Она улыбнулась в ответ на это. - Ты такой милый. Ты всегда милый. Иди. Тебе надо двигаться. Выйдя на улицу и натянув воротник повыше под шквалом брызг, он повернулся и заглянул внутрь через окно. Она сидела совсем одна за столом, укутанная тёплым свечением вывески; потрёпанные кроссовки на краю стула, колени подтянуты к груди, руки вокруг них, она смотрит, как он уходит. Вода бежала по стеклу, крохотные ручьи разветвлялись и сливались, словно решения, размывая её контур в кристальные пиксели, и в поверхности каждой капли отражалась пляска аргоновых крыльев: вверх-вниз, есть-нет. Свет и дождь. * * * Когда он протягивал руку к двери, он ещё раз заметил фигуру, всё ещё ждущую. К тому времени, когда дверь закрылась за ним, она исчезла. Солукс посмотрел влево и вправо по улице, не увидел ничего, кроме пары зонтиков, торопливо движущихся мимо, и какого-то подростка, пробегавшего от одной двери к другой. Клоун-сектант, встреченный ранее, всё ещё болтался здесь с радостным выражением на лице, качая свою бутыль в руках. Косичка его волос, удерживаемая толстой розовой эластичной лентой, теперь висела, как мокрая верёвка, на его спине, и его кожа была гладкой и блестящей в свете уличных фонарей. По асфальту бежали зазубренной рябью оранжевые полосы. - Ты всё же передумал, сынок? - с надеждой спросил сектант, когда Солукс приблизился к нему. - Ты готов начать свои заебательские чудеса? - Не-а. Моё последнее чудо было полным отстоем. Слушай, ты видел тут только что женщину? Высокая баба в плаще, может быть, с тёмными очками? - Конечно, бля, видел, - сектант нахмурился. - Вся такая деловая леди. Как акула в маленьком пруду, знаешь? Дурная у неё аура, сынок, ужасно дурная. - Ага. Куда она пошла? Лицо сектанта приняло доброжелательное выражение, с которым обычно объясняют кретину очевидные вещи. - Чел, она никуда не уходила. Она стоит прямо позади тебя. Вниз по улице, футах в тридцати. Хочешь, чтобы я ей помахал? Солукс застыл; заставил себя не оглядываться и не сжиматься. Ну что же, значит, это настоящий хвост. - Нет. Нет, всё нормально, спасибо. - Как скажешь. Эй... - едва Солукс попытался пройти мимо него, мясистая рука сектанта взяла его за предплечье, и он серьёзно посмотрел на него. - Мне охеренно жаль слышать о том, как вышло с твоим последним чудом, братюнь. Солукс осмотрел измазанное белым лицо сектанта, ища хоть что-то похожее на усмешку, и не нашёл ничего. При такой работе плохие чудеса были как кости в обеде; неизбежны и досадны. - Ага. Ты не знаешь, я могу как-нибудь получить возврат? Сектант печально покачал головой. - Не так они работают. Но, слушай... - он просветлел. - Может быть, твоё следующее чудо будет лучше, а? - Очень на это надеюсь, - сказал Солукс и пошёл дальше, сгорбив плечи. Его мозг более-менее очистился от искажения ритом, но отходняк всё ещё затуманивал мысли, а в сочетании с жарой, пивом и паршивым сном, он работал очень вяло. Не сбавляя шаг, Солукс сунул руку в карман пальто и нащупал полоску; на ощупь выдавил синюю таблетку, поднёс ко рту и проглотил всухую. Потом пошёл чуть быстрее. Это было вполне естественно, он ведь хочется убраться с дождя, верно? Он прошёл ещё два дома, пока искра на краю зрения не подсказала, что циан-эфедрин начал действовать. Сознание расправилось вокруг него, словно лист бумаги. Неожиданно стало легко фокусироваться. Он больше не плыл через размытый мир дождя и затенённых сводов; он был фигурой, а город был доской. Двери, лестницы и пожарные выходы сияли значением. Он осознал, что рука в его кармане сжалась в кулак вокруг полоски таблеток, и её края больно врезаются в ладонь. Прохладные незаметные пальцы света протянулись через его сонный мозг и сжались у основания шеи, нейроны вдруг проснулись, словно виноватые охранники. Под глазом дёрнулся мускул. Он даже не стал проверять, была ли женщина в пальто всё ещё позади него: он мог бы почувствовать её шаги, даже отдалившись от неё на целую улицу, спокойные и сосредоточенные. Солукс сдержал улыбку. Акула в маленьком пруду, а? Извини, сестрёнка. Теперь ты идёшь не за подвыпившей конторской крысой, чей след ты взяла, каким-нибудь пузатым мешком для пива с несколькими пятёрками в бумажнике, который подпрыгивает от страха, когда хлопает дверь. Ты имеешь дело с Солуксом Каптором. Ты в Нижнем Городе. Смотри в оба. Он завернул за угол, нырнул в аллею слева и побежал. У Солукса были длинные мускулистые ноги и почти никакого жира. Он не был сложен для забегов на выносливость, но на коротких дистанциях мог развивать порядочную скорость для своей касты. Пять секунд до конца аллеи. Две на то, чтобы запрыгнуть на помятый мусорный бак, который тревожно закачался, но устоял; ещё две на то, чтобы схватиться за перекладины проржавевшей лестницы и забраться достаточно, чтобы нащупать опору ногами. Синяя звезда, пульсирующая в его мозгу, изгнала все ненужные элементы: края лестницы были чёткими и яркими на мутном сером фоне. Шесть секунд на то, чтобы достигнуть вершины, забраться на крышу животом вниз и перевернуться лицом к звёздам. Общее время: пятнадцать секунд. Он снова перекатился на живот и осторожно подтянулся к краю крыши, заглянул в тёмную аллею внизу. Бледное пятно лица с тёмными дырами глаз равнодушно посмотрело прямо на него в ответ. Солукс отпрянул от края, цепляясь носками кроссовок за пористый бетон, рывком поднялся, поцарапав ладони. Как, бля? Он не хотел ждать неизбежного скрежета металла под новым весом, сразу же рванулся прямиком через крышу, стуча сердцем. Между этим и следующим зданиями была щель, но рёв циан-эфедрина подсказал ему, что он сможет перепрыгнуть, и он перемахнул через неё, не задумываясь о других вариантах. Приземлился на другой стороне, споткнулся, но устоял на ногах, продолжил бежать. На этой крыше была дверь пожарного выхода в приземистой кирпичной надстройке. Солукс на бегу стряхнул с плеч пальто, позволил ему сползти на правую руку. Подбегая к двери, он оглянулся. Силуэта преследовательницы не видно. Она всё ещё была на лестнице? Может быть, мусорный бак выбрал очень удачное время для того, чтобы упасть, и теперь она каталась в просыпанном мусоре, сжимая растянутую лодыжку? Он скатал пальто вокруг кулака и со всей силы ударил по стеклянной панели в верхней части двери; она с хрустом вылетела. Он просунул левую руку в дыру и шарил по двери, пока не нашёл засов. Синие, словно лёд, кубики осколков захрустели под ногами, когда он начал спускаться вниз, по две ступени за раз. На лестнице было довольно темно. Он игнорировал двери, ведущие на этажи, и продолжал спускаться вниз, к уровню улицы, на полной скорости сворачивая на каждом пролёте, ощущая коктейль из древних инстинктов и современных стимуляторов, предупреждающий, что нельзя оказаться отрезанным от выхода. Его уши напряжённо прислушивались в поисках любых звуков наверху. Когда он спрыгнул с последней пары ступеней, под его ногу попал какой-то мусор, и он больно растянулся на сыром линолеуме, сильно ударился локтями и сбил дыхание. Пыхтя, Солукс поднялся в полусидящее положение, и тут что-то ударило его по рёбрам. Он вскрикнул и упал на спину, поднял руки, чтобы защититься от другого удара. - Попытка бежать была, в целом, неразумной, - сказал спокойный голос из теней парадной. Он поднял взгляд. Она действительно была высокой, футов шесть как минимум. Кожаный плащ был со вкусом обрезан и ниспадал до середины её лодыжек, облачённых в блестящие чёрные сапоги. У неё была бледная серая кожа и короткие волосы, а один из рогов был кривым, как стрела. На её лице были чёрные зеркальные очки и очень лёгкая улыбка. Её правая рука сжимала складную трёх-секционную полицейскую дубинку. Всё в её позе - свободной, лёгкой, профессиональной - недвусмысленно говорило: "сиди, блядь, смирно, умник", громко и чётко. Циан-эфедрин призывал драться. Солукс подавил позыв. В Нижнем Городе не было ни одного босса, который мог бы позволить себе такого бойца. Он встречал костоломов, громил и всевозможных волков в этой канализации, и здесь перед ним стоял кто-то совершенно иной. Серьёзный боец: уличный самурай. Наступило медленное холодное осознание того, что Рэй говорила верно. Он умрёт здесь, в этом заброшенном улье, и она, скорее всего, заберёт его сигареты. Она подняла дубинку, надавила на конец свободной ладонью и с двумя мягкими щелчками сложила её. - Мистер Каптор, - сказала она. - Меня зовут Канайя Марьям, и мне было поручено подойти к вам с предложением работы.