You think love's a game Love is an ocean endless and so deep Always in motion I've got many ways To reach tomorrow Love will always grow No pain, no sorrow (Chris Norman — Midnight Lady, 1986)
Лютиэн Когда пришло понимание, что сыновья Феанора скатываются все сильнее в пропасть, помощи ждать было неоткуда. Хуан… да ничего он не смыслит в политике, раз помог ей. Да уж, великие Валар, судьба поистине жестока к эльдар, подарив им бессмертие и мудрость одновременно с умением любить. Можно понять любящее сердце отца, когда он всеми силами противился такому союзу. Но от этого не легче. Эльдар дано полюбить один раз и на всю жизнь, сколь бы долгой она не была. Говорят, что у людей все иначе. Говорят, Пришедшие следом могут испытать это чувство несколько раз. Говорят, они могут даже семью создать несколько раз. Матушка говорила, что это оттого, что люди живут телесным hroa, тогда как эльдар fea ставят превыше телесного. Много чего говорят. Огромный пес коротко фыркнул во сне, словно бы намекая и самой Лютиэн, что можно отдохнуть. Она шла спасать своего любимого, того самого единственного. Королю Фелагунду она ничем не помочь не смогла бы: у нее не было ни армии, ни даже оружия. Ее сил хватило бы только чтобы помочь Берену. Ее Берену. Ее любимый томился в темницах Тол-ин-Гаурхот. Судьба в очередной раз издевалась над ними — государь Финрод пришел на Тол Сирион и воздвиг там крепость, которую в последствии занял враг. Лютиэн совершенно не сомневалась, что один из величайших эльдар найдет там свою смерть в этом походе. Воистину, велик гнев Валар, проклявших нолдор, но уж не дочери ли короля Тингола — не ей ли знать, что правосудие нередко слепо, а карающая длань закона не делит на правых и виноватых по умыслам. Нет сейчас покоя из-за проклятых Сильмариллов, зачем их только создал Феанаро? Раздор и несчастья принесли эти камни. Опять же, где та грань, которая делит мудрость на черное и белое? Феанор был великим творцом, мудрым и пламенным, но все же и его мудрости не хватило остановиться вовремя. Враг, сильный и ужасающий, пришел в Средиземье, и им бы всем — и эльдар, и эдайн — объединиться на борьбу с ним, чтобы жить в мире. Видимо, злой рок коснулся их всех, раз они не видят очевидного, раз они ссорятся на потеху Врагу. Вечерело. Хуан проснулся и ткнулся холодным носом в ладонь, то ли утешая, то ли заставляя поторопиться. Они уже почти подошли к переправам, Лютиэн уже видела мост, который вел в крепость. Оставалась лишь самая малость — победить Врага. О Сауроне ходили разные слухи. Он был одним из слуг Моргота, самым жестоким, самым сильным из них. Из его плена еще никто не мог спастись, а всех, кто шел против его воли, ждала мучительная гибель. С его приходом на Тол Сирион остров недаром прозвали островом оборотней. Сам Саурон мог менять свое обличье, и держал рядом таких же оборотней и диких волков. Лютиэн понимала, что ее противник силен, но сдаваться она не собиралась. Некогда прекрасный мост теперь превратился в закопченные руины. Ступив на него, она — дочь майя и эльда — почувствовала злую силу, шедшую от каждого камня. Зло звенело в воздухе, зло касалось складок платья и неприятно холодило кожу. Неужели в этом ужасном месте был заточен Берен? Неужели именно в этой крепости мог встретить свою смерть государь Нарготронда? Сердце рвалось из груди, словно бы почувствовав Берена, и Лютиэн запела. Песня эта, наполненная светлой тоскою и любовью, разгоняла страх этих земель. Ее сила была столь велика, что никакие стены и двери не могли удержать ее. Однако сколь же велико было удивление, когда в нежные звуки вплелся еще один голос, мягкий и чарующий, властный и сильный. Лютиэн знала, что Враг силен, и поэтому запела вновь, вложив в свою песню боль и ярость. Таинственный голос наоборот запел о смирении. Хотелось подчиниться, хотелось слушать его. Лютиэн уже почти сдалась, когда хитросплетенное заклинание разорвалось одним коротким лаем ее верного спутника. Лютиэн шла по мосту, и от звуков ее голоса пошли трещинами стены высокой ограды. Когда до ворот оставалось около пяти шагов, появился Он. Враг лично вышел к ней, не побоявшись проиграть. Хуан недовольно зарычал, готовый к мгновенному прыжку. — Приветствую тебя, дева-эльф. Ни разу я еще не встречал такой кудесницы. — К чему эти фразы? Твое колдовство тебя не спасет. — Разве я пытаюсь тебя околдовать? Увы, прекрасная эльда, но у меня нет такой цели. Я всего лишь, как радушный хозяин, хочу поприветствовать свою гостью. — Ты всего лишь слуга Врага и захватчик. Это не твой дом… — Знаю, эльда, знаю. Ты сейчас скажешь, что эту крепость строили нолдор, но они же и отдали ее в бою, так что все честно. Но не стоит нам стоять у дверей, когда можно пройти внутрь и спокойно поговорить. Я даже позволю войти твоему псу, если ты прикажешь ему вести себя смирно. Лютиэн задумалась. Вот так, стоя лицом к лицу, победить было куда сложнее, да и сообщать Саурону о цели своего визита не хотелось. Если ей удастся оказаться внутри крепости, у нее появится возможность найти Берена. — Найди его, слышишь, разыщи его, — Хуан прекрасно понял, о ком шептала его прекрасная спутница. Ожидания, в который раз, не оправдались. За воротами не сновали оборотни, не было видно следов крови и пепла. Хуан недовольно оглядывался вокруг, готовый напасть первым. Комната на самом верху башни, алые драпировки на стенах, круглый стол, вино. Саурон молча протянул ей бокал и подтолкнул в кресло. — Итак, эльда, мы, кажется, закончили на обсуждении крепости. Желаешь продолжить или тебе есть, что сказать? Лютиэн смотрела куда-то поверх плеча Саурона, пытаясь собраться с мыслями. Раз уж она не стала сразу выдавать своих намерений, говорить о них сейчас не стоило: Хуан наверняка скоро разыщет Берена, и они смогут уйти. С другой же стороны, следовало бы самой предоставить объяснения своего прихода в крепость, пока враг не додумался до этого сам. В коварстве Саурона сомневаться не приходилось, с него станется связать ее приход с недавними пленными. — Если честно, я не хотела с тобой говорить потому, что ты — враг. Жестокий враг, который не жалеет никого. — И поэтому ты пришла сюда? — Отчасти. Если уж с тобой и твоими оборотнями не могут справится оружием, значит надо действовать магией. Твои слуги разоряют наш край, убивают эльдар, и каждый из нас желает победить тебя. — Забавно. Вполне в духе эльфов — громкие слова и глупые поступки. Ты пришла сюда в надежде на победу. Не спорю, ты сильна, но твоей силы не хватит, чтобы победить тех, кто в крепости. Если хочешь, я могу показать тебе Тол-ин-Гаурхот и здешних обитателей. Не думаю, что твои эльфийские глаза, привыкшие к прекрасному, смогут выдержать вид некоторых из них. Саурон, сильнейший из слуг Моргота, на расстоянии вытянутой руки не казался столь сильным и страшным. Да, его внутренняя сила чувствовалась, и это было неприятное ощущение, но вот так, рядом, он переставал быть недосягаемым. На тонких пальцах виднелись едва заметные шрамы, на шее пульсировала жилка, волосы небрежно растрепались. Враг был из плоти и крови, и это странным образом успокаивало. В рукаве спрятан кинжал, который в серьезном бою не поможет, зато вблизи может оказаться полезным. Они оба друг другу не доверяли, этo видно по глазам, но игра началась, и победа во многом зависела от выдержки игроков.Damage done to the flesh, what they said… In the name of the… Damage done to the heart, is the start, of the end! Damage done to my soul, and you know, it knows where my… Damage done to my life, cursing loud, as the chaos! (Akira Yamaoka, Mary Elizabeth McGlynn — One more soul to a call, 2008)
Саурон Она была… прекрасна. Несомненно, эта дочь эльфийского народа не просто так пришла в крепость, но ее сила такова, что даже ему — одному из майар, — сложно с ней совладать. Что ж, достойный подарок будет для Повелителя. Нападать на гостью не хотелось, потому как ее сил было достаточно, чтобы победить. И она была гораздо сообразительнее тех людей, которые немногим ранее пришли с войском и скрытые личинами. Раз уж ситуация так складывалась, стоило вспомнить о дипломатии. Эльфы вообще невероятно упрямы в своих суждениях, а потому предложение мирного диалога для этой ведьмы будет куда большим потрясением. Эльда оказалась невероятной. Внутри этой хрупкой девушки горел огонь, которого Саурон давно не видел даже в душах нолдор. Что ж, игра обещала быть занимательной. Она испуганно озиралась по сторонам, ища подтверждения кровавым делам, о которых могла только слышать. Дура она, хоть и эльф — для майар навести порядок не так уж и сложно. А с другой стороны — что за логово злодея без соответствующей атмосферы? Башня ее тоже впечатлила. А псина у этой девицы явно шавка из своры Оромэ, принесло еще сюда! Хорошо, хоть в комнату за собой его не потащила. Девчонка осматривалась с любопытством, неосознанно делая первый глоток вина, хотя в другой ситуации наверняка бы даже в руки этот бокал не взяла. Маленькая, хрупкая, и как в ней столько силы держится? Наверняка она из Дориата, нолдор слишком иные. Молодец, девочка, держит свое сознание на замке. Саурон абсолютно уверен, что сломать ее защиту будет не так уж и трудно, но тогда это только спугнет ее. Многие совершенно напрасно считают Мелькора и его слуг исключительно злобными и безумными созданиями. Ни сам Враг, великий и ужасный, ни его сильнейшие слуги из числа майар и людских вождей не были кровожадными чудовищами, как бы эльдар того не хотелось. Саурон, к примеру, удачно плел интриги, и сейчас намеревался не силой и принуждением, а размышлениями и фактами привлечь девушку на свою сторону. Это орки должны бояться Хозяина. Ему сперва подумалось, что она могла оказаться из числа тех романтичных дурочек, что надеются победить зло в одиночку. Саурон не поверил ее глупым объяснениям, но и не настаивал на иной версии правды; он ей не враг, пускай привыкнет. Интересно, что будет с ней, если и вправду провести ее по крепости, показать темницы и Драуглуина. Оборотнями ее явно не напугать, а вот видом этого создания — вполне. — Ну что, не хочешь прогуляться? — Извини, но орков и оборотней я уже видела. — Жаль. Ладно, как хочешь. Еще вина? Да, все хочу спросить твое имя. — Лютиэн. — Меня ты точно знаешь, но можешь звать Майрон. На самом деле, мне так привычнее. Девчонка опять уставилась куда-то в сторону, вполне разумно избегая прямого взгляда. Молчание затягивалось, но любопытство Лютиэн сдержать была не в силах. — Расскажи мне как ты… оказался с другой стороны. Дипломатично выкрутилась. Ну ладно, слушай. — Когда-то я жил в Валиноре. Моим учителем был Ауле-Ваятель. Долгое время я, как и весь Запад, осуждал деяния Отступника, пока не встретил Его. Тот, кого мы все считали чудовищем, оказался совершенно иным. Ты думаешь, что он все делал от злобы и ненависти? Ошибаешься. Вы все слишком ошибаетесь. Посмотри, что стало с нолдор: они лишь малая часть той ошибки, которую допустили Валар. Знаешь, я помню зарю этого мира. Я помню, как Эру Единый говорил о приходе Первых детей. Все думали лишь о мире и процветании, и никто не задумался о том, что творения Эру, наделенные мудростью и талантами, сами захотят творить. На заре мира никто не думал, что Перворожденные, облеченные в плоть, смогут пойти на братоубийство… Знаешь, Он еще тогда предвидел такой исход. Ты думаешь, что орки — чудовища, извращенные Злом? В некоторой степени — да, но в куда большей степени они являются слиянием жизни и смерти. Плоть слаба, и ты сама это знаешь. В Валиноре говорили, будто бы право творить и давать разум дано лишь Эру. Но посмотри на гномов — ты ведь не скажешь, что у них нет души? Мелькор первый заметил эти несогласия с происходящем, и постарался уравновесить саму суть творения. Мир не может быть лишь проявлением Света или Тьмы, все, что нас окружает — является двойственным. Эльфийка испуганно вцепилась в подлокотники, глядя на довольного собой внутри, но тоскливо-скорбного внешне Саурона. Никогда еще действия Врага не открывались перед ней с этой стороны. Да, будет ей о чем подумать на досуге! — Постепенно я начал смотреть на мир по-другому. Я начал понимать двойственность сотворенного, и больше не мог рассматривать мир как творение исключительно Света. Валар считали такие мысли невозможными, противоречащими самой сути творения. Но разве можно познать истину, чтобы добровольно от нее отречься? Я не смог, поэтому ушел следом за Ним.