The Close One

«You don't make it easy to love you, brother» Elijah Mikaelson «Ты не упрощаешь задачу. Нелегко любить тебя, брат». Элайджа Майклсон

Июнь 2014       Элайджа осмотрел номер, который они выбрали для отдыха. Отец вышел, вероятно, за добычей, отчего Кэтрин Пирс вздохнула спокойно и отправилась смывать дорожную пыль.       Наводка привела их на другой континент, и вампиры искали след младшей сестры и дочери, словно собаки лисий запах в траве. Элайджа опустился в кресло напротив ванной комнаты, задумчиво крутя в руках вытащенную у своей «сожительницы» сумочку, уверенный в том, что найдет там. Он давно обратил внимание на то, как меняется голос Кэтрин после ее «водных» процедур. Обожженный, словно сухая наждачная бумага. Звуки, которые в некотором смысле недостойны этой хитрой тигрицы.       Голос, отравленный вербеной.       Потребовалось время, чтобы незаметно оставить себе косметичку и найти секретный карман с запасом настойки. Элайджа подтвердил свои мысли о сущности Катерины Петровой, невольно вспоминая те слова.       Что нужно разбитым на кусочки? Что необходимо, чтобы искупить грехи? Нужно ли их искупить?       «Ты не понимаешь, Элайджа. Он – другой, ему никогда не нужно было искупление. За грехи чувствуют вину, их признают за ошибки, которые надо исправить, чтобы измениться и стать лучше. Но его не надо изменять. Он никогда не изменится».       Вода затихла. Майклсон опустил косметичку на журнальный столик слева от себя, ожидая появления вампирши. Ее реакция была отчасти предсказуема – она не покажет истинность своих намерений и перестрахуется, но в отношении Кэтрин Пирс – никогда нельзя быть уверенным. Никогда.       Катерина сдержалась от резких и быстрых движений ее бессмертной сути, выскакивая в комнату в белоснежном полотенце и с мокрыми волосами. Элайджа едва подавил в себе желание запечатлеть этот невинный страх на лице без тени макияжа. Пирс быстро пришла в себя, замечая свою косметичку рядом с застывшим Майклсоном. Старший сын не показал свою заинтересованность этой женской сумочкой, вяло держа в одной руке местную газету.       Кэтрин перевела дух, проходя вперед и быстро, почти незаметно, забирая косметичку, про себя ругаясь на предусмотрительного и наблюдательного вампира, проверившего свои догадки. И нашедшего-таки доказательства. Петрова не стала унизительно рыться в сумочке, зная, что Элайджа первым сделает свой шаг.       - Даже не проверишь? – Усмехнулся Майклсон, переворачивая страницу. Катерина пожала плечиками, отбрасывая косметичку и скромность подальше. Развернувшись к своему «хозяину», она обворожительно улыбнулась и подошла, крадясь, как кошка.       Элайджа выжидал мгновение, пока не увидел протянутую в просьбе раскрытую ладонь – ей нужна ее вербена. Ей нужна уверенность в своих действиях и мыслях. Майклсон приподнял подбородок и взглянул в глаза цвета скользкой и влажной древесины, словно изображал непонимание и вопрос.       - Я выбросил твои заначки, Кэтрин, - спокойно объявил первородный, а Петрова сжала зубы, чтобы не оскалиться и не проиграть в этой простой игре в гляделки. Вернув улыбку на лицо, бессмертная склонилась к нему, позволяя волосам скатиться с плеч и спины. Словно водоросли, выброшенные на берег, локоны касались его одежды, пропитывая ее ароматом шампуня с резким запахом орхидеи. Элайджа многозначительно оглядел ее лицо, а потом без стеснения отметил соблазнительную и приоткрывшуюся ложбинку между грудей.       - Сомневаюсь, - прошептала Кэтрин. – Ты бы не рискнул свободой своей прелестной Катерины, лорд Элайджа.       Майклсон поднял руку, касаясь ее губ, заставляя ее замереть и задержать дыхание. Петрова нервно вдохнула, теряясь от неоднозначной реакции на ее направленное обольщение. Благородный рыцарь решил сбросить сияющие чистотой и честью доспехи?       - Ты не Катерина, - проговорил Элайджа. – Ты никогда ею не была.       Что-то внутри Пирс сжалось и покрылось колотым льдом, ненавидя пробудившуюся в глубине двуличной душонки обиду. Усмехнувшись, вампирша сжала пальцами лацкан его пиджака и пробормотала:       - Неужели Вам теперь подавать милую и беспамятную слабачку Кэт? – Морщилась от воспоминаний своей позорной человеческой жизни. По лицу Элайджи прошлась тень, но вампир лишь опустил на секунду взгляд.       - Нет, - ответил первородный. – Она никогда не была слабой. – И глядя прямо в глубокие и пугающие своей темнотой глаза вампирши, Майклсон провел ладонью вдоль ее плеча к локтю. – Твоя жизнь тому доказательство.       - Ошибаешься, - процедила сквозь зубы Кэтрин. Элайджа сдержал улыбку, видя некую нервозность известной соблазнительницы. Петрова сбросила его руку, отойдя на шаг, теряясь в желании сжаться в комок от нахлынувших воспоминаний и ощущений от его прикосновений. Майклсон поднялся, нависая над вампиршей, как хищник, готовый к прыжку. Пирс выпрямилась, принимая вызов и не сдвинулась с места.       - Что ты хочешь за мою «заначку»? – Напрямую спросила она, не таясь своих хитрых планов. Элайджа обхватил ее лицо ладонью, приподнимая, чтобы видеть ее черты в деталях.       - Мне нужна ты, - прошептал первородный, сдаваясь и бросая вызов. – Я хочу поймать тебя.       Петрова вытянулась, как струна, вцепляясь в его предплечье, но не убирая его руку. Она читала искренность в глазах лорда, пленившего ее и извращенно спасшего от судьбы своей игрой с ей жизнью, словно она принадлежала ему.       - И не мечтайте, сэр, - проговорила Кэтрин. – Наша игра окончилась вашим проигрышем. И я не начну новый раунд. Никогда.       - Катерина, прошу прости меня… Мне жаль… - начал старую шарманку Элайджа, а Петрова сморщилась и откинула его прикосновение. Поднимая руки в знак или приказ замолчать, вампирша опустила взгляд себе под ноги.       - Я не верю тебе, - пожала плечами девушка, разворачиваясь и направляясь к своей сумке за одеждой. – И уверена, что это взаимно.       Элайджа смотрел в ее спину, чувствуя, как жжет намокшая одежда на груди, словно раскрывая душу и напоминая о том, как ошибался он, и как пугающе опасно оказалось открывать глаза. Как трудно оказалось принять то, кого ты любишь на самом деле, и оставаться рядом с тем, кто дорог тебе и кто всегда был твоей семьей. Февраль 2014       Он очнулся уже в своей комнате. Свет был приглушен, боль пронзала его руку от предплечья до плеча, горела от яда, словно ее жгли на углях. Кожа покрылась пузырями, полными гноя, прочертились следы когтей и зубов зверя, напавшего на него.       Волки. Дети природы, охраняемые ее живой сутью от бессмертия. Надежда в их моногамных сердцах.       Элайджа сглотнул, чувствуя призыв его вампирской сущности, сжигающей его благородные черты и приоткрывающей завесу монстра, которого сотворила его мать. И которым стал он по прошествии лет. Его мертвое сердце билось ледяным отражением слабости бессмертной жизни, которая никогда не сравниться с яркостью жизни оборотней. Майклсон пытался отогнать те сцены странного и крепкого единения. Братства, без общей крови. Волчья стая в своем великолепии.       - Ты легко отделался, брат, - лаконичный голос с акцентом, словно наложением различных иностранных языков на одно слово, поприветствовал пробудившегося от забытья вампира. Элайджа перевел взгляд с потолка на примостившегося в кресле гибрида. Клаус держал на коленях книгу, с интересом рассматривая письмена перед собой. Его глаза даже не уделили внимания своему брату, пострадавшему накануне.       - Молчишь? – Скорее констатация факта, а не вопрос прозвучал в комнате. Гибрид хмыкнул из-за этого пробудившегося в старшем брате упрямства, но принял как должное. – Я не буду читать тебе лекцию о том, как опасно гулять вампирам по лесу, кишащими оборотнями. Но все же…       Клаус сложил фолиант с характерным хлопком и поднялся, с загадочным интересом обращаясь к Элайдже.       - Зачем ты пошел за мной? – Гибрид вздохнул, словно непонимание этого терзает его. - Стая терпит первородных вампиров только из-за преклонения перед бессмертным Волком. Разве ты никогда не был сторонником взаимоотношений перемирия и мирного договора?       Старший Майклсон поморщился, едва тронувшись с места, чтобы сесть в кровати и продолжить этот назревавший разговор. Клаус наблюдал за ним, не скрываясь от слов.       - Первородных вампиров, - отозвался Элайджа, почти смеясь над тем, что происходило в его семье за жалкие недели. Ребекка пропала, Кол уехал, чтобы стать ведьмаком, а единственный брат, оставшийся в Новом Орлеане, - никогда не был просто вампиром.       - Действительно, - сказал себе под нос старший брат. – Я – единственный первородный вампир. Ты же – истинный бессмертный, не так ли?       Глаза Клауса сверкнули от интереса и легкого осознания происходящего, но он решил удержаться от озвучивания своих мыслей, давая Элайдже продолжить.       - Ты – гибрид, Никлаус, сын бессмертного Волка Виктора, король Нового Орлеана, - перед глазами Майклсона было мутно, но вампир держался достойно под действием яда. Клаус сжал губы, словно услышал что-то пугающе мерзкое и незнакомое.       - Ты пытаешься меня оскорбить, Элайджа? Ты? – Усмехнулся Ник, подходя медленным шагом к кровати. – Ты считаешь позорным мое происхождение?       Старший Майклсон прикрыл глаза, сопротивляясь галлюцинациям, но покачал головой.       - Я считаю, что ставить интересы одних выше других из-за того, что ты завел себе друзей в новой компании, поистине неблагородно, - его речь стала путаться, оказываясь отчасти на французском, отчасти на итальянском.       По лицу Клауса прошлась тень от неверия этим словам, но яд оборотней похож на сыровотку правды, не дающей сдерживать истинные мысли и желания.       - Ты хочешь сказать, что я бросил семью ради волчьей стаи? – Без труда расшифровал Никлаус. – Невероятно, Элайджа. Кто бы мог подумать, что ты настолько честолюбив?       - Это не честолюбие, - пробормотал Майклсон, смотря на брата из-под прикрытых глазах, замечая тень своих видений с темными локонами и в платье средневековой Англии. – Это…       - Это слова Майкла, - могильным голосом произнес Клаус, усмехаясь над тем, что понимание этого затмило удивление. – Кто, как не его старший сын, способен сказать мне их в лицо.       - Никлаус, - начал Элайджа, но гибрид уже принял решение, прокусывая свою ладонь и наполняя бокал, оставшийся на тумбе у кровати.       - Твое лекарство, - проговорил Клаус, оставляя фужер и не собираясь протягивать его брату. – Раны затянутся, но яд Виктора не сразу нейтрализуется. Алисия присмотрит за тобой.       Старший Майклсон нахмурился, а гибрид пугающе улыбнулся, пока в его глазах плескалась знакомая всем домочадцам пустота. Элайджа сжал в кулаке одеяло, которым его прикрыли, но ничего больше не смог сказать, пропадая в иллюзорном мире, где похожая на его брата девушка убегала от него в пустоши, полной мрака и тумана. Июнь 2014       Катерина сохраняла спокойствие, держась на расстоянии от отца и сына, прислушиваясь к окружающему миру, словно хищница выслеживала дичь. После вчерашней выходки Элайджи – хищение ее вещей – вампирша была настороже, стараясь не злить Майкла, опасаясь любого внушения со стороны первородных. Она не могла потерять свободу действий, не могла стать настоящей игрушкой в их руках.       Элайджа наблюдал за ней издалека, не желая спугнуть, но его мысли занимала предстоящая встреча с сестрой и компанией, что ее сопровождала. Майкл привез их на причал, где скоро отходил паром через Ла-Манш. Ищейки и ведьмы, служащие великому охотнику на вампиров указали это место, безошибочно распознав какую-то вспышку магической силы.       Стоянка была заполнена людьми, оставляющими свои машины, чтобы попрощаться с друзьями или родственниками. Старший сын с некой печалью отметил, как прекрасно выглядят родители, обнимающие своих детей, как Майкл резко остановился, выбросил руку вперед, чтобы не упасть. Опираясь на первую-попавшуюся машину, первородный охотник зашелся в кашле, трясущейся рукой доставая из кармана пиджака небольшую флягу и делая глоток крови. Дышать ему было тяжело – он дернул за ворот рубашки, раскрывая воспаленные шрамы.       Элайджа наблюдал за этим с пониманием и каплей жалости – его отец не любил ничтожность. Не мог принять слабость даже собственного тела. Катерина несомненно наслаждалась этим зрелищем. Старший сын Майкла оглянулся на нее, успев поймать довольную ухмылку, но она тут же сменилась раздражением.       - Не притворяйся, - одними губами проговорил Элайджа. Он сам не знал, как правильно отнестись к этому: несмотря на общую цель, Майклсон не мог забыть то, как отец стремился убить своих детей, словно соревнуясь с матерью в изощренности. Но это был его родитель, единственный, кто открыл глаза на реальность вместе с ним.       - Идем, - приказал Майкл, неосмотрительно переходя на вампирскую скорость. Его сын следовал по пятам, как резко их приложило к земле, а по одежде прошелся огонь. Успев сгруппироваться, Элайджа переместился к Кэтрин, оказавшейся около черного джипа, к которому подбирался огонь. Первородный заметил в тени крытой парковки человека, который резко выбросил руку вперед, подчиняя пламя, и схватил в охапку вампиршу, уходя из-под удара.       Машина взвилась в воздух – бензин внутри ее бака вспыхнул от мгновенной искры, разрывая автомобиль на куски. Первородный отпустил Кэтрин, уверенный в том, что она выживет, и поднялся на ноги. Майкл морщась отбросил часть покореженной двери от взорванного джипа, пытаясь справиться со своим ранением, вправлял кости ног.       - Кого я вижу, папаша и брательник-предатель! – Насмешливый и язвительный тон Кола всегда будет отражаться от воздуха, напоминая о том, как разошлись пути некогда единой семьи. – Я не хотел верить, Элайджа, - с омерзением в голосе и на лице проговорил ведьмак, показываясь на свет, играя пламенем в своих пальцах. – Я ведь уважал тебя всю нашу жизнь.       - Кол, - начал старший брат, но Обреченный покачал головой.       - У Ника больше чести, чем у тебя, благочестивый праведник, - процедил сквозь зубы младший Майклсон. – Ты – самый настоящий змей, сбросивший шкуру, - глаза Кола отметили присутствие Петровой. – Вы идеальная пара. Заслуживаете друг друга, - гримаса изменила его лицо, напомнив чем-то Клауса. – Позвольте, я разожгу пламя страсти.       И огонь направился к врагам Обреченного.