Медный грошик

Огонь и лед ***рШесс Я всегда проводила больше времени с отцом, а брат — с матерью. Этим двум психопатам-ученым было, что обсудить. Для меня же простое присутствие отца было подобно подспудно длящемуся откровению. Но мне никогда не пришло бы в голову ждать его, чтобы поесть вместе. Нет, в трапезе самое главное — это найти ллэ-ил, который бы тебе эту трапезу красиво и вкусно обеспечил. Можно и без ллэ-ил, конечно, но тогда это будет не трапеза, а закусон... тоже неплохо. А компания приятных твоему духу дшшэ-ррэ всегда подтягивается сама. Мои же мужчины оказались такими забавными. Они сидели голодные, ждали меня, и от этого странно теплело на душе. Лил накрыл ужин в диванном уголке у террасы, предназначенном, вообще-то, исключительно для медитативного распития гросга. Мы устроились на подушках, а он бегал вокруг, что-то расставляя и разливая гросг. Я некоторое время благосклонно созерцала ночной сад, зависнув с кружкой в руке, и размышляла о кевронах. Они всегда ходили большими компаниями. Даже патрулировали тройками, а не парами. Ну, разумеется, кроме, Инка, который был так суров, что работал только в паре с высшими сословиями. Или один. Наверно, в этом что-то есть... тепло равных все время рядом с тобой, отсвет Тьмы или Хаоса, полыхающих в них и согревающих тебя своими бликами. Да, именно это я ощущала ровно три минуты: тепло и спокойствие. Потом вспомнила гнусную сцену торговли живым товаром и вскипела: да как они смели обращаться подобным образом с дшшэ-ррэ! Взяла б и уе... убила всех этих неприятных типов по очереди. Точно, как шлюху в публичке выбирала... Нет, свобода лучше любой общности. А кто не согласен с постулатами добра и справедливости — забить немедленно ногами! Как там их патрона звали? Поймать и отходить. Я с треском поставила чашку на стол, в который раз за эту ночь борясь с идиотским желанием немедленно мчаться на разборки. И наткнулась взглядом на испуганное личико Лила. — Простите, тор рШесс... Я сделаю новый... вам понравится... — Что? — стормозила я. — Не будьте суровы с Лилом, — обеспокоенно сказал Инк, приподнимаясь, — он просто не знает, как вам угодить, но обязательно научится. Кажется, они решили, что я психанула из-за неправильно заваренного гросга. — Лил, малыш, прости, я так виновата перед тобой, — я печально закатила глаза и, ловко поймав его дрожащую лапку, прижалась к ней в горестном поцелуе. Он предсказуемо раскрыл ротик, но ничего не сказал. Пришлось положить туда клубничку. — Я была так потрясена божественным вкусом твоего гросга, что даже забыла поблагодарить тебя... Спасибо, мой прекрасный нэй... — с этими словами я сгребла малыша в охапку и устроила между собой и Инком. Инк немедленно облапал мальчика за задницу, и тот чуть не подавился клубничкой. Я приподняла его тунику и провела пальцем по золотистому подрагивающему животику — там, где проходят энергетические каналы. Мягкий. И такой чуткий к жару Хаоса — как будто нетронутый. Он попытался втянуть животик, и я сжала его сильнее, целуя в шею. Каждый раз это маленькое чудо — ощущать слабую прохладу природной магии ллэ-ил, их хрупкость и беззащитную открытость: сплетения его энергии вспыхнули от моих касаний, словно он был полупрозрачным. — Я в глаза тебе вбрызну смех, — шептала я ему на ушко модные стишки, — И вбрызну тебе я музыку в жилы. Истинный огонь — огонь Хаоса — пылал сквозь него, исходя от Инка, и целуя Лила, я пробовала на вкус моего старшего мужа. ***Лил Он, конечно, надеялся, что его старания заметят и даже, может быть, немножко похвалят. Но действительность в который раз превзошла все ожидания. Старшим все очень, очень понравилось. Госпожа хвалила его и говорила такие слова, в которые было просто невозможно верить. Но так хотелось. К тому же... госпожа не может лгать, и значит, все это правда — и что он красивый, и что вкусно готовит и еще что-то непонятное, но немножко стыдное. Они кормили его с рук и целовали в щеки, и в шею и снова в уши. И ладони целовали обжигающими губами, и гладили везде горячими руками, даже между ног. Было очень щекотно, но Лил больше ничего не прятал, послушно жевал разные вкусности и изгибался, подставляя нужные места под ласки. Ведь от этой щекотки хотелось тереться об них всем телом, чтобы как-то унять сводящую с ума жаркую истому, и тяжесть в паху, и летящий звон каждой жилки. Он, как щенок, слепо тыкался в чью-то ладонь, виляя попой, жмурился и постанывал, и совсем не испугался, когда ощутил в себе чьи-то пальцы. Это было так приятно — словно там разгоралось маленькое солнышко, он только пошире развел бедра и прогнулся, подаваясь назад. И когда Инк вошел в него уже не пальцами, это было совсем не больно, как он когда-то боялся. Нет, это было так невероятно, пронзительно прекрасно, что Лил громко застонал и распахнул глаза, не замечая, как из них потекли слезы. Госпожа сидела перед ним, перебирала его яички, любуясь и улыбаясь: — Ты прекрасен, малыш, просто прекрасен. Острое наслаждение прожигало его насквозь, становясь невыносимым, практически болезненным. Лил жалобно заскулил, вцепившись ей в плечи. — Потерпи малыш, я сейчас, — прошептал Инк. — Не торопись, Инк, — тор рШесс гладила его по внутренней стороне бедер и животу, и от ее рук расходился ледяной озноб, приглушающий сжигающее его пламя. Инк властно держал его за бедра, приподнимая и снова насаживая, госпожа усмехалась, коротко лаская ставшее безумно чувствительным тело, и иногда одаривала морозными до дрожи поцелуями. Удовольствие больше не переходило за грань боли. Холод и жар попеременно овладевали им, и он громко вскрикивал, метался и цеплялся за своих старших — пока все внутри него не скрутилось и не взорвалось, оставляя после себя пустоту. ***рШесс Мальчика отрубило. Он на самом деле был не тронут до этого, и я оставила его невинность Инку — ведь это Инк привел его в дом и так заботился. Но мой старший муж все равно решил поделиться со мной второй партией — партией бездны и холода. Это было приятно. Он склонился над малышом, опираясь на руки, и тяжело дышал, его золотая накидка сбилась и распахнулась, открывая красивое мускулистое тело. Я скользнула ему за спину, положила руку на грудь, а на кулак второй намотала роскошные длинные волосы. Да, он строго придерживался традиций и носил волосы точно до лопаток, с косичками на висках. Сейчас мне это казалось не педантичным, как всегда, а очень сексуальным. Я лизнула ложбинку на его обнажившейся шее и наконец почувствовала сводящую с ума ярость хаоса, бьющегося в нем. Инк с какой-то заученной покорностью прогнулся, принимая соблазнительную кошачью позу. Я потянулась укусить его за загривок и вдруг застыла. Заученную?! — Ты, что, уже был с дшшэ-ррэ? — Да, — он недоуменно вскинул глаза. — У меня было двое. — И после этого ты смел мне что-то втирать про вашу строгую нравственность? — прошипела я, вскакивая. В его глазах вспыхнули горечь и боль, но он все же ответил, надменно выпрямляясь: — Зато мы не ходим на двоих по публичным домам со всеми подряд, как вы. Я усмехнулась — как же меня достали эти дикие традиции четвертого сословия. Близкий круг ***Инк Инк давно знал, что дшшэ-ррэ свободных сословий — существа скользкие и двуличные, как светлые оборотни. Нет, конечно, никто из них не опускался до лжи и притворства, но они извращали природу самым удивительным образом. Они постоянно испытывали чувства, которые для них ничего не значили. Были искренни и дружелюбны со всеми подряд — открыты так, как можно быть только с воинами близкого круга, с теми, кому доверишь слабость и повернешься спиной. Но к хитрым оборотням можно было поворачиваться хоть лицом, хоть спиной, все равно. Они откусят тебе протянутую руку в любой понравившийся момент, просто потому что внезапно захотелось подраться. Вот только что до этого обнимались и смеялись, глядя в глаза с самым искренним расположением и радостью, а теперь вот решили подраться. Или, например, с тем же неподдельным восторгом они рассыпались бисером перед первым попавшимся ллэ-ил, сияли от счастья, получая ответные знаки внимания, — чтобы забыть о нем в следующую секунду абсолютно и полностью. Наверно, поэтому они и обменивались своими знаками силы — чтобы помнить себя и не зарваться. И хоть иногда говорить настоящее, а не то, чего не будет существовать через две минуты. Во всяком случае, Инк на это серьезно надеялся — ведь обещание рШесс было так похоже на то, в чем клялись друг другу воины близкого круга. Он решил с ней поговорить, как только представится возможность — вдруг она догадывается, какую судьбу уготовил ему тир Арастен. А пока он был вынужден смотреть, как она любезничает с Лилом. Мальчишка каждый раз замирал с такой блаженной мордочкой, что Инку становилось грустно: он ведь видел, что рШесс пацан интересует не больше, чем уборщик в кафешке. "Спасибо, милый нэй", — говорят таким они и под настроение дают монетку на чай. А Инку очень хотелось, чтобы Лил по-настоящему понравился, ведь это он привел малыша в дом и теперь чувствовал за него ответственность. Оставалось только надеяться, что, когда Лил будет способен заметить пренебрежение, отношение к нему уже успеет измениться. Но сейчас мальчишка абсолютно не привлекал рШесс, она даже не присоединилась к ним в его первый раз. Просто любовалась зрелищем. Не то чтобы Инк так жаждал заниматься этим с дшшэ-ррэ в несколько раз сильнее себя, он помнил слишком хорошо, как это бывает. Безумное наслаждение, остро переплетающееся с болью, причиняемой распускающейся силой партнера. А потом просто бесконечная боль и мучительные судороги. Но ведь хотя бы первый раз они должны быть все вместе. Просто из приличия. Он собирался выйти из Лила, когда почувствовал, как распускается хаосом его собственная сила. Инк не любил терзать ллэ-ил и всегда заканчивал это дело, помогая себе рукой сам. Но тут рШесс внезапно вспомнила о приличиях и решила все же присоединиться к ним — хотя бы на энергетическом уровне. Она призвала ледяную стихию бездны и искусно сплела ее с огнем его хаоса, даря возможность Лилу наслаждаться соединением с дшшэ-ррэ. И Инк был благодарен ей за это, хотя и знал, откуда девочке знакомы эти техники. Из гнусного обычая свободных сословий пользоваться услугами проститутов, деля при этом одного ллэ-ил на несколько дшшэ-ррэ. Но это было так хорошо. Никогда раньше он не испытывал такого удовольствия с ллэ-ил. Слабее, чем напрямую с воинами, зато без боли потом. Как будто волны и вихри сейчас кружили вокруг него, лаская ставшее невероятно чутким тело. Сам он не смог бы провернуть такое: из трех темных стихий — хаоса, бездны и тьмы — он владел на приличном уровне только хаосом. Может, если попросить, ему покажут эти техники, и даже он сможет этому научиться. Лил заснул, выжатый до капли их развлечениями, а Инк застыл над ним, пытаясь восстановить контроль над собой. За тридцать лет он забыл, какую неугасимую жажду пробуждают дшшэ-ррэ друг в друге, и что можно вытерпеть, лишь бы утолить ее. Давние его партнеры, пользуясь преимуществом в силе, а следовательно — более совершенным контролем, каждый раз вынуждали его унижаться, умоляя о продолжении. И сейчас он привычно ждал того же. Но рШесс подошла к нему сама и укусила за загривок, играя в кошку. И Инк по-настоящему обрадовался: она вела себя правильно, как будто они и правду принадлежали к близкому кругу друг друга. Наверно, именно так все было бы, если бы он сошелся с одним из своих друзей давным-давно, когда они у него еще были. Без унижений и издевательств. Тогда они могли бы наслаждаться равной силой друг друга, а сейчас рШесс снова выпустит бездну вместе со стихийно вырывающимся из всех воинов при сексе хаосом. И удовольствие не обернется мукой. Ему хотелось сделать юной жене приятное, он вспомнил давние игры своих старших партнеров и старательно вытянулся, тоже изображая кота: как им когда-то нравилось. И был искренне удивлен внезапным вопросом про существование бывших любовников. Но честно ответил, что были, двое. Столько лет он работал со свободными сословиями, а умудрился забыть про их извращенные понятия чистоты: они лицемерно полагали нечистым заниматься сексом с дшшэ-ррэ, с которыми не состояли в браке. Поэтому резкое высказывание рШесс о нравственности ударило его так неожиданно и болезненно. — А что нравственного в том, чтобы шляться по публичным домам с кем попало, как вы? — спросил он, не надеясь что его услышат. И это жалкое оправдание-обвинение было совсем не тем, что ему хотелось сказать. Она лишь холодно и брезгливо усмехнулась в ответ, словно говоря: а вам и не надо тратиться и идти куда-то, все шлюхи прямо на дому. Ведь самых хорошеньких ллэ-ил кевронов отправляли работать в публичные дома. А дшшэ-ррэ служили в охране и администрации. Только хозяева были не из четвертого сословия. Он опустил голову, разглядывая Лила. Во сне мордочка у того стала снова испуганная, ресницы жалобно слиплись стрелками, и теперь казалось невероятным, что недавно он плакал от наслаждения, а не от боли. Нет, — подумал Инк, сжимая руки коленями в попытке успокоить становящуюся болезненной жажду близости. — Это не моя вина. И не наша. Не мы должны стыдиться того, что с нами обращаются, как с рабами. И нас же презирают за это. Еще в своем родном доме ему довелось служить при храме, и он знал, что аристократы честно и безыскусно называли между собой четвертое сословие рабами, третье — чернью, второе — холуями. Тогда как вторые и третьи, словно ослепленные своей свободой, просто пользовались ими, кевронами, и даже не замечали. Они и аристократию не замечали в большинстве своем, считали их просто очень сильными воинами, а не чудовищами за гранью закона и разума, каковыми те были на самом деле. Ему хотелось донести эти мысли до рШесс, чтобы она его поняла. Но он никогда не умел облекать идеи и чувства в красивые слова: — Почему вы считаете наши обычаи грязными? Ведь мы не сходимся ни с кем вне своего рода! Бессмысленные предрассудки... — и это снова прозвучало, как оправдание и обвинение. Он сжал зубы и уставился в сад. Лучше вообще ничего не говорить. — Ну, ладно, извини. Он изумленно обернулся на севшую рядом с ним девушку. Сильные никогда не извиняются... нет, это ничего не значит, такие, как она, рассыпаются в самых униженных извинениях перед любым ллэ-ил, ничего при этом не чувствуя. Только зачем? Тор рШесс немного смущенно улыбнулась и протянула к нему руку ладонью вверх: — Смотри, что я умею! На кончиках ее пальцев зазмеилась тьма, сплетаясь в плотные извивающиеся отростки. — Что это? — подозрительно спросил Инк и подобрал ноги. — Тентакли, — захихикала она и сделала эти отростки клубящегося-сизого цвета. И покрыла нездоровыми пупырышками. — И для чего же они? — окончательно занервничал он, отодвигаясь. — Прикольно ведь! — удивилась она. А потом на ее лице проступила догадливая улыбочка: — Ну, вообще-то это круто считается. Кто дольше и больше тентаклей продержит. И у кого они гаже получатся. А для того, на что ты намекал — их очень больно использовать, извини. И она радостно засмеялась, глядя на покрасневшего, как рак, Инка. — Я не намекал! — возмутился он. А потом внезапно понял, что его развлекали фокусами, как ребенка. И неуверенно улыбнулся: — А я не умею такие штуки с Тьмой делать... научите? — Ага, научу, — фыркнула рШесс, придвигаясь, — А зато у тебя есть такой... мммм... тентакль... нежный... Ее пылающая ладошка приласкала его между ног, и Инк судорожно вздохнул, приподнимаясь. Неизвестно, какой бес дернул его в этот момент за язык: — Значит, вы не считаете меня нечистым? Она отодвинулась и сердито нахмурилась: — Это вовсе не бессмысленные предрассудки, как ты изволил выразиться намедни, Инк. Мой отец говорит, что, сходясь напрямую с дшшэ-ррэ, ты навсегда связываешься с ними, открываясь и переплетая свою энергию. И изменяясь. А если сойтись с более сильным, то так ты позволяешь изменить себя радикально и даже поработить... А ведь это — смерть, отец говорит, что сломленному духом стихии не подчинятся и уничтожат. — Вот как, — прошептал Инк. Причин не верить жрецу в этом у него не было. Значит, тогда им не удалось поработить его, хотя они так старались. Раз он до сих пор жив. — Ты скучаешь по ним? По своим любовникам? Если хочешь, то можешь вернуться туда, ведь у нас еще ничего не было, — рШесс внезапно одолел приступ благородства: а вдруг тот отчаянный замученный взгляд, заставивший взять Инка в дом, умолял ее вовсе не забрать его, а наоборот, оставить в покое? — Нет! — он с трудом шевелил внезапно онемевшими губами. — Не прогоняйте меня. Я не скучаю. Это было больше тридцати лет назад, четвертая матрона моего первого рода и ее муж. Они измывались надо мной два года. А потом она захотела взять меня вторым мужем. Ему это не понравилось, и он подставил меня, обрушил гнев старших... И меня продали в другой род, одного, а ведь это все равно что изгнание, тор рШесс... У нас не продают воинов меньше, чем по трое. — Вот гады! — искренне возмутилась она, стукнув кулаком об ладонь. — Как этих мужика с бабой зовут, а? Вдруг доведется встретиться. Инк прижал ее руку к своим губам. — Благодарю, тор рШесс, — сказал он потом, — но не надо, приведет судьба — я разберусь сам. Сводящая его с ума жажда незаметно превратилась в сладкое томление. Теперь он мог бы часами наслаждаться такими невинными прикосновениями и наполненным значением разговором. Давно забытые тепло и радость от дружеского присутствия снова грели душу. И переплетались с никогда ранее не испытанным восторгом от плавящейся и сливающейся силы, окутывающей их трепещущим жарким коконом. Неизвестно когда, но ему удалось обрести контроль над собой, может быть, потому что рШесс не пыталась подчинить и раздавить его. "Как хочешь", пожала плечами она, мимолетно прикусывая его шею. Наверно, подумал он, для тебя нет ничего особенного во всем этом. Ты ведь сказала, что "у нас еще ничего не было". — Это всегда так хорошо, тор рШесс? — грустно спросил он. — Даже если между нами ничего не было? — Нет, — ответила она. — Ты ведь мой муж, и я разрешила себе сейчас открыться. А ты был открыт с самого начала. Это опасно, кстати! Я не могу позволить тебе делить с кем-либо ллэ-ил, пока ты не научишься закрываться. — Я и не хочу. — Ты такой верный... Они медленно целовались, проваливаясь в головокружительную бездну. — Пошли в спальню, Инк, скоро все начнут просыпаться и кто-нибудь обязательно сюда припрется. Он подхватил на руки Лила и последовал за женой. Малыш завозился на нем, обнимая и устраиваясь поудобнее. Инк поцеловал его в нос, забавляясь тем, как тот морщится и прячет лицо у него на груди. Они пришли в отдельное крыло. Наша часть, сказала рШесс. Инк кивнул, радуясь, что у них был свой собственный кусочек в этом доме. По дороге он отметил два отдельных выхода, очень полезно. Они остановились в большой комнате, его взгляд задержался на прозрачно-белых занавесях, развевающихся на огромных балконных окнах. По количеству дверей похоже на внутреннюю гостиную. — Твоя спальня. Спальня ллэ-ил. Моя. Купальня и малая купальня, — рШесс по очереди указывала на двери. — А где мы будем сегодня ночевать? — смущенно спросил Инк. Ему не хотелось сейчас расставаться. — Ну, давай у меня. Он устроил Лила в уголке большой кровати и прикрыл уголком одеяла. Тот так и не проснулся, только вздохнул, сворачиваясь в клубок. Тор рШесс упала на постель в одних штанах и принялась увлеченно разглядывать какой-то журнал. В который раз Инк подумал, что женщины и ллэ-ил выглядят так, словно принадлежат к одному народу: одинаковые фигурки тринадцатилетних мальчишек с единственным отличием между ног. А мужчины дшшэ-ррэ — словно другой расы, расы здоровенных двухметровых амбалов. Инк прилег рядом с женой, уткнулся лицом в ее бок и прошептал, намекая, что можно бы почитать и потом: — Мне скоро на службу. — Вот еще, — возмутилась она. — Возьми отпуск. У тебя был в этом году отпуск? — Мне отпуск не положен. — Ну, с этой ночи точно положен, — зло усмехнулась она и ткнула в журнал. — Хочешь такую машинку? — Ага, — согласился он, устраиваясь рядом на подушке. И показал на мотоцикл на соседней странице: — Я бы и от такого красавца не отказался. Они увлеченно изучали журнал, обсуждая модели, а потом сошлись-таки во мнении, что новый мотоцикл "Балрог" — вот лучший выбор истинного дшшэ-ррэ. — Поставим туда новые хаос-модули из лаборатории матери, и ему вообще равных не будет, — мечтательно протянула рШесс. — Покупаете себе такой? — улыбнулся Инк. — Тебе, он же тебе понравился, — она заговорщицки ткнула его локтем под бок. — Но... это же слишком дорого, — он почувствовал неловкость: мало того, что пришел в новый род совершенно нищим, так еще и вынуждает так на себя тратиться. — Деньги не проблема, — отмахнулась рШесс. — Родители отвалили мне сорок тысяч на обустройство семейной жизни, представляешь? — Представляю, — прошептал он. Его купили за три тысячи. — А я все удивлялся, почему вы согласились пойти на этот брак. — Ну, с папочкой-то особо не поспоришь, — усмехнулась она. — И я вовсе не из-за денег, Инк. Она села на колени и серьезно посмотрела ему в глаза: — Мне нужна твоя помощь. Инк тоже поднялся: — Я буду рад помочь, тор рШесс, только скажите — в чем. — Понимаешь, Инк, есть один мальчик... ллэ-ил... тоже из кевронов. Он мне очень нравится. Его зовут Этери, и он совершенно особенный. Мне кажется, я его люблю. Но через три с половиной недели я уезжаю служить в Хаос-Патруль при Зуб-Ногойском Искажении. А это место совершенно не для ллэ-ил, ты же понимаешь. Я хотела его взять в дом, хоть и пришлось бы его здесь одного оставить. Но ведь гораздо лучше будет, если за ним присмотрит старший муж. Ты ведь будешь с ним ласков и заботлив, как с Лилом, Инк? Инк ошеломленно кивнул: неужели рШесс, всеобщая любимица и блестящий офицер, увлеклась кевроном? — Должно быть, этот мальчик очень красив. — Он с виду совсем обычный, Инк. Просто заводской мальчишка. Но Этери очень умный. Когда с ним говоришь — это как... как чудо. Я хотела бы отправить его учиться. — Я позабочусь о нем, — пообещал Инк. А потом решился спросить то, что подспудно мучило его почти всю ночь: — А вы знаете, для чего я понадобился тиру Арастену? — Он не изволил мне сообщить, — усмехнулась она. — Ну, — он попытался сказать это как можно более легко: — Надеюсь, не затем, чтобы принести в жертву богам одного из воинов рода. — Нет! Ты что, отец на такое не способен. Инк промолчал, отворачиваясь: судя по всему, девочка никогда не видела своего отца без маски. — Если это и так, Инк, я ему не позволю. — Как можно что-то не позволить высокородному... — Послушай, Инк, хочешь мы уедем все вчетвером, купим дом в ближайшем городе за Искажением и будем поддерживать постоянную связь. Тогда я почувствую, если что-нибудь случится... И подобраться к тебе будет немного сложнее там... Глаза Инка недоверчиво распахнулись: неужели ему только что обещали пойти против воли патрона ради него? Хотя власть рода над дшшэ-ррэ высших сословий совсем не такая абсолютная... — Вы так быстро в это поверили? — Я не верю в это, Инк. И поэтому не допущу, чтобы эта возможность стала реальностью. ***рШесс Какую бы цель ни преследовал мой высокородный отец, провернув эту загадочную интригу с браком, он сделал мне просто императорский подарок. Ведь сжимать в своих объятиях воина, не боясь переломать ему кости, как ллэ-ил, чувствовать большое сильное тело, его податливую гибкость и стальную твердость, огонь силы, полыхающий в нем в унисон с моим собственным... Это было просто невероятно. Как полет над бездной, сжигающей тебя пламенем, вместо льда. Короче, это зверски классно — трахаться с дшшэ-ррэ, просто поверьте. Эпилог ***Инк Работать курьером было неожиданно приятно: целый день гоняй на мотоцикле с прицепом и развози товары со склада. И никакого начальства над душой, лучше, чем патрульным. И платили в полтора раза больше... Это, конечно, потому, что он больше не кеврон, раньше ему бы за доставку гроши перепадали, с трудом бы на жизнь хватало. Жаль, что в местном деревенском Управлении не было мест, теперь бы он за любимое дело мог получать хорошие деньги. Но ничего, он скоро здесь освоится и найдет занятие подоходнее. А сейчас можно и расслабиться. А еще здорово было самому отсылать десять процентов в род и двадцать процентов переводить на счет их семьи. А не получать жалкий остаток от заработанных тобой денег в виде подачки в пятьдесят монет. И еще можно покупать подарки и сладости их двум ллэ-ил, те так радовались. Деньги считать совсем не приходилось, ведь того, что присылала рШесс, с лихвой хватало на скромные нужды трех бывших кевронов. Служба офицера у Искажения оплачивалась очень хорошо. Только виделись они лишь на выходных. И ему даже думать не хотелось, чем она занималась в Хаос-Патруле. Жена приезжала как с войны, пропитанная насквозь стихийной силой и отголосками чужой боли. Она рассказывала забавные случаи из охоты на тварей, а Инк прижимал ее к себе, целуя руки. Он был прекрасно наслышан о нравах, царящих в пограничных заставах, и в эти моменты без конца прислушивался к тому, о чем она молчала. Этери сидел рядом, массировал изящные ступни рШесс, и смотрел на них потемневшими глазами. Так, словно тоже что-то знал. Инк поставил мотоцикл в гараж их маленького дома, окруженного джунглеобразным садом. И бесшумно проскользнул на крытую веранду: именно там любили проводить время ллэ-ил. Мальчики валялись на широченном шелковом диване. Сверху лениво шевелил лопастями огромный вентилятор, гоняя слабую прохладу. Он усмехнулся: местный климат был чудовищно жарким и влажным, ллэ-ил целыми днями были как вареные, оживая только к вечеру. Сам он не чувствовал ни малейшего дискомфорта: никакая жаркая погода не способна сравниться с ледяным огнем хаоса, полыхающем в крови дшшэ-ррэ. Этери все же пробовал чем-то заниматься: смотрел в лаптоп, лежа на боку. Наверно, трудолюбиво учился, готовясь к колледжу. Он был очень прилежным. Инк не видел экрана, зато мог любоваться его широко разведенными коленками и гладким телом под задравшейся выше пояса белой майкой. Снизу одеться он поленился. От Лила, зарывшегося в подушки, были видны только золотистые ножки с темно-розовыми пятками и рука. Оба мальчишки, обласканные и отъевшиеся, сияли тихой прелестью, превратившись из жалких заморышей в прехорошеньких тоненьких куколок. Инк решил было уже выйти к ним, когда вдруг увидел, как аккуратный член Этери шевельнулся, набухая. Что он там такое смотрит в компьютере, мелкий паршивец? Инк улыбнулся и с удобством устроился в вырезанной посреди стенки нише с кактусами. Как на подоконнике. И накинул на себя отводящий глаза полог: может быть, его ждет забавное зрелище. Этери закусил губку и потеребил себе промежность, не отрывая глаз от экрана. Застыл на минуту, потом зажал руку бедрами и изогнулся, вздыхая. Но, видимо, одному ласкать себя ему было скучно, и он потянул за ногу Лила. Тот дернул пяткой и что-то недовольно промычал. — Эй, Лил, жарко? — умильным голосом спросил Этери, разгребая подушки, — Хочешь, я тебя оботру? Лил поднял сонную мордочку, похлопал глазами и бездумно улыбнулся: — Да, спасибо... Этери, возбужденно подрагивая торчащим членом, бросился в угол и принес оттуда серебряную чашу с водой. И принялся водить белой губкой по раскинувшемуся звездой Лилу. — Ах, — вздохнул тот, вытягивая пальчики на ногах. — Хорошо... — Конечно... зарылся своими подушками, взмок весь... Ай-ай-ай, — Этери укоризненно покачал головой. — Я не хотел... ой, ты чего? — Лил, внезапно лишившись трусиков, стыдливо прикрылся ладошкой. — Ну, между ножек тоже надо протереть, — захихикал Этери, не давая дружку натянуть трусики обратно. — А вот Инк придет, захочет тебя там погладить, а ты весь потный. Нехорошо. — Да... — неуверенно согласился Лил, заливаясь краской. Какая забота, подумал Инк. Этери старательно вытирал Лилу бедренные складки, тщательно надраил яички. Лил развел колени пошире и тихо вздыхал, поводя бедрами. Инк прижал руку к собственному паху, наблюдая, как коварный Этери несколько раз сильно провел мочалкой по стволу, освобождая головку Лила, и тщательно позаботился о крайней плоти. И убрал руку. — Нет... Пожалуйста, помой там еще... — Чистый уже, хватит, — погрозил ему пальцем Этери. — Давай теперь попку. Лил послушно перевернулся на живот и раздвинул ягодицы руками, призывно приподнимая. — Ах, бесстыдник, — улыбнулся Этери, обводя влажной губкой пульсирующую дырочку и поджавшиеся яички. Лил протяжно стонал в такт его движениям, а потом убрал руки и немножко подполз вбок, чтобы упереться пахом в подушку и потереться об нее. — Не елозь, бесстыжий мальчишка, — строго сказал Этери, потешно копируя Инка. И два раза звонко шлепнул по оттопыренным ягодицам. — Ай, прости, — пискнул Лил. И снова развел порозовевшие половинки руками, оглядываясь через плечо: — Но ты ведь совсем мало помыл, пожалуйста... — Ладно, но веди себя хорошо. — Ах... я буду... Этери, милый.... буду... — прерывающимся голосом обещал Лил, отчаянно при этом крутя задом вслед за ласкающей его рукой. — Хороший... Тогда я тебя сейчас чистеньким-чистеньким сделаю... Этери снова перевернул его навзничь, сложил пополам, так что коленки Лила уперлись в диван рядом с его же ушками, и принялся медленно лизать распахнувшуюся щелку, сладко жмурясь и втягивая от удовольствия живот. А Лил растопыривал и снова поджимал пальчики на ногах, руками вцепившись в собственные бедра. — Пожалуйста... посильнее... — умолял Лил. И громко вскрикнул, когда Этери резко вошел в него. Инк еще минут пять послушал их стоны и всхлипы, а потом вышел из сумрака скрывающего его полога. — А чем это вы занимаетесь... бесстыжие мальчишки? Бесстыжие мальчишки с испуганным писком прыснули в разные стороны, от неожиданности одновременно кончив. — Прости, Инк, — жалобно прошептал Лил. — Прости, Инк, мы тебя не дождались, — сказал Этери, лукаво улыбаясь. И прижал его руку к своей щеке. — И забрызгали тут все, — фыркнул Инк на ухо Этери, прихватывая губами кончик и сжимая его крепкую голую попку. Тот прильнул всем телом, дрожа от вновь накатывающего возбуждения. — Мы уберем, Инк, — ответил он, подставляя шею. — А я... а меня поцеловать? — Лил обиженно тыкался Инку в плечо. — Сначала вы меня, — засмеялся Инк, целуя Лила в глаза, и упал на диван рядом с компьютером. Мальчишки были такими милыми со своими одинаковыми белыми маечками, круглыми голыми попками и напряженно вздернутыми членами. Они с готовностью кинулись расстегивать ему рубашку и штаны, лаская обнажающуюся кожу пухлыми губками. Этери при этом попытался незаметно подобраться к лаптопу и захлопнуть его. Но Инк перехватил его, опрокидывая на себя, и заглянул в монитор: интересно, что за картинки возбудили этого мечтательного и умненького мальчика? — Нет! — возмущенно забился на нем Этери, придавленный тяжелой рукой воина. — Не смотри! Но там ничего не оказалось интересного — просто текст. — Вот глупый, — сказал Инк и закрыл компьютер. КОНЕЦ Сентябрь 2010