Рисуя любовь...

— Повторяй за мной: watashi wa ebi desu. — Ваташи ва эби дес, — послушно повторил я и поинтересовался: — А что значит «эби»? — Так… — он зашуршал страницами учебника и, наконец, ткнул пальцем в текст. — Давай прочитаем этот диалог и поработаем над твоим произношением. Я вздохнул – всё как всегда. За окном стояла удушливая июльская жара, поэтому мы сидели у меня в комнате, обложившись сразу тремя вентиляторами. Пару дней назад Шо взбрело в голову начать учить меня японскому. Он притащил целую кипу учебников, словарей, каких-то таблиц и пояснил: — Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Токио на Новый год. Так что у тебя есть полгода, чтобы научиться сносно общаться с моими многочисленными родственниками. Так же он решил разнообразить музыку, которую я слушаю: — Тебе нужно постоянно слушать японскую речь, чтобы её понимать и правильно произносить слова. С этими словами он сгрузил на стол стопку дисков. Lynch., MUCC, Luna Sea, Dir en Grey, Buck-Tick – это только те названия групп, что я смог прочитать, а их там было намного больше! — Мальчики, пить хотите? — в дверном проёме показалась голова моей сестры. — Хотим, — простонал я, падая на стол и растекаясь по нему бесформенной массой. — Сначала диалог дочитай! — приказал мой мучитель, тыкая книжкой в нос. Лика рассмеялась и удалилась, бросив меня на растерзание этому зверю. … Смущение накрыло меня, когда мы с Шо, кое-как приведя себя в порядок, сидели на кухне и пили чай в гробовой тишине. Глупо, конечно, но я действительно не знал, как теперь себя вести и о чём разговаривать. Да, моё воображение уже вовсю рисовало картины того, как мы живём долго и счастливо и умираем в один день, но я даже глаза не мог поднять, чтобы посмотреть на этого самурая. А он, кстати, тоже не рвался заводить беседу и молча хлебал свой чай. Неловкую тишину нарушила неожиданно вернувшаяся Лика. — Ну, что? Разобрались? — поинтересовалась она, разглядывая нас с головы до ног. Задержав взгляд где-то в районе моей шеи, она расплылась в довольной улыбке и хмыкнула. Я еле сдержал малодушный порыв натянуть воротник футболки повыше, чтобы скрыть красные отметины. Закончив осмотр и, видимо, оставшись довольной результатами, она присоединилась к нам за столом. — Лика, что всё это значит? — я решил брать быка за рога. — Что «всё это»? — она наивно похлопала ресницами, изображая непонимание. — Мы знаем, что всё это подстроила ты. Только зачем? — А что? Вам что-то не нравится? По-моему, вы идеально подходите друг другу… — С чего тебе вообще пришла в голову мысль устроить весь этот спектакль?! Она задумалась, а потом с видом «это же очевидно» пояснила: — Потому что вы два кретина! — она повернулась к азиату: — Я сразу поняла, что ты гей, когда заметила, каким взглядом ты провожаешь Лёшу в школе… — Ну, ладно, он! — я небрежно махнул в сторону брюнета, за что получил гневный взгляд карих глаз. — А я?! Я же натурал! — Ага, натурал, который сегодня весь день трахался с другим парнем, — она расхохоталась. — Ну, почему же весь? — я обижено надул губы. — Лёша, ты идиот, — простонал Шо, закрывая лицо рукой. Лика, всхлипывая и вытирая выступившие от смеха слёзы, пробормотала: — Если честно, мне просто надоело, что каждый раз при виде Шо ты начинал вздыхать как 15-летняя девочка. Я задохнулся от возмущения, изображая выброшенную на берег рыбу. Лика проигнорировала мою талантливую пантомиму. — Поэтому я решила, что вам, наконец, надо показать верное направление и придать ускорение. И вроде бы, всё шло хорошо, пока кто-то не струсил и не стал строить из себя обиженную невинность, — она бросила на меня выразительный взгляд. — Пришлось опять вмешаться. Кстати, Шо, ты классно целуешься. А уж про твоё тело вообще молчу! Не был бы ты геем… — она многозначительно улыбнулась. — Эй! — я готов был броситься на защиту своей – в этом я не сомневался – собственности. — Где ты его тело уже успела рассмотреть?! Я переводил подозрительный взгляд с сестры на парня и обратно. Шо в отрицающем жесте выставил вперёд ладони и замахал головой. — Братишка, ты такой смешной, когда ревнуешь. Я просто не могу удержаться, чтобы не полюбоваться на твою недовольную физиономию! — снова засмеялась Лика. — В следующий раз не раскидывай свои рисунки где попало, особенно, если модель не прикрыта даже фиговым листком. — Мне срочно нужен сейф… — забормотал я себе под нос, уже представляя, как в лучших киношных традициях прячу туда самое ценное, что у меня есть – наброски обнажённого Шо. … — Добрый день. — Коннити ва. — Доброй ночи. — О-ясуми насай. — Спасибо. — Аригато. — Извините. — Гомэн насай. — Токио – столица Японии. — Эмм… Токё ва Нихон но… ноо… ноооо… сюто дэс! — Я тебя люблю. — Мы это ещё не проходили! — возмутился я. — Лёша, ты дурак, — рассмеялся Шо. Я непонимающе уставился на него. Он быстрым касанием поцеловал меня и повторил: — Я тебя люблю. Я, наконец, сообразив, что к чему, потянулся ещё за одним поцелуем, но мои губы наткнулись на твёрдую обложку учебника с оптимистичным названием «Японский за три месяца». — Ты злооооой! — протянул я, глядя исподлобья. — Я пожалуюсь Хотару, что ты меня обижаешь. — Вообще-то, это она придумала учить тебя японскому, — заметил азиат. — Ксо! — Вот! Прогресс на лицо! А сейчас мы закрепим результат… … Через неделю после красочного воссоединения двух любящих сердец я всё же решился задать мучающий меня вопрос: — Шо, а как отреагируют твои родители, когда узнают, что мы… что ты… и я… ну… кхм… — Не беспокойся. Они давно всё знают, — будничным тоном ответил брюнет, присаживаясь на скамейку в парке. — Что?! — мороженое выпало из рук, испачкав рубашку шоколадом. — Ну да… — он протянул мне платок. — Мама сразу тебя узнала… — Узнала? — я подозрительно прищурился. — О чём ты? — Помнишь, я говорил, что ты мне очень давно нравишься? Я кивнул. Ещё бы! Забудешь тут такое! — У мамы есть подруга – преподаватель в художественной школе. Два года назад она пригласила нас на выставку работ своих учеников. Конечно, мама потащила меня с собой… Мне было не особо интересно, поэтому я просто бродил по залам со скучающим видом. Пока моё внимание не привлекла одна работа. Она очень выделялась на фоне остальной мазни. Это был портрет пожилой женщины… Такой грустной, такой живой… Я поинтересовался, кто автор картины. Мне указали на худенького мальчишку с печальными серыми глазами, который стоял в сторонке и о чём-то тяжело вздыхал. Я глаз не мог отвести. Всё смотрел и думал, как он смог вложить так много эмоций в простой карандашный рисунок. Парень выглядел настолько одиноким в этой толпе, что мне захотелось подойти и обнять его… Мама заметила мой интерес и сразу всё поняла. Та самая подруга рассказала нам, что художника зовут Алексей и он учится в выпускном классе. Вот так я и узнал о тебе, — Шо улыбнулся и потрепал меня по волосам. — Это был портрет моей бабушки. Я старался успеть нарисовать его к выставке – хотел, чтобы бабушка обрадовалась, увидев его там, среди сотни других работ. Но когда я закончил рисунок, её уже не было в живых… — я тяжело вздохнул, вспоминая всю ту боль, и опустил голову. — Я думал, что больше никогда не смогу даже прикоснуться к карандашу. Но после летних каникул я увидел в школьном коридоре незнакомого парня с прекрасными руками. И ко мне вдруг вернулось желание рисовать то, что мне нравится, то, что мне дорого, то, что я люблю… Брюнет неожиданно крепко обнял меня и прошептал: — До сих пор жалею, что не сделал это тогда… … — Ну, где ты витаешь? После среды идёт четверг, а не пятница! Мокуёби! Неужели так тяжело запомнить? Я вздохнул и продолжил перечислять дни недели: — Мокуёби, кинёби, ещёчтоотоёби… — Доёби! — Да хоть заёби! — взвыл я, хватаясь за голову. — Зачем мне знать дни недели, чтобы общаться с твоими родственниками? Это что, обязательная тема для светской беседы?? Я уже ничего не соображаю… Пожалуйста, давай отдохнём… Я смотрел на своего горе-учителя с мольбой в глазах, надеясь, что он сжалится и отпустит меня восвояси. Шо задумчиво окинул меня взглядом и кивнул головой: — Хорошо. Сделаем перерыв. Я готов был завилять хвостом, но моя радость оказалась преждевременной – мучитель достал тетрадь в крупную клетку и сообщил: — Потренируемся пока в написании иероглифов. — Ты издеваешься?! — я не верил своим ушам. — Нисколько. Где у тебя карандаши? Пока я мысленно сжигал флаг Японии под лозунгом «Свободу мозгу!», он полез в нижний ящик стола, зашуршал там чем-то и как-то подозрительно затих. Почувствовав неладное, я заглянул ему через плечо… Увиденное заставило меня покраснеть до кончиков волос. Шо с интересом разглядывал альбом, на страницах которого я по памяти зарисовывал его во время секса. Вот он с зажмуренными глазами и закушенной губой лежит на простынях, предчувствуя оргазм; вот по-звериному скалится, придерживая руками мои колени; вот выгибает спину и закидывает голову, подставляя изящную шею для поцелуев; вот с нежностью в азиатских глазах тянется успокаивающе погладить меня по щеке и шепнуть, что любит… — Отдай сейчас же! — завопил я, пытаясь отобрать альбом. Он проворно перехватил его другой рукой, отскакивая от меня на безопасное расстояние и продолжая разглядывать рисунки. — И давно ты порнуху начал рисовать? — от взгляда, которым он меня наградил, захотелось провалиться сквозь землю. Интересно, у меня дым из ушей ещё не валит? Если я сейчас умру от разрыва сердца, будет знать! Вот говорил же я, что мне нужен сейф… Айк, до этого мирно дремавший на кровати, протяжно зевнул и посмотрел в нашу сторону, пытаясь понять, из-за чего вдруг расшумелись глупые люди. Хм, и правда, почему я так паникую? Да, мне нравится смотреть на его лицо во время секса! Да, мне нравится его рисовать! И да, я жалею, что это приходится делать потом, по памяти… А ведь иногда так хочется заорать «Стой! Погоди! Не двигайся!» и достать из-под подушки альбом… Представляю его реакцию! Веселее, наверное, только предложить сыграть в шахматы во время минета. Я захихикал над яркими картинками, подкинутыми богатым воображением, и подошёл к нему, многообещающе поигрывая бровью. Азиат ухмыльнулся, обхватил меня своими красивыми руками и прижал к себе, целуя. Улучив подходящий момент, я незаметно отобрал альбом и, оторвавшись от приятного занятия, прошептал в припухшие от поцелуя губы: — Запомни, я не рисую порнуху… Я рисую любовь…