Приятного прочтения)
Я открываю глаза. На табло — 9.44. Невский. Блять. Кто бы знал, как я ненавижу Невский, не сам проспект конечно, хотя и его временами тоже, а именно метро. Вечно здесь полно народу, все куда-то бегут — на работу, на пересадку, на осмотр достопримечательностей. Что я тут делаю? Сколько же лет я в подземку не спускался? Провинциальная девочка в кедах и потрепанных джинсах, с огромным рюкзаком за спиной пытается выведать у насторожившейся старушки, где выход на Михайловскую. В руках — матерчатый чехол с гитарой. Приехала покорять Северную столицу. Идиотка, Арбенина доморощенная. Пара бритых пацанов в бомберах и дешевых гадах на высокой шнуровке, явно косящих под скинов, присаживаются на скамейку рядом, что-то тихо обсуждают. Из их приглушенного мата понятно лишь, что оба едут на Парнас. Промзона. Действительно, где еще такие уебки могут найти работу? Я усмехаюсь. Снова закрываю глаза. «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Горьковская». Отъезжает очередной поезд, я чувствую плотную волну теплого воздуха, вызванную напором мчащегося состава. Снова открываю глаза. Картинка поменялась. Пара раскрашенных девиц на платформе обсуждают что-то вполголоса, жестикулируя и премерзко хихикая, изредка бросая заинтересованные взгляды в мою сторону. «Куры». Прихожу к выводу, что передо мной припозднившиеся официантки, возвращающиеся со смены после бурной трудовой ночи, причем, не самого низкого пошиба официантки. Судя по шмоткам, недостатка в чаевых они не испытывают. Едва уловимый запах общепита — запах «пирожков с котятами» на прогорклом масле, которым они пропитаны, неприятно ударяет в нос. Поразительно. Каким бы дорогим ни был клуб или ресторан, сотрудники все равно пахнут так, словно работают в дешевой закусочной. И никакие Диор и Шанель не в силах исправить положение. Откуда я знаю? Все просто: когда не удается снять пассию на ночь, всегда можно подкатить к бармену или халдею. Некоторые не соглашаются, но большинство вовсе не прочь развлечься и вытянуть из тебя еще пару-тройку тысяч на дорогое бухло или на личные нужды. Шлюхи. Рядом присаживается интеллигентного вида старичок. Молчит, но я знаю, что он украдкой смотрит на меня. Странно как-то. — Вам плохо? — наконец, спрашивает он. — Нет, мне хорошо, — белозубо скалюсь в ответ. «Меня только что бросил парень, с которым я трахался полтора года, ушел к моему лучшему другу, с которым с детства — не разлей вода. Меня предали. Кинули на деньги. Подставили по полной. Но в целом все отлично. Никаких сожалений. Лучше так, чем пребывать в неведении…» — Извините, что вторгся в личное пространство, — виновато говорит он. — Просто вы тут давно сидите, у вас такой вид потерянный, хотя видно же, что вы очень приличный молодой человек. И я подумал, мало ли, случилось что, обворовали, или вам нужна помощь… А вы, наверно, просто устали после ночной смены, — «Забавно. Я за все свои 25 лет и дня не проработал…» — Еще раз извините, — он уже собирается встать и уйти, но я почему-то останавливаю его. — А вы откуда знаете, что я тут давно? — усмехаюсь. — Следите за мной? — Немного, — старичок посмеивается и устраивается поудобнее, так что его короткие ножки, болтаясь, повисают в воздухе, не доставая до гранитных плит пола. — Но вы ничего не подумайте… — Я и не думаю, — отвечаю честно. В голове — звенящая пустота. — Меня Родионом Михайловичем зовут. — Артем, — представляюсь, вежливо киваю. Жду дальнейших объяснений. — А я тут на скрипке играю, в переходе, — старик указывает на небольшой футляр, лежащий рядом. — Сейчас вот час-пик закончится, и пойду музицировать. Приходите послушать. — Давно меня на концерты никто не приглашал, — забавный человек, располагающий. — Может, не сегодня, но как-то обязательно загляну. Вы тут часто бываете? — Часто, милок, — трясет седой шевелюрой собеседник. — Жить-то на что-то надо. Пенсии не хватает, да и тут приходится платить, но все-таки какой-никакой дополнительный доход, — он пожимает плечами и неожиданно добавляет. — Еще у меня внучка есть, Машенька, хорошая девочка, иногда вместе со мной дуэтом выступает… — Дед, ты же меня сейчас не рассматриваешь, как потенциального ухажера для этой своей Машеньки? — высказываю догадку вслух и даже немного настораживаюсь. — Бог с тобой! — отмахивается Родион Михайлович. — Ей 14, она ребенок еще, а ты вон какой лоб! Я захожусь в приступе почти истерического смеха. «Идиот. Почему мне все время кажется, что меня хотят использовать? Старику просто скучно, вот он и решил скоротать время за беседой с первым встречным». Но я все-таки решаю проверить… — Родион Михайлович, хотите я вам 100 долларов дам? А вы меня в покое оставите, — предлагаю я. — Дурак ты, Артем, — вдруг серьезно говорит старик. — Зря я к тебе подошел, — неподдельное разочарование в голосе. И мне становится так хреново, аж кошки на душе заскреблись. — Если тебя мое общество тяготит, мог бы просто так и сказать… — он соскальзывает с сиденья и бережно подхватывает футляр. — Простите, — опускаю глаза в пол. — Кто ж тебя так обидел-то, мальчик, что ты во всем подвох ищешь? — черт! Эта сочувствующая интонация… — Простите, — снова повторяю я. — Тяжелая ночь… — С девушкой расстался? — проницательный старикашка снова опускается на край скамьи. Я молча киваю, не вдаваясь в подробности. Девушка. Парень. Какая разница? Смысл Родион Михайлович правильно уловил. — И хорошо, что расстался, — замечает он. — Значит, пришло время для нового этапа в твоей жизни, освободилось место для нужного человека. Понимаешь? — я опять согласно киваю. — И не вздумай разочаровываться в людях! А то, может, твоя судьба где-то совсем рядом бродит, а ты возьмешь и спугнешь ее своим негативным настроем. Обещаешь не вешать нос? — Обещаю, — я расплываюсь в улыбке. Сто лет никто со мной вот так по-отечески не говорил. С удивлением понимаю, что именно этого мне и не хватало… — Ну, все, Артем, мне пора идти, а ты давай езжай домой и выспись как следует, — советует мой случайный собеседник. — Родион Михайлович! Старик оборачивается и хитро прищуривается. — Спасибо. Еще какое-то время я пребываю в полной прострации, продолжая протирать свои охуенно дорогие джинсы о грязную скамью метро. Пролетает несколько поездов, меняются сотни лиц. На платформе с каждым разом становится свободнее. Час-пик заканчивается. Неудивительно. Почти одиннадцать. Я ни о чем не думаю, просто прокручиваю в голове картинки последней ночи, с мазохистским наслаждением вызывая в памяти то чувство унижения и разочарования, какое испытал при виде нагло ухмыляющихся лиц самых близких людей… Мрази. — Простите, вы не могли бы поговорить с моим… братом? — тихий смущенный голос. Я поднимаю глаза. Передо мной стоит испуганное голубоглазое существо и несмело протягивает мобильник. Краем глаза замечаю приличных размеров серый чемодан на колесах. Судя по виду, пацан явно не питерский. И вообще — скорее всего откуда-то из провинции, потому что ни один адекватный человек в большом городе добровольно не даст в руки подозрительному незнакомцу новенький айфон, который к тому же (к гадалке не ходи!) куплен в рассрочку на год и даже наполовину еще не оплачен. — Что? — растерянно переспрашиваю я. — Пожалуйста, — одними губами произносит юноша, и я, совершенно обезоруженный его отчаянием, коротко киваю, забирая телефон из тонких холодных пальцев. — Да, — получается резко и немного грубовато. — Привет, — слышится низкий глубокий голос. Слегка насмешливый, слегка раздраженный. Судя по всему, принадлежит мужику лет 35-40. — Слушай, будь другом, объясни мальчишке, как добраться до Парка Победы. Там от метро два шага — дом прямо на Московском. Я бы и сам его встретил, но пришлось срочно уехать в командировку. Адрес он тебе скажет, ключи от квартиры у консьержки. И давай там без всяких… — Каких всяких? — в полном недоумении. — Без приключений! — отрезает голос. — Просто довези Женьку до дома, ладно? Я тебе заплачу, внакладе не останешься. — Ничего, что мне в другую сторону? — не без сарказма вставляю я. — Ничего, — фыркает собеседник. — Было в одну, стало — в другую. Жизнь непредсказуема. — Иди ты на хуй, придурок, — я уже собираюсь сбросить звонок, но вдруг замечаю слезы в глазах стоящего рядом мальчишки. «Бля… Ну за что мне это?» Мгновенно передумываю. — Хотя, знаешь, чувак, пацан-то не виноват, что ты на всю голову ебнутый. Так что ему я помогу, а вот по тебе явно психушка плачет. — Я же сказал, что заплачу, — несколько виновато оправдывается голос. — Просто ситуация такая — безвыходная. Женька, может, и сам бы доехал, но у него не очень с ориентацией на местности, первый раз в нашем мегаполисе, а налички на такси не хватило… Я тебя как человека прошу, понимаешь? — Ладно. И бабло можешь при себе оставить, считай, что тебе повезло, и ты на Робина Гуда напоролся… — цежу сквозь зубы и протягиваю телефон владельцу. — Поехали. Хватаю этого Женьку за шкварник одной рукой, другой — подцепляю ручку чемодана и тащу все это на противоположную платформу. Запрыгиваем в распахнутые двери только что прибывшего состава. Народу немного, но свободных мест все равно нет, устраиваемся в углу вагона, кое-как примостив сумку к одному из боковых сидений. Женя, словно испуганный котенок, держится близко-близко, но все же на безопасном расстоянии — соблюдает дистанцию. Задумчиво смотрит куда-то себе под ноги. — Спасибо, — неожиданно говорит он и поднимает на меня свои бездонные голубые глазищи. — Мне одна женщина помогла до Невского доехать, ей по пути было. Сказала, что тут пересадка… — Понятно, — я невольно оттаиваю. «Чудо же, какой милый мальчик… Надо почаще в метро наведываться и вообще — с небес на землю спускаться». — А потом я опять запутался, — продолжает оправдываться Женька. — Позвонил Александру, и он сказал выбрать человека поприличнее, которому доверять можно… — Ты считаешь, мне можно доверять? — перебиваю я. — А если бы я маньяком оказался? — Еще не вечер… — немного осмелев, хихикает парень, но тут же спохватывается. — Я знаю, что вы хороший. Вагон нещадно трясет, и сквозь грохот слышится возмущенный ропот пассажиров «Как дрова везет!» Поезд резко дергается и замирает посреди темного тоннеля. Так бывает, когда впереди развязка, и машинист вынужден пропустить состав, движущийся по другой ветке. Только, похоже, Женька всего этого не знает. Боится по-настоящему. Свет моргает и на несколько мгновений гаснет. Я чувствую, как ко мне прижимается дрожащее от страха тело… — Откуда? — спрашиваю шепотом, стараясь не думать о том, что делаю, крепко обнимая юношу за плечи. Вокруг люди — мало ли что подумают. Но светлые мягкие волосы приятно пахнут шампунем с нотками корицы и миндаля, и я делаю глубокий вздох, на несколько секунд позволяя себе расслабиться. Сладкий такой аромат, но совсем не раздражает. — Просто знаю, — выдыхает парень мне в шею. По всей поверхности кожи проходит электрический разряд. «Господи, да я ненормальный! Я, кажется, хочу этого пацаненка… И беззащитность его меня заводит!» — Жень, — тихо зову я. — Свет включился. Сейчас поедем. Он вздрагивает и быстро отстраняется. — Извините, — щеки заливает румянец. — Я думал, мы сейчас разобьемся. Повисает неловкое молчание. Поезд тем временем трогается и продолжает движение. Еще минут десять мы оба не произносим ни слова. Я, окончательно заглушив начавшую было просыпаться совесть, с интересом рассматриваю своего случайного попутчика: высокий, почти с меня ростом, на вид лет 16-17, худощавый, но жилистый, длинные ноги, узкие бедра, широкие плечи. Не удивлюсь, если окажется спортсменом. Одет в защитно-зеленую куртку с погонами и накладными карманами и узкие черные джинсы, черно-белые классические конверсы, в правом ухе — сережка. «Стоп! В правом?» — проносится в голове, но я тут же одергиваю себя: мало ли как у них там, в провинции, принято, может, он и не знает о всяких там дурацких правилах и легендах больших городов? Перевожу дыхание, продолжаю пялиться. Светло-русые волосы чуть отросли и вьются, правильные черты лица, прямой нос, пухлые розовые губы, глаза… Про глаза я уже говорил. Огромные, темно-голубые, почти синие, опушенные густыми светлыми ресницами… Короче, он мне нравится — очень нравится. В моем вкусе. Прям вот хоть сейчас — валить и трахать! Женька же словно ничего не замечает: стоит понурый, держится за поручень, бессмысленно вглядывается в темноту тоннеля. «О чем он, интересно, думает?» — Что ж ты не спросишь, как зовут твоего спасителя? — шутливо интересуюсь я, пытаясь растормошить впавшего в уныние юношу и при этом почти касаясь губами проколотой мочки. — Как? — снова вздрагивает, переводит на меня удивленный взгляд и хлопает ресницами. — Артем, — говорю я. — И мы выходим на следующей, так что просыпайся!***
Найти дом Женькиного брата особого труда не составило. Родственничек не соврал, и искомое здание действительно находилось совсем близко от метро — огромная такая «сталинка», после капремонта и реставрации, с четырехметровыми потолками и лепниной в виде серпасто-молоткастого советского герба, кучеряво отороченного лентами и связками колосьев по фасаду. — Братан-то твой, смотрю, не промах! — присвистываю я, удивленно озираясь по сторонам, когда нам удается преодолеть первую преграду в виде подозрительной консьержки — этакой солидной тетки хорошо за 40, почему-то облаченной в строгий офисный костюм и неуловимо смахивающей на старой закалки партработника. Оказалось, что вместе с ключами от квартиры, Александр оставил записку, из которой следовало, что пропустить Женьку наверх можно лишь в случае предъявления паспорта, подтверждающего его личность. Как-то это не по-братски выглядело, ну, да что ж поделать! У каждого свои причуды, а Александр этот, по всей видимости, — человек весьма обеспеченный, таким свойственно перестраховываться. Документы потребовали и у меня. К счастью, я всегда ношу в бумажнике водительские права. — Квартиры тут недешевые, — заключаю я вслух, ободряюще подталкивая своего временного подопечного в огромный, зашитый в зеркала, лифт. — Да, он, кажется, бизнесом каким-то занимается, — бесцветно подтверждает юноша. Четыре этажа мы преодолеваем без особых происшествий. Когда Женьке, наконец, удается справиться с замком («Ну, что случилось? Почему у тебя так дрожат пальцы, малыш? Волнуешься?»), и дверь в помещение распахивается, мы оба в нерешительности застываем на пороге. — Круто, — выдыхаю я, скидывая ботинки и оглядываясь по сторонам. Высокие, идеально белые стены увешаны огромными полотнами и инсталляциями, лестница наверх и мебель сработаны из черного лакированного дуба, темно-коричневые кожаные диваны и кресла, барная стойка, огромные окна занавешены прозрачной светлой органзой, отлично пропускающей свет, дорогая и качественная техника, совершенно не бросающаяся в глаза… Просто вот охуенная студия! Сам бы от такой не отказался. — Ага, — кивает Женя. — Прям как в музее. — Ты не рад, что будешь жить в такой клевой хате? — удивляюсь я. Вообще-то, моя семья тоже считается не бедной, более того, отец числится одним из самых крупных предпринимателей в этом городе — владелец сети ресторанов как-никак, у матери — тоже бизнес, несколько салонов красоты и парочка мультибрэндовых бутиков. Только вот не спрашивайте, что такой как я, делал с утра пораньше в метро в окружении простых смертных! Так сложилось. — Здесь явно крутой дизайнер работал, да и жилплощадь сама по себе без начинки на полмиллиона баксов тянет. — Наверно, — без энтузиазма отзывается Женя. — Давайте чаю попьем? — Давай, — легко соглашаюсь я. В конце-то концов, заслужил же хоть какую-то благодарность за свою самоотверженность? Да и оставлять парнишку одного мне почему-то не хочется. — Только давай на ты. Я еще не старый, знаешь ли. — А сколько тебе? — парень внимательно смотрит на меня, видимо, прикидывая в уме мой возраст. — А ты бы сколько дал? — хитро щурюсь. — 25? — немного с опаской, вопросительно произносит он. «Боится обидеть?» — В точку. А тебе? — мне действительно интересно. Я даже пытался заглянуть в паспорт, когда юноша предъявлял его бдительной консьержке, но рассмотреть ничего не удалось. — Почти 18, — тихо, все еще пристально глядя мне в глаза. — Несовершеннолетний, — во все 32 зуба улыбаюсь я. «Дебил, ей богу…» — Почти 18, — упрямо повторяет он, резко отворачивается и быстро проходит вглубь коридора, явно намереваясь отыскать кухню в этой необъятной квартире. Пожимаю плечами. «Странный ты, однако, Женя», — решаю я и принимаюсь рассматривать полотна на стенах. Я даже успеваю задуматься над тем, сколько они могут стоить, ведь некоторые из них принадлежат кисти весьма и весьма известных современных художников. Но спустя пару минут моя задумчивость прерывается доносящимся откуда-то диким грохотом… — Женька! — срываюсь с места, преодолевая расстояние, двигаюсь интуитивно в сторону предполагаемой кухни, туда, откуда доносился звук. — Женька! — сам не замечаю, что кричу и бросаюсь к сидящему на полу парню, прижимаю к себе. Тот выглядит виноватым, растирает ушибленную ногу. — Жив? Где болит? Сильно ударился? — Все нормально. Просто упал с табурета, — невинно сообщает он. — Чай искал. — Дурак, — с облегчением шепчу я. — Напугал же… — Если бы со мной что-то случилось, подумали бы на тебя, — неожиданно язвительно подшучивает он. — Прикинь, ты меня первый раз видишь, а тебя уже обвиняют в убийстве. И свидетели есть, что ты со мной в квартиру поднимался, и данные твои у консьержки… — Ты правда ебанутый или прикидываешься? — отстраняясь, серьезно спрашиваю я. Забавно, его слова подействовали на меня как ведро ледяной воды. «Что за хуйня?! Что я вообще здесь делаю? Вот и совершай добрые дела после этого! Правду говорят: благими намерениями вымощена дорога в ад». Я натягиваю свою фирменную пофигистичную ухмылку, напускаю равнодушный вид и поднимаюсь. Женя продолжает сидеть у моих ног, затравленно глядя снизу вверх. «Валить надо отсюда, пока этот мелкий гаденыш не удумал еще чего…» — Артем! — отчаянно, как выстрел в спину. Я замираю. — Артем, пожалуйста, не уходи… — Да пошел ты, — не оборачиваясь, цежу сквозь зубы. — Дебил. — Не уходи, — теплое дыхание у самого уха. Руки Жени с силой обвиваются вокруг моей груди, и я позвоночником ощущаю дрожь его тела и ускоренное, сбившееся сердцебиение. — Пожалуйста! Останься! — Что ты делаешь? — застыв на месте, словно парализованный, почти по слогам произношу я.