Внезапно

      Микеле, словно ураган, влетел в их с Адель квартиру, повалив напольную вешалку для одежды, и, не раздевшись, не разувшись и даже не заперев дверь, понёсся в сторону своей студии. Итальянец сам не помнил, как он добрался до квартиры – всё это время он находился словно в прострации. После разговора с Флораном (и после всех вытекающих из этого разговора последствий) Локонте словно выпал из реальности. Он бежал по людным улицам Парижа, не разбирая дороги, натыкаясь на встречных прохожих, бубня безличное: "Извините", и слыша вслед направление, куда бы ему пойти. На тот момент у него было одно-единственное желание – как можно скорее оказаться дома. Ему казалось, что именно у себя в квартире он, наконец, будет в безопасности, что именно там к нему вернётся ощущение реальности, что именно дома заполнившие голову мысли перестанут терзать его, но как же он ошибался. Сердце разрывалось на тысячи кровоточащих частиц, оно кричало, вопило о том, что ему просто необходимо вернуться назад, к Флорану. Но вот мозг, который так некстати начал здраво мыслить, и какая-то извращённая мораль, которая отчасти навязывала эти мысли, пресекали любые душевные порывы блондина.       Мике стоял посередине своей мастерской, сжав руки в кулаки, и бешеным взглядом осматривал каждый её угол, словно зверь, загнанный в клетку. Его грудь порывисто вздымалась после долгого бега, глаза нездорово блестели, а с пересохших губ то и дело срывались хриплые стоны. Влажная длинная прядка, едва касаясь уголка рта самым кончиком, намертво пристала к покрытой испариной щеке, и теперь итальянец, отплёвываясь, нервными движениями пытался убрать от лица мешавшие волосы. Раздражение достигло своего апогея, Микеле вцепился в свою шевелюру и с полукриком-полустоном, полным безумия, осел на пол. Локонте, зажмурившись и тяжело дыша, какое-то время просидел на коленях, пытаясь совладать со своими внутренними демонами, а затем вновь обвёл взглядом комнату, в которой находился. Вот в углу стоит одна из его гитар, ближе к окну – мольберт с недописанной картиной, между большими окнами расположен комод с его, Микеле, барахлом. У дальней стены примостился небольшой туалетный столик с причудливой лампой на нём, а мягкий диван разместился чуть ли не в центре помещения. Блондин перевёл взгляд на высокие окна, и дневной свет резко ударил по глазам. Сощурившись, он оглядел висевшие на стенах картины, которые сам написал…       Микеланджело обуяла неконтролируемая ярость. Недавние воспоминания никак не хотели покидать измученный мозг итальянца. "…Пять лет, пять грёбаных лет, я люблю тебя…" - и этот взгляд. Сначала испуганный и обречённый, а потом полный надежды, отчаявшийся, но такой родной… Мике сильно зажмурился и с диким рыком бросился в сторону туалетного столика, схватив стоявшую на нём лампу. Он злился на себя, на стечение обстоятельств, на Дова и Альбера с их несчастным мюзиклом, но больше всего он злился на Флорана и его такое неуместное сейчас признание. - Кретин! – светильник полетел в стену и со звоном разбился на тысячу маленьких частичек. Но блондин даже не вздрогнул от этого резкого звука. Он проследил взглядом за разлетевшимися по полу осколками и вновь стал ненормально осматриваться по сторонам. "…Я люблю тебя…" - и Локонте с отчаянным криком срывает с окна лёгкие полупрозрачные занавески. Он дёрнул за ткань настолько сильно, что она жалко затрещала под его пальцами, а карниз не выдержал такого напора и тоже упал вниз, оставив после себя облачко цементной пыли и две зияющие над окном дыры. Итальянцу кажется этого мало. Перед его глазами всё ещё стоит образ Флорана, в его голове всё ещё крутятся эти слова, он всё ещё в бешенстве. Как этот француз посмел говорить ему такое сейчас, когда он, вроде как, зажил счастливой жизнью? Какое он имеет право рушить всё, что Мике строил эти два года, одним лишь своим признанием? Как он смеет заставлять сердце Микеланджело вновь и вновь сжиматься от боли? Так надёжно и глубоко запрятанные чувства и воспоминания опять рвут всё внутри, истошным воплем вырываясь наружу. Блондин взвыл не своим голосом и зажал уши ладонями – лишь бы не слышать этих крутящихся в голове признаний. Только вот одного итальянец не учёл. Просто лишить себя слуха – не выход из положения, потому что эти слова, так неосторожно произнесённые Фло, засели глубоко внутри, въелись в мозг и в душу Локонте и беспрестанно отдавались эхом в его голове. Микеле уже не мог кричать, он сипел, закашливался, его дыхание вновь сбилось, но он лишь сильнее стиснул голову, давя на виски. Не зная, куда деться, как сбежать от самого себя, он диким зверем заметался по комнате, врезаясь в стены, стараясь выбить из себя все воспоминания, но образ обезумевшего от страсти и любви Флорана настолько крепко засел у него в мыслях, что уже, казалось, ничего не поможет.       Помутневший взгляд итальянца остановился на одиноко стоявшем комоде, заваленном эскизами, черновиками и набросками подобно рабочему столу. Сколько своих тайных желаний, сколько мучительно-приятных воспоминаний, связанных лишь с одним человеком, он запрятал в нём? С того самого момента, как Адель переехала к нему, он стал запирать ящички, потому что его супруга ни в коем случае не должна была увидеть их содержимое. И сейчас итальянец бросился к своему письменному столу, опустился на колени и нетерпеливо зашарил рукой по внутренней стороне столешницы в поисках ключа. Тот нашёлся довольно быстро: он был намертво приклеен скотчем к столу. Мике попытался отодрать ключ, ломая и без того короткие ногти и сдирая пальцы в кровь, и, наконец, у него это вышло. Он пару секунд смотрел расфокусированным взглядом на кусок металла, а затем крепко сжал его в ладони, сильно зажмурившись. Уничтожить. Пришло время навсегда уничтожить всё, что связано с ним. Эмоции взяли верх, и блондин совершенно перестал контролировать свои действия, окончательно перестал соображать. Всё происходило как будто не с ним. В мгновение ока он оказался на кухне, схватил спички и железный мусорный бак, предварительно избавившись от пока ещё неиспользованного полиэтиленового пакета в нём. Всё это время итальянца жутко лихорадило, он нервно кусал губы и дышал хрипло, словно астматик. Он, так же спеша и громко топая, вернулся в мастерскую, оставив мусорный бак недалеко от двери, и кинулся в сторону запертого комода. Руки Микеле дрожали, пока он судорожно пытался открыть один из ящичков. Наконец, замок поддался и со скрипом отворился, являя взору Мике содержимое "тайника". Локонте прерывисто выдохнул и на секунду замер, рассматривая находящиеся в нём предметы: бесконечное количество статей и интервью, несколько абсолютно одинаковых дисков с песнями, вырезки из газет и журналов, распечатки из интернета, нарисованные им же, Микеле, портреты и всё это связано с ним, с Флораном. Локонте пару секунд смотрел остекленевшим взглядом на всю эту коллекцию, а затем схватил первые попавшиеся под руку статьи и с каким-то сумасшедшим удовольствием, с истеричным смехом, переходящим в икоту, принялся рвать их на мелкие кусочки. Итальянец с остервенением разламывал диски пополам, давил ногой коробочки, сжимая в руках их осколки, которые оставляли неглубокие царапины на его ладонях, уничтожал посвящённые ему тексты песен, которыми сам Мике никогда бы не поделился ни с кем, кроме него. Движения итальянца были быстрыми, резкими и нервными. Он не позволял себе остановиться ни на секунду, ведь иначе мог возникнуть риск того, что его пыл поутихнет, и он не сможет решиться уничтожить всё то, что он бережно хранил столько лет. В конце концов, дело дошло и до портретов. Портретов, которые Локонте писал, будучи вдохновленным этим невероятным французом. Он взял в руки один из рисунков и бережно провёл подушечками пальцев по нарисованным губам Фло. Его сердце сжалось от боли. С бумаги на него смотрел совсем не тот забитый и потерявший надежду человек, которого он, уходя, видел сегодня. На рисунке Мот улыбался, хитро сощурив глаза и слегка сморщив нос. Микеле сделал глубокий вдох, сжал ласкавшую до этого нарисованные черты лица руку в кулак и без малейшего сожаления принялся разрывать портрет. Плач раздираемой бумаги, казалось, заглушал даже безумный смех Локонте. Итальянец складывал неаккуратные, с кривыми краями кусочки пополам и вновь рвал, рвал, рвал… Плотная бумага тяжело поддавалась, но Микеле был в разы сильнее сопротивляющегося ему полотна. За первым рисунком последовал и второй, и третий, и четвёртый, и десятый, и на всех был изображён один и тот же человек. Был изображён грустным, весёлым, счастливым, спящим, играющим на гитаре. И в этот момент Мике подумал о том, как бы ему хотелось запечатлеть на бумаге лицо брюнета в момент… - Нет! – взревел блондин, запуская пальцы в волосы и оттягивая светлые пряди в разные стороны. Его мысли вновь возвращались к мечущемуся на простынях Флорану, к его прикрытым глазам, к влажному от пота телу, к чёрным как смоль прядям волос, прилипшим к разгорячённому лицу…       Мало что соображая, Локонте ползал по полу на коленях, подбирая всё, что осталось от бумаги и пластика. Он прижимал к груди остатки своей "коллекции" и периодически вытирал тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Кое-как поднявшись на ноги, Микеле, спотыкаясь, добрёл до мусорного бака и отправил в него все свои воспоминания. Он нашарил в кармане джинсов коробок, чиркнул спичкой и, задержав на пару секунд свой взгляд на разгорающемся на головке огоньке, отправил её следом за уничтоженными дисками и бумагой. Мгновенно вспыхнуло пламя, обдавая стоящего рядом с баком итальянца жаром. Мике следил за скукоживающимися под натиском огня портретами и фотографиями. Бумага стремительно чернела, красивые черты лица Фло искажались, послышался тоненький писк охваченного жаром пластика – он словно молил о пощаде. Чёрный едкий дым заполнил всю мастерскую, итальянцу стало невероятно жарко, и пот уже градом катился по его лицу, а он всё так же неотрывно наблюдал за тем, как нарисованный Флоран погибает в языках пламени. То, что происходило с блондином, было похоже на рыдания без слёз – лишь грудная клетка сумасшедше содрогалась.       Итальянец остановил свой взгляд на уцелевшем кусочке рисунка: рука брюнета, бережно сжимающая гриф гитары. Гитара. Мике испугано посмотрел на стоявшую на подставке любимицу. Он прикасался к этой гитаре. Он играл на ней для Микеле, он нежно улыбался итальянцу, подмигивал и продолжал играть, а Локонте сидел, прислонившись спиной к его ногам, и думал, как же сильно он его… - Ублюдок! – блондин подскочил к гитаре и схватил её за гриф. - Почему сейчас?! Почему ты всё испортил, мать твою?! – итальянца охватила неконтролируемая вспышка гнева. Капилляры на его глазах полопались, в его теле напряглась каждая мышца, он сильнее стиснул зубы и с пронзительным рыком кинулся к окну, со всей силы ударяя корпусом гитары по тонкому стеклу. Послышался громкий звон, гриф сломался пополам, а по корпусу инструмента пошли трещины. Натянутая до предела струна лопнула и, словно в отместку, больно хлестнула итальянца по щеке, оставляя глубокий порез. Микеле дёрнул голову в сторону и зажмурился, ещё сильнее разозлившись на несчастный инструмент. На улице кто-то испугано завизжал.       Блондин закашлялся от сильного дыма, который тут же рванул в разбитое окно, но всё же, зажимая нос и рот ладонью, пробрался к мусорному баку и закинул в неё ту конструкцию, державшуюся на одних струнах, что некогда была прекрасной шестиструнной. Локонте смотрел на охваченную пламенем любимицу и постепенно с ужасом осознавал, что же он наделал. Ему захотелось вновь закричать, но уже от досады и сожаления: он уничтожил свои рисунки, он уничтожил свои тексты, он уничтожил свою гитару. Но пару секунд назад он не был художником и музыкантом, который души не чает в своих творениях и холит свои инструменты. Он был самым обычным отчаявшимся человеком с разрывающимся сердцем, который не знал, как ему жить дальше.       Локонте вспоминал, как невероятно тяжело ему было после их ссоры с Мотом. Он вспоминал, как долго он сходил с ума, не находя себе места. После того, как их пути разошлись, Микеле постоянно рисовал его, сидя за мольбертом глубокими ночами, пока супруга спала, он писал о нём песни наполненные болью, отчаянием и надеждой, читал о нём, скупал его диски. Как же он себя ненавидел и презирал, ведь он шёл против своих жизненных принципов. Он лгал жене, буквально предавал её.       Адель ничего не знала. Она просто всегда была рядом, поддерживала его, заражала своим оптимизмом и, в конце концов, смогла вытащить Мике из той пучины депрессии. И тогда он запер на ключ всё, что хоть как-то напоминало ему о Флоране, и постарался начать жить заново. Однако никто не знал, что судьба вновь сведёт их, заставив старые раны кровоточить с ещё большей силой. - Микеле! Господи! – из размышлений итальянца вывел испуганный крик Адель. Девушка замерла в дверном проёме, в шоке уставившись на устроенный итальянцем разгром. Густой дым, который всё ещё наполнял комнату, заставил её согнуться пополам в сильном кашле. Едкий чад мешал не только дышать, но и видеть – глаза невероятно щипало, и они слезились. Осознав, что к чему, блондинка в панике выскочила в коридор и стала озираться по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно было бы потушить пламя. Ей на глаза попалась ваза с лилиями, стоявшая на столике в прихожей. Не раздумывая, Мадам Локонте отшвырнула цветы в сторону и, вернувшись в студию, выплеснула содержимое небольшой посудины в огонь. Конечно, таким маленьким количеством воды было невозможно потушить разгорающееся с каждой секундой пламя. Попавшая на раскалённые стенки мусорного бака жидкость лишь пшикнула, вызвав белые клубы пара. Пока Адель металась по комнате и хаотично соображала, что делать, немного пришедший в себя Микеле рванул к дивану, схватил с него шерстяной плед и накинул его на полыхающее ведро. Итальянец замер, тяжело дыша, и поднял на супругу широко раскрытые глаза. Он нервно облизал пересохшие губы и прошептал: - Нас ещё в школе учили, что пледом можно… - Мике! – взвизгнула девушка, перебивая блондина. – Ты можешь мне объяснить, что тут произошло? – Адель сжала руки в кулаки и сделала шаг в сторону Микеле. - Почему я прихожу домой – дверь не заперта, вся квартира в дыму, а от студии и живого места не осталось?! Я, конечно, понимаю, что ты у нас крайне впечатлительный и чересчур эмоциональный, но что такого должно было произойти, чтобы… - Он меня любит, - как-то жалобно проскулил Локонте, пятясь назад. - Что?! – блондинка ничего не понимала. Она лишь вновь закашлялась и замахала руками, пытаясь разогнать дым. - Он меня любит! – уже истерично воскликнул Микеле, вскинув руки в стороны и захохотав. Адель пребывала в полном недоумении, она замерла на месте и нахмурилась. Музыкант же, напротив, вновь стал нервно расхаживать по комнате, вцепившись в свои волосы. - Он, сука, меня любит! – сквозь зубы прорычал блондин. – Пять лет он меня любит! Какого чёрта он вообще влез с этой своей "любовью"! За что?! Пять лет молчал, а теперь возлюбить вдруг вздумал, тварь! Уж лучше бы ненавидел! Твою ж мать! Пять лет, как… - Мике, остановись! – испуганный и отчаянный крик Адель резанул по ушам, приводя мужчину в чувства. Он и не заметил, как схватил упаковку пастели и стал яростно швырять мелки в стену, отчего на светлых обоях осталось разноцветное пятно. Микеле в растерянности выронил коробку из рук, и та с грохотом ударилась о паркет. Этот звук окончательно выдернул Локонте из той прострации, в которой он пребывал, и реальность гигантской волной обрушилась на него.       Девушка хотела подойти к супругу, обнять, возможно, как-то утешить. Она сделала шаг вперёд, и под её каблуком раздался хруст, который заставил блондинку вздрогнуть от неожиданности. Взглянув вниз, Адель заметила осколок коробочки из-под CD-диска и кучу всякой порванной макулатуры. Она внимательнее присмотрелась: на всех обрывках листов был изображён Мот. Микеланджело проследил за её взглядом и нервно сглотнул – теперь вопросов точно не избежать. - Флоран? Тебя любит Флоран? – неуверенно предположила девушка. Микеле еле заметно кивнул, буравя взглядом пол. Во рту резко пересохло, а сердце вновь зашлось в бешеном ритме. - Так вы же друзья… Конечно, он тебя любит, – запинаясь, проговорила Адель, не до конца понимая реакцию своего мужа, но уже подозревая, что объяснения (если они последуют) её не обрадуют. - Ты не понимаешь, - еле слышный голос итальянца звучал обречённо. Музыкант поднял измученный взгляд на супругу и слегка помотал головой. Микеланджело решил, что хватит с него обмана. Он расскажет всю правду сейчас или, в противном случае, сойдёт с ума. - У нас был секс, - повисла напряжённая секундная тишина. – И не один раз. - Что? С кем? – в неверии прошептала девушка. Локонте запустил руку в волосы, стиснул зубы и резко выдохнул. - С Фло. Мы, чёрт возьми, трахались с Фло! И инициатором был даже не он. А я даже не был пьян! Я осознанно шёл на это! – последние фразы Микеле уже прокричал. – И мне понравилось! Я не буду клясться, что это больше не повторится, потому что не уверен, что смогу сдержаться в следующий раз. - Сегодня ночью… т-ты оставался у него… И вы… - дрожащим голосом произнесла Адель, невольно пятясь назад. - Да, и сегодня тоже, - изнурённо признал итальянец. – Мне рядом с ним башню сносит, понимаешь?! - Нет, не понимаю, - безэмоционально ответила девушка и, наткнувшись на диван, плюхнулась на него. Она спрятала лицо в ладонях, пытаясь осознать хоть сотую долю вылитой на неё информации. Порывисто выдохнув, она подняла голову и посмотрела на Микеле, который отсутствующим взглядом уставился в разбитое окно. Меж его бровей пролегла глубокая складка. - А ты его любишь? – после этих слов Мике перестал дышать. Девушка заметила его сжатые в кулаки руки, нервно подрагивающие губы, выступившую капельку пота у виска. Ответом последовало затянувшееся молчание. - Ты его любишь, - уже не спрашивала, а утверждала Адель, медленно кивнув. Спустя несколько мгновений Микеланджело произнёс: - Да, люблю, - на выдохе. – Всегда любил. Итальянец поднял глаза на жену и увидел, как блестящие слёзы тихо скатывались по её щекам. В этот момент он возненавидел себя ещё больше, небывалое чувство вины захлестнуло его. - Прости, - чуть слышно произнёс он, но слова гулко раздались в звенящей тишине. Микеле кинулся к Адель и опустился на колени. Он схватил её руки и стал их лихорадочно целовать, словно в бреду прося прощения: - Прости. Прости, что я такая сволочь. Прости за сказанную правду, но я так больше не могу. Прости за всю ложь. Прости, что причиняю боль. Прости, что я хреновый муж, недостойный тебя. Ты заслуживаешь лучшего. Прости за чувства, которые не смог тебе дать в полной мере. Прости, прости, прости. Очередной запал сумасшествия прошёл, и блондин обречённо уткнулся лбом в коленки девушки, всё ещё не отпуская её запястий. Она же за всё это время не произнесла ни слова, обессилено сидя в одной позе, будто марионетка, у которой подрезали верёвочки. Она не пыталась вырвать руки и никак не реагировала на слова мужчины перед ней. Они оба были абсолютно опустошены – всё то, что строилось последние два года, рухнуло фактически за мгновение. Наступившее долгое безмолвие их угнетало, но сказать больше было нечего. Они старались угомонить свои сумбурные мысли, переполнявшие их головы. Каждый из них не знал, как начать разговор, чтобы не ранить другого ещё больше.       Сколько они так просидели – одному Богу известно. Первой нарушила молчание Адель. - Я зла, я очень зла, - тихо начала она. – Ты не представляешь, Локонте, как мне хочется тебе сейчас врезать, наорать на тебя, устроить скандал, - сквозь зубы поцедила блондинка. Она на секунду замолчала, кусая губы. – Но я не могу, - девушка сокрушённо выдохнула. Микеланджело поднял голову и в растерянности посмотрел на неё. - Разве это что-то изменит? – горько усмехнувшись, ответила Адель на вопрошающий взгляд Мике. – Вы любите друг друга, и я ничего не могу с этим поделать. И злюсь я не на тебя, а на сложившиеся таким образом обстоятельства, - она глубоко вдохнула и запрокинула голову, подавляя непрошеные слёзы – они сейчас абсолютно некстати. - Адель, я… - Я ещё не закончила, - девушка сделала короткий взмах рукой, прерывая попытку итальянца заговорить. – Не в моих принципах удерживать рядом с собой человека против его воли. Насильно мил не будешь, поэтому я отпускаю тебя, - блондинка подавила очередной поток слёз и продолжила.- Я клянусь, что от меня никто не узнает истинных причин нашего развода. Микеле несколько секунд ошарашено смотрел на супругу, не веря своим ушам. Он был бесконечно благодарен этой женщине, которая не раз выручала его, которая помогла ему вновь найти смысл в жизни, которая теперь позволяет ему спокойно уйти после всего, что он сделал. Локонте захотелось сжать девушку в крепких объятьях и зарыдать вместе с ней, но его сил хватило лишь на сбивчивый шёпот: - Спасибо… Я люблю тебя… Адель прикрыла глаза и улыбнулась лишь уголками губ. - Знаю, но, как его, ты не полюбишь уже никого и никогда, - блондинка поддалась необъяснимому порыву и погладила Мике по голове, слегка потрепав его волосы. Итальянец, не отрываясь, смотрел в глаза девушки, пытаясь одним лишь взглядом передать, как сильно он раскаивается. Соглашаться с ней не было смысла – Адель и без этого знала, что всё, что она сказала – чистая правда, а лишнее подтверждение её слов ранило бы ещё сильнее. Поэтому музыкант молчал. Он всё ещё крепко сжимал вторую руку Адель, поглаживая большим пальцем тыльную сторону её ладони. Девушка последний раз провела пальцами по скуле Микеле и поднялась с дивана, заставив и самого Локонте встать следом. Не произнеся ни слова, она вышла из студии, оставив Мике один на один с терзавшими его мыслями. Блондин обессилено опустился на диван, сцепил руки в замок и сильно зажмурился. За сегодня он сделал больно двум самым дорогим людям в его жизни: Адель, которой он был так многим обязан, и Флорану, которого он до сумасшествия любил и который, как оказалось, до сумасшествия любил его. Причём за последнего он переживал гораздо больше. Если супруга сейчас тут, с ним (да, она зла и расстроена, но она рядом, и с ней всё относительно хорошо), то что сейчас происходит с Фло, которого он так жестоко бросил сегодня утром?       Дым уже почти выветрился, а в комнате значительно похолодало. По крайней мере, так казалось после той жарищи, вызванной костром. Несмотря на то, что на дворе стоял конец весны, ветер был довольно прохладный. Синоптики сказали, что такая не совсем приятная погода сохранится до середины следующей недели... Микеле поёжился и перевёл взгляд на разбитое окно, которое и стало причиной такого холода в комнате. - Я позвоню мастеру – он всё починит, - в дверном проёме показалась Адель с аптечкой в руках. – Только в следующий раз постарайся не громить то, что не сможешь починить сам, - она уже немного успокоилась, слёзы на её щеках начали высыхать, и теперь девушка лишь порывисто выдыхала. – Меня рядом не будет, а у тебя нет времени сидеть дома и ждать, когда придёт строитель. Блондинка опустилась на корточки перед Мике и взяла его за правую руку, поворачивая её ладонью вверх. Она внимательно осмотрела царапины и содранные в кровь пальцы, затем проделала то же самое с левой рукой, осуждающе покачала головой и, наконец, заговорила: - Ты должен беречь свои руки, - нежно, едва касаясь, Адель провела кончиками пальцев по израненным ладоням мужчины. Локонте в ответ лишь неопределённо хмыкнул – говорить совсем не хотелось. - Ты же музыкант… Девушка порылась в аптечке, выудила оттуда какой-то стеклянный пузырёк, направила его на свет и слегка прищурилась, проверяя наличие жидкости внутри. Баночка оказалось полной лишь на одну четвёртую, но этого должно было хватить. Адель оторвала от рулона с ватой небольшой кусочек и слегка смочила его. - Я одного понять не могу, - блондинка осторожно обрабатывала раны супруга. – Если вы любите друг друга, то почему вы не вместе? И эта твоя реакция на его признание, - девушка на секунду оторвалась от своего занятия и обвела взглядом помещение. – Она мне непонятна. Микеле громко шикнул и поморщился, когда Адель коснулась влажной ваткой его пореза на скуле. Царапину сильно защипало, и она слегка запульсировала. Итальянец попытался отстраниться, но супруга не позволила ему сделать этого, зажав его лицо в своих ладонях. Она слегка подула на порез, отчего боль значительно уменьшилась. - Я боялся, - хрипло пробормотал Мике. – Боялся разрушить то, что между нами уже было. Эту дружбу, которая перешла в нечто большее… Не в этом извращённом смысле. Мы были словно всю жизнь знакомы… Словно две части одного целого, которые всё равно встретились бы сквозь пространство и время, - Локонте блуждающим взглядом осматривал окружавшую его обстановку, ни на чём конкретно не концентрируя своё внимание.       Адель не удержалась и саркастично прыснула – за долю секунды у неё перед глазами ретроспективой пронеслись воспоминания о вечерах, проведённых у её родителей за городом, и о пространных размышлениях её отца и Микеле о бытии, смерти, жизни, космосе и красоте... Её всегда забавляли некоторые совсем уж невероятные теории, а другие, наоборот, заставляли задуматься. У девушки было такое ощущение, что это происходило слишком давно и не с ней. - Вокруг него крутилось столько девушек! С его-то обаянием и красотой... - губы итальянца невольно растянулись в мечтательной полуулыбке. Он почувствовал, как на этих словах Адель напряглась. - Прости… - лицо Микеланджело вновь исказила грусть. - Так вот, у него всё самое прекрасное было впереди: карьера шла в гору, куча друзей, готовых всегда помочь ему, и, самое главное, его окружали прекрасные женщины, одну из которых он когда-нибудь мог назвать своей "единственной". Я уверен, что с возможной мадам Мот у них получилось бы создать замечательную крепкую семью… А я… - блондин шумно выдохнул. – К тому моменту, как я осознал и принял свои чувства к этому человеку… К тому моменту я был глубоко разочарован в некоторых окружавших меня людях. Мадам Локонте внимательно слушала своего мужа и тем временем аккуратно заклеивала пластырями его ободранные пальцы. Она не знала ничего из жизни Микеле во времена "Моцарта" и, к своему небывалому огорчению, должна была признать, что толком не знает сидящего перед ней мужчину даже после почти двух лет брака. Эта мысль отдалась очередной острой иголкой в её сердце. - В силу своего характера я не утратил веру в людей, просто какое-то время не мог до конца доверять кому-либо. Но Фло… В моих глазах он разительно отличался от других. Когда мы начали работать над мюзиклом, мы всё время проводили вместе. Из труппы мы превратились в настоящую семью. Репетиции, разучивание текстов, записи песен, ночи, проведённые в студиях… Даже краткие передышки, которые трудно было назвать отдыхом, мы проводили вместе. Мою девушку это жутко бесило, она устраивала скандалы и истерики по поводу того, что я не уделяю ей достаточно внимания. Она отказывалась понимать, что участие в таком проекте – это большая удача и шанс проявить себя. Да и работа была интересна сама по себе. Никто тогда до конца не верил в успех "Моцарта", не ожидал, что мюзикл станет настоящим феноменом, и не пытался прибавить себе популярности участием в постановке. Работали ради работы – настолько нас поглотил процесс. Короче, мы расстались, - Микеле задумался. – По её инициативе, скажем так. Наши чувства нельзя было назвать "сильными" или "высокими", чтобы убиваться из-за этого, но ситуация сложилась не из приятных. «Какой же ты подонок, Локонте, - сокрушённо подумал про себя Мике. – Ты способен лишь мучить дорогих тебе людей, а не делать их счастливыми».       Итальянца передёрнуло. Не от самих воспоминаний, а от того, что он поступил точь-в-точь, как поступили с ним. Он вспомнил, каково было ему, когда он застал свою девушку со своим другом, и представил, каково должно быть Адель сейчас. И если он не любил ту особу, то Адель его любила, и ей было в разы больнее услышать о его измене. От этого на душе стало ещё гаже, хотя, казалось, хуже уже некуда. Адель же, собрав всё своё мужество в кулак, ждала продолжения исповеди Микеле. Несмотря на все его "прегрешения", он оставался родным для неё человеком. - Наша с Фло дружба переросла в… Трудно описать словами, насколько близкими людьми мы стали друг другу. Это ещё Адель могла понять – они с лучшей подругой были не разлей вода с двенадцати лет, и их связь была крепче любых сестринских отношений. - И вот я начал ловить себя на мысли, что уже не представляю жизни без этого чересчур упрямого, несносного, способного доконать кого угодно француза. Я понял, что люблю его. Уже далеко не как друга. Всю жизнь я хотел иметь семью, детей… Но уже тогда я был готов отказаться от всего этого ради него. Ради него я готов был свернуть горы! Я был убеждён в неправильности своих чувств к нему, но ничего не мог с собой поделать. Я боялся. Боялся сделать шаг, потому что на все сто процентов был уверен, что Фло никогда не сможет ответить мне взаимностью, - в этот момент Микеле вспомнил всё то, что Флоран рассказал ему на балконе.       Как он ошибался, когда говорил, что итальянец к нему был безразличен! Но как он был прав, говоря о том, что Мике не замечал его чувств. Локонте был настолько убеждён, что его любовь не взаимна, что не замечал бесконечной отдачи Мота, его заботы и переживаний, его немного грустного взгляда, причину и значение которого он, Мике, никогда не мог понять. - Я всячески пытался подавить в себе чувства к Фло, но тщетно. С того момента мне приходилось использовать весь свой актёрский талант, чтобы не выдать себя. Я рассуждал так: "Пусть останемся друзьями, но он хотя бы будет рядом, и в его глазах не будет ненависти или отвращения ко мне". Даже после… - итальянец запнулся, вспомнив тот вечер в баре. Он не хотел расстраивать Адель ещё больше, поэтому решил опустить этот момент. – Единственный раз я дал слабину и позволил себе поцеловать Мота на последнем мюзикле, списав всё это на беспредел "зелёнки". И всё. После наши взаимоотношения остались прежними. Но последний концерт… - голос блондина дрогнул. – После выступления он влетел в гримёрку и накинулся с оскорблениями и упрёками. Я, честно признаться, уже не помню, из-за чего он на меня взъелся и что я ему ответил – эмоции взяли верх. Да это и неважно. Он ушёл. Ушёл из моей жизни, как я думал, навсегда. Но вот его взгляд… - прикрыв глаза, мужчина тяжело вздохнул. Адель, всё так же сидевшая на корточках перед ним, в утешающем жесте сжала руку Микеланджело. Как бы её ни одолевали злость, ревность, обида и разочарование, она не была закоренелой бесчувственной сукой, не способной на сострадание. - Видела бы ты его глаза. Этот взгляд, полный неподдельной жгучей ненависти, навсегда отпечатался в моей памяти, преследуя меня в кошмарах. Музыкант замолчал, погрузившись в воспоминания. Мадам Локонте терпеливо ждала. Ей хотелось узнать всё до самого конца. "Я явно страдаю мазохизмом", - иронично подумала девушка. - В тот вечер я встретил тебя, - открыв глаза, продолжил Микеле, смотря на Адель с благодарностью, нежностью и восхищением. – Признаю, я любыми способами хотел забыться, найти человека максимально непохожего на него… И ты стала спасением для меня. Я уцепился за тебя в надежде забыть Флорана и не погрязнуть в отчаянии и зарождавшейся ненависти, чёрной дырой затягивавшими меня с головой. Ты вернула краски в серую обыденность, заставила вновь смотреть на жизнь оптимистично, научила меня чувствовать заново. За это я тебе безмерно благодарен и обязан до конца жизни. Прости, что отплатил такой монетой, - виновато опустив голову, прошептал итальянец. Адель поднялась и крепко обняла Микеланджело. Прижавшись щекой к её животу, он обнял её в ответ и почувствовал, как девушка вздрагивает от прерывистого дыхания. - Какие же вы идиоты, - уткнувшись носом в макушку мужа, сдавленно произнесла блондинка, вновь заплакав. Ей было жалко и себя, и Микеле, и даже Флорана, который так внезапно появился в их жизни и, по сути, разрушил их брак. Девушка проклинала сложившиеся обстоятельства, но никого конкретно не винила. Разве можно винить за то, что любишь?       Так они и обнимались, не произнося ни слова и думая, что делать дальше, пока из кармана жакета Адель не раздался звук пришедшей на телефон смски. - Это, должно быть, моя помощница. Ничего без меня не могут, - отстранившись, хриплым от долгого молчания голосом сказала Адель и положила свои руки на плечи итальянца. – Мике, вам с Флораном надо поговорить. Не знаю, да и знать не хочу, что такого произошло между вами сегодня утром, что ты разгромил свою студию, но, судя по всему, распрощались вы не лучшим образом. Поговорите с ним. И чем скорее, тем лучше. Сегодня на приёме, думаю, вам представится такая возможность. - Адель, я… - Тш-ш-ш, - девушка не дала мужчине договорить, приложив палец к его губам. – Ничего не хочу слышать. Мы все как-нибудь справимся. А развод я переживу. Не я первая, не я последняя, от кого муж уходит, - блондинка печально улыбнулась. – Я уверена, что всё будет хорошо. Вы помиритесь и постепенно сможете прийти к тем отношениям, о которых так долго мечтали. Поймёте, что зря изводили друг друга своей неуверенностью и страхами. Ты решил за него тогда, не удосужившись спросить, чего хочет он, и пытаешься решить за него сейчас. Как видишь, ни к чему хорошему это не привело и не приведёт, если повторишь свою ошибку. Адель замолчала. Микеле обдумывал её слова, и в его душе стала зарождаться надежда, что они с Фло смогут преодолеть все преграды, выстроенные ими же, и стать счастливыми. - Ладно, пора собираться, - тяжело вздохнув, проговорила Адель и высвободилась из рук Локонте. – А то на вечернику опоздаем. Девушка направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Микеле так и остался сидеть, думая, как же ему чертовски повезло тогда в том баре, и он встретил эту мудрую женщину, которая, даже после случившегося, не отвернулась, а, наоборот, поддержала его и помогла разобраться в себе…       Микеле, попивая шампанское из высокого бокала, нетерпеливо оглядывался по сторонам в поисках человека, с которым ему жизненно необходимо было поговорить. Сегодняшний ужин, посвящённый очередной благотворительной акции (итальянец даже не попытался запомнить название организации, которая всё это устраивала – слишком много подобных вечеров было в его жизни) проходил в одном из модных роскошных отелей Парижа, куда съехались уже все приглашённые гости. От их труппы требовалось немного: во-первых, явиться в более-менее приличном виде (именно поэтому Мике почти каждую секунду нервно одёргивал такой непривычный для себя классический пиджак, который, как ни странно, ему шёл), во-вторых, мило улыбаться в камеры и, в-третьих, спеть пару песен, как они обычно и делали.       Локонте в очередной раз поправил расстёгнутый ворот белоснежной рубашки и ещё раз пробежался взглядом по находящимся внутри людям. Он периодически отвечал на какие-то вопросы, кому-то улыбался, с кем-то фотографировался, но ни на секунду не переставал искать Фло, который, наверняка, приехал раньше него. Как обычно. Ещё в такси блондин тщательно продумал, что он скажет французу при встрече. Он был уверен, что брюнет поймёт его и непременно простит. Не сразу, конечно, но простит. И, может быть, тогда в его жизни, наконец, всё будет хорошо. Разве не об этом он мечтал? Микеле улыбнулся своим мыслям и перевёл взгляд на державшую его под руку Адель. Девушка выглядела просто восхитительно в лёгком насыщенно-синем платье из летящего шифона с расшитым бисером декольте. Её волосы были собраны в высокую элегантную причёску, открывая взору тонкую шею и хрупкие плечи. Единственное, что выбивалось из идеального облика жены – это покрасневшие от слёз глаза и неестественная бледность лица, тщательно замаскированная косметикой. Не переставая забывать, что это он, Мике, был причиной этих слёз, музыкант испытывал муки совести.       Блондинка ободряюще сжала предплечье итальянца и слабо кивнула, безмолвно выражая свою поддержку. Несмотря на всю свою нервозность, Локонте пребывал в приподнятом настроении, ожидая встречи с Фло. Сейчас он отыщет его, всё ему объяснит, они помирятся и начнут всё с чистого листа. Непременно.       Мике, не переставая глупо улыбаться и покусывать губы, подхватил с подноса ещё один бокал с шампанским и сделал довольно большой глоток. Микеланджело всматривался в разодетых гостей, но почему-то никак не мог увидеть знакомое лицо. Вариант, что Флоран и вовсе не приехал на приём, отметался сам собой. Всё-таки он был человеком ответственным и свои обязательства, особенно по работе, всегда исполнял. И, несмотря на то, что утром ему, вероятнее всего, хотелось умереть, чтобы не чувствовать этой боли и разочарования, он бы ни за что на свете не подвёл Дова и Альбера, которые возлагали на него большие надежды. Это Микеле знал на все сто процентов, потому что за все эти годы он сумел изучить Фло от и до. Ну, как оказалось, почти от и до… Тогда где же он? - Добрый вечер, Мадам и Месье! – итальянец вздрогнул и резко развернулся в сторону небольшой сцены. Это тихое, спокойное "мурчание" он бы узнал при любых обстоятельствах. Увидев обладателя этого чарующего голоса, Микеле потерял дар речи и был готов поклясться, что умрёт от тахикардии – настолько сексуально выглядел Флоран в чёрном костюме-тройке. И как ему шёл этот шёлковый шейный платок угольного цвета! Блондин вспомнил, что скрывает этот кусочек ткани вокруг шеи француза, и его бросило в жар. - Меня зовут Флоран Мот, как вы уже, наверное, догадались, кхм… - в зале послышалось хихиканье. Брюнет прокашлялся и пару раз постучал пальцем по микрофону. Он заметно нервничал, а его взгляд бегал по собравшимся гостям – француз кого-то искал. Микеле замер в оцепенении, когда чёрные глаза Мота остановились именно на нём. Флоран слабо усмехнулся и слегка прищурился. Локонте даже показалось, что лицо брюнета приняло торжествующее выражение. - И сегодня я хочу сделать объявление! Дов, ты меня, скорее всего, убьёшь после этого, но я не могу больше ждать, поэтому заранее прости! – Мот широко улыбнулся и завёл руки за спину. Казалось бы, Фло обращался к продюсеру, поэтому и смотреть должен был на него, но пронзающий взгляд выразительных глаз был всё ещё направлен на Мике. Мот держался спокойно и невозмутимо, всё с той же присущей ему гордостью. Этот человек, определённо, знал себе цену, и Микеланджело ни за что на свете не поверил бы, что этот статный мужчина ещё сегодня утром добровольно унижался перед ним на балконе, а затем умолял его не уходить. Не поверил, если бы сам не был причиной и свидетелем этого. - В этом зале находится очень дорогой мне человек, - и всё тот же взгляд глаза в глаза. Казалось, что француз даже не моргал. Повисла гробовая тишина – все ждали дальнейшего развития событий. Локонте заметно напрягся и крепче стиснул в руке бокал. Его плеча коснулась ладонь Адель, слегка сжимая мягкую ткань пиджака. - И я прошу, - слова стали даваться Флорану с трудом, и это было заметно даже невооружённым взглядом. Самообладание его подводило. Он словно решался сделать какой-то очень важный шаг, но что-то продолжало его останавливать. Наконец, брюнет собрался с мыслями, резко выдохнул, и, сжав за спиной кулаки, закончил свою фразу: - И я прошу подняться на сцену мою спутницу. Микеле нахмурился и в недоумении уставился на Фло, который всё так же не сводил с него глаз. От Мота веяло холодностью и решимостью, но в то же время каким-то отчаянием и безысходностью. После его слов Адель как-то нервно хмыкнула и нетерпеливо застучала каблуком по мраморному полу. Люди, находившиеся в зале, стали оглядываться по сторонам и оживлённо перешёптываться.       На сцену поднялась высокая брюнетка. Чёрное вечернее платье в пол с одним рукавом облегало её фигуру, как перчатка. Лёгкая полуулыбка на губах выражала снисходительное безразличие к окружающим, а пронзительный взгляд голубых глаз, казалось, мог прожечь дыру в каждом из присутствующих в любую секунду. Сама девушка была образцом элегантности и уверенности в себе. Микеланджело отметил, что брюнетка и Флоран смотрятся вместе очень гармонично. «Да это просто Фло в женском теле», - хмыкнул про себя блондин. Он слегка прищурился, силясь вспомнить, где же он видел эту особу, потому что её лицо было ему очень знакомо. Брюнет бросил лишь мимолётный взгляд на свою спутницу и вновь посмотрел на итальянца. - Знакомьтесь, Вианн Дюбуа, - взмах рукой в сторону девушки, которая лишь слегка склонила голову в знак приветствия. Было такое чувство, что он знакомил с ней не всех присутствующих, а одного лишь Микеле. Локонте стал лихорадочно перебирать в памяти всех упомянутых Флораном подруг, сестёр, подруг его подруг, сестёр подруг, ближайших и не очень родственников… "Нет, среди них не было никакой Вианн. Что за чёрт? Кто эта высокомерная стерва?" - Мике быстро облизнул губы. - И я бы хотел… - затянувшаяся пауза, после которой Мот продолжил говорить заметно охрипшим от напряжения голосом. – Сделать очень важный шаг в своей жизни. Прямо здесь и прямо сейчас.       Микеле забыл, как дышать. Жуткая догадка посетила его голову, и теперь в его глазах плескался неподдельный ужас. Он смотрел на Фло и еле заметно мотал головой в неверии, одними губами произнося беззвучное: «Нет-нет-нет». Флоран всё видел и всё понял. Он было сделал шаг ближе к краю сцены, навстречу Мике. Локонте тоже подался вперёд, навстречу французу. Однако Мот растерялся и, возможно, даже испугался своего порыва и отступил назад вглубь сцены, не отказавшись от своих намерений. Микеле же на месте удержала Адель, больно впившись ноготками ему в плечо и сквозь зубы сдавленно прошептав: «Не надо. Только хуже сделаешь». Её действия немного отрезвили Микеланджело, и он сделал шаг назад, приобняв одной рукой жену за талию, потому что именно она удерживала сейчас его от необдуманных действий. Итальянец напрягся всем телом, всё ещё не разрывая зрительного контакта, а бокал в его руке еле слышно затрещал. Наконец, Мот прикрыл глаза и развернулся лицом к своей спутнице, которая пребывала в не меньшем замешательстве, чем все остальные собравшиеся сегодня на этом благотворительном ужине.       Француз через плечо глянул на оцепеневшего итальянца. Локонте поймал его взгляд и попытался ободряюще улыбнуться, отсалютовав брюнету бокалом, хотя его натянутая улыбка больше походила на судорогу. Флоран опускался на одно колено, но бросал быстрые взгляды на Микеле. Он доставал из внутреннего кармана пиджака маленькую бархатную коробочку, но его глаза, наполненные болью и даже ненавистью, всё равно искали в толпе знакомое лицо. Он протягивал Вианн сверкающее платиновое кольцо, усыпанное бриллиантами, а косился на Мике. Он делал предложение девушке, с которой встречался два года, но его сердце принадлежало совершенно другому человеку. Но Фло решил доказать всем, а в первую очередь самому себе, что он сможет жить счастливо и без Локонте.       Адель со всей силы стиснула плечо Микеле, который не чувствовал ничего вокруг. Он тяжело дышал и в неверии смотрел на Флорана. Присутствующие в помещении напряглись в ожидании ответа на предложение Мота. В гробовой тишине прозвучало хриплое: "Я согласна". Мадам Локонте подавилась шампанским и тихо прошептала: "Твою мать, ты что творишь?". Микеланджело показалось, что земля ушла у него из-под ног. Он обессилено опустил руки, отчего хрустальный бокал, наполненный искрящимся шампанским, выскользнул из его длинных пальцев и со звоном разбился о пол зала. Гулкий звук в полной тишине эхом разнёсся по всему помещению, но уже через секунду один из самых пафосных Парижских отелей заполнили звуки громких аплодисментов, одобрительные свисты и щелчки затворов фотоаппаратов, даже Дов снисходительно улыбался. Флоран Мот бросил последний вызывающий взгляд в сторону блондина и отвлёкся на окружившую его прессу и свою девушку. Все радовались и поздравляли новоиспечённых жениха и невесту, и лишь Адель сочувствующе смотрела на Микеле, который не знал, как он теперь будет собирать своё сердце, которое секунду назад вместе с хрустальным бокалом разлетелось на мелкие осколки по мраморному полу отеля.