***
Утро настает неожиданно: противным писком машинально заведенного будильника вгрызается в виски, заставляя сонно распахнуть глаза и оторвать голову от трактата по теории рун. Позже, оттирая в ванной со щек следы чернил, размышляю над собранной за ночь информацией. По большому счету, мне нужно создать всего две вещи: заклинание для ведьм и антидот для демона. Первое затруднений не вызывает, разве что в плане объема работы, с чем мне поможет Ян, а вот второе… Я исхожу из самого неблагоприятного прогноза, что часть архивов не только сохранилась, но была изучена и, возможно, усовершенствована. Иными словами, современные последователи седьмого отдела вполне могли улучшить состав «Исс» — самого действенного в прошлом веке средства для ослабления Высших. Над обратной формулой я и корпел большую часть ночи, пытаясь создать нечто, способное при необходимости защитить Яна даже от новой версии. В теории выходит неплохо, все же не зря я столько лет изучал все доступные варианты рун, не ограничивая себя, как Хауэр, германскими. Но для практического применения необходимо воспроизвести саму «Исс» и проверить антидот в действии. Собственно, именно поэтому в списке «покупок» Гимпо оказался аконит и парис*, остальные ингредиенты у меня есть. После освежающего душа плетусь вниз, по пути захватив из кабинета набор резцов и необходимые бумаги. Защита отзывается хрустальной трелью, когда я уже оканчиваю завтрак и набираю воду для джезвы. Ян, игнорируя светские заповеди, появляется прямо за спиной — жгучий взгляд впивается в лопатки, не позволяя предположить иное. Оборачиваюсь через плечо и, улыбнувшись, вежливо замечаю: — Доброе утро. Я предложил бы вам кофе, но думаю, это бессмысленно. Демон на долю мгновения застывает и не может сдержать рвущийся с губ вопрос: — Вы пьете кофе? — Утром чаще кофе. Привычка, — небрежно роняю я, с неподдельным любопытством наблюдая, как буквально на моих глазах у Яна рвется шаблон о его маленьком Небе — озадаченный вид тому подтверждение. Но, в самом деле, не думал же он, что я и сотню лет спустя буду пить только чай? Учитывая прошедшую ночь, кофе — наилучшее решение. — Благодарю, однако это и в самом деле бессмысленно, — соглашается и взвешивает на руке небольшой кожаный мешок: — Вот то, что вы просили. — Если вас не затруднит, положите камни на столик у диванов, там расстелена ткань, а травы вот сюда, ко мне, — кивком указываю на стойку около печки и сосредотачиваю внимание на готовке. Очень важно уловить правильный момент… Кофе вскипает трижды, причем в последний раз чуть не убегает оттого, что я не удерживаюсь и засматриваюсь на методично раскладывающего камни демона. Наконец заканчиваю с варкой, мельком оглядываю пучки растительности и подхожу к нему. — О, вы отлично постарались, — осторожно провожу ладонью над аккуратными рядами практически одинаковых кабошонов. — Они идеальны. — Рад, что вы так думаете, господин, — в спокойном голосе отчетливо слышу довольные нотки и незаметно улыбаюсь. — В чем будет заключаться моя часть работы? Устраиваюсь на диване поудобнее и кивком приглашаю демона последовать моему примеру. — Вот, смотрите, — выудив из кипы лежащих рядом бумаг нужную, протягиваю Яну, — это гальдрастав или, иными словами, вязаные руны, нанесенные на какой-то предмет, в нашем случае обсидиан. Конкретно эти называются Науд и Нагалас — скованность и разрыв. Взаимно усиленные и сдвоенные — их будет достаточно для целей графа. Ваша задача: нанести изображение на плоскую поверхность каждого камня. Работа кропотливая и длительная, поэтому мне и потребовалась помощь. — Я могу воспользоваться этими резцами? — после моего кивка Ян берет в руки инструмент и, сверившись с рисунком, осторожно и поразительно быстро высекает вязь на одном из кабошонов. Мои брови невольно приподнимаются в удивлении: конечно, я догадывался, что задание для демона окажется несложным, но чтобы до такой степени… Такими темпами мы закончим к вечеру. — Проверьте правильность, господин, — почтительно произносит Ян, сдувая каменную пыль и передавая мне заготовку. С удовольствием оглядываю идеальное сечение — я несколько месяцев тренировался, чтобы достичь такой точности — и улыбаюсь. — Мы определенно закончим к вечеру, — резюмирую и замечаю, как изгибаются в ответной улыбке чужие губы. — У вас чудесно получается, думаю, что вполне могу доверить вам и остальные. А сам займусь жидкой частью. — Как пожелаете, — демон берет второй кабошон, а я, отставив кофе, иду за незаконченным ночью составом. Нагревать его не нужно, поэтому просто переношу глубокую миску к стойке, с неудовольствием признавая, что ютиться около Яна со всеми этими травами не очень удобно. Необходимые для активации состава руны давно нанесены на стенки посудины, остается только мелко покрошить корень мандрагоры и осторожно всыпать его в зелье, которое при соприкосновении с последним ингредиентом начинает отливать лиловым и еле заметно светиться. Удовлетворенно оглядываю результат и вместе с ситечком тащу миску к демону. — Как успехи? — Восемь из сорока, — с готовностью докладывает тот, не отрываясь от процесса. — Девять. — Что ж, я в вас не сомневался, — просматриваю готовые камни и, закрепив ситечко в миске, опускаю их в зелье — темная поверхность обсидиана опалесцирует, постепенно светлея. — Вам не любопытно, что это за состав? Ян бросает на меня лукавый взгляд и усмехается: — Думаю, вы с удовольствием меня просветите, не так ли, господин? Фыркаю: — Вода, собранная в день летнего Солнцестояния, полынь, рута, фенхель, пятилистник и свежепринесенный вами корень мандрагоры. Он замирает на мгновение, задумавшись: — А вода эта выбрана потому… — Самый долгий день в году, да. — Что ж, весьма эффективно. Я правильно понимаю, что вы несколько изменили первоначальный рецепт? Кабошоны светлеют до глубокого дымчато-серого оттенка, и я поднимаю ситечко. — Есть немного, — легко признаюсь, аккуратно укладывая камни на ткань выпуклой стороной вниз: рунная поверхность должна высохнуть естественным способом. — И, к слову, мистер Михаэлис… — Да, господин? — в тот же миг откликается Ян, вскидывая на меня выжидательный взгляд. — Не стоит называть меня господином, — твердо говорю я, уверенно глядя в его глаза. — Во-первых, это определение не имеет под собой никаких оснований, во-вторых, не нравится мне само по себе. — Вот как? — недоуменный вид демона вызывает невольное желание хихикнуть, если бы не серьезность ситуации. Ян должен свыкнуться с мыслью, что его господином и, тем более, контрагентом я не стану никогда. — Мне казалось такое обращение подходящим. Ведь вы не менее родовиты, чем мой хозяин. На этом моменте мне следует стушеваться от осознания того, что он играючи раскрыл мою настоящую личность, однако… Демон не был бы демоном, если бы не осмотрел мой дом еще в ту, первую ночь. Поэтому я обезоруживающе улыбаюсь, с изумлением замечая мелькающее в глазах Яна восхищение: — Судя по поведению Гимпо, ему вы об этом не сообщили. Это так похоже на вас. — «Вас»? — мгновенно подбирается он. — Демонов, — поясняю я, легкомысленно поводя плечом. — Всегда придерживаете информацию до наиболее удачного момента. Впрочем, расчетливость — не такое уж плохое качество. И все же, прошу вас не обращаться ко мне таким образом. — Тогда какое обращение вы находите приемлемым? — чуть погодя спрашивает Ян, подавая мне седьмой по счету гальдрастав. Еще немного и можно будет погружать вторую партию. — Думаю, имени будет вполне достаточно, — уверенно заявляю и тянусь к подостывшему уже кофе. — В таком случае я настаиваю на обмене, — тон непререкаем, но мне и не хочется спорить, отнюдь. Тщательно промакиваю руки от капель зелья, протягиваю правую к нему, и демон, без слов поняв мое намерение, встречает ее на полпути своей. Знакомое до покалывания в кончиках пальцев ощущение его кожи в первую секунду ошеломляет, отчего я пропускаю момент, когда Ян крепко обхватывает мою кисть, бережно укрывая ее в ладонях, словно в объятиях. — Себастьян, — представляется он заново, мягко раскатывая имя на языке, и мне дико хочется повторить: прошептать, прокричать запретное слово во все горло, чтобы самого себя уверить, наконец, что происходящее — не сон. — Сиэль, — мое собственное имя звенит струной, обрываясь на выдохе — нечеловеческим усилием заставляю себя расслабиться и склоняю голову набок. Ян держится значительно лучше, чем в кошачьей шкуре — видимо, сказывается опыт, — но все равно еле уловимо вздрагивает. — Приятно познакомиться, — хрипло произносит он, а в глазах такая жажда… чего-то, до конца мне непонятного, что я теряюсь. Перевожу взгляд на руки и замираю: совершенно не осознавая, я переплел наши пальцы в замок. — Взаимно, — шепчу, не уверенный сейчас в голосе. — Кажется, вы со вторым десятком закончили. Отстраняюсь, высвобождая руку — демон отпускает ее с видимым неудовольствием. Нервничаю сам не знаю почему и молча погружаю в миску вторую партию. Тишина расплывается по комнате, прерываемая лишь царапаньем резца по камню. На кончике языка вертится вопрос, и, в конце концов, не выдерживаю: — Почему вы настолько преданы графу? Вы ведь в курсе последствий и вполне могли проигнорировать его приказ об открытии рукописи. Однако… даже не возмутились, не говоря о том, чтобы рассказать о ранах, — говорю, устремив взгляд на медленно меняющиеся кабошоны, и не вижу реакции на свои слова. — Я совершил непоправимую ошибку, после заключения контракта с ним назвав свое имя, — на удивление мягко и печально отвечает демон. И как тот факт, что он назвался Себастьяном, может помешать наплевать Высшему на опасный приказ? Видимо, недоумение легко читается в моих глазах, потому что он поясняет: — Я принял душу графа за другую и назвал имя, подаренное мне много лет назад, поскольку привык отождествлять себя с ним. То есть, он хочет сказать… Но это абсолютно невозможный бред! — Каким образом на вас может повлиять придуманное кем-то имя? — пожалуйста, скажи, что это просто твоя прихоть или условия контракта или… да что угодно! — Такое случается, если прирастаешь к имени слишком плотно. А я хотел этого, — такой теплый тон. И мои пальцы, вылавливающие кабошоны, дрожат. Этот демон такой, такой… идиот! — Ты идиот, — послушно повторяю мысль вслух, ни капли не заботясь о том, как подобное заявление можно расценить. Неважно это сейчас, совсем. — Непроходимый, первостепеннейший идиот, — говорю тихо, но четко: слова гулкими обсидианами падают на мраморный пол. Насколько же отчаянно нужно было желать найти меня, чтобы признать данное мною имя Истинным? — Господин? — лишь одно слово, и я понимаю, что маска треснула. Во всяком случае, часть ее определенно. Провожу ладонью по лицу и устало смотрю на демона: неверие и надежда так до странности гармонично сплетаются в его взгляде, что на миг мне становится страшно. Что будет, если Яну не понравятся мои метаморфозы за прошедший век? — Просил ведь: не зови меня так, Себастьян. Зрачки его, кажется, заполняют всю радужку, вспыхивая огненными искрами. — Вы?.. Дергаю плечом, опускаю голову. Не так я хотел признаться, но… В конце концов, о Губерте и Альме он пока не осведомлен. — Разве ты не сразу узнал меня? — отзываюсь я, взволнованно крутя в руках кабошон. Со стороны демона доносится шорох, краем глаза замечаю движение, и в следующее мгновение мои руки вместе с обсидианом оказываются в ловушке из теплых пальцев. — Я безмерно виноват перед вами, милорд, — покаянно и как-то очень тоскливо шепчет Ян, когда я вскидываю на него ошарашенный взгляд. Пару раз озадаченно хлопаю ресницами, затем отмираю: — Какую конкретно вину ты имеешь в виду? — Я стал причиной вашей гибели, — еще тише говорит демон и приникает губами к моим кистям, покрывая их быстрыми поцелуями. Язвительный ответ застревает в горле скребущим комком, и я не спешу вырваться из захвата. Его вид, его слова и жесты должны стать откровением для меня, ведь тот, первый Сиэль, которого я сейчас изображаю, не слышал ни молитв Яна в лаборатории, ни беседы при свете ночника в госпитале, ни тем более — разговора на «Боинге». Он умер с мыслью, что смог переиграть демона хотя бы тем, что так и не сделал признания. И был полностью уверен в том, что тот никогда не испытывал к нему теплых чувств. Поэтому самой лучшей реакцией будет… — Разве не таким был расчет? И потом, я ведь выиграл: ты так и не получил мою душу, — мой голос спокоен, и если бы не проклятые подрагивающие пальцы… С некоторой поспешностью высвобождаю руки и отстраняюсь — демон успел приблизиться ко мне почти вплотную. — Я рад, что не успел поглотить ее, но сожалею, что упустил, — пристально глядя на меня, откликается Ян. Что бы он делал с ней, заполучив? Кажется, ответ на поверхности, но он невероятен в той же степени, что и сокрытие моей души. Может, неверие в чувства демона — мое яблоко? — Ты хочешь обсудить это, — констатирую и окидываю взглядом столик: осталось около пятнадцати необработанных камней, нам следует поторопиться. Рассуждать о душе я предпочту со свободным демоном, осознающим до конца, с кем он говорит. — Я не против. Но предлагаю перенести диалог на завтрашнее утро, когда тебя уже не будут связывать узы контракта с моим родственником. Он замечает, что я сторонюсь прикосновений, и, сам отодвинувшись на несколько футов, берет в руки чистый кабошон. Мой облегченный вздох, кажется, выходит слишком громким. — Как вам будет угодно. Кошусь исподлобья — эта фраза прозвучала... огорченно? — Я ведь не ошибся, Гимпо потащит тебя к ведьмам сразу, как получит оружие? — Полагаю, что так. Ваш… потомок в самом деле не отличается терпением, — теперь игру в гляделки начинаю я: демон старательно прячет взгляд, и, подгрызаемый совестью, я вновь ощущаю себя не на своем месте. — Да, если присматриваться, мы с ним мало похожи, — киваю и, мысленно пожелав себе «ни пуха», добавляю: — Мне нужно, чтобы ты достал еще один ингредиент, Себастьян. Он замирает на мгновение, но вскоре удивление в глазах гаснет. — Разумеется. Вам достаточно просто приказать, — голос до того глухой и бесстрастный, что я пугаюсь уже всерьез. В каком месте я совершил ошибку? Взлохмачиваю волосы, нервно закусывая губу: — Цветок ликориса. Алый, собственноручно сорванный, три штуки. И еще твое присутствие тоже будет необходимо. Вернешься? — последнее слово звучит неуверенной просьбой — как нужно и как чувствую. И именно оно заставляет демона ожить. Он изучает меня прямо-таки рентгеновским взглядом добрую минуту, прежде чем изогнуть губы в легком намеке на улыбку: — Если я вам нужен, господин. Тихое рычание вырывается из горла совершенно неосознанно. — Сиэль, — с нажимом повторяю я, упрямо всматриваясь в карминовые глаза. — И только так. Ян прищуривается, и его голос патокой вливается в мои уши в попытке дезориентировать: — Если вы настаиваете, пока такое обращение возможно. Но вы ведь понимаете, что завтра я предложу вам вновь заключить контракт? — Вот еще. Обойдешься, — не думая ни секунды, выпаливаю я. И в следующий миг с недоверием рассматриваю искренне смеющегося демона. Выразительно приподнимаю бровь, напоминая самому себе, что выдавать другие участки своей памяти я пока не намерен. — Так смешно? — Простите, — с трудом успокоившись, выдыхает он, не скрывая широкой улыбки. Интересно, а Ян вообще понимает, насколько это его проявление эмоций должно быть диким для графа Фантомхайва? И насколько спокойно реагирую я? — Мне следовало ожидать подобного, но все равно… не рассчитал. — То есть все же ты предполагал, что я с радостью кинусь заключать с тобой сделку? — скептически вопрошаю я, скрещивая руки на груди. Нет, я бы, конечно, не отказался привязать его к себе как можно крепче, что, впрочем, и проделаю, но не таким же варварским способом. И вновь странный пронизывающий взгляд, словно проникающий прямиком в черепную коробку. Хорошо все же, что демоны мысли читать не умеют, а то моя конспирация закончилась бы, не начавшись. — Вы очень изменились, — медленно произносит Ян, не сводя с меня глаз. Вот еще одно подтверждение, что он знал о моих незрелых чувствах. Допускаю, при том раскладе я действительно мог возобновить контракт только ради того, чтобы быть с ним. Даже смешно. Фыркаю и встаю с дивана, жестом останавливая начавшего подниматься вслед за мной Яна: — Как только закончишь с глиптикой*, отправляйся за цветками. А я пока все подготовлю, — возвращаюсь к своей обычной мягкой манере разговора, мысленно давая себе подзатыльник, чтобы не переиграть. Дожидаюсь очередной обезличенной фразы «Как угодно» и спешно ретируюсь в свой кабинет. Что мне сейчас нужно для успокоения, так это привычные и знакомые руны: они, несмотря на многообразие значений, действительно никогда не лицемерят. Просто не умеют. Мне стоило бы поучиться.***
Полпинты* воды, собранной на зимнее Солнцестояние, когда Тьма сильнее всего, фунт морозника, могущего в умелых руках призвать демона, подогреть на медленном огне, но предварительно начертать руны — Кано, Гебо, Эйваз, Дагаз — все сдвоенные, зеркальные, чем сильнее, тем лучше… Для воплощения, раскрытия, единства, защиты, обороны и силы. И в конце… — Ми… Сиэль. Бархатный голос мягко вытягивает меня из состояния легкой невменяемости или, иными словами, исследовательского угара, возвращая к реальности. Оглядываюсь и почти утыкаюсь носом в скромный багряный букетик. Поднимаю глаза, встречая терпеливый взгляд демона, светящийся каким-то подозрительным весельем. — Быстро ты, — рассеянно бормочу я, изучая цветы: все же редкий экземпляр… — Я отлучился почти на шесть часов. Вы обедали? — обеспокоенно спрашивает он, передавая ликорисы. — Не помню, неважно, — отмахиваюсь и, вновь вернувшись к антидоту, бросаю в него цветки, непременно целые. По мере того, как лепестки погружаются в воду, отвар светлеет, становясь жемчужно-белым с легким розоватым отливом. Провожу ногтем по боку миски, остужая готовое зелье, и, наконец, сосредотачиваю внимание на Яне. — Что? — осекаюсь, заметив его взгляд: давненько не видел в нем столько негодования. — Я определенно погорячился, когда сказал, что вы изменились. Вы по-прежнему совершенно безалаберно относитесь к своему здоровью. Сущий ребенок. Чувствую, как глаза невольно приобретают правильную сферическую форму. Серьезно? Он считает, что эта подначка сработает? — Если тебе хочется так думать — на здоровье, — спокойно отвечаю, справившись с эмоциями, и улыбаюсь. — Но сегодня я предпочту пропустить прием пищи, чем не успеть закончить работу. Осталось немного совсем. Пауза и удовлетворенная искра во взгляде — что он понял превратно на этот раз? — Вы упоминали, что понадобится моя помощь. — Верно, — спохватившись, подталкиваю демона к стоящим позади рабочего стола креслам. — Располагайся, я сейчас объясню. Достаю приготовленную за время его отсутствия порцию «Исс», переливаю часть в пробирку — так нагляднее — и подхожу к внимательно наблюдающему за моими действиями Яну. — Нужно, чтобы ты добавил сюда, — осторожно трясу пробиркой, — несколько капель своей крови. — Крови? — недоумение с легкими нотками опасения прослеживается так четко, что мне бессознательно хочется успокоить его. Пусть и в своей специфичной манере. — Выпить это я тебе не позволю, поэтому обойдемся кровью. Вместо ответа он проводит быстро удлинившимся когтем по внутренней стороне ладони и позволяет крови прочертить на ней свой узор. Алые капли, сорвавшиеся в пробирку, вопреки всем законам демонической физиологии, не сворачиваются, сохраняя свою форму и не смешиваясь с прозрачным, как слеза, зельем. Эскулус*, являющийся одним из ключевых его компонентов, призван не дать крови коагулировать, а парис и аконит, усиленные рунами застоя и скованности, отравляют организм, сводя на нет сверхъестественные способности. Чертовски опасная штука даже для демона. Киваю сам себе, набираю в пипетку антидот и, игнорируя потемневший взгляд Яна, добавляю его к «Исс». Жемчужные капли наливаются цветом, окрашивая содержимое пробирки в равномерный серебристый оттенок, а кровь стремительно чернеет, сворачиваясь. Ликую и расслабляюсь, только сейчас заметив, что в последнюю минуту затаил дыхание. — Получилось… — шальная улыбка расцветает на лице, и сдержать ее я даже не пытаюсь: у Яна появился реальный шанс выбраться из ловушки, которой в «Аненербе» просто не может не быть. — Что это за состав, Сиэль? — внезапно спрашивает демон, и есть что-то в его голосе… — Тот, что не позволит тебе умереть сегодня ночью, разумеется. Переливаю часть антидота в пластиковый бутылек, не прекращая еле заметно улыбаться. Не зря, не зря все же мне пришлось пережить тот Хауэровский период. Все всегда возвращается. — Держи, — роняю бутыль в руку Яна. — Что там с камнями? Ты закончил? — он продолжает молча прожигать меня взглядом. — Да что с тобой? — Как давно вы помните? — это праздное любопытство или я себя чем-то выдал? Прищуриваюсь: — А сам как думаешь? Но он не дает сбить себя с толку. — Едва ли при нашей встрече на приеме у лорда Бомонта вы меня помнили, иначе не повели бы себя так отстраненно, — убежденно говорит Ян, и я замираю, уязвленный. — Воспоминания начали возвращаться через некоторое время… вчера, помогая мне с ранами, вы точно помнили. Теперь я понимаю это. Закусываю губу, кошусь в окно: сумерки скрадывают очертания Лондона, а привычный туман добавляет ноту промозглости и неопределенности. Как же хочется отправить собственные условности к черту. — Что если я никогда и не забывал? — вопрос падает в тишину комнаты и бесконечным удивлением отражается в глазах напротив. — Что? Рухнув в кресло, обхватываю себя руками: меньше всего я хотел бы сейчас быть здесь. И меньше всего на свете желал бы уйти. — Скажи, зачем ты хотел заключить между нами новый контракт? Какой-то демонический кодекс не позволяет тебе просто оставить мою душу в покое? — смотрю на демона из-под челки и замечаю, как темнеет его лицо. — Вот как. Видимо, я действительно кое-чего не рассчитал. Простите, этого больше не повторится, — тихо говорит он, заставляя поежиться от ледяной стужи родного голоса. Так — неправильно. Не хочу снова возвращаться на свежесрубленные доски Ист-Энда. Даже мысленно. — Перестань, — прошу шепотом, уткнувшись взглядом в свои колени. Сейчас я как никогда чувствую себя ребенком. И даже века в иных вопросах не хватило. — Я на самом деле не понимаю причину твоей настойчивости. И отчасти… даже рад, что ты пришел к Гимпо. Слышу шуршание ткани, и меня накрывает тень. — Почему же? — голос Яна раздается прямо над ухом, я, дернувшись, вскидываю голову и тотчас попадаю в ловушку его глаз. Слишком близко, даже каемку нежности у самого зрачка могу разглядеть. — Время для маневра, — произношу почти беззвучно — он переводит взгляд, считывая по губам. — Ты хотел запереть меня на все замки, чтобы не сбежал… Верно ведь, Ян? Не отказываю себе в удовольствии читать в его глазах по мере узнавания: радужка пламенеет и, кажется, в глубине зрачков что-то осыпается пеплом, чтобы через мгновение распуститься огненными цветами. А потом демон опускается перед креслом на колени, и я вижу, как начинают мелко подрагивать его плечи. В груди что-то противно съеживается, покрываясь ледяной коркой, и я неуверенно тянусь рукой к чужой макушке. — Помнишь, я сказал тебе, что Небо может быть просто наблюдателем без возможности что-либо изменить? Я даже имя твое произнести не мог, Ян. Прости. Пальцы, наконец, добираются до небрежной копны угольных прядей и зарываются в нее. Чувствую почти физическое облегчение, когда демон не отшатывается. — Невозможный… — шелестит он и, на миг подставившись под мою ладонь подобно огромной кошке, опускается еще ниже, едва не касаясь лбом пола. — Ч-чего это ты? — восклицаю, окидывая взглядом практически распластанного Яна. — Моя вина много больше, чем я мог помыслить, милорд. Я позволил вам умереть… не единожды. Я был так слеп, а ведь вы пытались… каждый раз пытались достучаться до меня. Нет. Не хочу. Он совсем не должен так унижаться. Я же выжил, я здесь, рядом с ним, и никуда не денусь больше, пусть в последний факт он пока не посвящен. Сползаю с кресла и выставляю ладонь между его лбом и полом: еще чуть-чуть и коснулся бы, идиот. — Достаточно, Ян. Правда, хватит. Я не виню тебя ни в чем. — Я понял, почему вы говорили тогда, что ненавидите меня. Как же иначе. Я заслужил это, — будто не слыша меня, продолжает бормотать демон, и я не выдерживаю: с силой вцепляюсь в его плечи, поднимаю. Хочется еще пощечину залепить, но спотыкаюсь о стеклянный взгляд и остываю. А он бездумно повторяет: — Я убил мое Небо. Я убил Небо. Я убил его. Внутри разливается окровавленная горечь, и единственный способ не сойти с ума окончательно — крепко сжать его в объятиях, до боли, до хруста в пальцах впиваясь в обтянутую шелком спину. — Ш-ш-ш… я с тобой, Себастьян. Я живой, — шепчу ему на ухо, приникнув ближе, позволяя разделить на двоих дыхание. — Твое Небо всегда было с тобой, знаешь? И всегда будет. Обещаю. В какой-то момент чувствую, как меня обхватывают чуткие ладони, притягивая к себе вплотную, и голос, куда более осознанный, чем раньше, произносит: — Теперь точно не отпущу. И от этого незамысловатого признания колени окончательно превращаются в желе — буквально повисаю в крепких руках, зная, что и впрямь не отпустят. Но почему мне кажется, что меня только что очень грамотно провели? Обдумать возможность этого более подробно не дает Ян: внезапно зашипев, нехотя выпускает меня из объятий и с отвращением смотрит на левую ладонь. Замечаю полыхающий знак контракта и понятливо ухмыляюсь: граф требует своего ручного демона. Хорошо хоть, закончить успели. Ведь успели же? — Ян, что с камнями? — требовательно осведомляюсь я, игнорируя протянутую руку и с независимым видом поднимаясь на ноги. — Все вырезал и даже в зелье вымочил. Проверите? Молча киваю и спускаюсь вниз, затылком ощущая демонический взгляд. И откуда я знаю, что он довольный? Кабошоны ровными рядами мерцают в приглушенном свете торшера, идеально-гладкие с совершенными руне-тейннами*. Я не сомневался, что Ян справится. Осталось лишь активировать их: провожу ладонью над тканью, легко прикасаясь к каждому камню и посылая необходимую искру силы, от которой поверхность обсидиана покрывается легкой изморозью и начинает едва уловимо светиться. — Готово, можешь забирать, — оповещаю по окончании. Ян без слов ссыпает кабошоны в мешочек. — И это еще возьми, — вытаскиваю из-за ворота россыпь своих таувов*, поясняя: — Мальчишке пригодится, а тебе отвлекаться на его защиту меньше придется. Ворох серебряных цепочек падает в раскрытую ладонь демона. — Уверены? Вы ведь останетесь без защиты, — взволнованно уточняет он, пытаясь незаметно потереть явно причиняющую боль руку. Идиот, еще на такие глупые вопросы время тратит! — Иди уже, — рычу, с недовольством косясь на печать. — Я никуда выходить не собираюсь. Ян кивает и уже начинает окутываться тьмой для перемещения, как вдруг выдает непререкаемым тоном: — Я вернусь. Фыркаю и возвожу очи горе. — Сиэль, — ласково зовет он, сбивая всю напускную браваду. — Я вернусь. — Верю. И даже после того, как рассеивается тьма, я продолжаю улыбаться.