Безумная любовь

боже, боже... я очень боюсь! ХД Предупреждение: автор был в Москве всего два раза и то на один день. В метро тоже много не каталась ХД, да и вообще, сама живу в небольшом городке. И такси у нас нормальное ХD Приятного чтения. Это самая ужасная поездка в моей жизни. Прилетев ночью в хваленную Брагинским Москву, мы час проторчали в аэропорту, ожидая своей очереди. На улице нас встретили таксисты других национальностей, с которыми Иван не пожалел времени либо поторговаться, либо поиздеваться. Когда машина была найдена и меня, нервного и ругающегося, усадили на заднее сиденье, начался самый настоящий ад. Мы тронулись со скоростью, которая сделала бы честь самой быстрой ракете в мире. Всю дорогу мне казалось, что красная посудина, водитель которой был, скорее всего, смертник, вот-вот развалится. Вывод был сделан по внешнему виду машины, которая, казалось, попадала в аварию не один раз. Мою теорию подтвердила малозаметная вмятина, на которую обратили внимание мои испуганные глаза. Так вот, ехали мы, нарушая все правила движения, в том числе, правила стран третьего мира, где, разумеется, таковых вообще не существовало. Первые минуты моего ужаса доставляли России удовольствие. Потом мужчина заскучал, в то время как я на чуть ли не вскакивал каждом резком повороте, готовясь вот-вот выпрыгнуть из машины, если будет риск аварии. Съехав с общей трассы, и завернув в жилые районы, мы с Бонфуа узрели великолепную картину русских недоделанных дорог. С трещинами и глубокими ямами, в которых была еще и мутная вода, дорога, освещаемая только лунным светом, выглядела поистине угрожающе. Именно в эту сторону неистово гнал наш водитель. - Разве здесь не ремонт?! – схватился я за кресло, на котором восседал Россия. Сидящий рядом Бонфуа так же нервно заерзал, косо смотря на водителя. Таксист вопросительно уставился на меня, явно не понимая, что я сказал. Услужливый Россия тут же перевел мой вопрос, явно ожидая чего-то. - Какой ремонт? – громким басом ответил мужчина, нажимая на газ еще сильнее. – Он был тут два года назад! Поехали! - Еееее! – по-детски обрадовался русский, поднимая руки вверх и с блеском в глазах смотря на путь смерти. Я схватился за голову, подсознательно понимая, что сейчас будет. Мы с Францией, боясь, что это может быть наша последняя секунда, обнялись, не прекращая глядеть на дорогу. Вправо, влево, резкий поворот, скачок, еще поворот – вот как еще описать наш путь?! Я чувствовал себя мешком картошки, а не пассажиром. Очередной резкий поворот - и меня уносит на свою сторону. Сверху нечаянно налетает Франциск. Резкий рывок влево. История повторяется в точности наоборот, за исключением того, что я отчаянно хватался за все, лишь бы не упасть в объятия француза. - Мы приехали! – сказал водитель, резко затормозив. Повернув к нам голову, он сделал жест рукой, тем самым давая понять, что это конец. - Слава Королеве! – не медля ни секунды, я мигом выскочил из машины, оглядываясь. – Хм… Россия, а мы точно в твоей стране? - А? – подошел ко мне расплатившийся за проезд Иван. – Конечно в моей. А что не так? - Мм… как бы сказать… - я поднял руки к лицу, упорно думая. - Где нещадная зима? – первым спросил Франция. - Где люди с автоматами? – поддержал его я. - А мутанты? - Медведи? - Стоп, стоп, стоп, - не выдержал Брагинский. Впервые за все время нашего знакомства, я узрел удивленное лицо русского. А это, знаете, великолепное зрелище, ибо лицо, обычно выражавшее безмятежность, было не самой приятной из всех существующих масок. А так – чистые эмоции, никакой угрозы… Накаркал. - С чего вы взяли, что все это у меня? – еще шире улыбнулся русский, четким движением руки доставая трубу. - Виноваты! - спохватился Франция. – Друг мой, мы ни разу не были в твоей стране… - А точно, - резко изменился русский, кивая головой. Я с облегчением вздохнул, ощущая себя в относительной безопасности. По крайней мере, темной ауры, плавно окутывающей тело русского, словно язычками пламени, я уже не видел. Послышалось шушуканье, а после - тихое хихиканье. Повернувшись назад, я узрел несколько девушек, наблюдавших за нами. Представительницы прекрасного пола держались на расстоянии и изредка что-то тихо говорили. Одеты все были по-разному, начиная с длинных ярких юбок, достающих практически до самой земли, и заканчивая насыщенно-красными кедами и лосинами. Но больше всего меня удивил тот факт, что девушки были накрашены, несмотря на то, что являлись еще достаточно молодыми. А так же, у большинства были очень высокие каблуки, на что мне было просто больно смотреть. Все время казалось, что кто-нибудь из них упадет, даже не сходя с места. У меня в очередной раз поднялась бровь: - Какая-то странная у тебя мода, Брагинский. - Какие прекрасные создания! - воскликнул Бонфуа, посылая воздушные поцелуи. Но, к моему большому удивлению, а также и на удивление России, на домогательства Франции никто не отреагировал. Лишь некоторые из девушек глупо хлопали глазами, снова начиная что-то обсуждать. Француз поражено замер, стремительно бледнея. – Быть не может… Чтобы я… Я еле успел схватить теряющего сознание Бонфуа. - Никогда бы не подумал, что такая глупость тебя сломит, - я недовольно нахмурил брови, думая, насколько же Франциск зависим от любовных интрижек. Девушки, тем временем, стали использовать жесты, поднося свои тонкие пальцы к бровям. Мы с Францией замерли. - Ах-ха-ха… - моментально пришел в себя мужчина, вставая в одну из своих излюбленных поз. – Я догадывался, что здесь что-то не так. Ведь ни одна дама не сможет устоять пред моим обаянием. Неужто кому-то могли понравиться эти страшные брови? Фу… Я злостно посмотрел на Бонфуа, который, казалось, сейчас улетит от счастья. Этот идиот бесит меня! Сильно! Я фыркнул, сжимая правую руку в кулак, едва сдерживая себя, чтобы не замахнуться ею, и не преподать французу хороший урок. Может быть, так оно бы и случилось, если бы не громкие, смеющиеся девушки, обратившие на себя наше внимание. Повернув голову в их сторону, я увидел, как некоторые из них подмигнули мне. Другие, вытянули губы в иллюзии поцелуя. Я нелепо открыл рот, глупо смотря на них. - Идемте, - сказал Россия, глядя как одна из девушек, страдальчески поджимая губы, топталась на месте, готовясь подойти к нам. Я испугался, опасаясь того, что человек, будучи на таких каблуках – сантиметров эдак пятнадцать – просто не сможет пройти по дороге, не разбившись при этом. Брагинский, увидев мое вытянувшееся лицо, дружелюбно сообщил, что такая обувь у них норма. Так же, он доверительным тоном сообщил о том, что девушки так через раз в гололед за автобусом бегают. Русские – монстры или мутанты. Покинув это место до того, как к нам еще кто-то подошел, мы очутились в Московском метро. Заходя в подземку, я моментально зажал нос рукой, неприязненно жмурясь от резкого противного запаха. Мельком посмотрев на Бонфуа, который повторил мои действия, я хмыкнул. Вскоре, зловонье исчезло, уступая свое место духоте. Наконец, оказавшись в гостинице, я, грозясь разорвать любого, с раздражением забрал ключ у персонала. Напрочь игнорируя лифт, я, практически пролетев весь путь в виде ухоженной и дорогой лестницы, присущей такому заведению, оказался возле двери. Справившись и с этой преградой, я зашел в комнату. Толком не рассмотрев интерьер, который никогда не был мне интересен, я последовал в душ, желая смыть остатки этого длинного и паскудного дня, а после лечь спать. Утро добрым не бывает. Хорошо разбитая голова француза – помогает. Рассерженный своим пробуждением, я раздражённо поднялся на белоснежной кровати, которая была блаженно мягкая. Чирикал Бонфуа долго и настырно, иногда охая и искоса поглядывая на меня. Спать мне пришлось в боксёрах. Идеально сложенная одежда покоилась на стульчике, стоящем неподалеку от кровати. Франция, блистая своим великолепием (которого у него и не существовало), рассказывал о том, какие тут искусные мастера в салоне красоты, не забыв упомянуть о том, что работники похвалили его за ухоженную кожу. А я рассказывал о том, как Бонфуа некоторое время жил у меня? В моем маленьком ухоженном домике, во дворе которого есть благоухающий сад, над которым я пыхчу все свое свободное время. Это было как раз тогда, когда был подписан ничем не выгодный Англо-Французский союз. После подписания бумаг Франциск, не теряя ни секунды, притащился ко мне домой, волоча за собой два гигантских чемодана с одеждой. Напевая что-то о любви и поправляя свои волосы, Франция, остановившись возле моего дома, стал звать меня, словно мартовский кот. Конечно, Франциск узрел не то, что ожидал, а именно: открывшуюся дверь, за который стоял я, заспанный, в домашней пижаме, на которой, естественно, были изображены феи с единорогами, а руки украшал сияющий револьвер. С этой же песней Бонфуа пришлось покинуть меня. Я, как истинный хозяин английского дома, проводил французского гостя летящей кочергой, которая оказалось как раз под рукой. В ответ я получил крики о том, что это волосатое чудовище вернется. Через два дня, как и обещалось, он вернулся. Счастливо вручив мне письмо от начальства, он нагло зашел в дом, пока я, бледнея, читал послание. Вот так мне пришлось жить с Францией, который своими выходками доводил меня до бешенства. Он часами валялся на диване, смотря, как я тружусь; при этом он часто подносил бокал алой жидкости к губам, посасывая свое чертово вино. Ничто меня так не раздражает, как вид людей, которые сидят и ничего не делают, пока я работаю. Его взор следовал за мной, куда бы я ни направился. Иногда француз с неохотой вставал со своего гнезда, следуя за мной. Он часто говорил, как ему повезло наблюдать меня за работой. От этого я бесился еще больше. Он, по его словам, часто удивлялся, как ему удавалось до этого жить, не наблюдая за мной. Ну, а я совсем другой человек. Я не могу спокойно сидеть и смотреть, как кто-нибудь трудится. Мне хочется встать и распоряжаться, расхаживать по комнате, сложив руки на груди и указывать, что надо делать. Такая уж я деятельная натура. Был единственный момент, когда Бонфуа соизволил закрыть свой рот и молча наблюдал за уборкой дома. Тогда француз даже помог мне достать тяжелый ящик с вещами. Ага, спасибо, что не позволил ему раздавить меня. Потом, этот же ящик я потащил в давно забытую комнату, двигаясь к кровати, и, нагнувшись, стал смотреть насколько там чисто. Меня встретила пыль, многолетняя грязь и голодный паук с длинными лапками. Я даже не успел понять, что происходит, как радостная букашка полезла на лицо. Боязливо подскочив, я стал прыгать, тряся то руками, то ногами. Я даже позволил себе тихо вскрикнуть, когда животное поползло по шее. В этот же момент в проеме показался Франциск, с усмешкой наблюдавший за мной. Увидев ненавистную рожу и почувствовав, как паук с груди стал перемещаться по руке, я резко наклонил ее, специально освобождая проход от ткани. Когда же паук практически оказался на свободе, я резко подлетел к Бонфуа, хватая того за подбородок. Вначале Франция замер, явно думая о чем-то пошлом, но когда до него дошло, что с оскалом на губах, я, скорее всего, не буду ничем подобным заниматься, он поднял руку, тут же замирая. Бонфуа повезло меньше: энергичный паук, оказавшись как раз возле носа, резко замер, перебирая тонкими лапками. В общем, ожидал меня поистине приятный цирк. А паучка я не позволил убить, ибо за такое веселье я ему теперь обязан. Убедившись, что он не опасен, я аккуратно взял в руки живое существо, и, отнеся в сад, отпустил на волю. Оставшиеся дни я твердил французу, что до этого случая жизнь была серой, скучной и существовать по идее я не мог, а тут бум - и жизнь обрела краски! - Артур, пойдем к нам! Мы с Россией сняли поистине прекрасный номер с несколькими комнатами и кухней! В этот момент я с сомнением посмотрел на француза, думая, что меня больше всего пугает: чересчур слащавый голос страны, которым мужчина обычно очаровывает бедных девушек, либо то, что Франция зовет меня в совместный номер вместе с Россией. Однако, здесь я выпендриваться не мог, ясно понимая, что сейчас мне необходимо держаться рядом именно с этими странами, чтобы в случае чего отбиться от атаки. Быть похищенным – не самая желанная вешь, поэтому, выгнав Франциска, я принялся одеваться. Сев за стол, напротив подпирающего рукой голову Бонфуа, я с каменным лицом принялся ждать еду Брагинского. На самом деле, я уже в седьмой раз пожалел, что пришел сюда не поинтересовавшись заранее, кто будет готовить, думая как всегда о лягушатнике, и сейчас, отлично понимая, что мне придётся есть русскую готовку, я был готов сорваться с места и бежать отсюда вон. Но такого случая у меня не было, так как Россия, я уверен, перехватит меня на полпути и с угрозами вернет за стол, а после положит передо мной свое адское блюдо. Мне оставалось только скрестить пальцы и про себя молиться на древнеирландском, легонько приподнимая губы. Так же я попробовал навести проклятье на Ивана, но потом, вспомнив что он русский, я принялся проклинать его кухню. После всех усилий, я был готов поклясться, что плита должна была еще давно вспыхнуть и взорвать всю кухню. Но, вместо погрома и криков, я услышал поющего Брагинского, после чего стал мрачнее тучи. Хотя я невольно отметил, что у России приятный на слух голос и, не знал бы страну – даже послушал бы, но все же, я знаю, с кем имею дело, поэтому предпочел закрыть уши руками. - Еда готова! – чуть ли не проревело Мировое Зло, гремя посудой. Я нервно поерзал на стуле, не зная, куда себя деть и как бы есть русскую еду. Сидящий рядом Франциск, в отличие от меня, был спокойным и даже сонным, на что я возмущенно фыркнул. Нас тут травить собираются, а этот тупоголовый сидит так, будто на отдыхе находится. Послышалась возня, а после дверь медленно и со скрипом отворилась, открывая нам вид, на державшего кастрюлю Россию. Довольный собой, мужчина подошел к нам, ставя на стол кастрюлю с поварёшкой. Через секунду были выданы глубокие тарелки. Несмотря на всю опасносную и, на данный момент, стрессовую ситуацию, живот, почувствовав приятный запах еды, громко заурчал. Я сконфуженно схватился за предателя двумя руками, молясь, чтобы мой позор не был услышан всеми. Но весь аппетит как рукой сняло, когда я увидел, что именно в кастрюле. Когда я имел ввиду адскую еду… Я же не в буквальном смысле… Когда передо мной поставили тарелку, я в нерешительности взял ложку в руки, пытаясь опознать ингредиенты. Единственное, что мне удалось узнать - так это мясо, все остальное, как и само блюдо, было неестественно ярко-красного цвета. Он что, у Америки краску взял? Хотя, могу предположить, что данный цвет супа получился из-за какого-то продукта. Красный перец? Нет, он не красит. Специи? Вполне возможно. Игра в «я, типа, заядлый и умелый шеф-повар, знающий все продукты» шла недолго. Потерявший терпение Иван спросил, почему я не ем. Посмотрев на него, а потом на суп и снова на него, я честно ответил, что не могу есть еду, у которой цвет ярче стандарта - Америки с меня достаточно. При упоминании американца, лицо Брагинского мгновенно потемнело, с него пропала даже привычная улыбка. Я вжался в стул, чувствуя неприятную ауру, исходящую от русского. Россия взял свою ложку и зачерпнул у себя немного супа. - Открой рот, - я боязливо уставился на ложку, а после - на стремительно темнеющего Брагинского. Я выполнил приказ, при этом зажмуривая глаза. Все случилось быстро и ловко. Почувствовав приятный вкус пищи, я стал жевать, с задумчивым видом смотря в одну точку. Россия сразу же расцвёл, глядя на мое лицо. Франциск, ставший свидетелем сцены, ехидно сказал: - А ты смотри-ка, ему понравилось. Проглотив еду, я возмущенно открыл рот, дабы высказать французу все, что о нем думаю. Вторая порция не заставила себя ждать: Россия, с непонятными воплями, словно ложка это что-то летающее и по фантазии он кормит скорее маленького ребенка, заткнул мне рот. Я послушно взял еду, стремительно краснея, отводя взгляд куда-то в сторону. - Ну как? – казалось, цветочные горшки, стоявшие неподалёку вот-вот расцветут – такое влияние имеет на окружающую среду настроение Брагинского. - Ну… это… вкусно. Помимо запаха еды, почувствовался слабый аромат меда. Белый, словно только что выпавший снег, бутон, легонько пошатнулся, повинуясь летнему ветру. Соседний цветок, такого же сорта, так же печально повиновался стихии. Казалось, что эти цветы тянулись друг к другу, страдая от одиночества. Они никогда не обращали внимания на удобренную землю, на которой жили, ни на солнечные лучи, что бережно посылало им солнце, ни на чистую водичку, что каждый день им давали. Всегда вялые и будто усталые, цветы никогда не распускали свои белоснежные лепестки. - Эй, эй! Россия, иди ты!.. Все хватит, у меня есть своя тарелка. - Ну, Англия, давай. Бог любит троицу. - Стоп, а ты ел из своей тарелки? - Да, а что? - А!? Ты сначала ел, а потом меня из нее… кхм кормил!? О боже, Раша, как ты мог!? Ты вообще ммм… - Вот и молодец! – расплылся в улыбке Иван, убирая ложку обратно.