Безумная любовь

Каждый раз автор обещает не задерживать проду и как всегда идет многолетняя задержка =__= Примите мои извинения, читатели, а также же благодарность за то, что вы еще не потеряли свой интерес к этой писанине. Еще вопрос: стоит ли рисовать новые арты? Нужны ли они? Приятного чтения)) Во время завтрака мы все удачно искупались в борще. Россия, воодушевлённый идеей покормить меня еще раз, со зловещим выражением лица стал подносить ко мне ложку. Я шумно, наотмашь замахал руками, гневно крича про правила приличия и про то, что Брагинский ими не обладает. За всеми этими телодвижениями я задел ложку, и та со звяканьем полетела в порцию Бонфуа, приземлившись так, что брызги фонтаном разлетелись по всему столу. - О, это не важно, - как-то весело ответил нам русский, украдкой глядя на несчастного Францию. Страна любви, в свою очередь, в омерзении поднял руки, гневно смотря на меня, после вытащил из кармана носовой платок и аккуратно вытер лицо. – Скажите, а что вы любите делать, когда приезжаете в чужую страну? – спросил у нас Иван. В этот момент Франциск, с молчаливым достоинством принялся за чай, наверняка не желая поддерживать разговор. - Ничего, - мрачно ответил я. – Тем более, сейчас мы не на отдыхе, а мне, как истинному джентльмену, неприятно подобное общество. Француз громко засопел, смотря на меня так, словно я враг народа. Я криво ухмыльнулся, предвкушая очередную ссору. - Эх, Артур… Ты напоминаешь мне одного знакомого, - туманно начал свою речь француз. Я в сомнении поднял бровь, ожидая совершенно другой ответ: «Милый Артур» или «Проклятые англичане». Так или иначе, я молча уставился на француза, который взял чашку с чаем и стал медленно подносить ее к своему рту. Сделав два небольших глотка, Бонфуа осторожно поставил прибор обратно, с удовольствием замечая мое нетерпение. - Мертон – очень хороший человек, - глубокого вздохнул парень, поглаживая свои волосы. – Жаль только, что он раза два в неделю заболевал и не мог нормально ходить на работу. Если за десять километров от него появлялась болезнь, то он обязательно схватывал ее, притом, в тяжелой форме. Он болел бронхитом в самый разгар лета и зимой, на Рождество, жаловался на сильные ожоги от солнца. Парень иногда валился с ног, пораженный ревматизмом, и, выйдя из своего маленького уютного домика в привычный для своего места туман, падал от солнечного удара. Я удивленно уставился на француза, пораженный тем, что это существо может знать такие умные слова как «бронхит и ревматизм». Я даже не заметил, как половина моего чая оказалась на брюках. Благо, он был не горячим. Франциск удовлетворённо хмыкнул, хитро щуря голубые глаза. Интересно, это реально Франция? Может, настоящего француза уже давно похитили какие-нибудь отшельники, возжелавшие отведать самый отвратительный ужин в своей жизни? Но мое удивление улетучилось моментально, когда я понял тайный смысл этого рассказа. Это намек на мою бледность и слабое здоровье?! - Потом мужчину попытались лечить, - продолжил француз. – Дали наркоз и, вырвав все зубы, вставили две искусственные челюсти – до того он мучился зубной болью. Затем она сменилась какой-то страшной болезнью, связанной с ухом. Четкие звуки перестали для него существовать, и ему нередко приходилось таскать с собой слуховой аппарат. Он всегда страдал от насморка – кроме тех девяти недель, когда болел совершенно другой болезнью, и вечно что-нибудь отмораживал. А потом, во время отдыха, которого у него не был три года, он нечаянно упал с обрыва, полетев со сто метровой высоты. Ага. Я несколько удивился, но не потерял хладнокровия. Пока. Улыбка Бонфуа стала последней каплей. Ведь эта самая ничтожная страна в мире только что унизила меня! - Ты слабоумный! – воскликнул я, вскакивая с места и хватая жалкого француза за воротник. – Как посмел?! - А ты – старый маразматик! – в ответ закричал парень, перехватывая мою руку. Вскоре мы снова были усажаны за грязный стол, во главе которого восседал Брагинский. В ту же минуту я предпринял попытку выйти из-за стола, ссылаясь на неподобающий вид – свой внешний вид, естесственно. В ответ на мою речь Иван только слабо посмеялся, наблюдая, как я встаю, а после, вытянув руку, поймал меня за плечо, сильно дёрнув вниз. Я с шумом опустился на место, охая и хватаясь за пострадавшую конечность. Вначале рука адски болела, отчего мне казалось, что ее сломали, но через минуту боль утихла до такой степени, что я перестал обращать на нее внимание. Чертов русский. Даже оставаясь незатронутым воздействием заклинания, он продолжал оставаться одним из моих главнейших врагов. Псих. - Так что вы любите делать, когда приезжаете в другую страну? – как ни в чем не бывало повторил русский. Когда ответа не последовало, он продолжил. – Когда я приезжаю в какой-нибудь в город или деревню, первое, что я делаю – это бегу на кладбище, чтобы насладиться видом могил, - я мигом побледнел, ощущая тошноту и легкое головокружение. Казалось, сидящий рядом Бонфуа скоро потеряет глаза, которые должны были вот-вот выкатиться. – Иногда мне приходится отказываться от такого развлечения, уходя на собрание стран. – Как-то по-детски надул губы Россия, отчего, кажется, я скоро получу невроз и стану самым больным человеком в мире. – Мне интересно бродить по темным, холодным переулкам, направляясь к старым воротам и проходя через них, оказываясь в том интересном месте, где можно почитать надгробные надписи. Мы с Франциском напрочь забыли все разногласия, и, через силу повернув головы, испуганно посмотрели друг на друга. Франция превратился из насмехающегося в нервного человека, лихорадочно дергавшегося на месте. Я легонько тряхнул головой в сторону Ивана, призрачно намекая на ненормальное поведение этой страны. Ага, тоже мне открытие… - А я знаю место, там, в соседнем городе, где в склепе есть пара черепов… - Ах, какая сегодня хорошая погода, мagnifiquement [великолепно]! – воскликнул Франциск. - Действительно, - поддержал его я. - Не каждый день ты можешь любоваться прекрасными белыми тюльпанами, которые, благодаря приятному нежному солнцу, так красиво раскрылись. - Согласен, - через силу сказал я, начиная злиться уже на второго собеседника. - Сегодня стоит отменное утро! Скоро конец лета, когда La tendre [нежная] зелень травы и листьев приобретает более темный оттенок… «Понеслось», - подумал я и тяжело вздохнул. Франциск говорил долго и охотно, делая свой голос как можно мягче, певуче рассказывал о красотах окружающей природы. Мягкие жесты, которыми он поправлял волосы, явно говорили о том, что данный «режим», включенный французом, был предназначен для привлечения особ женского пола. А тема, которую мы с Брагинским так воинственно слушали, была выбрана для поддержания красивого и изящного разговора, от которого девушки пришли бы в восторг, думая лишь о том, что перед ними интеллигентный мужчина, из тех, которых так сложно найти на этом свете. Когда же я нарочно перестал слушать француза, начиная пить свой чай, до меня резко стали доходить фразы о гадкой стране, где все время льет дождь как из ведра. Подавившись, я стал внимательнее слушать речь, но в дальнейшем не услышал в ней ни единого похожего слова. - А природа, словно юная красавица, готовая превратиться в женщину, охвачена тревожным трепетом… Я умирающе взвыл, поднося руки к лицу. Мне было скучно и стыдно одновременно – я просто не мог нормально слушать речь этого человека. Кто бы мог подумать, что жуткий говор Брагинского о кладбищах и склепах звучал намного лучше «весеннего трепета» Франциска. Когда у Бонфуа кончилась фантазия и в ход пошли французские стихи о женщинах, я не выдержал: - Заткнись, - знаю, в этом случае я мог бы быть и повежливее с Францией, ведь он, как-никак, попытался улучшить данную ситуацию, перехватив инициативу разговора у России. Но, как говорилось ранее, все стало только хуже. Лично для меня, по крайней мере. – Сейчас, только в душ – и сразу на улицу, в магазин зайти. Необходимо купить телефоны, чтобы можно было друг с другом связываться. Нам надо как можно быстрее снять это долбаное заклятие. Сидящие напротив меня страны, к превеликому моему удивлению, кивнули с серьезным видом. Я уже начал вставать со стула, как Франциск громко воскликнул: - Я осел! Тут я почувствовал к нему великое уважение и поинтересовался, каким образом он пришел к такому гениальному выводу. - Все это время у меня был с собой телефон! Я, конечно, не думаю, что страны могли заподозрить меня в твоем «исчезновении», но все же кто-то мог с его помощью узнать наше положение. - Ты кретин! – сделал новое открытие я, после чего с силой схватился за волосы, знакомя свой лоб с чистой территорией стола. – Как можно быть таким?! Он работает? Замешкавшись, парень с сомнением посмотрел на меня, а после – на многострадальный телефон. Немного подумав, Бонфуа на что-то нажал, после чего экран загорелся ярким белым светом. - Работает,- подтвердил Франция, поворачиваясь к нам. - Святая королева! Выключи! – испуганно подскочил я. – Выключи! Вскоре телефон оказался нерабочим. Нет, мы не стали его разбивать или вымещать на нем всю свою злобу. - Отправим телефон в Америку, по почте, - забрал телефон Россия, с легким любопытством разглядывая технологию. – Если с помощью него нас и вправду могли найти, то преследователь пойдет по ложному следу. - А если нас уже нашли? – нахмурился я. – Что тогда?! - Тогда – просто убьем! – расцвёл Россия. – Я так давно хотел увидеть, как эти недоумки будут глядеть на меня снизу вверх, молить о прощении, валяться в грязи… - Может просто вырубить? – скромно спросил Франция. - Ну… Можно и так… Короче говоря, день с самого начала задался не лучшим образом, сделав мою жизнь еще отвратительней. Я лениво вышел из душа, и, вытирая свои волосы, впервые подумал, что мои новообретённые союзники - это не то, что я бы хотел видеть возле себя. Скажу проще: они мне вообще не союзники, этот случай ясно дал мне это понять. В моей душе зародилась мысль, что с такими помощниками я скорее умру, чем смогу расхлебать кашу с заклятием, которую сам же и заварил. - Надо расслабиться, - тихо сказал я, взяв в руки пульт от телевизора и включив английский канал. «- Сегодня пришло известие, что восемьдесят англичанок из Лондона пропали. Скорее всего, английское правительство имеет дело с массовым похищением. Также, недавно собранные статистические данные показали, что количество туристов, приезжающих в Англию, возросло в тридцать пять раз, чего уже не выдерживает сама страна. Количество эмигрантов также увеличилось примерно в три раза. Есть еще информация, что многие страны признали английский язык наиболее общепринятым, официально объявив его своим вторым языком. Только что были закончены подсчёты, которые показали, что число пропавших англичан составляет уже сто десять человек. С сегодняшнего дня начались официальные поиски. На этом все». - My God… Я неверяще продолжал буравить взглядом телевизор, который с новостей перешел на какую-то бессмысленную программу. Медленно опустив глаза, я словно в тумане стал разглядывать мягкий бежевый коврик на полу под ногами. Мои пальцы, неспособные и дальше удерживать пульт, разжались. Раздался звук падающего предмета, после чего по полу покатились две небольшие батарейки, звонко переместившиеся в угол комнаты. Как я мог… Не почувствовать весь этот хаос? Мои глаза в ужасе раскрылись, а сердце болезненно сжалось, наконец почувствовав боль и немые крики похищенных людей. Я схватился за грудь, оседая на пол. - Как я мог не почувствовать? – сквозь зубы прошептал я, вонзая ногти в собственную кожу. – Как?! Я был так сильно занят личными проблемами, что совсем забыл про свой народ. Про своих прекрасных детей, которыми я гордился. Что, что они чувствуют? Я резко задрал голову вверх. Хочу узнать, каково это: быть испуганным, терять надежду, оказавшись в плену. Это я во всем виноват. Максимально раскрыв глаза и вдохнув как можно больше воздуха, я замер, погрузившись в транс. Всего одна ночь, несколько жалких часов – и такие страшные последствия. Меня хвалят, любят, ставят на место Бога, убивают. Эти крики молодых девушек и юношей, попавших в такую грязную ситуацию – они по моей вине. Они… Уже не на моей земле. - Англия, Англия! Очнись! Прошу, очнись!.. От неописуемой боли я схватился за голову руками и начал поскуливать. Создавалось впечатление, будто меня кто-то бил бейсбольной битой, хотя на самом деле стоящий позади меня француз просто легонько придерживал меня за плечи, не зная, что делать. На миг я увидел странную картину: несчастливого парня, которому, как оказалось, не повезло больше всех. Грязный подвал, куда его бросили, три грубых хозяина – и полное понимание того, что с ним сделают. Он молится, спрашивает, что было не так, когда всю жизнь жил честно, не нарушая никаких правил. Вспоминает все счастливые моменты, плачет и прощается со своей девушкой… А сверху отчетливо слышны звуки шагов людей в грубой обуви и звон связки ключей. Когда же открывается дверь, я не выдерживаю и начинаю кричать. А он молчит – ему нельзя. - Артур! Послышался шлепок. Да, именно послышался. Потому что боли я не почувствовал. - Ты как? – сидевший рядом француз тряс меня за плечи, заглядывая в глаза. А тот парень… Только что отказался от унизительных действий и сейчас, избитый, в гордом одиночестве валялся на гниющем полу, дав волю эмоциям, которые полностью передались мне. - Mon Dieu, Arthur regarde me. Qu'est-ce qui ne va pas?* - когда холодные пальцы коснулись моего лица, я вздрогнул, начав интенсивно хлопать глазами. Тот парень исчез… Перед своим взором я чётко увидел Франциска. Да… Встревоженный, испуганный. Хотя… Какая разница? Мне плохо. Я увидел все страдания того человека, но ничем не смог ему помочь. Меня трясло от отчаяния – я был бесполезен. Щеки, мокрые от соленых дорожек, горели постыдным красным цветом. Я опустил голову: не хочу, чтобы кто-то видел меня таким. Неважно кто, сейчас мне все равно. Вдруг моих волос слабо коснулась рука и тихонько погладила их, отчего я вначале напрягся, а потом предательски расслабился. Раздался мелодичный голос, поющий на французском языке. Красивая песня.. Та самая, что я любил слушать в детстве, когда его мода считалась элитной. Потом почувствовалось шевеление с его стороны и, через секунду я обнаружил вторую руку Франциска на своей спине, а первая по-прежнему перебирала мои волосы. Тихонько он пододвинул меня к себе, легонько прижимая так, что я уперся в его плечо. Из-за этого я больше не мог сдерживаться: новые слезы катились по моим щекам, стекая ниже, по скуле, обрываясь на подбородке и впитываясь в синюю французскую одежду. Какая ирония – и снова я чувствую, что это когда-то было - дежавю. Тогда мы были друзьями, хоть и часто спорили. Я мог тебе доверять… А теперь не могу?.. Я грубо оттолкнул от себя недруга. Ахнув, удивленный Франциск неудобно упал на спину. Вскочив на ноги, я сделал пару шагов назад, бегая глазами по комнате. Здесь… Я хотел что-то найти, то, что может решить все мои проблемы, искупить мои грехи, спасти всех мои людей. Разумеется, такого предмета я не нашел, и только начал сильнее нервничать. Приподнявшись, Франция сел, настороженно глядя на меня так, будто я на него сейчас наброшусь. А я и наброшусь, если он встанет и предпримет попытку помешать мне помочь своим людям. - Ты… Что ты делаешь?! – закричал я. - Angleterre, успокойся. Я всего лишь хотел тебе помочь. - Помочь? Мне? – я наигранно раскрыл глаза, а после украсил свое лицо кривой ухмылкой. – Мой враг хочет мне помочь? Да брось, Франция… Мы же отлично знаем, какую помощь нам все предлагают. Ты ждешь, пока я дам волю своим эмоциям, стану слабым, чтобы потом раздавить меня, словно букашку, перед этим всласть поиздевавшись. - Ты… Что такое говоришь? Казалось, Бонфуа выглядел весьма удивленным. Он даже широко открыл рот. Эффектно, ничего не говорю. Аплодирую стоя. - Я не дурак, Франц. Второй раз не попадусь на эту уловку! «О чем я говорю»? – не в силах сдерживаться, я звонко засмеялся. – Вы все ненавидите друг друга, а я ненавижу вас сильнее, чем вы все вместе взятые. Это жизнь! - Англия, - Бонфуа встал, напряженно глядя на меня. Незаметная капля пота сползла по виску. – Ты, кажись, совсем из ума выжил. Никто не собирается тебя захватывать. Не забывай, что мы тоже хотим исправить данную ситуацию. Этих слов было вполне достаточно, чтобы маска безумия сошла с моего лица. - Я… Это… Должен спасти своих людей, - тихо сказал я. - О, нет. Не строй из себя героя! Мы не должны сейчас высовываться – ты отлично знаешь, что будет, если тебя кто-то увидит. Нам надо сначала подождать, составить план. - Подождать?! Составить план?! – гневно закричал я. – Ты никогда не говорил ничего умного и сейчас ничего не скажешь! Это не твои люди страдают! - Arthur, je te comprends… - Ни черта ты не понимаешь, - едко ответил я, отворачиваясь, чтобы не видеть ненавистное мне лицо. Мои глаза сразу же устремились к белой двери. - Артур! - услышал я, перед тем как выскочить за дверь и помчаться по коридору. Но и там меня поджидала неприятность: - О, Англия, а что ты здесь делаешь? - Брагинский, - сорвалось с моих губ, до того как русский использовал свой кран. _________ *О, Господи, Артур посмотри на меня. Что случилось? **Артур, я тебя понимаю