Безумная любовь

Всем привет, дорогие читатели! Рада порадовать вас, мои хорошие, большим продолжением. Я, как и многие авторы, довольно мнительна к своему творчеству, особенно к этой главе. По мне в этой части я не успела раскрыть всю мысль и характер прошлого Англии, что крайне меня печалит. Опасаюсь ООСа, но хочу, как истинный автор, добавить что-то от себя. Следующие части будут более юмористические (вернемся к основному сюжету), полные жаркими и жуткими сценами. Не забывайте оставлять комментарии. Приятного чтения! Кровавая Мэри снова сходила с ума, диктуя правила и законы, по которым должны убивать и сжигать неверных. Королева часто присутствовала при судах и казнях, никогда не брезгуя подобными зрелищами. Наоборот, похоже, такое представление восхищало и вдохновляло её. Эти жертвы были необходимы, она знала и была уверена в этом, поэтому никогда не колебалась, издавая какой-либо закон. Все надо очистить — так считала Мария, когда безумными глазами смотрела на будущую жертву. Такими же глазами она смотрела на меня — с вожделением и надеждой — пытаясь высмотреть мое настроение и состояние. Мария часто просила ходить вместе с ней, присутствовать на ее молитвах, тем самым пытаясь через меня повлиять на народ, навести их на правильную веру. Я всегда слушал всё, что она говорит, с восхищением и подсознательным страхом запоминая всё — это именно то, что чувствовал мой народ. Люди боялись мою королеву. Она внушала сильный ужас своими действиями, не проявляя никакого милосердия, предвещая смерть каждому, кто не поймет истинную веру. Еще в школе, с самого детства Мария познавала бога, когда ее отправили учиться в религиозную школу. Мария Католичка — так её ещё называют. — Мы хотим, чтобы люди обратились в нужную религию, — однажды сказала Мария, смотря на красивый сад. Она любовно погладила свою любимую книгу, в которой были написаны все основные правила. Но в этой вещице не было никакой необходимости — она знала всё наизусть. Могла подойти к любой женщине, найти явственную черноту ее души, назвать, насколько тяжело ее преступление, и способ наказания. Королева легко могла процитировать всякое предложение и назвать страницу. Я стоял рядом, терпеливо ожидая продолжения. — Каждый умрёт, кто не поймет этого. Каждая ведьма будет сожжена во имя мира. И она жгла. Могла самостоятельно взять факел, чтобы потом бросить в сухую траву, разбросанную возле больших дров, где была девушка, а может, и целая группа. Многие пострадали из-за этого. Несчастные, убийцы, невиновные, мечтатели, дети, красавицы. Все были судимы нашим богом и королевой. Но как бы иронично это не звучало, Мария I Тюдор не всегда была жестокой. Напротив, когда королева была молода, будучи еще принцессой, она по стандарту изучала языки и творчества христианских поэтов. В свободное время занималась свободной ездой. Стоит ли говорить, что в образовании была сильная брешь? Тогдашнюю Принцессу совершенно не готовили к правлению государством. Несмотря на то, что Мария была помолвлена с самого детства, причем несколько раз, она оставалась без мужа до тридцати шести лет, так как все боялись, что женщина может взойти на престол благодаря супругу. Прежде чем Мария всё-таки взошла на престол, ее попытались убить, когда королевой стала шестнадцатилетняя Джейн Грей, ее сестра. Но та продержалась недолго на плаву — Джейн не была популярна в кругу элиты, которая посчитала, что силы и власти у Марии куда больше. Так появилась «королева девяти дней»*. Вся жизнь была полна моральным давлением, и, чтобы заполнить свою душу, она верила. И поверила настолько, что католическая церковь забрала ее без остатка, полностью поглощая. На тот период пришлось большое число казней протестантов. С каждым днем её правления меня распирали разные чувства. Часто посещали перепады настроения, и даже плохое здоровье, заставляя задуматься о жизни. Что идет не так? Мария была жестокой, но ей все повиновались, она была королевой, значит, была права, как никто другой в этом мире. Безусловно, вопиющее противоречие, но, значит, так и должно быть. Но нехорошие чувства не отпускали. Адская смесь страха, гнева, любви и подчинения. Все накатывало странной неожиданной волной, от чего я нередко хватался за голову, уходя в свои покои. Так я оставался наедине с множествами чувств и эмоций, что чувствовал мой народ. Они давили, заставляли непроизвольно задерживать дыхание, стыдливо опускать глаза, со страхом задумываться, тяжело плакать... А потом очень редко, но резко, и непонятно, зачем, даровали веселье вперемешку с глубоким восторгом, заставляющим волосы на руках вставать дыбом. Такой ураганный миксер пугал. Но однажды все изменилось. Это была одна из шумных ночей, когда за окном бушевал сильный дождь, а сквозняк играючи ходил по замку, создавая симфонию звуков. Спать не хотелось — в голову навязчиво лезла всякого рода чернуха, начиная подавать идеи об умерших в жестоких пытках призраках или ходящей по коридорам нечисти. Иногда свист ветра сильно напоминал звуки борьбы на поле боя, и я сразу же просыпался, не успевая крепко заснуть. А там, совсем недалеко лежала в покоях подкошенная болезнью королева, борющаяся за свою жизнь. Неожиданно, сердце сжалось, и, прежде чем я успел что-то подумать и осмыслить, тело само подпрыгнуло с кровати, подбегая к двери. Стало неспокойно. Я не мог объяснить это словами, меня одолевали тревожные чувства. Будто кто-то задыхается, тихо-тихо умирает. Я, не теряя ни секунды, ринулся по коридору, вылетая из своих покоев. В этот момент, будто выпутавшись из своеобразного плена, что-то вылетело следом. Вот тогда, терзаемый не лучшими чувствами и эмоциями, я впервые в жизни пожалел, что, олицетворяя страну, я предстаю в облике человека, а не такого же быстрого темного духа. Тем не менее, бежал я как можно быстрее, ставя мировые рекорды: в беге по прямой, в ловкости на поворотах и прыжках — это когда сбоку попадались статуи или столики с вазами. Во время побега у меня благополучно включился инстинкт страны или разум чужого человека, затмевающий все разумные мысли, из-за чего мне казалось, что если эта штука сзади меня дойдет до конечной цели, то все, конец. И будто чёрт услышал мои худшие мысли — после поворота меня обдуло легким ветерком сбоку, и я понял, что гонка проиграна. Свист сквозняка едва не лишил меня слуха, когда я с грохотом открыл дверь, врываясь в чужие покои. Кровавая Мэри правила недолго. Собрание состоялось через три дня, дабы решить, кто следующий займет трон. И я только огорчился, узнав результат — опять женщина, всё так же дочка нашего дорогого короля, который невзлюбил ее с самого рождения. Я помнил её маленькой, рыжей и любознательной. Милое дитя, но чтобы провести коронование… С такими мыслями я ждал будущую королеву, усталый и измождённый — до Марии страну сильно разворовали, и, пусть последняя чуточку поправила положение дел, сам народ очень пострадал, а вместе с ними и я. Ко всему прочему, слова Шотландии навязчиво лезли в голову, и я никак не мог от них избавиться, как бы этого не желал. Это изнуряло еще сильнее. От бессилия и злобы я рефлекторно сжал зубы, случайно прикусив язык. «Тебя ненавидит мой народ!» А вместе с ними и ты, Скотт. Как же это глупо, но логично и правильно, черт возьми! Наше положение, мнение… всё может неожиданно поменяться… смогу ли я так же? Так же удивительно измениться? — Она пришла,— шепнули мне на ухо. Я грозно посмотрел на прибывшего, скрывая усталость, но показывая скверное настроение. — В комнате? — спустя некоторое время ответил я, готовясь к стандартной для меня процедуре. Необходимо явить страну правителю. Слуга кивнул, демонстративно-легко поклонился и быстро исчез. Глубоко вздохнув, я последовал за ним. В комнате оказалось всего несколько человек, включая преданных людей со стороны будущей королевы. Ей было двадцать пять, но стоило заметить, что девушка выглядела намного младше и ухоженнее своих сверстниц. Она была молода и свежа, будто пришла на праздник или на бал всей её жизни. Причина такой естественной и прекрасной красоты крылась в том, что она никогда не рожала, следовательно, не страдала от ужасных заворотов жизни — выкидышей у нее не было, так как она не имела близких связей с мужчинами. Однако, описывая её внешность, я упускал главное — поведение. Как только я зашёл, пара зелёных глаз уставились на меня чересчур пристально, внимательно и с осторожностью. Но, несмотря на такое недоверие, она постаралась не выдавать своё напряжение, попытавшись поудобнее устроиться и принять серьезно-деловой стиль, хотя пару косых взглядов я все-таки получил. Меня это несколько насторожило. Спустя некоторое время я сказал, что нужно: — Приятно приветствовать, Вас королева, я Англия, — и вот оно, удивление. Я — искреннее безумие и непонятие этого мира. — Понимаю, в это трудно поверить. — Я верю, — отозвалась будущая надежда страны, и я с ответным изумлением увидел облегчение и радость в её глазах, будто я сказал какую-то праздничную и очень хорошую весть. — Позвольте мне… нам представиться… Елизавета. Прошло несколько месяцев после коронации. Мое самочувствие несколько улучшилось, но общая усталость, будто я был немощным стариком, давала о себе знать. Как же я ненавидел такое состояние. Усугубляли положение ещё ходящие вокруг да около приближённые королевы и церковные слуги, будто поджидая, когда я дам слабину и потеряю сознание, чтобы начать бить тревогу. На такие мысли я злобно фыркнул, подходя к большому окну, откуда открывался вид на жителей страны. Немудрено, что это место стало моим любимым. Спустя какое-то время я услышал осторожные шаги. Устало вздохнув, не оборачиваясь, я негромко, но четко спросил: — Почему Вы поверили мне, Моя Королева? — искренне поинтересовался я, все так же внимательно осматривая город с высоты птичьего полета. Так легко принять тот факт, что перед тобой олицетворение страны… это что-то новенькое. Послышалась возня — желая поговорить наедине, королева махнула рукой, отзывая всю прислугу. Те молча поклонились и стремительно скрылись из виду. — Мы Вас запомнили, когда были в глубоком детстве. Отец навещал Вас во времена просветления и женского дела. Это было всего однажды, — ответила та, подходя ко мне. Я с сомнением повернулся, внимательно глядя в зелёные глаза. — И Вы запомнили? На мой вопрос королева среагировала неоднозначно — прервав зрительный контакт, она поравнялась со мной, рассматривая красивый вид, открывающийся из окна. И мне стало понятно, что это тема была чем-то сокровенным и тайным. — Запомнили, — продолжала Елизавета. И, не давая мне продолжить, быстро, с содроганием сказала, — и, увидев спустя столько лет, очень испугались. Я вопросительно поднял бровь, требуя продолжения, хотя отлично знал, в чем заключался страх. Будущая надежда страны плавно повернулась ко мне, с чистой искренностью глядя на меня. — Покойный король был давнопрошедший, когда Мы видели его несколько лет назад, а учителя уже не могут похвастаться светлым умом и молодой кожей. Мы страшились, что перед нами ведьма. — И не сказали ни слова? Почему не велели казнить, Моя Королева? — улыбнулся я. Что за странная беседа… — Наше сердце не желало. «Не иначе как инкуб**, так и есть» — подумали Мы. По этой причине стали очарованы еще в детстве. И тут я понял, что потерял нить разговора, растерявшись от последних слов. Увидев мое потерянное выражение лица, Елизавета слабо улыбнулась, делая шаг к выходу. Она медленными шагами, будто нехотя, выходила из комнаты, но, не дойдя до двери, остановилась. Так мы стояли некоторое время спиной друг другу, не решаясь пошевелиться. Казалось, мир остановился. Тогда я заметил, что медленно наступает вечер — небо окрасилось в тот пурпурно-синий оттенок, который зачастую предвещал приход ночи. Я ответил: — Не понимаю. — И не надо, — незамедлительно отозвались сзади. Я повернулся. Елизавета стояла ко мне лицом, напрочь игнорируя яркое солнце от заката на правой части ее лица. Она смотрела на меня, не мигая, будто не дыша. На секунду могло показаться — нет, она не человек. Кукла стояла передо мной, большая, в человеческий рост. Дорогая, фарфоровая. — Мы желаем сделать Вас сильнейшим, — сказала она, делая один шаг на встречу. — Мы хотим увидеть Вас Великим, — еще пару шагов. — Мы жаждем увидеть… Страну лучшей, — закончила Елизавета, оказавшись непостижимо близко. — Хотим подарить мир… Она говорила совершенно спокойно, ни на секунду не сомневаясь в своих словах, не медля, будто это единственные и правильные слава, которые она могла бы сказать. Но, несмотря на ее спокойный тон, я видел, как Елизавета взбудоражена. Во время речи на каждой паузе её зрачки увеличивались до невероятных размеров, а когда она начинала говорить вновь, они так же невероятно сужались. Королева очень волновалась, ожидая исхода нашего разговора. — Что Вы собираетесь делать, Моя Королева? — Елизавета отвернулась, устремляя свой взор на королевство. — Эти земли слишком малы для Господствующего Короля. Мой Король-отец начинал работу по изучению моря, устраивал торговлю с другими странами. Мы же захватим заморские территории. — Не получится, — хмуро высказался я, — У меня слишком много врагов, чтобы запросто разгуливать по морю. — Мы их уничтожим. Всё море будет принадлежать нам. — Наших солдат не хватит, чтобы продолжать настолько долгую и изнурительную войну, а королевская казна опустела ещё несколько лет назад. — С нашими врагами будет сражаться не аристократы, а народ, — поведала та. — Пиратство процветает с каждым годом. А за нападение на корабли чужих стран мы будем вознаграждать всех морских дьяволов, противников закона. — Моя Королева, известно ли Вам, что если данная идея имеет быть в нашем мире, то изменения могут произойти со мной? — Наши мнения шли в этом направлении. Как иначе? Мысли хороши. Желание наше — увидеть это. Реальность — это всего лишь немного горьких вещей. Никто не понимает, что правильно, а что нет. Я же просто забыл всё, что мне нравится, или чего я боялся. Забыл прошлое… - О, Франц, - глумливо улыбнулся я, с улыбкой глядя на побеждённого француза, поправляя пиратскую шляпу с пером. — Не думал, что на простом торговом судне окажется твоя персона, — продолжал ухмыляться я. Стоявшая рядом команда заулыбалась мне в ответ, видя, в каком настроении сейчас я был. Видно, мечтали о хорошем пойле после отличного грабежа. Я же желал хорошенько вмазать одной смазливой роже, растереть все тело о грубое дерево, превратить в кровавый фарш или же просто оставить кровавое пятно. Я невообразимо хотел сделать это. Я невероятно широко улыбнулся, невольно демонстрируя Францу острые клыки. Лежавшие сзади редкие пленники, теперь — рабы на продажу, только судорожно вздохнули, широко раскрытыми глазами глядя на меня. Они, словно, загипнотизированные, внимательно следили за каждым моим движением, будучи не в силах оторваться. Рабы знали, что это опасно, но страх, сковавший всю их душу, не оставлял им выбора. — Вот уж не думал, что встречусь с самим Артуром, — в свою очередь бесстрашно ответил Франция, слабо улыбаясь. Его идеальная прическа и великолепный костюм, выглядели, мягко говоря, ужасно: блондинистые волнистые волосы были в полном беспорядке и в хаосе, и к тому же грязными и сальными. И если приглядеться, то можно было увидеть всякого рода мусор, случайно попавший на голову француза, когда тот защищался от полчища пиратов. Много убил, зараза. Больше головы пострадал пафосный аристократский костюм, который сейчас представлял лохмотья. Разорванный, весь в саже, он больше не предоставлял всей той ценности, что имел раньше. Я недовольно цыкнул, увидав золотую нить и мастерскую вышивку. Потеря, однако. Но несмотря на весь расклад и печальную ситуацию для француза, вопреки всем законам, Франция просто спокойно сидел, со скучным интересом поглядывая на каждого, будто свою женщину перед балом ждал. Он не выглядел испуганным, на его лице не было и тени смущения и сомнения, когда все остальные моряки рисковали откинуть копыта от страха. Я бы подумал, что это один из хитрых планов Франции и его двух дружков, а за рифами для нас приготовлена засада. Но я слишком хорошо знал Франциска, чтобы опасаться его. Это самодовольство раздражало! Я поборол в себе желание разрезать горло Франциску, даруя лёгкую смерть. — Я заставлю тебя умолять о смерти, — с нескрываемым удовольствием произнес я, пытаясь не шепелявить и не съедать слова. Франция нахмурил блондинистые брови — Так это правда, — нахмурился он, меняясь в лице. — Змеиный язык. Я резко подался вперед, садясь на корточки, дабы быть на одном уровне с пленником. Посмотрим, насколько долго продлится наш поединок взглядами. Франц нагло, с вызовом смотрел мне в глаза, не мигая, тогда я увидел в их голубом блеске насмешку. И мысль о том, что этот ублюдок-француз считает себя выше меня, считает себя достойней для господства над миром, заставила заскрипеть от злости зубами. Я еле сдержался, чтобы не заорать в голос. — Ну-ка, — чуть ли не промурлыкал я. — Открой свой паршивый рот. Франция ощутимо напрягся, явно не желая выполнять мой приказ, видя, как от гнева покраснели мои глаза. Что-то мне подсказывало, что он в любом случае никогда бы не подчинился мне. Доводит до белого каления, ублюдок… Тем не менее, над ним нависла угроза физической расправы. А мои слова только сделали подсказку, куда будет идти атака. И утопленнику понятно — с подобной фразы будешь весь как на иголках. Мои люди одобрительно заулюлюкали, уставшие от долгих плаваний и яро желавшие плотских утехи. Да и любой грязный житель нашего мира подумает об этом, услышав столь многообещающую фразу. Но Франция знал, что такого не будет и при этом, имея такие сведения — моя искренняя ненависть не может вылиться в сексуальное насилие, не в этом случае — он терялся в догадках, что будет его ждать. Ожидать своей участи Франциску долго не пришлось — я сделал первый ход, пнув тяжелым сапогом его по животу, заставляя согнуться от боли и широко раскрыть рот в немом крике, когда послышался плеск воды. Будучи поглощённым своим занятием, я не обратил никого внимания на последнее и, выхватив острый кинжал, ловко засунул его под щеку француза. Мой любимый враг с непритворным ужасном застыл, глядя мне в глаза. Мы ещё не разу не делали так, верно, Франциск? — Не беспокойся, я ничего тебе не сделаю, — продолжая держать оружие, мягко сказал я, чувствуя, что от нахлынувших приятных чувств перестаю контролировать свой язык и начинаю шепелявить. Будь Франциск в другом положении, он бы, скорее всего, печально усмехнулся, услышав мои слова — доверять человеку со змеиным языком — слишком большая роскошь. Это мысль посетила меня быстро, поэтому я просто решил сказать то, что думаю. — Я полагаю, что делать тебе дырку в голове и смотреть на твои мозги по палубе стало несколько скучно. Поэтому, — я пакостно улыбнулся. — Я сделаю тебе напоминание обо мне, и оно будет у тебя, пока ты снова не сдохнешь, и твое тело не превратится в фарш! Резким движением руки я порвал ему половину щеки. Крик был приятной симфонией! Это было прекрасно! Некоторые из присутствующих инстинктивно схватились за лицо, другие чертыхнулись и выплюнули: «Лучше бы нам дал! Красивая мордашка была!». Я гневно повернулся к смельчаку, давая понять, что еще одно слово — и главной игрушкой этого вечера станет он. На мой яростный взгляд пират только гневно сплюнул, показывая, что подобные трюки и устрашения ничего для него не значат, и будь его воля, как сила полноценной команды, кормил бы я своей тушкой всё море. Однако больше пират ничего не предпринял, и я решил, что инцидент исчерпан. Неожиданно раздался нервный шепот пиратов с левого борта. Отчётливо послышался плеск воды, заставляющий замереть на месте. Люди Франции? Быть не может! Этот мусор не может составлять такие планы? Дабы убедиться в правоте своих слов, я вскочил, подбегая к борту. Несмотря на то, что солнце давно скрылось, и тьма накрыла море вместе с кораблем, мне удалось понять, что я был прав. В черной воде плавало нечто необычное и странное. Русалки были прекрасны. Водных дев практически не было видно. Было настолько темно, что я с уверенностью мог сравнить это темноту с тем, когда опасный порох из стреляющего оружия попадает в глаза, и ты лишаешься зрения. Да, несколько раз мне так не везло. И хорошо, если в один глаз, так с этой чертовой жизнью мне везет довольно редко, и обычно я получал удар сразу в оба глаза. Сейчас, чувствуя такую угрозу, я прикрывался красным кожаным рукавом. И вот, несмотря на черный занавес, я видел, что утопленницы мне чарующе улыбались и я оскалился в ответ, так же немо приветствуя морских жительниц. Через несколько секунд плеск воды усилился и я понял, что гостей женского пола у меня прибавилось. Скорее всего, вышедшие леди боялись выходить на поверхность, пока не было точной достоверности, что на палубе их знакомый обожаемый капитан. — Это же… — ошарашенно произнес рядом со мой матрос. Я повернулся в его сторону, отмечая, что от удивления у того сейчас глаза выпадут прямо в ручки морских красавец, а челюсть пойдёт на ужин акулам. — Заткнись, болван, — рыкнул я, хватая того за рубашку в области груди. — Ты их испугаешь, — не менее злобно оповестил мужчину я. На меня устремились полные ужаса глаза, и я почувствовал, как отвращение к этому подчинённому растет с каждой секундой. И если он заорёт прямо здесь и сейчас, мне придётся еще долго ждать русалок. Матрос затрясся, будто был выставленным на улицу без одежды в середине зимы, продолжая так же смотреть на меня. Потом его глаза стали недоверчивыми, и он снова взглянул за борт. Из воды, не затихая, доносился плеск, и даже слышалось тихое женское шептание и смех. Я демонстративно нахально улыбнулся, зная, что у тех зрение гораздо лучше, чем у людей. В ответ мне было тихое, но явное смущённое хихиканье, которое переходило то ли в хрипение, то ли в шипение. Вдруг заложник ситуации дёрнулся, освободившись от оцепенения, и открыл рот, явно планируя рассказать об увиденном остальным членам команды, которые, в свою очередь, оказались намного умнее собрата и опасались подходить к борту, привыкнув к странным выходкам своего капитана. И их осторожность была вполне оправдана. Сидящий в плену Франциск слабо задергался, планируя воспользоваться переполохом и выбраться из плена веревок. Я сие действие благополучно проигнорировал. Ну освободится он, что дальше? Чёрт заберет? Мы в открытом море! А тут еще и русалки… — Заткнись, сукин ты сын, — повторил я. Послышались хлопки по воде — девушки привлекали внимание. Я повернулся в их сторону. Те, слабо улыбаясь, мягко погружались в воду, а потом выплывали наружу и проделывали действие ещё несколько раз. Плавать зовут. Как иначе? — Ну уж нет, — не смог я сдержать усмешку. — Среди вас, мои хорошие, я вижу новые лица. Быть утопленным мне не особо хочется. *Джейн Грей — не коронованная королева Англии. Она правила всего девять дней, оттуда и такое народное прозвание. ** Инкубы и суккубы — демоны, принимающие мужской и женский облик. Суккуб — это женский облик, инкуб — мужской. Вечно молодые, харизматичные и владеющие гипнозом существа. Могут только одним своим видом влюблять в себя.