Архивариус

Сказать, что у меня плохая жизнь, или выразиться еще более крепким словцом мне не позволяет воспитание. Выросший в глубоко интеллигентной семье, к тому же воспитанный одними женщинами, я был скромным и тихим парнем. В школе я учился хорошо, даже слишком, особенно по сравнению с одноклассниками, что неудивительно, поскольку школа была самой обыкновенной общеобразовательной и учителя старались не за совесть, а за дополнительные частные уроки, поэтому знания у большинства учеников отсутствовали как вид. Но маменька с раннего детства настраивала меня на учебу по принципу: учись хорошо в школе, сможешь поступить в престижный ВУЗ и найти высокооплачиваемую работу. К сожалению, в жизни получают престижную работу и хорошее образование в основном по связям, а не благодаря уму, по крайней мере в нашей стране. Недаром же даже Сорос в Украине свернул свою благотворительную деятельность и перестал выдавать гранты, узнав, что средства шли на личное обогащение, а не по предназначению. С детства я был увлечен историей и мечтал поступить на исторический факультет с дальнейшей специализацией на кафедре археологии, но ты предполагаешь, а жизнь располагает: мне не хватило баллов для бюджета. Но поскольку можно было одновременно подавать документы в несколько ВУЗов, а в самом ВУЗе на три факультета, я поступил на факультет социологии, экономики и политологии по уговору маменьки, естественно. Она, проработавшая двадцать лет в Администрации, - изначально это был Исполком, но после развала Союза стало модным переименовывать существующие организации - считала, что госслужба для меня именно то, что надо, так как в дальнейшем можно было рассчитывать на приличную пенсию. Честно, мне до пенсии оставалось еще сорок лет как минимум и думать о ней уже сейчас не хотелось совершенно. В мыслях я представлял себя на раскопках, обнаруживающим древнее захоронение и делающим уникальные открытия; сидеть же в кабинете и протирать штаны я абсолютно не желал. Увы! Обидно, но мою мечту осуществлял кто-то другой, а я корпел на решительно неинтересной мне социологии, пусть и получая повышенную стипендию. Маменька побеспокоилась, чтобы я получил белый билет, так что армия мне тоже не грозила, но тут я был с маман полностью солидарен, хотя из нездоровья я мог похвалиться только плохим зрением. Особенно активно оно стало падать в последних классах школы, и когда дошло до минус семи, испуганная маман даже смогла выделить средства на лазерную коррекцию, но в клинике подняли только до минус четырех, мол, роговица слишком тонкая. За годы университета зрение упало еще немного и теперь колебалось между минус четыре с половиной и минус пять. Хорошо хоть очки мне идут. Но и без очков, уверен, меня все равно считали бы ботаником. В школе в пятом-шестом классах даже пытались гнобить, но маман любимого сыночка в обиду не давала, бегала в школу, промывала мозги моим одноклассникам, их родителям и учителям за компанию. Мне это было неприятно, но тут моим мнением никто не интересовался, да и постоять за себя я не мог, особенно против нескольких обидчиков сразу, будучи ребенком мелким, довольно хрупкого телосложения. Борьбой я никакой сроду не занимался, да и не интересовался, хотя сам для себя постепенно стал дома отжиматься, качать пресс, чтобы совсем уж не выглядеть вареной макарониной, висящей на перекладине на уроках физкультуры. Правда, учитывая мой гардероб, вряд ли в глазах остальных я стал выглядеть лучше, но я относился к этому философски: денег на брендовые шмотки все равно не было. Маменька одевала меня на ближайшем рынке, покупая вещи дешевые и качественные, ну она-то говорила «недорогие и качественные», это не утешало, но я носил все эти классические джинсы и рубашки в клетку стоически, прекрасно понимая, что купить что-то приличнее мы себе позволить не можем. Да что говорить, маман только недавно, уходя на пенсию, приобрела с полученных десяти окладов стиральную машину-автомат, до этого пользуясь допотопной, еще времен бабушкиной молодости, советской «Ригой», где практически все нужно было сделать своими руками, хотя годы выкручивания мокрого белья тоже формировали мои бицепсы. К сожалению, ростом я тоже не вышел – был чем-то средним между отцом, которого совершенно не помнил, но видел на единственной фотографии, и маман: он был высоким, она совсем наоборот, но даже я со своим метр семьдесят шесть был на полголовы выше ее. С отцом она рассталась, когда мне едва исполнилось два годика, и вернулась в родной город домой к собственной матери, ее отец к тому времени умер. Что было причиной развода, я особо не выяснял, глубоко в душе обиженный на отца, который мной совершенно не интересовался, зато исправно платил алименты. Учитывая, что это был его второй брак, а ее – первый, хоть ей уже перевалило хорошо за тридцать, они уже состоялись как личности и каждый имел непростой характер. К моменту, когда маменька забеременела, ей уже было под сорок, и это стало для них сюрпризом, но она мужественно родила меня, я был ребенком болезненным и плаксивым, что тоже не добавляло теплоты в их отношения. Так что она со мной вернулась к своей матери в родительскую двухкомнатную квартиру в центре города в таком старом доме, что мне всегда запрещалось там бегать и шуметь, видимо, чтобы не обвалился потолок или стены. Надо сказать, стены, несмотря на метровую толщину, внутри были полыми, и там могли преспокойно строить свои государства не только тараканы и крысы, но и бомжи, если бы они туда проковыряли вход. Через несколько лет к нам присоединилась матушкина младшая - тоже разведенная - сестра, у которой вышла замуж дочка, и жить им втроем в однокомнатной квартире стало невозможно. У нас же было две комнаты; к тому времени я как раз пошел в школу и маман переехала в комнату бабушки, сделав в моей косметический ремонт и прикупив мне новую мебель из разряда все той же «дешевой, но качественной». Теперь я жил в своей маленькой комнатке, а три женщины разместились в большой вместе с тремя кошками. Я люблю кошек, честно, но когда их аж три штуки и у них и в декабре март, и в августе тоже, то это становится обременительным. К тому же найти хозяев для все время появляющихся котят становилось все проблематичнее. Кошки были из отряда долгожителей, и даже когда я уже учился в университете, они все с таким же постоянством одаривали нас котятами. Моя восьмидесятипятилетняя бабушка частенько сидела с коробкой на базаре, рекламируя котят прохожим в попытке их раздать. Все три женщины меня очень любили и заботились обо мне в меру своих физических сил и финансовых возможностей, но что те, что те у них были невелики, к тому же порой они просто душили меня своей любовью, как и каверзными вопросами, не познакомился ли я с какой-нибудь девочкой. Но после провальной попытки на втором курсе начать встречаться с одногруппницей я завязал с этими глупостями. Нет ничего хуже, чем припереться поздравить с Днем рождения понравившуюся девушку к ней домой, как дурак вручить ей цветы и конфеты, получить воздушный поцелуй в ответ со словами: «Спасибо, Максим, или как там тебя» и остаться стоять перед захлопнутой дверью, за которой празднуют и веселятся более удачливые, чем ты, одногруппники. Как там тебя… За полтора года учебы в одной группе она даже не запомнила, что мое имя Никита. Так я понял простую истину – моих денег не хватит на девушку, знающую свою цену. Свою я тоже знал, но, к сожалению, не пользовался спросом, ведь даже кого-то привести в нашу квартиру я не мог, не говоря уже о том, что девушку нужно выгуливать в местах общественного питания и показа кинофильмов, на что средств у меня не было. Чтобы жизнь совсем уж не казалась мне малиной, в конце пятого курса всем бюджетникам объявили, что мы должны принести справки с места работы в государственном учреждении, иначе диплома нам не видать, либо же по выбору мы можем вернуть деньги, затраченные на наше образование. Естественно, таких денег нам было в жизни не собрать, да и смысл? Работать все равно где-то нужно. Но маменькина идея пристроить меня в Администрацию с треском провалилась. В школу преподавать какое-нибудь обществоведение я тоже пойти не мог, потому что в моем дипломе должно было значиться «Социолог. Специалист социологии» и никаких тебе преподавателей-учителей. Пока маменька судорожно искала через знакомых работу для меня, я с той же целью тоскливо шарился в интернете и наткнулся на интересное объявление: «Требуется квалифицированный специалист для разбора архива с выездом в место нахождения архива и проживанием там же. Оплата договорная». Под объявлением шел е-mail, на который я, особо не раздумывая, настрочил ответ. Хотя вопросы у меня, конечно, были: архив каких документов, насколько большой этот архив, где он находится, договорная – это сколько? Но я проявил скромность и только поинтересовался, как добираться и на когда. Ответ пришел ближе к вечеру, у меня поинтересовались образованием и тем, имею ли я возможность выезда на несколько месяцев. Значит, архив большой, теперь главное, чтобы это не были какие-нибудь бухгалтерские документы времен распада Советского Союза, в мечтах я видел исторические рукописи и роскошные фолианты середины позапрошлого столетия. Я быстро настрочил свою специализацию, надеясь, что она подойдет, в ответ у меня потребовали мои ФИО, и через час я получил письмо, что в кассе Центрального автовокзала меня ожидает забронированный билет на завтра на Автолюкс до Киева, где меня встретят и отвезут к месту работы, находящемуся за городом. Мне стало не по себе – все происходило слишком быстро, с другой стороны, я сам мечтал вырваться из опостылевшей квартиры и опеки моих женщин, но вот как сказать о скором отъезде маменьке? Приличных дорожных сумок или чемоданов у нас отродясь не водилось, но раз мне предстояло уехать на несколько месяцев, то лучше было запастись вещами. Я нашел свой старый школьный рюкзак, благо он был достаточно вместительным, и напихал в него всевозможные необходимые мне мелочи типа умывальных-бритвенных принадлежностей, пары книг, блокнота, ручек и тому подобных нужных вещей. Для ноутбука я приготовил сумку, с которой ходил в университет, он идеально в нее помещался, туда же сразу засунул съемный диск со скачанными электронной библиотекой и несколькими сезонами «C.S.I.: Место преступления». Диск на два терабайта памяти мне удалось получить в подарок на прошлый день рождения, когда я заявил, что не хочу, чтобы мне дарили одежду, все равно ее и так купят по необходимости. Одежду, кстати, предполагалось сложить в допотопный чемодан, с которым маменька сбежала от отца двадцать лет назад. Я мотанулся в универ, где взял справку, что успешно проучился в его стенах пять лет. Ксерокопию диплома взять не удалось в связи с тем, что дипломы еще не были получены деканатом. После ужина, чтобы не портить дамам аппетит неожиданной новостью, я сообщил, что покидаю родные пенаты на неопределенный срок, так как отбываю к месту работы. Сказать, что все были в шоке, – просто помолчать, но разборки состоялись, и неблагодарный сын-внук-племянник отправился спать. Автобус отбывал в 12:30 и прибывал в Киев почти в восемь вечера. После плотного завтрака я, не переча, забрал тормозок, приготовленный заботливой родительницей, и в сопровождении ее и тетки отправился на Автовокзал. Загрузив чемодан в багажное отделение автобуса и примостив рюкзак сверху над своим местом, я расцеловался с родственницами и устроился на сиденье, прикрыв глаза и сцепив руки на сумке с ноутом. Часам к четырем я проснулся, весь потный от духоты, и решил перекусить. Выхлестав полбутылки минералки, я заглянул в рюкзак, изучить, что собрала мне заботливая маман: бутерброды с сырокопченой колбасой и несколько яиц вкрутую. Скептически взглянув на яйца, я решил оставить их на потом, подкрепившись бутербродами и свежими огурцами и запив все минеральной водой. Оставшееся время я разгадывал сканворд. По приезде в Киев я толкался вместе с остальными получателями багажа; наконец получив свой чемодан, я стал оглядываться в поисках встречающих мою персону. Перрон к тому времени опустел, и я увидел в нескольких шагах от себя типичного бодигарда во всем черном вплоть до очков, одной рукой он небрежно держал картонку, на которой черным маркером было написано: «Архивариус». Как мило! Я подшкандыбал к нему, волоча за собой чемодан. Бодигард оказался ненамного старше меня, лет на пять максимум, но выше на целую голову. Я остановился в шаге от него и захлопал глазами, вспоминая имя моего работодателя – отличаясь феноменальной памятью на исторические даты и имена известных личностей, я напрочь не запоминал ни лица, ни имена реальных людей. Пока я, поставив чемодан, рылся в сумке в поисках блокнота, в который записал нужные данные, он с усмешкой спросил у меня: - Орлов Никита Алексеевич? - Гм… да, это я. А вы от… - наглый бодигард молчал, не делая ни малейшей попытки мне помочь, и я наконец извлек блокнот и стал его листать, - Ярослава Игоревича Ткаченко? - Верно, Глеб Линников, - представился он и с легкостью подхватил мой чемодан, - пойдемте в машину. Еще б не с легкостью! Его мышцы груди и плеч просто выпирали, обтянутые черной футболкой, а бицепсы грозили порвать короткие рукава. Это ж ненормально! Парень, небось, из качалки не вылезает! И ничего я не завидую… Мы обогнули здание Автовокзала и направились к огромному черному внедорожнику. Я чуть не запищал от восторга – вот это автомобиль! Я и не мечтал никогда на таком прокатиться! Но, конечно, и виду не подал. Глеб забросил мой чемодан и рюкзак в багажник, сел за руль и приглашающе открыл переднюю дверцу. Со штанами, полными неописуемого счастья, я уселся на пассажирское сиденье. Кстати, о неописуемом… после бутылки минералки и семи часов дороги я ощущал потребность избавиться от излишков жидкости. - Пристегнитесь, Никита Алексеевич, - небрежно бросил Глеб, поворачивая ключ. - Можно просто Никита, - завозился я на сиденье, пытаясь разобраться с пристяжной сбруей. – А нам долго ехать? - Часа два-два с половиной. - Эм… Тогда мне, наверное, нужно выйти. - Выйти? – он снял очки и уставился на меня такими же жгуче-черными, как и его короткий ежик, глазами. – Далеко? - В кустики, - буркнул я раздраженно. Его брови поползли вверх: - Где ты тут кустики видишь? Но я знаю отличные кусты за городом, через час могу тебя познакомить. - Очень остроумно, - пробормотал я, вылезая из машины. - Тебе помочь? – донеслось вслед. - Справлюсь, - язвительно ответил я и захлопнул дверь под его тихий смех. И чем это он мне хотел помочь? Показать, где находится туалет, или подержать? Фу! Что это мне в голову вообще пришло?! Подходя к зданию Автовокзала, я вспомнил о маменьке и позвонил ей, мы пообщались несколько минут, пока я разыскивал туалет. И хорошо, что я это сделал: как выяснилось по прибытию на место, там не было ни мобильной связи, ни интернета. За два с лишним часа дороги мы с Глебом перекинулись всего парой фраз. Я поинтересовался, куда мы конкретно едем, он ответил, что в бывшую усадьбу Шенборнов. Насколько я помнил, замок графов Шенборнов - один из самых красочных среди сохранившихся замков Закарпатья - был расположен в самом центре Закарпатской области. К тому же теперь там располагался один из корпусов санатория «Карпаты», так что ехали мы явно не туда. Я попытался вспомнить все, что когда-либо читал об этом замке. Он был возведен графом Бухеймом Шенборном в 1890 – 1895 годах, Шенборны частенько приезжали сюда поохотиться и отдохнуть. Замок был построен в романтическом стиле, близком к архитектуре французского ренессанса. Как и многие европейские замки того времени, имел так называемую астрономическую структуру: так, количество окон в замке соответствовали количеству дней в году – триста шестьдесят пять; пятьдесят две комнаты будто символизировали количество недель в году; двенадцать выходов – двенадцать месяцев. С замком графов Шенборнов было связано большое количество легенд. Самая известная из них повествует о ревнивом графе Шенборне, который постоянно проверял на преданность свою жену. Однажды гадалка посоветовала ему безотказный и стопроцентный способ проверить, была ли супруга верна ему: нужно попросить ее спуститься с Соколовых скал - крутой скальной стены напротив замка. Спустившись со скал, графиня подтвердит, что никогда не изменяла мужу. Она смело спустилась вниз, но, не простив мужу такое смертельно опасное испытание, бросила его. Поговаривают, что после смерти графини в замке появился ее призрак – женщина в черном одеянии. Я хотел бы, чтобы архив располагался именно в этом замке, но понимал, что мои надежды тщетны. К усадьбе мы подъехали ближе к одиннадцати вечера, фары осветили огромные кованые ворота, которые кто-то сразу стал открывать изнутри. Джип въехал на территорию и остановился. Я вылез из машины и, разминаясь, стал оглядывать место моего дальнейшего пребывания: передо мной высилось двухэтажное довольно большое здание, стоявшее с темными окнами, вокруг виднелись деревья. Я подумал, что, скорее всего, это типичная барская усадьба: парк, обычно носящий ландшафтный характер, с прудами, аллеями и беседками, но сейчас я мог все это только предполагать. Еще мне было интересно, каким образом усадьба оказалась частной территорией, ведь после революции хозяев подвергали немедленному выселению из своих имений. Глеб уже потащил к дому мой багаж, и я, зевая, поплелся за ним. Он остановился на пороге и обернулся: - Познакомься, кстати, с ребятами: Максим, Руслан, Никита. Я вяло помахал рукой, так и не поняв, кто там Руслан, кто Максим. Мы зашли в темный вестибюль, и Глеб щелкнул выключателем – неяркий желтоватый свет озарил просторное помещение. - Ну вот, - удовлетворенно сказал он, - располагайся. Я огляделся вокруг и удивленно воззрился на него: - Где? - Комнату себе выбери, там и располагайся. Еще что-то? Я удивленно смотрел на него: это что значит, я тут один, что ли, буду жить? - А вы? - А мы живем в домике у ворот. Я заметил с левой стороны ворот двухэтажную постройку, в которой при «господах», видимо, проживал обслуживающий персонал. - Так, может, я тоже там должен жить? - Не должен, - усмехнулся Глеб, - Ярослав Игоревич велел поселить тебя в доме. Вот видишь телефон, - он показал на старинный аппарат, стоящий на столике под стенкой, - если нужно что, наберешь единицу – это мы. - Кто «мы»? - Охрана. Устраивайся, в общем. Тут вчера только уборку закончили, так что выбирай любую комнату, кроме хозяйской спальни.