Мой ангел-хранитель

Асгард покрылся снегом. Все кругом было белым, и эта необычайная зимняя сказка казалась фантастической, сверкая на золоте крыш. На улицах, в садах лежали огромные сугробы, ветки некогда оголенных деревьев теперь имели своеобразное одеяние - прекрасную снежную шубу. Снежинки мирно поблескивали на ветках, и теперь растения не были такими скудными, такими тоскливыми, как осенью, теперь они крепко спали, укрытые под теплым одеялом белых снегов. В дали сверкал лес, и на фоне зимы черные стволы деревьев выделялись очень отчетливо, они были словно огромные великаны, устрашающие, выросшие до небес. Равнины и поля невозможно было пройти пешком - там замело даже ранее протоптанные тропинки, теперь асы передвигались только на санях, в которые были запряжены длинноногие лошади. В раскидистом саду за дворцом красовались прекратившие работу фонтаны, собравшие в своих бассейнах целые сугробы, которые ближе к весне превратятся в талую воду; блестели замерзшие пруды, теперь они стали сиять серебристым светом, а иногда переливались, как сам Бифрост, когда ночью небесные галактики отражались в них. Зима была на редкость спокойной, ветра почти не тревожили Асгард, стоял только мороз, объявший мир Богов. Все было тихо, лишь с неба плавно падал снег, кружась и резвясь в воздухе. И только свирепое море не умолкало, его волны постоянно бушевали и никогда не замерзали. Только океану были не страшны холода, он продолжал шуметь, продолжал гнать высокие волны к берегу, где снег то и дело таял от набега воды, вновь освобождая коричневый песок из своего плена. ...По тихому зимнему переулку идет белокурая девушка среднего роста, волосы её рассыпаны по спине, легкий ветерок раздувает их в стороны, а мягкие маленькие снежинки плавно опускаются на пряди, становясь для прически прекрасным украшением. По заснеженной земле стелется её шуба из меха, и дева постоянно укутывается в богатый воротник, скрывая в нем свои заалевшие от мороза щечки. Личико её сияет улыбкой, губки розовые как летний закат, голубые глаза напоминают бездонное небо, на черных густых ресницах лежат белые снежинки, которые ещё не успели растаять. Она идет, не спеша. На ножки её обуты теплые сапоги, и из за длинного подола шубы их почти не видно. Она вдыхает запах зимней свежести, затем вынимает свою ладошку из меховой муфты и позволяет ледяному снегу опускаться на её кожу, таить, блестеть. На лице девы вновь появляется улыбка, и эта улыбка столь ей знакома, кода-то давно она так уже улыбалась. Эту улыбку сможет распознать любая женщина, которая хоть раз носила в себе младенца. Сигюн с каким-то наслаждением прикрывает глаза, затем прислоняет свою ладонь к слегка выпуклому животику. Она ощущает внутри себя новую жизнь, и это когда-то уже испытанное чувство дарит все те же непередаваемые эмоции. Дева поглаживает живот, про себя лелея уже второго ребенка, которого она ждет от Локи. В эти минуты Сигюн не представляет себе счастливей женщины, чем она. Ванка уже забыла, что такое - быть счастливой, и вот сейчас она словно пробует на вкус эти мгновения, она так боится спугнуть их даже плохой мыслью. Ладонь её ласкает живот, и она так отчетливо улавливает биение маленького сердечка ребенка. Позади вдруг прошелестели шаги, нарушая тихие минуты счастья, Сигюн обернулась, но никого не увидела, лишь заметила, что снегопад заметает чьи-то следы, которые ведут прямо к деве. Она уже поняла, кто мог так внезапно исчезнуть, но при этом слегка нашуметь. -Я слышала тебя, так что выходи! - прокричала она, оглядываясь по сторонам, однако никто ей не ответил, никто не вышел по её зову. -Нари, я знаю, что это ты. Тебе стоит ещё потренироваться у отца бесшумным шагам, - она улыбается заглядывая в уличные переходы. Вдруг из-за угла дома выглянул черноволосый мальчуган, прическа его была чуть растрепана, и на ней красовались легкие снежинки, крупные как хлопья, так отчетливо выделяясь на черной шевелюре. В его зеленых глазах прослеживалась детская печаль, и в то же время хитростная тень. Сигюн подошла к сыну, с улыбкой глядя на него. -У меня опять ничего не вышло, - буркнул Нари, поправляя воротник своего теплого плаща, такого же цвета, как и у Локи. -Я столько пытался научиться ходить тихо, и все выходит плохо. Я помню, что говорил папа: "представь, что под твоими ногами нет земли, и ты идешь по воздуху.". -Не расстраивайся, сынок, - Сигюн взяла его за руку, подвела к себе, присела возле него на корточки. -Ты ещё слишком мал, и ты не можешь сразу всему научиться. Думаешь, твой отец в одну минуту изучил всю магию и трюки? Магия - это дар, который приходит со временем, ведь вы с папой каждый день повторяете старые приемы, а затем разучиваете новые. Ты уже научился перемещать вещи? -Да, это самое легкое! - воскликнул мальчик, радостно улыбаясь, а потом на его личике вновь возникло смятение. -А вот бесшумные шаги... -Поверь мне, малыш, с таким папой, как у тебя, ты научишься всему. Постарайся ещё раз, а потом вечером расскажешь о своих результатах, - посоветовала Сигюн, заботливо завязывая пояс на его кожаном костюме. Нари уже хотел было рвануть в сторону, чтобы поскорее попробовать прием, но Сигюн остановила его обыденным и таким типичным вопросом, который только может задать заботливая мама: -Так, подожди. Ты поел? -Да, Бирта покормила меня ещё утром, - ответил мальчик, с надеждой, что она отпустит. -Утро уже давно прошло, Нари. Сейчас на улице полдень. Так, идем, а потом вернешься к своим занятиям, - мама потащила упрямого сынишку во дворец, а тот лишь погнул губы, надул ещё по-детски пухленькие щечки, но в итоге послушно поплелся за Сигюн, крепко сжимая её теплую руку. Так проходили дни. А Сигюн все никак не могла привыкнуть к тому, что беда покинула её, отпустила её из своих крепких объятий, и теперь на руки деву подхватило счастье. Счастье каждый день видеть его глаза, счастье каждую ночь засыпать, прижавшись к его телу, ощущая на себе его холодные как сама зима, но нежные как теплый ветер руки, счастье слышать его голос, счастье каждую минуту иметь возможность прикоснуться к его губам. Сигюн так боялась, что все в какой-то момент снова разрушится, хотя и угрозы неоткуда ждать. Так, по крайней мере, кажется самой ванской дочери. Она не знает, что творится в государстве, не знает о разногласиях между мужем и отцом, не знает даже в полной мере, где Локи отыскал Фенрира и как волк попал в Асгард. Супруг ничего не рассказывает Сигюн о своих делах, хотя как королева она имеет полное право знать обо всем, что касается Асгарда. Она понимала, что муж многое скрывает от неё о своем прошлом, о настоящем, и каждый раз, когда она хотела завести тему, Локи отвечал всегда одинаково: "Тебя не должно это волновать. То, что нужно, я тебе сам скажу". Локи очень старательно уберегает её от всего - ни к чему ей лезть в эти дела, ни к чему знать. Это касается только мага, а у его Сигюн сейчас есть всего две обязанности - ни о чем не переживать и спокойно выносить второго ребенка. Все шло своим чередом, время текло очень быстро. И чем больше проходило недель и месяцев, тем сложнее было Сигюн. Её животик был аккуратным, кругленьким и совсем не крупным, таким же, каким был, когда Нари находился в её чреве, однако состояние девы ухудшалось с каждым новым днем. Это началось на пятом месяце беременности. Ночью Сигюн почувствовала, как все её тело обдало морозным холодом. Она во сне съежилась, свернулась в клубок, насколько это позволял сделать её живот, укуталась в одеяло, но это мало помогало. Локи проснулся от того, что стучали её зубы, что тело её рядом знобило и тряслось от холода. -Сигюн, что с тобой? - тихо спросил он, кладя руку ей на лоб. -Я не знаю. Я очень замерзла, - отвечает она сквозь сцепленные зубы, и голос её дрожит. Маг тут же поднимается, начинает разводить в камине огонь, зажигает свечи щелчком пальцев, укутывает супругу в одеяло, сверху накидывая ещё и плед. Она же не перестает дрожать, ей кажется, что этот холод зарождается внутри. -Тише, сейчас согреешься, - Локи преподнес ей чай, от которого веяло жарким паром и лимонным ароматом. И он удивился, как девушка чуть ли не залпом выпила относительно горячий напиток. Из-за сумерек в комнате он с трудом мог разглядеть её лицо. Увидел, что оно бледное, что губы её посинели от холода, щеки словно покрыл иней. Он коснулся её кожи, ощутив, насколько она была холодной. Дрожь, однако, не унималась очень долго, хотя Сигюн и заснула после того, как выпила чай. Локи же просидел возле неё почти всю ночь. И все то время его не покидали мысли о том, что такое состояние жены связано с её беременностью, и страшно было осознавать, что ванка вынашивает под своим сердцем полукровку. В её чреве зародился малыш, который принял от отца его кровный ген ётуна. Девушке, ванской Богине, созданию света и тепла, будет нелегко вынести и родить ледяного великана. Живи она в Ётунхейме хотя бы одно столетие, общайся она с зимой на общем языке долгое время, пробуждаясь хотя бы тысячу ночей подряд от поцелуя снега, она перенесла бы все без труда, не было бы озноба, не было дрожи, но все это подвергло бы её жизнь и душу вечному холоду, он бы проник в неё навсегда и уже ни за что бы не отпустил. Теперь Локи не знал, чего ожидать далее, он лишь точно знал одно - он обязан её защитить. Шли месяцы, в Асгарде давно спал последний снег. Солнце начало припекать вновь, и люди непременно радовались, что опять наступает тепло, что снова деревья постепенно начинают распускаться, как и цветы, как и трава, как все вокруг. После зимних морозов земля задышала пением птиц, порывами легких ветров, шумом огромных водопадов. Лучи солнца обогревали землю, и ручьи от очередного растаявшего снега, журча, стекали по тропинкам и дорогам. Асгард снова блестел, снова купался в весеннем цвете, на золотых стенах и дворцах отражалось солнце, Бифрост сверкал и переливался днем и ночью, а море на редкость было спокойным, словно после зимы, когда оно без устали шумело и бесновалось, улеглось в спячку. Несмотря на то, что весна всегда несла с собой счастье, улыбку, новую жизнь, когда все заново расцветало, когда все просыпалось, когда снова начинало дышать, мрачность холодных мыслей и беспокойства не покидали царя Асгарда - его Сигюн была очень слаба. Хотя девушка старалась показать, что с ней все хорошо, Локи невозможно было обмануть. Он видел, как днями и ночами она до ужаса мерзнет, и ни что, даже его руки, не способно её согреть. Сигюн постоянно носила теплую одежду, Локи заботливо укутывал её в шерстяную шаль, девушка все свое время проводила возле камина, подставляя руки поближе к языкам пламени. Ночью же она почти не спала, лежала с закрытыми глазами и дрожала в руках мага, укутанная в два одеяла, словно новорожденный младенец. Девушка старается не обращать внимание на свое состояние, на холод, постоянный озноб, но они одолевают её снова и снова. Иногда бывает, что Сигюн не чувствует своего тела и вовсе. Лекаря каждый день осматривают деву, каждый день дают ей согревающие, горячие травы, слуги преподносят исключительно горячий бульон и чай. Возле матери всегда находится Нари, он читает ей книги, и она с удовольствием слушает, как малыш с выражением читает каждую строчку. И в такие моменты Сигюн уже не холодно, она под одеялом поглаживает рукой живот, с нетерпением ожидая, когда столь долгожданное чудо появится на свет, пусть даже это чудо будет холодным, как айсберг. Ей плевать на то, что она терпит мучительную боль от сковывающего её порой мороза, плевать на то, что она не спит по ночам, она рада тому, что вновь ощущает в себе жизнь, что вновь чувствует, как толкается дитя во чреве. Она живет, и она знает, что обязана вытерпеть эти испытания, чтобы дать жизнь ребенку. Локи возвращается вечером, и за все два месяца это был первый раз, когда он покинул Сигюн так надолго, и то она сама попросила его вернуться к государственным делам, а не сидеть подле неё. -В конце концов я беременная, а не больная! - утверждала девушка, и с ней нельзя было поспорить. Даже такой бледной, такой чахлой она все равно выглядела как звезда на небе - так же прекрасно. Локи, вернувшись, заметил вдруг картину, которую не ожидал увидеть. Его Сигюн мирно спала, а рядом с ней, прислонившись всем телом, обняв её за плечи, спал Нари. Локи подошел поближе, понимая, что жена не мерзнет, видя на её щеках легкий румянец. Он улыбнулся, осторожно нагнулся к её щеке, чтобы поцеловать, а затем потушил свечи и отправился в детскую, тихо прикрыв дверь спальни. Он не станет будить ни её, ни сына.