***
По приезду Котаро долго и обстоятельно тискает старого ретривера Кина. Кин в ответ не менее обстоятельно слюнявит ему лицо и всячески выражает свою радость. Эх, собака-собака, почто ж ты говорить не умеешь… Хотя нет, оно и к лучшему, а то тебе нашлось бы, что рассказать. Эти каникулы обещают быть очень шумными – Чикара уже приехал, Уме тоже, плюс у неё на вторую неделю отпуск выпал, и... – То есть как это – Кику не приедет? – округляет глаза Котаро, неуклюже клюнув Уме в щёку. – Она же всегда на каникулы домой возвращается. – А в этот раз только навестит, – старшая сестра неодобрительно морщит нос и становится похожа на недовольную шиншиллу. – Сожительствует теперь со своим кавалером. Так, секундочку. Что?.. Котаро даже слов не находит, только хлопает глазами и пытается отпихнуть лезущего в лицо Кина. – Уме, ну нельзя ж так сразу на ребёнка такую информацию вываливать, – насмешливо ворчит Чикара, входя в генкан. Он забирал Котаро с вокзала и теперь, кажется, испытал несколько неприятных минут, пытаясь припарковаться перед машиной Уме. – Шустрый, ну ты хоть поимей совесть, кыш с порога. Кин от тебя никуда не денется. – Ты мне ничего не говорил о Кику! – возмущается Котаро, отставляя в сторону кроссовки, и немедленно оттаскивает за ошейник Кина, вознамерившегося их обслюнявить. – Ну так я и хотел, чтоб она сама рассказала, – пожимает плечами Чикара, сдвигая его чемодан. – Ох ты ж... Шустрый, ты там что, расчленённый труп привёз? Тяжеленный же. – Не расчленённый, – отмахивается Котаро. – Слушай, а как так? Чикара снова пожимает плечами и принимается возиться с ботинками. Вместо него отвечает Уме: – Кажется, у них всё серьёзно, вот и съехались, – поджимает она губы, и по её интонации не понять, то ли её это раздражает, то ли просто завидует. – Не, если серьёзно – я рад… Просто сожительство… – Котаро косится в сторону кухни. Вообще-то там сейчас никого, мама на работе, но это её стандартное место обитания. – Мама как отнеслась? – Шустрый, я ж тебе сказал, кыш с порога, – повышает голос Чикара, и Котаро огребает шутливый подзатыльник. – Пойди хоть переоденься, потом поговорим. Никуда Кику со своим сожителем не убежит. – Да, мам, – уныло отзывается Котаро, и, прихватив Кина и чемодан, уходит к себе. Любимая домашняя футболка с Соником стала заметно уже в плечах. То ли села, то ли кое-кто подрос. Котаро без особого восторга косится на своё лохматое отражение, без особой же надежды пытается пригладить волосы, и ползёт в гостиную. – Шустрый, как-то ты не шустро сегодня… – хмыкает Чикара, уже успевший развалиться на диване. Вместо ответа Котаро сбрасывает его ноги и занимает освободившееся место. – Так чего там с Кику? – спрашивает он, с хрустом потянувшись и удобно скукожившись. – Котаро, не сутулься, – оглушительным шёпотом немедленно напоминает Уме, вытянувшаяся в кресле так прямо, что по ней можно перпендикуляр выверять. Вот вечно она такая, и в поведении, и внешне… Офисный костюм, по идее, должен придавать ей лет, но получается как-то наоборот, и Уме выглядит школьницей, нацепившей мамину одежду. Кику ей дико завидует, на самом деле, в тридцать один выглядеть подростком – не всякой дано. Это Кику так говорит. О себе она говорит проще – "у нас коров в семье не было?". Правда, по мнению самого Котаро, Кику сильно преувеличивает. Вон, Чикара тоже говорит, что девушка должна быть такой, чтоб было на что положить глаз и руку, и вообще, сеструха, мужики бегут не от твоей фигуры, а от твоего характера. За такую прямоту Чикара бывает бит полотенцем… – …ый… Шустрый! Эй, Котаро, я ж с тобой говорю, ну поимей совесть, – Чикара толкает его пяткой в колено, и Котаро озадаченно мотает головой. – Не пинай ребёнка, я, может, выдохшийся после тяжкого трудового семестра, и вообще, я после поездов всегда спать хочу, – ворчит он, отмахиваясь от полосатых носков брата. – Ну задумался, с кем не бывает? – Говорю, родители спокойно отнеслись, мама вообще чуть слезу не пустила, что у Кику, наконец, серьёзные отношения, а не очередной мальчик из караоке, – Чикара пантомимой изображает одну из предыдущих пассий дорогой сестрички, и Котаро прыскает в кулак, вспугнув пристроившегося у него в ногах Кина. – Это только Уме решила выступить блюстительницей моральных ценностей и всякого такого... – Потому что сожительство – это неприлично! – немедленно вскидывается Уме, но очень быстро собирает нервы в кучку и снова делает лицо кирпичом. Чикара утрированно тяжко вздыхает и пытается дотянуться ногой до кресла. – Вот потому ты до сих пор и не замужем, сестричка. У-у-у, пошла жара… Котаро готовится зажимать уши себе и Кину. – Мою личную жизнь не кантовать, – Уме снова выпускает шипы, рыскает взглядом по комнате, и, к ужасу Котаро, останавливается на нём. – Ты сегодня с утра разглагольствовал, что заготовил для Котаро лекцию об отношениях, вот пожалуйста, приступай к исполнению обязанностей старшего брата, а мне и так хорошо, спасибо тебе большое! Кажется, ей еле хватило дыхания на такую тираду. Стоп. Секундочку. Тревога, тревога, опасность, вой сирен и полыхание красных сигнальных ламп! Кин тихо скулит и пытается забиться под диван. Занятие, конечно, безнадёжное – там зазор всего сантиметров десять, – но Котаро очень хочет к нему присоединиться. Чикара читает ему лекцию до самого возвращения матери – хвала всем богам всех религий, у неё сегодня короткий рабочий день! – и Котаро за это время успевает освоить семь вариаций предсмертного хрипа. От не по-женски крепкий материнских объятий он осваивает восьмую, и очень долго пытается понять, каким чудом мама не сломала ему шею. Вообще-то она – мама, не шея, – ненамного ниже него, и для своих пятидесяти семи держит себя в отличной форме, но всё равно… А, какая разница. А мама, обстреляв его пулемётной очередью вопросов, скрывается на кухне. Через пару минут она оттуда выглядывает, реквизирует Уме, и они скрываются в недрах кухни уже вдвоём. – Чикара, что это было? – слабым голосом спрашивает Котаро. Брат в ответ только пожимает плечами и снова выкладывает ноги на диван.***
Вообще-то Котаро просто хотел взять чего-нибудь попить. Вот серьёзно, никому не желал зла, не делал ничего противозаконного, просто открыл дверь… и попал под газовую атаку. Ну, почти. В нос кувалдой бьёт пряный запах каких-то маринадов, специй и прочей кулинарной мути. У Котаро немедленно начинают слезиться глаза. А вот мама и Уме выглядят вполне довольными жизнью. – Ма-а-ам, ты что, решила покончить с голодом во всём мире? – сипло спрашивает Котаро, пытаясь обозреть заставленные бесчисленными блюдами, тарелками и чуть ли не тазами… да не столы даже, вообще все горизонтальные поверхности. Захотел водички попить, называется! – В смысле, ты, конечно, отлично готовишь, но серьёзно, не многовато? – Кику своего молодого человека сегодня приводит, конечно, я должна накрыть нормальный стол! – мама всплёскивает руками и принимается что-то строгать мелкой соломкой. – Таро-чан, ты что-то хотел? – Э… Не, – Котаро осоловело мотает головой. Кажется, хотел, но уже забыл, что именно. – Это, помочь чем-то надо? – Кыш из моей кухни! – очень громко командует мама, драматично взмахнув пучком какой-то зелени, и Котаро быстро закрывает дверь. Не, в эту святая святых ему лучше не соваться. Вообще-то он умеет готовить, и довольно неплохо, но когда на кухне хозяйничают две женщины… – Шустрый, ты там чего, ёкая увидел? – интересуется Чикара. – Ну-ка, рухни в кресло, ты чего-то совсем дохлый. – Там не ёкай, там мама, – почти шёпотом сообщает Котаро, и едва не промахивается мимо кресла. У него просто культурный шок, как это всегда бывает, когда он встречается с семьёй после долгой разлуки. Вот денёк-другой пройдёт – и всё будет нормально, а пока от любимой родни голова идёт кругом.***
Кику со своим «теперь серьёзно» приходит аккурат к шести, и Котаро, честно говоря, совсем не хочется выползать из своей комнаты. Нет, он сестру очень любит, и против этого «теперь серьёзно» ничего не имеет, просто предчувствует, что сегодня на его лохматую голову может обрушиться ещё пара-тройка лекций, а от них уже тошно. Вот что у них за нестандартная семья, а? Все нормальные люди гостей принимают на нейтральной территории, вон, все соседи выбираются куда-нибудь на «поесть и пообщаться»… Впрочем, Котаро и сам прекрасно понимает, что он ворчит не всерьёз, а так, чтобы развеять раздражение. Гость на голову выше Чикары, а по ширине плеч, пожалуй, не уступает Эй-чану. Кику, которая и сама роста совсем немаленького, ему и до плеча не доходит. Впрочем, у отца с мамой разница примерно такая же, так что Котаро старается ничему не удивляться. Получается плохо. – Мурасакибара Таро, рад знакомству, – смущённо гудит гость где-то под потолком. Голос у него на удивление высокий. В смысле, нет, не писк, а вполне солидный баритон, но от такого шкафа Котаро ожидал как минимум густого баса. Котаро, изменив самому себе, весь вечер сидит тихо-тихо, чтобы не привлечь к себе внимание и не спровоцировать очередную лекцию. Ну, не прямо сейчас, а позже, или поутру. Впрочем, за столом и без него стоит дикий галдёж. Похоже, единственная причина, по которой «теперь серьёзно» сразу не шарахнулся от гостеприимства дома Хаяма – он и сам из большой семьи. Третий из пятерых детей, вроде как. Котаро этот «теперь серьёзно» начинает нравиться. А родители, кажется, вообще в восторге, и это, между прочим, большая редкость – ко всем остальным кавалерам Кику они относились более чем скептически. Ну, значит, «теперь серьёзно»… – Мам, что скажешь? – зевает Чикара, когда Кику и её кавалер, распрощавшись, скрываются где-то за поворотом. Мама улыбается широко-широко и почти пьяно, хотя практически ничего не пила: – Теперь у меня будет целых два Таро-чана!