Восставшие из пепла

Дверь за отцом неслышно закрылась, и в сарае вновь воцарился сумрак, который, казалось, стал еще темнее и непригляднее. И тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием братьев, разошедшихся по разным углам. Навалившаяся беда не объединила их, а напротив, развела, воздвигла невидимую, но очень прочную стену, нарушить которую не решался ни один. Прислонившись к стене, Йоши спустя несколько секунд обессиленно опустился на солому, обхватив голову руками. — Что ты наделал? — с нескрываемым отчаянием проговорил он. — Я же предупреждал… А теперь тебя обязательно накажут. — Тебе-то что? — резко, почти зло ответил Саки, глядя отчужденно в сторону. — Не тебя же, подлиза. Младший резко вскинул голову, обидно уязвленный колким словом. Вот так всегда, за все-то хорошее… — Прекрати, — запальчиво возразил Йоши, не желая, однако, начинать ссоры, лишь объясниться. — Я не… — Что же ты молчал тогда? — резко повернувшись, смерил его уничтожающим взглядом брат. — Если знал… — Я пытался, — Йоши виновато опустил голову. — Но отец и слушать не пожелал. — А ты заставь! — повысил голос Саки. Выпрямился, гневно сжимая кулаки. — Но нет, ты слишком боишься, что отец разгневается и на тебя. Боишься потерять его расположение, любимчик… — Замолчи! — разозлился на этот раз уже Йоши. Да сколько можно, в конце-то концов?! Шагнул ближе, вытягиваясь во весь рост. — Все тебе любимчики: и Танака, и я… Один ты бедный и несчастный, сиротинушка… Он не успел договорить: Саки бросился на него, как дикий кот, и прижал к земле, схватив за отвороты кимоно. — Никогда… никогда не смей надо мной насмехаться! — прошипел он в лицо оторопевшему брату. Вывернувшись, Йоши сбросил его с себя и приподнялся, одной рукой стряхивая с волос прилипшую солому. — А то что?! — вспыхнул он и подобрался, готовясь к драке. — Правда глаза колет, да? Но спору, да и новой потасовке не суждено было случиться. Дверь вновь скрипнула, и оба отпрянули от нее, вздрогнув от резкого звука. А затем, обменявшись злыми взглядами, и друг от друга. Однако посланцу — одному из слуг дома — не было дела до ссоры хозяйских сыновей. Он лишь сухо напомнил, чтобы виновник происшествия поспешил: господин с госпожой ждут его для вынесения решения. И это было важнее всего, что мог сказать глупец младший. Саки коротко кивнул, лицо его вновь стало непроницаемым. Поднялся на ноги, двумя небрежными движениями отряхнул колени и направился к выходу. Йоши молча смотрел ему в спину, восстанавливая дыхание. Теперь, успокоившись, он немного сожалел о сорвавшихся с языка словах, пусть и были они правдивы, но как же невовремя! Однако в чужом присутствии пересилить себя не решился. Лишь когда слуга исчез за дверью, а Саки уже поравнялся с порогом, Йоши, нервно сжав и разжав вспотевшие ладони, негромко окликнул его. Напрасно, конечно же, Йоши мог сказать об этом, и не глядя на брата. Напряженная закаменевшая спина, резкие движения — Саки определенно услышал его, но не счел нужным оборачиваться. Лишь решительно вышел, громко хлопнув дверью. Йоши тяжело вздохнул, взлохматил волосы пальцами. Поздно. Как всегда, слишком поздно. После вынесения наказания же (а парень знал, что будет оно наверняка суровым, весь вид отца говорил об этом) извиняться будет тем более напрасно. Но это же не повод не попытаться.

***

Как бы ни задели его слова брата, едва покинув сарай, Саки позабыл их, выбросил из памяти. Не столько намеренно — все же за злопамятность ругали его не зря, — сколько по причине более серьезной проблемы. Старательно сохраняя неприступный уверенный вид, единственно приличный для наследника мастера, юноша следовал за посланцем, но не мог не ощущать, как сердце сжимает незримая холодная рука. Отец переменился, Саки давно заметил это, но не хотел верить. Сегодня же… он смотрел на сына, как на пойманного на преступлении злоумышленника, как на гадкое насекомое, посмевшее его укусить. Почему? Он же не желал ничего дурного. Ни тогда, ни сейчас. У крыльца слуга замедлил шаг и остановился, открывая двери, в ожидании. Предельным усилием воли Саки успокоил дыхание, даже выдавил некоторое подобие улыбки. Как бы сумрачно и холодно ни было на душе, никто не должен об этом знать. Все же он — сын мастера, его наследник. И он ни в чем не виноват, отец не может этого не понимать. В двери гостиной Саки вошел уже уверенным шагом, мысленно готовясь к упрекам матушки и строгим расспросам отца — так было всегда, когда в детстве ему случалось что-то натворить. Он знал, что в любом случае, даже если вдруг окажется виноват — а кто способен признать это в голопузом детстве? — отец будет на его стороне. И, даже вынеся наказание, не отвернется, не отступится от него. Как бы ни злилась и ни проклинала его мать, в отце Саки был уверен. Почти так же, как в брате… в те моменты, когда он не был таким болваном, как сегодня, конечно же… Тем страшнее и тягостнее было встретившее его молчание. Скрестив ноги, господин Хамато сидел на подушке, прислонившись к стене, и молча смотрел на сына. Одна рука неподвижно лежала на колене, второй же Ито время от времени касался левого бока. Свет, падавший на него сбоку из оконца, делал кожу необыкновенно светлой, добавлял морщин и лет. Если бы Саки присмотрелся внимательнее, он заметил бы, как осунулся отец, обратил внимание на его усталый и определенно нездоровый вид. Но юношу слишком снедало собственное беспокойство, да и не слишком он привык обращать внимание на чужие несчастья. Тем паче, когда своих немерено. Сидевшая по правую руку от отца мать, напротив, то и дело с тревогой поворачивалась к нему, вполголоса пытаясь в чем-то убедить. Тот лишь качал головой, не соглашаясь. На Саки госпожа Хамато взглянула лишь раз, мельком, и тут же отвернулась. Юноша также не задержался на ней взглядом. Он продолжал привычно называть ее «матушка», но без всякого чувства. Для этой женщины Саки был чужим и относился к ней так же. — Итак, Саки, что ты можешь сказать в свое оправдание? — начал экзекуцию отец, сложив руки на животе. Мать с покрасневшими глазами хранила напряженное молчание. Какое-то время Саки молчал, слишком уж отвратным показалось ему слово «оправдание» — словно он и впрямь был виноват, — но под конец не выдержал. Ощущение невольной вины съедало его, и, может быть, чистосердечное раскаяние поможет хоть немного облегчить груз на душе. — Это произошло случайно, — хмуро пояснил он, отводя взгляд. — Танака просил меня показать новый прием… — Тот, о котором говорил мне Йоши? Которым можно сокрушить любого врага? — уточнил господин Хамато. Саки молча кивнул. — И ты применил его против брата! — не выдержала госпожа Хамато, наконец взглянув на сына прямо. — Значит, он для тебя враг? Саки хмуро взглянул на нее, но ничего не ответил. Смысл говорить об очевидном? Тем более, она все равно не поверит. — Помолчи, жена, — перебил ее Ито. — И ты это сделал? Показал? — Да, — с трудом пересиливая себя, выговорил юноша. — Он очень просил. — А если бы он попросил тебя посадить его на крышу, с которой упал бы, ты бы тоже согласился? — снова вмешалась Юрико. Злые слезы сверкнули в ее глазах, женщине с трудом удалось сдержать их. — Она права, Саки, — подтвердил отец. — Не первый раз своим безрассудством ты подвергаешь опасности близких тебе людей. Сначала Йоши, теперь Танака. Кто следующий? Саки угрюмо молчал. И в самом деле, что тут скажешь? — Ты заслуживаешь серьезного наказания, Саки. Может, хоть оно сможет тебя образумить, — донесся откуда-то словно бы издалека голос Ито, и юноша, пересиливая себя, вернулся к реальности. Он вопросительно взглянул на отца. Тот молчал, сосредоточенным движением потирая грудь, словно она болела. Мать склонилась к нему, но затем, подняв голову, взглянула на Саки искоса. — Самое подходящее для тебя, — почти прошипела госпожа Хамато, пользуясь моментом паузы. — Способному поднять руку на ребенка не место среди нас. Саки немного ошарашенно смотрел на нее, позабыв про сохранение достоинства и разумную речь. О чем она? Не место? Они что… прогоняют его? Спохватившись, юноша перевел взгляд на отца, с надеждой и скрытой мольбой. Пожалуйста, пусть мать ошибается. Только не это! Тот наконец отдышался и выпрямился. Взглянул на сына усталым опустошенным взглядом, и тот замер на месте, похолодев. Надежда на лучшее стремительно таяла. — Ты отстраняешься от занятий в додзё на полгода, — медленно произнес господин Хамато. Затем не глядя пошарил по поверхности низкого столика, и жена поспешно подала ему свернутое в трубочку послание. — И на это время покинешь дом, отправившись к Кавагами-сан с поручением. Тебя сопроводит его человек. И вернешься ты назад, только когда срок наказания истечет… либо если вестник потребует срочного ответа. Фраза колокольным звоном отдалась в голове Саки, и последних слов он просто не расслышал. Словно предательский удар под дых, неожиданный, от которого не хватит силы тела защититься, ни силы духа — выдержать. Изгнание? На полгода? За случайно нанесенную травму? Нет, этого просто не может быть. — Но… — он запнулся, судорожно выдохнул, сжимая в пальцах подол куртки, а затем продолжил: — Вы, должно быть, шутите, отец. Это слишком… слишком долго. — Скажи спасибо, что не насовсем, — перебил его Ито, думая, что сын имеет в виду тренировки, и немного раздосадованный — ничего-то этого неслуха не колышет, кроме собственных интересов. — Твое безрассудство опасно для тебя самого и для окружающих, Саки. И тебе будет дано время осознать свое поведение и поразмыслить над своими ошибками. К тому же твое поручение важно для клана. Кому, как не моему возможному наследнику, его выполнить? На последних словах Юрико сердито сверкнула глазами, но промолчала. Несчастье с младшим сказалось на здоровье мужа, и женщина старалась помнить об этом, быть мягче, насколько это вообще было ей свойственно. Хотя, будь ее воля, госпожа Хамато сослала бы непокорного отпрыска в дальнюю провинцию насовсем. Что бы ни говорил муж, Саки опасен, и лучше держать этого звереныша на расстоянии, для блага их всех. Его неуемный нрав едва не довел их до беды уже не раз… должно быть, в Саки живет дух его отца, враждебный роду Хамато. Как жаль, что Ито-сан не желает этого понять. Или все же понял?.. В глазах юноши потемнело. Последние слова, про важное задание, он пропустил мимо ушей — слишком уж невероятно это казалось. Саки хорошо знал, где проживает Кавагами Джиро — в Сидзуока, отдаленной южной провинции. Когда-то туда ссылали преступников, а теперь — и его? Упоминание же о наследнике и вовсе показалось издевкой. Что ему там делать? Присматривать за крестьянами в их наделе? Это — занятие для будущего мастера? Отец, должно быть, смеется. Не мог же сын провиниться столь серьезно, чтобы унизить его подобным поручением. — Нет, — Саки не узнал свой голос и даже немного удивился тому, что отважился произнести это вслух. Господин Хамато столь же изумленно уставился на непокорного сына. — Ты смеешь возражать? — наконец собрался с мыслями он. И прижал руку к груди, с трудом сдерживая гнев. — Должно быть, мать права. Мы слишком многое спускали тебе с рук, Саки. Наказание начинается с настоящего момента. Твои обязанности переходят к Йоши, ты же до отъезда не покинешь пределов дома и двора. — Нет! Это слишком… слишком, — Саки задыхался, не находя подходящего слова, чтобы выразить свое возмущение. — …слабое наказание для такого упрямца, как ты, — завершила его реплику госпожа Хамато. — Идзу* потребен строгий надзор. Как и тебе. — Нет! — в отчаянии воскликнул Саки, но смолк, натолкнувшись на холодный, отчужденный взгляд обоих родителей. Точнее, отца, мать лишь мельком поглядывала на него, в основном смотря лишь на мужа. Саки выпрямился. Помолчал немного, глядя в пол, затем поднял глаза. В них читался открытый вызов. Сейчас, когда уже нечего было терять, он не счел нужным сдерживаться. — Нет, — бросил юноша так же холодно и непреклонно, как незадолго до этого Ито. — В это чертово пекло я не отправлюсь ни за что, тем более, к этому старому брюзге… — Саки, что за выражения, — одернул его отец, но Саки не удостоил его даже взглядом. Семь бед — один ответ. — И в кого только уродился такой, — подхватила мать, — непослушный, невоспитанный, злой…  — Не в вас! — огрызнулся Саки, резко вскинув голову. И сделал шаг в сторону выхода. Какая разница, если его все равно не слышат! — Сядь, — холодно приказал Ито. — Я еще не отпускал тебя. Саки упрямо мотнул головой и остался стоять. — Я с тобой разговариваю, — повысил голос отец и слегка пристукнул ладонью по полу. — Сядь немедленно! Какое-то время юноша молчал, глядя в пол, затем поднял глаза, и выражение их господину Хамато не понравилось. Как волчонок, ей-богу, того и гляди вцепится. Может, жена была права насчет него? — сколь ни корми, добра не дождешься. — Нет, — наконец ответил Саки, с вызовом и неожиданной горечью. — Ты все равно не услышишь меня. И накажешь за все, что бы я ни сделал. Очень хорошо. Так избавь хотя бы от нотации. И вышел, резко сдвинув за собой створки дверей, так что они с треском столкнулись.

***

— Что за характер! — покачал головой господин Хамато. Мужчина устало откинулся назад, ослабляя ворот. С момента, когда ему сообщили о несчастье с Танакой, сердце ныло, не желая успокаиваться. И даже лекарство лишь немного усмирило боль. Впрочем, ждать ли иного, если все происходящее лишь усугубляет ее? Собственно, вопрос с поставками оружия и кое-какого провианта для клана (замаскированный под гуманитарную помощь) через мнимого старосту деревни Кавагами-сана встал уже давно. Однако сам мастер Сюри не чувствовал себя в силах преодолеть дальний путь до Сидзуоки — сначала на поезде, а потом на тряском фургончике, вплоть до сокрытого меж гор селения. Господин Хамато давно гадал, кому из сыновей поручить эту миссию. В другое время, вполне возможно, она стала бы предметом гордости Саки (еще бы, ведь его сочли достойным самостоятельного путешествия и отдельного задания), то сейчас… сейчас оно стало для сына наказанием. Может, и правильно. Саки и так слишком самонадеян и горд, пора поставить его на место. Знать бы еще, где оно… — А я ведь говорила, что от этого волчонка добра не жди. Что не стоит даже связываться с ним, — негромко, но довольно отчетливо ответила Юрико. Так, что даже не успевший далеко отойти Саки замедлил шаг и недоуменно прислушался. Он с детских лет отличался хорошим слухом и даже почти от порога расслышал сказанное. Но сначала подумал, что неправильно понял. — Я уже говорил тебе, жена, — неожиданно резким голосом начал Ито. — Не поднимай этой темы. Я принял решение. — Простите меня, господин, — но покорность в тоне госпожи Хамато была столь фальшивой, что даже супруг услышал ее и недовольно поморщился. — Но решение это было ошибочным и может нанести вред нам всем. Мне, Йоши и Танаке. И даже вам, господин мой муж. Дурная кровь есть дурная кровь, и ничто не в силах этого исправить. — И что мне оставалось делать? — повысил голос господин Хамато. — Бросить мальчишку на произвол судьбы после всего, что случилось? Не без моего участия, смею заметить. — А хоть бы и так, — Юрико пригладила волосы. — Его взяла бы на воспитание какая-нибудь крестьянка, и там бы этого волчонка научили покорности. И никому бы из нас не грозила опасность — ни сейчас, ни в будущем, когда он подрастет… Саки остолбенел. Горло словно перехватила тугая удавка, не давая воздуху свободно проходить в легкие. В спину повеяло холодом, как от приближающейся грозовой тучи. Так вот оно что! Все встало на свои места. Он и правда им чужой, им всем. Не наследник мастера, даже не любимый сын, всего лишь чужак, принятый из милости. Рожденный демон знает от кого. То-то они никак не могут привыкнуть к нему и постоянно ждут дурного. Да проживи он хоть сто лет, ничего не изменится. Ничего! Резко развернувшись, Саки опрометью бросился во двор, затем, хлопнув калиткой, на улицу. Быстрее, еще быстрее… Сердце колотилось, как сумасшедшее, глаза застила пелена. Все зря, все впустую. У него нет семьи, нет дома, нет ничего. Нет и никогда не было.