***
Тем временем Йоши вышел во двор, опустился на крылечко, равнодушным взглядом скользя по ровно крашенной изгороди. На душе было как-то муторно и тяжело, и юноша не мог решить отчего. Точнее, если сказать честно, мог — но не желал. От природы Йоши был отходчивее Саки, однако при случае тоже бывал упрямым. А сегодня… сегодня он прав. И все же лучше было обойтись без этих ранящих слов. Проклятый длинный язык! Саки ведь и так изрядно достанется. Йоши поднял голову, нашел взглядом окно на втором этаже. Должно быть, старший еще там, с отцом и матерью. И, скорее всего, надолго. Ничего. Он подождет. Никакой разговор не может длиться вечно, а когда, наконец, завершится, он сумеет найти нужные слова, чтобы поддержать старшего (пускай сейчас они никак не находятся, неважно, тогда-то Йоши сумеет). И плевать, если Саки наверняка вновь сделает вид, что не замечает и не слышит его, будто ему совершенно все равно, что скажет и сделает брат. Йоши знает: это не так. И это единственное, что имеет значение. Услышав, как открылась за спиной дверь, юноша повернулся и, заметив вышедшего слугу, поднялся на ноги, пропуская его. Но что-то в суетливой, поспешной манере движения его насторожило Йоши. И он окликнул направляющегося семенящим шагом к калитке мужчину, с совершенно праздным вопросом — куда тот так торопится… …и уже в следующую секунду залетел в дом, напрочь позабыв о недавних намерениях. Гораздо важнее обид брата, с которым Йоши успеет поговорить и потом, было то, что отцу стало хуже. А ведь мать упоминала как-то, что доктор велел ему беречь себя. А он, сын, даже не обратил внимания. Запоздалое раскаяние и стыд сжали сердце, а потом… потом душу выстудило внезапное понимание: что именно могло послужить причиной ухудшения. В считанные мгновения Йоши взлетел по крутому подъему лестницы — и был неожиданно и неприятно удивлен, когда мать поначалу не пожелала допустить его к отцу. — Ему нельзя волноваться, — повторяла она, качая головой, нервными движениями расправляя подол кимоно. — Случившееся с твоим братом… с обоими… и без того стало слишком сильным ударом. — С обоими? — повторил Йоши неверящим тоном, ладонь машинально сжала резные перила. — Матушка, а что… что с Саки? Госпожа Хамато буркнула что-то невнятное, раздраженно дернув головой. И встревоженно покосилась в сторону двери. Юрико знала, что доктор живет на соседней улице и должен успеть вовремя, хорошо знала… но порой тревога бывает сильнее логики. Как же ей хотелось вернуть вспять этот злополучный разговор! Лучше бы муж принял решение относительно ослушника попозже, когда поправился бы сам… но нет, порой мужчины бывают упрямее детей. Она заглянула в комнату, и через ее плечо Йоши рассмотрел отца. Выглядел тот и правда неважно, однако, заметив сына, слабым голосом велел ему подойти. — Погодите хотя бы до прихода доктора, господин мой, — умоляющим тоном попросила Юрико. — Нет, жена. Сейчас. Йоши осторожно приблизился к кровати. Как же непривычно и… даже страшновато видеть отца, всегда такого деятельного и уверенного, в постели в дневное время. Юноша встряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Нет, неправда. Отец обязательно поправится, с ним ничего не случится. Он слишком нужен им всем. — Да, отец? — Йоши наклонился ближе. — Вы что-то хотели? — Да, — опираясь о подушку, Ито приподнялся. — Ты не видел Саки? Сын отрицательно качнул головой. — Нет. Я думал, — Йоши запнулся, оглянулся зачем-то на дверь, — думал, что он с вами. — Так и было, — господин Хамато сжал руку сына. — Найди его, Йоши. И узнай… — голос на мгновение прервался, затем, тяжело выдохнув, мужчина продолжил: — Нет, не стоит. Просто найди. — Может, чуть позже, отец? — попытался воспротивиться Йоши. — Когда придет доктор… — Нет, сын мой, сейчас, — Ито вздохнул, голос его стал тверже. — Саки нельзя сейчас оставлять одного. — Но почему? — Йоши совсем запутался. — Отчего именно сейчас… — Все позже, — усталым жестом прервал его отец. — Есть знания, что приносят много печали. Всем без исключения. И порой они открываются весьма неожиданно. В такие крайне неудачные дни, как этот. Найди своего брата, Йоши. Это нужно вам обоим. — Хорошо, — Йоши так ничего и не понял, но ослушаться не посмел. Он поднялся, вышел на лестничную площадку, разминувшись с матерью и доктором, и не спеша спустился, гадая, где же искать брата. И почти наверняка зная, где именно…***
Как и ожидал, Йоши нашел Саки на берегу реки, возле старой развесистой ивы, под кроной которой они так любили играть. Правда, первое время старший считал «убежище» исключительно своей вотчиной и не желал пускать туда младшего. Дело порой доходило и до кулаков. Юноша улыбнулся своим мыслям. Как же давно это было!.. И какими несмышленышами были они тогда… Сейчас Саки не прятался от мира под ветвями старого дерева, напротив, отошел от него подальше, словно не желая иметь ничего общего, с ним и всем, что было раньше. А может, и правда не желая, Саки порой посещали странные идеи. Сейчас он молча созерцал воду, опустившись на корточки. Почти как во время медитации, если бы не напряженная поза, не закаменевшие плечи и руки, стиснутые на коленях. Йоши неторопливо подошел ближе, но брат не обернулся, хотя наверняка слышал чужие шаги. Даже не пошевелился. Также не говоря ни слова, младший приблизился на расстояние шага и присел рядом. Осторожно, в любой момент готовый к грубости, заглянул в лицо старшему… И замер в нерешительности. Столь похоже на Саки было скрывать свои эмоции, такие, как страх, неуверенность и обида, за непроницаемым выражением лица или же, в крайнем случае, вспышками гнева, что выражение это стало накрепко приставшей к лицу маской. Йоши очень не любил ее, но сейчас, когда видел брата таким подавленным и с трудом сдерживающим себя, вдруг испугался. Сам даже не понял, чего именно, кроме одного: отец был прав. Саки нельзя оставлять одного — сейчас, наедине с дурными вестями, каковы бы они ни были. Йоши пододвинулся ближе и осторожно коснулся плеча брата. — Уходи, — бросил Саки, не оглядываясь. Голос был глухим, безжизненным, чужим. Первая вспышка отчаяния прошла, и сейчас юноше было мучительно стыдно за нее. Ему же ведь уже не пять и не десять лет, чтобы срываться до слез — даже когда, как сейчас, рушится весь мир, все, что было в нем важного и устойчивого, оставляя в нем… что? Кто скажет? Может, даже имя у него не настоящее? — Нет, — Йоши выпрямился, восстанавливая дистанцию, но глаз не отвел, даже когда старший хмуро покосился на него. — Не сейчас, когда ты сам на себя не похо… Он пожалел об этих словах, едва ли не прежде, чем они сорвались с губ. Старший резко, всем телом обернулся, так что Йоши даже вздрогнул. Глаза сверкали так знакомо-непримиримо, жестко, зло. — Что, снова посмеяться пришел?! — прошипел Саки. Пальцы его больно впились в плечо младшего. — Ну, рискни. — Нет, — Йоши перехватил руку старшего и сжал в своей, крепко, но без злобы. Набрался смелости и взглянул глаза в глаза. Ну же, надо уметь признавать свои ошибки, как бы трудно ни было. — Я… я был не прав тогда. Прости… Последнее слово он произнес много тише и все же опустил голову. На миг, всего лишь. Но за это краткое мгновение Саки разжал пальцы и, порывистым движением освободившись, вновь отвернулся к реке. Уставился на воду неподвижным взглядом, словно пытаясь найти ответы в ней. — Отец просил найти тебя, — наконец собрался с мыслями Йоши. Скользнул взглядом по пасмурному, быстро темневшему небу и решился. — Мне кажется, он сожалеет о том, что случилось. Кстати, а что же все-таки произошло? Он сильно наказал тебя за… ну, за то, что случилось с Танакой? Саки лишь хмуро, едва заметно кивнул, не поворачиваясь. Ни слова не добавив. Не было ни желания, ни смысла что-то объяснять, дурачок Йоши все равно не поймет. Снова будет защищать и мать, и отца… да и Танаку, чего доброго. Опять быть во всем виноватым? Какого черта?! — Отец сильно беспокоится за Танаку, — продолжил Йоши, с тревогой оглядываясь в сторону деревни: чего доброго хватятся да пришлют кого-нибудь искать. Неважно кого, сейчас любой будет лишним. — А после вашего разговора ему даже стало хуже, мать вызвала доктора, — младший с удовлетворением отметил, что Саки повернулся, наконец, к нему. Нет, не стал ни о чем расспрашивать, даже не счел нужным как-то выражать обеспокоенность — но уже это внимание, Йоши знал, дорого стоило. — Зря ты так, — продолжил он, воодушевленный первым успехом. — Отец может сердиться, но все же любит нас. Нас всех, ведь мы же семья. При последней фразе Саки скорчил гримасу, но сдержался. Хотя, видят боги, было непросто. Наверно, отец ничего не сказал Йоши, раз он до сих пор так вольно рассуждает о родстве. Как и самому Саки. Не посмел. Струсил… — Ну, не убил же он тебя, в конце концов, — привел последний аргумент Йоши. И тут уже Саки не сдержался. Повернулся к брату, сжав кулаки, нагнулся, так что расстояние меж лицами их сократилось до минимума. — Да уж лучше бы убил! — выкрикнул он сорванным голосом. Сжал зубы, превозмогая судорогу в горле, и продолжил уже тише. — Лучше бы меня вообще не было! Лучше, чем так… — Погоди, погоди, — Йоши нахмурился. Ему припомнились странные слова отца. Что-то про неуместную правду, которая так и не открылась ему. — Что он сказал тебе, Саки? Что сделал? Он даже схватил брата за руки, готовый удерживать, если понадобится. Слишком уж хорошо знал Йоши гордый замкнутый нрав последнего. От неловкого движения он плюхнулся на колени, в которые тут же больно впились камешки. Йоши не замечал этого. Но нет, на этот раз Саки вырываться не стал. Тяжело дыша, он с открытой неприязнью смотрел на младшего. Горькая, жгущая душу новость просилась наружу, и сейчас юноша был рад высказать ее. Выплеснуть наружу, чтобы хоть немного утишить это жжение, чтобы разделить горечь с кем-то еще. Почему должен страдать только он один? — Нет, не сказал, — Саки невесело усмехнулся. — Я случайно лишь узнал, что не брат тебе — и не сын ему. Он не посмел мне сказать этого в лицо, признаться, что прогоняет меня только за это. Наш дорогой отец струсил сказать мне правду, как подло скрывал ее все эти годы! Ошарашенный Йоши отшатнулся, тряхнул головой, пытаясь упорядочить мысли. Напрасно. Невероятная новость не укладывалась в ней, в нее никак не верилось, ну, вот совершенно никак. Саки — и не брат ему? Не родич им всем? После того, что отец собирался сделать его наследником? Да быть того не может! — Не может быть, — повторил он растерянно. Старший наблюдал за братом с недоброй улыбкой, скрытым злорадством. Ощущение чужой боли, казалось, немного успокоило собственную. Пусть и на чуть-чуть. — Отец, он… он просто не мог так поступить. Он любит тебя… — Врешь! — выкрикнул громче Саки и ударил кулаком по земле. — Спроси его сам, если не веришь… если, конечно, он не обманет и тебя. Спроси, за что меня прогоняют прочь из дома, уже завтра! Он сжал в ладони травинки, вырванные с корнем из земли. Затем резко отбросил в сторону. — Как — прогоняет? — спросил Йоши совсем тихо. — Совсем? — Нет, — не сразу, нехотя отозвался Саки. Срок ссылки совершенно выпал из памяти, казался таким несущественным. — На полгода. С каким-то заданием. — Вот видишь, — младший облегченно выдохнул, уселся поудобнее. — Не просто так, а по заданию. Важному для клана, наверняка. Саки презрительно скривился и отвернулся. Подобрал один из немногих камушков и бросил в воду, следя за расходящимися кругами. — А потом ты вернешься, и все будет как раньше… — Как раньше? Ты издеваешься, да? — Саки схватил брата… бывшего брата, зло поправил он себя — за отвороты кимоно и встряхнул. — А если бы тебе… тебе сказали, что ты приемыш… что они не твои мать и отец… что ты неизвестно кто? Что тогда? — У нас в деревне в половине семей приемыши, — пожал плечами Йоши, старательно изображая внешнюю невозмутимость. Пусть нерадостное известие и выбило его из колеи на время, сейчас все должно вернуться на круги своя. Саки его брат, остальное уже менее важно. Юноша попытался освободиться. Саки зло сверкнул глазами, но отпустил его. — Ты не понимаешь, — устало, опустошенно выдохнул он. — И никогда не поймешь. — Не понимаю, — повторил Йоши и, когда Саки зло на него покосился, тут же добавил, — потому что это не имеет значения. Ты мой брат, Саки, и останешься им, что бы ни случилось. — Да неужто? — нехорошо сощурился старший, узкие черные глаза превратились в щелочки. Резко обернувшись, он прошил брата пристальным цепким взглядом. — А если моя мать была куртизанкой или гейшей? А отец — вором, нищим… или, хуже того, гайдзином, — последнее слово Саки почти выплюнул, припомнив, сколько раз так дразнили его в детстве из-за бледной кожи и высокого роста. — Что тогда? — Все равно… — повторил Йоши чуть менее уверенно, подавленный яростным напором. Но глаз не отвел.