Вероника Хейл неделями голодала, существуя на одном только кофе. Пища, которую девушка была вынуждена съесть при родителях своевременно выпускалась наружу старым-добрым способом «два-пальца-в-рот». За последние два месяца самым продолжительным сном был тот, который составлял всего четыре часа. Поэтому, учитывая все эти факты, совершенно не удивительно, что девушка загремела в больницу. Острая боль в желудке, которая пробивала Веронику на слезы, беспричинная (как ей казалось) тошнота, жуткое головокружение и, в конечном итоге, обморок прямо на глазах у родителей. Детка целых три часа пролежала на больничной койке без сознания, прежде чем соизволила обрадовать врачей и родителей своим пробуждением. Сдав анализы и честно ответив на все поставленные врачом вопросы, Вероника получила внушительную дозу снотворного и проспала тринадцать с лишним часов. И должна сказать, девушка могла бы еще спать сколько угодно, если бы не ужасная режущая боль в животе. Во рту было сухо, как в пустыне. Веронику мутило. Кружилась голова. Позвали врача. Вкололи лекарство. Опять провал в сон. Опять пробуждение от боли. И всё заново. Веронике понадобилось три дня, чтобы оклематься и начать воспринимать принимаемые лекарства.
-Острый гастрит, бессонница, - как-то сухо уведомил врач, прежде чем начать весьма длительный рассказ о курсе лечения.
После того, как врач вышел и Веронику вновь напичкали лекарствами, на девушку обрушился непрерываемый поток материнских криков.
«Голодать такое время…..блевать сразу после ужина……..да как ты могла?...............зачем ты так?........прежде всего ты навредила себе….да и нас с отцом обманула….» - Кэрол всхлипнула, выйдя из палаты. Вероника вздохнула и уснула. После пробуждения она выслушивала нотации заново. Хотелось
умереть.
Когда Кэрол вошла в палату своей дочери в очередной раз, девушка не смогла удержать в себе раздражение, от чего закатила глаза.
- Мам, не пойми меня неправильно, но если ты опять начнешь кричать на меня – я закрою уши, ибо ничего нового я не услышу, к тому же, я чертовски плохо себя чувствую, - Вероника приложила ладонь к вискам, щурясь. Огромный металлический колокол звенел в её голове, время от времени вибрируя и гулко ударяясь.
Кэрол поджала губы, сдерживаясь, чтобы вновь не начать вычитывать свою дочь. В этот раз, за неподобающий тон при разговоре с ней. «Нет, - мысленно процедила мамаша, - мне и самой надоело орать на нее. Надоело. К черту всё это. Мне нужен аспирин».
- Там к тебе парень какой-то пришел, - сухо выдавила женщина, уже мечтая о том, как запьет таблетку обезболивающего. – Пустить его?
По правде говоря, Вероника ужасно чувствовала себя. Просто отвратно. Особенно учитывая тот факт, что в таком состоянии она уже пять дней. Хотелось лишь спать, а проснувшись, никого не видеть и не слышать, лишь покорно и без каких-либо разговоров принимать пилюли, которыми её пичкали.
- Ты его не знаешь? – прикрыв глаза, спросила светловолосая.
- Нет.
Внутри Вероники вспыхнула искра интриги, быстро вспыхнувшая огромным пламенем жутчайшего любопытства, которое даже смогло поставить головную боль и тошноту на второй план.
- Да, пусти, - вздохнула она, подминая подушку удобнее. Через мгновение девушка услышала, как захлопнулась дверь. Кэрол вышла, оставив после себя в комнате запах парфюма, который возбуждал у Вероники тошноту.
Девушка спустила на подушку, прикрывая лицо руками. Яркий свет люминесцентных ламп раздражал. Она едва услышала, как дверь открылась. Послышались шаги. Воздух пронзил мужской парфюм, который, в отличии от маминых, успокаивал девушку. Это был один из тех запахов, которые девчонки готовы нюхать вечно.
- И каким же образом ты сюда загремела, м, Хейл? – голос хриплый. В нём отчетливо слышна ухмылка. Девушка тут же подскочила, раскрывая глаза, мгновенно щурясь от яркого света.
- Джастин? – в последний раз они пересекались приблизительно неделю назад, сразу после того, как она умудрилась облажаться, переписываясь с Бибером. И в тот момент, она была крайне удивлена его появлению. И рада. Но это не была та радость, испытываема девчонками, когда они видят парня, от которого их вагины значительно влажнеют, нет. Она была просто рада видеть его, парня, с которым ей было приятно общаться, хоть и такая возможность давалась ей крайне редко. Да, он ей нравился, но она не сходила по нему с ума. По крайней мере, тогда. Может, она и то и делала, что думала о нем в первые недели их знакомства, но в день, когда он пришел к ней в больницу, этого не было. Ей просто было приятно.
И неловко.
В голову Вероники вихрем залетели мысли на подобии «Как я выгляжу?» или «Надеюсь, у меня не пахнет изо рта». Девчонки всегда думают о таком, находясь в компании тех, кто им небезразличен.
- Я подумал, что как-то по-дурацки навещать больную без каких-то фруктиков, и я не знаю, что ты любишь, а что нет, так что, - он положил на прикроватную тумбочку пакет с мандаринами, - их любят все, не так ли?
- Ну, я уж точно, - с улыбкой ответила Вероника, усаживаясь на кровати. Джастин сел на краешек койки, оглядываясь.
- Черт, как ты еще не ослепла в таком-то освещении. Здесь и слепой прозреет, - он резко встал и выключил свет, оставив гореть лишь одну лампочку. Затем сел обратно, заметив, как облегченно вздохнула Вероника. Тусклый свет успокаивал.
- Я, наверное, раз сто уже говорила маме, чтобы она выключала свет, а она делает вид, что не слышит.
- Поссорились? – предположил Джастин, облизнув губу. Вероника кивнула. – Из-за….? – он не договорил, лишь окинул взглядом палату, а потом вновь уставился на светловолосую.
- Из-за того, что я ничего не жрала, а если и жрала, то блевала? Да. Именно из-за этого, - она тяжело выдохнула и уставилась на свои пальцы. Почему-то именно в тот момент она почувствовала себя виноватой. Перед мамой. – Она разочаровалась во мне.
- Не в тебе, а в твоих поступках, Вероника. Это разные вещи, - он облизнул губы, прежде чем накрыть её ладонь своей. Её кожа была прохладной и бархатной. Ладошка девушки буквально утонула в руке Джастина, от чего Вероника слегка улыбнулась. – Как на счет мандарин? – прихлопнув в ладоши, Джастин решил перевести тему. Ему почему-то не хотелось, чтобы Вероника грустила и чувствовала себя виноватой. И в этом заключалась ирония жизни светловолосого, ведь он сам всегда грустил и перед всеми чувствовал себя виноватым. Но ведь это нормально, пытаться уберечь кого-то от той боли и тех гадких чувств, которые гложут тебя изнутри? Кажется, в нашем мире это называют «человечностью».
Мандарины были сладкими и без косточек. Легко чистились и заполнили своим запахом всю палату.
Впервые за неделю Вероника почувствовала себе в порядке. Впервые за долгое время Джастин почувствовал себя кому-то нужным.
***
Вероника лежала на кровати в своей комнате, читая очередную книгу Стивена Кинга. Впитывая в себя каждое слово, она отчетливо и ярко представляла перед собой тот мир, который описывает перед ней автор: мрачный, вызывающий отвращение, но тем не менее, столь интригующий, что у Вероники не поднимались руки, чтобы демонстративно захлопнуть книгу.
На весь дом послышалось имя девушки. Её звал отец из гостиной. Закатив глаза, она встала с кровати и пошла к папе. Раздраженная и голодная (не смотря на то, что обедала она час назад).
Пол начал что-то долго объяснять. Веронике было плевать. Она не слушала. Девушка стиснула ладони в кулак, борясь с раздражением. От тех лекарств, которые приписали ей врачи у неё здоровски возбудился аппетит и повысилась раздраженность. Она смотрела на собственного отца и едва сдерживалась, чтобы не наорать на него, представляла, как душит или мутузит по лицу.
- Ты всё поняла? – Пол улыбнулся, похлопав дочь по плечу. Волна стыда накрыла Веронику за собственные мысли.
- Да, поняла, - она села на диван, наблюдая за тем, как родители обуваются.
- Мы вернемся вечером, думаю, часов к десяти, если, конечно, твой отец не напьется и мне не придется его силой вытаскивать из дома Уолбергов, - она усмехнулась. Пол закатил глаза. – Ник остается на тебе. Ужин я приготовила. Всё на плите. И будь добра, поешь, ладно?
- О'кей, мам, - Пол и Кэролайн Хейл вышли из дома, спеша на День Рождение. Вероника усмехнулась, осознавая, что до вечера её никто не потревожит, не считая надоедливого брата.
daKooka – someone and noone
Её живот громко заурчал. Дикий голод, который не сравнится ни с чем.
- Даже не думай идти на кухню, Хейл, ты обедала час назад, - пробормотала она, хлопнув себя по животу, прежде чем подорваться и убежать в свою комнату, чтобы не искушать себя. Но голод и желание чего-либо поесть оказались сильнее. Едва зайдя в комнату, у не буквально сорвало башню и она побежала на кухню. Обнаружив на плите отбивные и пюре, Вероника пообещала себе, что всего лишь попробует. Так и сделала. Чайная ложка пюре и кусочек мяса. А потом еще и еще. Она обжиралась с кастрюли, как дикое животное, и собственно, именно так и выглядела.
Она уплела чуть меньше половины кастрюли пюре и четыре или даже пять больших свиных отбивных, облизываясь, и закатывая глаза от удовольствия.
Но этого было мало.
В мгновение на кухне по очереди начали открываться тумбочки, а оттуда уже вытаскивались свежие пончики, хлеб, варенье, печенье и конфеты. Она сидела на полу, обложившись фантиками из-под конфет и ела, ела. Её одежда была вся усыпана крошками от печенья, как голова мужчины, страдающего от перхоти.
Насыщение никак не приходило. Это был
половой акт с едой. Страстный, дикий, животный секс со сладостями.
Съев четыре гулевера, дюжину шоколадных конфет, пончик и несколько кусков хлеба с вареньем, Вероника встала с пола, отряхивая крошки с футболки. Открыла холодильник, бегло осматривая его полки. Резко схватила колбасу с сыром. Уже через две минуты она уплетала за обе щеки горячие бутерброды, запивая всё соком. Потом на глаза попались хлопья, которые она поглощала, запивая йогуртом.
Напоследок она съела сникерс, после чего вспомнила прекрасный вкус отбивных. И едва она проглотила последний кусочек, она ощутила ту непередаваемую тяжесть в верхней части живота. Желудок. Он разбух от огромного и такого непривычно-большого количества еды. Казалось, словно девушка была беременной.
Вероника еле дышала. Она села на пол, облокотившись на холодильник. Жирными от отбивных пальцами она пыталась вытереть капающий из уголков рта йогурт.
Так паршиво она себя, казалось, еще не чувствовала. Она буквально ощущала, как у неё появляется второй подбородок, бока и массивные ляжки.
Вероника заплакала. Сначала тихо, а потом еще громче.
Терпеть боль в желудке не было сил. Она по старой привычке направилась в туалет, тем самым нарушая данное обещание маме. Она блевала до тех пор, пока её горло не начало болеть на пару с легкими, а изо рта не начала капать желчь.
Облокотившись руками об умывальник, она смотрела на себя в зеркало. Её лицо было красным от слез, как и глаза. Девушка казалась себе жирным животным.
Сполоснула рот. Вытерлась салфеткой. Вернулась на кухню и всё убрала. Направилась в свою комнату, где упала на кровать, рыдая взахлеб.
Хотелось поговорить, выплакаться. Вам ведь это так знакомо, да? Людям свойственно хотеть поддержки от кого-либо, которому мы можем рассказать всё-всё, не боясь осуждения.
И таким человеком для неё в тот момент был Джастин. И хоть она не знала его так, как следует людям знать друг друга, чтобы звонить, когда им требуется помощь или плечо, в которое можно поплакать, но кроме него никто из её окружения не подходил на эту роль.
Она не хотела никого другого видеть, кроме него.
Рука потянулась к мобильнику. Мало что различая на дисплее из-за слез, Вероника едва нашла ранее сохранённый номер Бибера. А затем позвонила ему.
Джастин снял трубку на втором гудке.
