Фаворитка

Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной ищу ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света. Иннокентий Анненский. Отвези меня к морю, пока не наступит зима, Мир не станет похожим на вечное спящее царство. Под ладонями снега застынуть — простое лекарство Тем, кто летом как дети беспечно сходили с ума. Станем молча искать сквозь ресницы вдали горизонт, Тщетно силясь увидеть, как море сливается с небом. Хочешь, я подарю тебе зрелищ и свежего хлеба? Будем чаек кормить и смотреть, как поломанный зонт, Покорившийся ветру, крылом задевая прибой, От земли оторваться пытается раненой птицей. Невозможность взлететь исключает возможность разбиться. Незавидная участь, но нам ли бояться с тобой? Отвези меня к морю, пока этот мир не исчез За слепыми, покрытыми инеем, веками стекол. Он возьмет нас с собой, и мы станем опять одиноки, Обещай мне сейчас — мы навечно останемся здесь. Улыбнется и скроется в ласковом взгляде твоем Заходящее солнце, коснувшись обветренной кожи, В этот миг я пойму, что зима разлучить нас не сможет, И что море бескрайне, и мы никогда не умрем… Ирина Голованова. На широкой деревянной скамейке с массивными коваными ножками, из тех, которые устанавливают по всему городу в преддверии очередных выборов в областную Думу, наблюдалась довольно обычная, на первый взгляд, пара. Красивая девушка с двумя светлыми пышными хвостами, перетянутыми тонкими красными лентами, и кот. Явление вполне распространенное и ничем особым не примечательное. Но это только на первый взгляд. Девушка была одета в светло-голубые джинсы, бледно-розовые кроссовки и белоснежную тонкую куртку, застегнутую до самого горла. На коленях у нее расположился небольшой коричневый рюкзачок, из которого виднелся краешек длинной серебристой флейты. Кот, что ничего удивительного, тоже носил одежду — блестящий кожаный комбинезон и брутальный шипастый ошейник, к которому в теории мог бы крепиться поводок. На практике же пока не нашелся ни один смельчак, который сумел бы водить это создание на веревочке. Парочка сидела рядом друг с другом и неотрывно наблюдала за домом напротив. — Думаешь, он все-таки воспользуется телепортацией? — тихо спросила девушка. Кот, которому был задан вопрос, от комментариев разумно воздержался. Он взглянул на хозяйку равнодушным взглядом и вновь вернулся к созерцанию старого особняка, из которого за последние часа три не вышла ни одна живая душа. И мертвая, кстати, тоже. — Да, ты прав, — со вздохом признала Дафна, — торопиться нам некуда. Но знаешь… Ты вовсе не обязан заниматься этим вместе со мной. Если у тебя есть дела поважнее, я пойму. Честное слово. Депресняк, если бы был человеком, наверное, уже покачал бы головой и закатил глаза. Он провел рядом с этой девушкой не одну сотню лет и хорошо успел изучить ее. Многие гении с умным выражением на глупых лицах как один утверждают, что животное в отличие от человека не наделено разумом. В то время как многие животные думают о людях примерно то же самое. Депресняк хорошо понимал, что именно сейчас он нужен своей хозяйке как никогда раньше. Когда рядом с тобой находится живое существо, которое худо-бедно, но все-таки тебя любит, становится не так паршиво на душе. Если у адского котика и были какие-то неотложные дела, сейчас они не имели никакого значения. Его место было здесь — на этой скамейке, пахнущей лаком и глупыми дворнягами. Какое-то время они сидели в полнейшей тишине, нарушаемой только пением птиц и звуками очнувшегося от зимней спячки города. В столице уже вовсю бурлила весна. Деревья, вспомнившие, наконец, о правилах приличия, начали стыдливо прикрывать голые ветви листвой. Из-под земли навстречу солнцу изо всех сил пробивалась сочная зеленая трава, а в мелких лужицах, которые по неряшливости оставил после себя забывчивый дождь, купались вернувшиеся после трехмесячного отпуска на юге птицы. Их звонкое пение ласкало слух и наполняло сердце приятной щемящей грустью. Природа медленно, но верно пробуждалась ото сна, и вместе с ней пробуждались от затянувшейся зимней меланхолии москвичи. Они куда-то шагали, бежали, спешили, полные сил, готовые свернуть горы. Они торопились жить, и сложно было осудить их за это. Повинуясь внезапно нахлынувшему порыву, Дафна вытащила из рюкзачка флейту, поднесла к губам и заиграла. Ее мелодия не была похожа на обычную музыку. В ней было и радостное птичье чириканье, и шелест молодой листвы, и звуки весеннего дождя, который заботливо очищал нежные, едва распустившие бутончики крошечных желтых одуванчиков от налипшей к ним городской пыли. В этой музыке таилась человеческая радость и тихая спокойная грусть. Звуки флейты проникали прямо в сердце и затрагивали там очень тонкие хрупкие струны самой души. Прохожие, заслышав эту мелодию, останавливались и, позабыв обо всех своих делах, наслаждались звучанием нежного инструмента, который вдруг напомнил им о чем-то прекрасном и волнующем. Внезапно Депресняк, сидящий подле своей хозяйки и снисходительно внимающий ее игре, поднялся на все свои четыре лапы и спрыгнул на землю. Девушка, заметив это, опустила флейту и нахмурилась. — Депря, ты уже устал? Или что-то почуял? — кот не ответил бы, даже если бы и мог. Он долгое время стоял у скамейки, словно к чему-то прислушиваясь, а потом неожиданно повернул вправо и направился к выходу из сквера спокойным, неторопливым шагом. — Ох, и как мне понимать, что это значит? — обиделась девушка и, спрятав флейту обратно в рюкзак, поплелась следом за своим своенравным питомцем. Она прошла не больше десяти шагов, прежде чем почувствовала нечто необычное и остановилась. В сквере стало тихо. Очень тихо. Звуки города смолкли, стихло даже пение птиц. Было слышно только ее собственное дыхание и участившийся пульс. Дафна медленно обернулась. Арей стоял от нее метрах в десяти. Светло-серый плащ с капюшоном скрывал перевязь с ножнами и серебряные кольца кольчуги. Лицо выглядело уставшим, равнодушным, но в черных, как сама тьма глазах, плескалось обжигающее пламя. Он стоял посреди узкой бетонной дорожки, смотрел прямо на Дафну и молчал. Может быть, что-то обдумывал, а, может, давал ей шанс заговорить первой. И она решилась. — Здравствуйте, — голос дрогнул, но сейчас ее это мало заботило. Арей молчал несколько мучительно-долгих секунд, а потом сдержанно кивнул: — Здравствуй, светлая, — его голос прозвучал хрипло и очень тихо. Даф стало не по себе. Именно этот голос однажды ночью шептал ей на ухо слова, от которых учащался пульс и срывалось дыхание. Этот голос опустил ее на дно колодца желания и заставил захлебнуться волнами страсти. Она не ожидала, что могла соскучиться по голосу. Это было для нее в новинку. — Я пришла вернуть вам это… — девушка неловко извлекла из своего рюкзачка аккуратно свернутую кроваво-алую мантию. Мечник не шелохнулся. — Тронут, — сообщил он холодно. — Что-то еще? — Да, — пробормотала Дафна, кусая губы, чтобы не расплакаться. Он держался так отчужденно, словно презирал ее и считал ниже своего достоинства быть с ней мягче. — Я слушаю. Проклятье! Как же тяжело устоять на месте. Колени дрожат, ноги словно ватные. — Я больше не вернусь в Эдем, — произнесла она, наконец. — Никогда. Выражение его лица стало удивленным. Похоже, ей удалось-таки повергнуть мужчину в замешательство. — Ты ждешь, что я приглашу тебя в резиденцию? — поинтересовался он. — Нет. — Нет? Тогда чего же ты ждешь? — Я не знаю… — произнесла Дафна тихо. Она действительно не знала. Или знала, но не могла себе в этом признаться. — Не знаешь, — эхом повторил мечник и вдруг сделал шаг по направлению к ней. Его напряженно расправленные плечи, высоко поднятый подбородок выражали какую-то непонятную решимость. Даф не шелохнулась, когда он приблизился к ней вплотную. Она смотрела на свои сцепленные пальцы и молчала. — А, может быть, ты все-таки знаешь? — глухо спросил Арей. — Посмотри на меня. Дафна послушно подняла на него взгляд. — Может, и знаю, — произнесла она, шумно выдохнув, плотно сжала губы и дотронулась ладонью до его груди. В том месте, где находилось сердце. — Тогда скажи мне, — пробормотал мечник, накрывая ее руку своей. — Есть такие желания, которые невозможно выразить словами. Их диктует не разум, и прочесть их можно только в глазах. Ваше желание написано на вашем лице. — Вот как? — заинтересовался Арей. — И чего же я желаю? — Я могу ошибаться. Но мне кажется, желание у нас с вами одно. — И это говоришь мне ты, светлая? — в голосе его скользнула насмешка, но лицо осталось серьезным. Она не ответила. Коснулась второй ладонью его щеки и осторожно погладила. Мужчина напрягся и нервно сглотнул. — Я тут подумала… Что значит вечность, если не можешь провести ее с тем, с кем хочешь? Мне не нужна вечность без вас. Арей замер, сверля ее недоверчивым взглядом. Он приложил ладонь ко лбу Даф и нахмурился. — Температура вроде бы нормальная. Но у меня все равно четкое ощущение, что ты бредишь. Я не узнаю тебя, светлая. Ты сама-то хоть отдаешь себе отчет в том, что говоришь? — Вы можете прочесть мои мысли, — произнесла девушка, несмело улыбнувшись. — Могу, — согласился мечник, — но не стану. Мне почему-то нравится тот бред, который произносят эти губы. Не останавливайся. Бредь дальше. — Нас могут услышать, — пробормотала Даф, с беспокойством поглядывая по сторонам. Удивительно, что поблизости не маячило ни одно пластилиновое лицо. — Нет. В этот сквер никто не зайдет, пока мы тут. У всякого создания, будь то дитя Адама и Евы или творение мрака это место будет вызывать суеверный страх. Почти сверхъестественный. Так на чем мы остановились? Ах да, на твоем умопомешательстве. Даф вздохнула и опустила взгляд. Ей не хватало мужества сказать вслух самые главные слова. Она не знала, как отнесется к ним Арей и боялась, что не услышит от него в ответ чего-то подобного. Одна из самых главных проблем в вопросах любви — страх быть отвергнутым. — Страшно? — то ли подзеркалил, то ли догадался мужчина. Девушка кивнула и шмыгнула носом для пущей убедительности. — Не бойся, — тихо ответил Арей и, чуть подавшись вперед, взял ее лицо в свои ладони, заставляя ее встретиться с ним взглядом. Поймав свое отражение в черных глазах, девушка ощутила их на нее почти мистическое воздействие. Они заставляли расслабиться, выбросить из головы всякий хлам и думать только об этом смуглом, рассеченном шрамом лице, сухих приоткрытых губах и близости сильного тела. — В Эдеме у меня было много времени, чтобы подумать, — набравшись смелости, все-таки произнесла Даф. — О вас и обо мне. Я не знаю… Наверное, это и правда болезнь, вызванная моим длительным пребыванием в тесном контакте с мраком, но… Я не могу выбросить вас из головы. И рада бы. Но не могу. Часть меня… Протестует, бьет тревогу и крутит пальцем у виска, — она грустно улыбнулась и нервно облизнула губы, — но другая часть требует… — Меня? — подсказал мечник. В его глазах не было ни намека на улыбку или насмешку. Арей выглядел очень серьезным, как всегда в минуты, когда дело принимало неожиданный поворот и грозило всем его участникам опасностью. Дафна кивнула. — Вас, — подтвердила она. На ее щеках заалел румянец. Удивительно, что после всего того, что она совершила, способность краснеть у нее все еще осталась. — Будь у меня душа, — хрипло прошептал Арей, — я бы продал ее снова, лишь бы вновь услышать от тебя эти слова. Лишь бы поверить, что все это не сон. Девушка поморщилась. Когда речь заходила о продаже души, у нее волей неволей срабатывали инстинкты стража света. Захотелось заставить мужчину замолчать, чтобы он не бросался такими словами. — Не обязательно продавать душу, чтобы услышать от меня их вновь, — осторожно заметила она. Арей усмехнулся. — А если мне хочется услышать кое-что другое? Ты понимаешь? Дафна с шумом втянула в нос воздух и прикрыла на пару секунд глаза. Да, она понимала. Но произнести это было так непросто… Ее словно бы заставляли публично признаться в чем-то страшном, постыдном, в том, что она хотела бы сохранить в тайне. — Я… хм… да. Видимо, я все-таки… Наверное влюблена в вас. Вот. Арей закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он не верил. Ни секунды не верил, что все это правда. Скорее всего, он мертв, и это Тартар посылает ему сладкие видения, издеваясь. Сейчас он откроет глаза, и все исчезнет. Но нет. Пальцы по-прежнему касались нежных щек, гладили мягкие губы и ощущали, как теплеет под ними ее кожа. Желание стало почти болезненным, когда он резко распахнул глаза и впился в ее губы голодным поцелуем. Девушка вздрогнула от неожиданности и его напора, попыталась высвободиться, но почти сразу же перестала сопротивляться и, опустив ладони ему на плечи, ответила. Даф не имела представления о том, насколько Арей был искушен в поцелуях, но судя по всему, опыт у него был и не малый. Он целовал ее властно, настойчиво, страстно, так, словно бы держал в объятьях давнюю любовницу, а не недавнюю ученицу. Язык скользил по губам и требовательно раздвигал их, проникая в рот, будто бы желал воочию ощутить вкус произнесенных ею слов. Где-то на окраине Москвы прогремел гром, и чистое, без единого облачка весеннее небо разорвала на две неравные части ветвистая молния. В кабинете Генерального стража Троила по дну мраморного фонтана пошла глубокая трещина. В канцелярии мрака за столом, во главе которого восседал Лигул, вдруг замерли все суккубы, пришедшие к начальнику с отчетами по особо секретным поручениям. Что-то необычное творилось сейчас в мире, они остро это почувствовали. Но вот что? Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем мечник оторвался от губ девушки. Он опустил голову, прижался лбом к ее лбу и прикрыл глаза, восстанавливая дыхание. — Подумать только, — проговорил Арей, крепко прижимая Даф к себе. — Я ощущаю себя… Живым. Насколько же необычное чувство. Думал, что навеки забуду его. Хотел бы я взглянуть на того купидона, который осмелился сыграть со мной такую шутку, — он умолк, а девушка улыбнулась, ощущая в припухших губах приятное жжение. — Купидон может быть и не причем, — отозвалась она, скользя пальцами по его плечам и груди. — Истинное чувство рождается само. Из взглядов, простой улыбки или прикосновения. — Верно, — согласился Арей. — Мне кажется, я схожу по тебе с ума с самого первого дня. Когда увидел в своем кабинете прелестную юную нахалку. Знал бы я тогда… — Если бы мы знали, к чему порой могут привести нас те или иные наши поступки, стали бы мы тогда их совершать? Изобрели бы атомную бомбу, если бы знали, что годами позже она уничтожит тысячи людей? Стали бы осваивать воздух, если бы могли предвидеть, как много будет разбиваться самолетов и сколько невинных жизней будет отнято у простых граждан? Стали бы люди влюбляться, в конце концов, если бы знали, сколько боли таит в себе это светлое чувство? Истина кроется в незнании. Не зная, желаешь познать. Приобретаешь ценный жизненный опыт. И в конечном итоге, рано или поздно — счастье. — Думаешь, если бы я знал, что мне суждено влюбиться в стража света, я бы не допустил, чтобы ты жила в моей резиденции? — спросил Арей и задумался. — А и правда. Может, и не допустил бы. Но сейчас я ни о чем не жалею. Дафна провела пальцем по его груди и скользнула ладонью под плащ, ощущая приятную прохладу колец кольчуги. — Я тоже, — шепотом призналась она. — Так что же нам со всем этим делать? — пробормотал Арей, прижав девушку к своей груди и запустив пальцы в ее волосы. — Будем раздавать улыбки и делать вид, что ничего не происходит? Пока Лигул не решит наведаться к нам с визитом? Дафна покачала головой. — На нас объявят охоту, — произнесла она с грустью. — Может, не слишком и храбро, но я бы предпочла спрятаться от всех. Где-нибудь очень далеко. Где нет стражей, комиссионеров и суккубов. Где земля не окрашивается кровью, и где не нужно будет сражаться. Я устала от войн. Устала от извечного, никогда непрекращающегося противоборства света и мрака. Мне хочется покоя. Арей слушал ее внимательно и долго, напряженно молчал. Было заметно, что он обдумывает что-то и борется сам с собой. Дежавю. Снова нужно прятаться. Снова нужно бороться за свое счастье с теми, кто считает, что никакого счастья ты не достоин. Снова предстоит бежать и скрываться от всех и доверять лишь своей интуиции. Проклятье. Однажды он уже проходил через все круги ада, когда не сумел уберечь жену и дочь. Однажды он уже поклялся самому себе, что ничего подобного с ним больше никогда не случится. Так какого же черта он держит сейчас в объятьях эту девушку? Почему обрекает ее на страшную участь? Почему не может найти в себе силы оттолкнуть ее и спасти тем самым жизни им обоим? Ответ был слишком очевиден. Он не мог. Сотни лет прожив во мраке, ненавидя всё и всех, влача за собой свое жалкое существование и неся за плечами страшный груз вины, Арей устал от самого себя. Когда в его жизни появилась Дафна, произошло нечто невероятное. Словно бы тьма над его головой разверзлась, и откуда-то сверху забрезжил свет. Достоин ли он был счастья? Едва ли. Но одной из главных черт характера стражей мрака является эгоизм. В данный момент ему было наплевать на других. Плевать на этот мир. Плевать на Лигула и Тартар. Сейчас хотелось счастья только для себя. А мир? А мир подождет. — Такое место есть, — произнес он, в конце концов. — Никого на сотни миль вокруг. Тишина и покой. — Правда? — недоверчиво спросила Дафна, поднимая голову и вглядываясь в его лицо. — Главное, чтобы ты была готова, в самом деле, все бросить в эту минуту и согласиться на уединение в непроходимой глуши со старым рубакой, который всего-то и умеет, что влипать в неприятности да отрубать разные части тела своим недоброжелателям. Дафна взглянула на него из-под ресниц и осторожно поцеловала в уголок губ. — Полагаю, это значит — «да»? — насмешливо поинтересовался мечник. Не прошло и пяти секунд, прежде чем объятые коконом красных искр они растаяли в воздухе. В сквер вернулись все прежние звуки. На скамейках под дубами и елями уютно устроились влюбленные парочки. По веткам деревьев расселись птицы и завели свою излюбленную мелодию. По бетонным дорожкам зашагали вечно спешащие куда-то прохожие. Мир не рухнул. Никто не заметил ничего странного. Один только жуткого вида кот, потрепанный жизнью и дворовыми собаками сидел на крыше газетного ларька и смотрел на город равнодушным взглядом. Он был в курсе очень многих тайн, и мог бы при желании поведать их ничего не подозревающим людишкам. Но он молчал и, совершенно не щурясь, смотрел красными угольками глаз в бездонное синее небо. *** — Исчез? Бесследно? В компании этой девчонки? Трудно было сказать, почему эта неприятная новость оставила Лигула в приподнятом настроении. Он даже никого не казнил, узнав о бегстве Арея. — Все еще лучше, чем я мог себе представить, — заулыбался глава мрака, одаривая своих подчиненных — суккубов, комиссионеров и стражей неприятной ехидной ухмылкой. — Прикажете найти… — Нет! — рявкнул Лигул. – Нет, — добавил он уже мягче. — Не нужно. В мире не так много мест, где он мог бы укрыться от меня. Почти все они мне хорошо известны. Когда придет время, я найду мечника Арея, убью на его глазах всех, кого он любит, а потом посажу его в клетку и развешу по стенам портреты дорогих ему людей. И тогда рано или поздно он сдохнет сам. От отчаяния и душевной боли. — Ваша мрачность, не боитесь ли вы, что на сей раз его будет совсем не просто найти? Барон умеет заметать следы, и вряд ли доверится теперь хоть кому-то, кроме самого себя. — Нет нужды переживать об этом. Если потребуется, каждый камень в мире будет перевернут вверх дном. Мечник не спрячется. Пока же пусть насладится своей псевдопобедой и расслабится. — Вы слишком великодушны, мессир. — О, да! — усмехнулся Лигул, потирая ладони. — Мое великодушие не знает границ, но моему терпению порой приходит конец. Бывает и такое. Впрочем, в знак нашей старой дружбы с Ареем, я отнесусь к нему по-человечески. Полюбовно. Дам ему немного форы. Напоследок. Я же не зверь, в конце концов. Глава мрака вновь гадко улыбнулся и кивнул всем своим подчиненным, намекая, что они могут идти. Кабинет опустел в считанные секунды. Просить дважды никого не пришлось. *** В камине весело трещали березовые поленья. Огонь шумно поглощал древесину и наполнял крошечную комнатку жаром и приятным интимным светом. Снаружи бушевал океан. Волны, подгоняемые суровым северным ветром, коршунами налетали на берег и разбивались об острые камни высоких скал. Буря безумствовала уже второй день и постепенно сходила на нет. Уже стихла барабанная дробь, которую дождь отбивал прямо на стеклах. Уже отчетливо слышны были крики чаек, охотников за мелкой рыбешкой, которых голод заставил искать себе пропитание в такую непогоду. Но все это было там, снаружи. Внутри же, в этой теплой уютной комнатке никому не было дело до того, что творилось на улице. На старом хромом на одну ножку табурете лежали ножны, в которых покоился невидимый меч. На пыльном деревянном полу с поскрипывающими досками вперемешку с кольчугой валялись джинсы, тонкая бледно-голубая блузка, красные ленты для волос и много другой ненужной одежды. С высокой деревянной спинки кровати свисал алый плащ. Белоснежные простыни безжалостно смяты яростной борьбой двух разгоряченных тел. Комната наполнена тихим ритмичным скрипом кровати и сладкими стонами. Иногда мужской перекрывал женский, и тогда оба они сливались в одну бесконечно прекрасную симфонию страсти. — Теперь меня точно не пустят в Эдем, — переводя дыхание и ощущая на себе приятную тяжесть сильного тела, пробормотала Дафна. — Верно, — согласился мужчина, лаская губами ее шею и легонько прикусывая зубами нежную кожу. — Я не отпущу точно. Придется всем там уяснить, что ты целиком и полностью моя. — Жадность — не лучшее качество, — назидательно произнесла Даф. Арей приподнял голову и сузил глаза, в которых поблескивало пламя. — Не вам меня судить, дорогуша, — насмешливо заявил он, впиваясь поцелуем в ее губы. — Это вы затащили меня (меня! Стража мрака!) в церковь и заявили, что, либо нас обвенчает священник, либо не видать мне первой брачной ночи, как своих ушей. Шантаж! Это раз, — начал считать мужчина, спускаясь губами по ее подбородку и шее. — Святотатство – два, — продолжил он, очерчивая языком контуры затвердевших сосков и вынуждая девушку издать тихий стон. — Бедолага священник до сих пор заикается после того, как увидел мой меч. Угроза невинному человеку – три, — его губы спускались по бархатистой коже вниз и заставляли Даф выгибать спину от удовольствия. — Тебе удалось женить меня на себе практически насильно — четыре, — заулыбался Арей и, заметив, что его возлюбленная, ничуть не напуганная угрожающими нотками в его голосе, тоже улыбнулась, спустился еще ниже, и, разведя ее бедра в разные стороны, принялся покрывать внутреннюю их поверхность быстрыми скользящими поцелуями. Подействовало. Улыбка исчезла с ее лица. Дафна прикрыла глаза, облизнула губы и задышала еще чаще. — Может быть, я немного преувеличил, — усмехнулся Арей, наблюдая за реакцией девушки на откровенные ласки, — но в этом опять-таки твоя вина. Ты просто непозволительно красива. И это уже пять. Его дальнейшее бормотание заглушил ее громкий протяжный стон. Мужчина замолчал и больше уже не проронил ни слова. Его губы и язык были заняты другим, более приятным делом. На самом деле, мечник сказал правду, хотя и преувеличил ее совсем немного. Насильно его не заставляли. Все действия, которые он совершал, были более чем добровольны. Когда он дал ей понять, что поцелуев ему будет мало и он желает получить девушку всю целиком, она ответила, что на это сначала потребуется разрешение. И плевать, что Дафна падший страж света, а Арей вообще страж мрака, надо и все тут. Священник, этот уже немолодой, лысеющий, перепуганный мужчина, пытался объяснить им, что сейчас три часа ночи, что обвенчать их самостоятельно он не может, что нельзя нарушать порядок и прочее. Дафна была вполне готова подождать, но барон мрака ждать не любил. Едва в руке Арея тускло, но многозначительно блеснуло широкое лезвие, священник сдался и скрепя сердце, исполнил волю сумасшедшей парочки. — Думал, что меня либо поджарит молния, либо расплавит благодатный огонь, — проворчал чуть позже мечник. — Но не расплавил, — заметила Даф с нежной улыбкой. — Это хороший знак. — Пытаешься заставить меня плясать под свою дудочку, женщина? — нахмурился Арей. — Один только факт, что под мою дудочку ты можешь еще и плясать, а не только корчиться от боли, говорит уже сам за себя, — рассмеялась она. – Ты, кажется, совсем не против? — Будто бы ты оставила мне выбор, — буркнул мечник. Рассвет занимался медленно и неспешно. Ему некуда было спешить. Звезды еще не погасли, но ярко-алая полоска уже появилась из-за горизонта, как бы предупреждая, что скоро взойдет солнце, и начнется новый день. Ночная буря совсем утихла, океан был удивительно тих и спокоен. Дафна, закутанная в красный плащ, стояла на небольшом железном балкончике высокого маяка и смотрела вдаль. Мужские руки, обнимающие ее за пояс и прижимающие к сильному разгоряченному телу, дарили ощущение защищенности и счастья. За последние месяцы ее жизнь не просто изменилась. Она перевернулась с ног на голову. Еще недавно девушка была уверена, что ее предназначение — служить Свету и охранять Мефодия от него самого. При мысли о наследнике, сердце легонько екнуло, но почти сразу же отпустило. Она не испытывала перед ним вины. Глупо было пытаться убедить себя в обратном. У них не было будущего, в последнее время это замечали многие. В том числе и сам Мефодий. Дафна не представляла, как сложится его жизнь, но в одном была уверена точно — она совсем не жалеет, что была когда-то с ним знакома. Не назначь ее Троил хранителем Буслаева, стояла бы она сейчас тут, в объятьях любящего ее мужчины? Едва ли. Нет, она не предала Свет. Не отказалась от него. Девушка просто выбрала себе иной путь. Путь человека. Крылья все еще были с ней. Они словно бы еще не поняли, что воспользоваться ими их хозяйка уже никогда не сможет. Дафна понимала, что это ненадолго. Пройдет месяц, другой, и они растают за ее спиной, словно бы никогда и не существовали. Она пока не представляла себя без них, но была готова к тому, что однажды их не станет. Девушка знала, на что и ради чего идет. И ни секунды не жалела о принятом решении. — Рад бы сказать, что со мной тебе ничего не грозит, — произнес Арей в тот день, когда перенес их обоих на этот забытый всеми маяк. — Но это не так. — Я ничего не боюсь, — ответила ему девушка. — Кроме как… потерять тебя. — Если бы ты знала, детка, — выдохнул он тогда ей в волосы, — как я сам боюсь того же. Что однажды они решат, что мы не достойны счастья и … Тогда она не дала ему договорить, прижавшись губами к его губам. В тот вечер они занимались любовью впервые. — Маяк, — произнесла Даф, невольно выныривая из приятных воспоминаний. Она опиралась спиной на его грудь и гладила пальцы, покоящиеся на ее животе. — Потому что ты провел здесь свое заточение? — Нет, вовсе нет, — покачал головой Арей, вдыхая вместе с влажным океанским воздухом запах ее волос. — В старину корабли бороздили моря и боялись только одного — наступления ночи. Во тьме легко сбиться с курса и налететь на скалы. Один единственный луч света мог спасти сотни жизней. Нет, детка. Маяк — это значит надежда. — Так ты выбрал для себя путь света? — Дафна повернула к нему голову и улыбнулась. — Скажем так, с пути мрака я благополучно свернул, — уклонился от прямого ответа Арей и поцеловал ее в висок. — Мрак не простит тебе этого, — с грустью заметила Даф. — А свет едва ли простит тебя, — заметил мужчина. — И все они, объединившись, будут искать нас. Или уже ищут. Арей развернул ее лицом к себе и заглянул в светло-голубые глаза. Они вернули себе изначальный цвет, чему мечник был несказанно рад. Перед ним была та самая девочка, которую он полюбил несколько лет назад. За одним только маленьким исключением — теперь она принадлежала ему на законных основаниях. — Будут, — легко согласился мужчина, стараясь скрыть боль в голосе. Он провел указательным пальцем по ее щеке и погладил губы, улыбнувшись. — Но пусть поищут.