Фаворитка

Мостовые сверкают от влаги дождя — по субботам — Ренуар пишет «Танцы», приметив твой синий пиджак. Вместо счётницы мне принесли наше общее фото, Где на нём ещё (помнишь?) ты бисерно вывел «всех благ». Формалиновый привкус у чая — в день прошлой разлуки — Ты размешивал сахар не ложкой, а дужкой очков. Я сейчас понимаю, насколько холодные руки По ночам грели сердце. И полон твоих двойников Этот город теперь — меморандум дистантных желаний: Не коснуться, не взять, не проверить согласие чувств. Среди сотен полученных (вроде случайных) посланий Я всего ничего — твоё «здравствуй» услышать хочу. Подожду до зимы, измеряя шагами пространство Между пыльных перронов — по рельсам отчаянный звон. Ты когда-то сказал, что сильнейшее в мире лекарство От любви — это время. И, кажется, что-то про сон… Только я не лечусь. Анна Юннис Массивная дверь из светло-коричневого дерева с изящной золотой ручкой в виде семиконечной звезды приоткрылась, и на пороге возникла высокая фигура широкоплечего мужчины в черной кожаной куртке, расстегнутой до середины груди. Его красивое лицо сейчас выглядело уставшим, немного помятым, с трехдневной щетиной и темными кругами под глазами. Едва он вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь, в воздухе сразу же ощутимо запахло бензином и машинным маслом. Мужчина не подходил к своему мотоциклу уже несколько дней, но даже, несмотря на этот факт, отделаться от ароматов «железного коня» не мог. Как маляр, одетый в чистую одежду и надушенный одеколоном с нотками цитрусовой свежести не может отделаться от въедливого запаха краски, который прочно прилип к коже. В этой небольшой, но очень светлой и уютной комнате с распахнутыми настежь окнами, с обилием цветов в изящных глиняных горшках, расставленных повсюду, с небольшим фонтаном из белого мрамора, уютно пристроившимся в углу, запах бензина был, мягко говоря, неуместен. Он раздражал ноздри и оставлял на языке неприятный привкус. Впрочем, владелец кабинета даже не обратил на это внимания. К запаху он привык, так как тот был неотъемлемой частью гостя, который в последнее время зачастил с визитами на Третье небо.  — Надеюсь, я не сильно отвлек вас? — тихо спросил вошедший. — Ну что ты, Эссиорх, — владелец кабинета поприветствовал хранителя из Прозрачных Сфер как старого друга и жестом предложил ему сесть на стул с мягкими, обитыми золотистым бархатом подлокотниками. Это был невысокий мужчина с ярко-зелеными глазами, задорным мальчишеским взглядом и теплой отцовской улыбкой. На первый взгляд ему можно было дать и тридцать лет, и сорок пять, но, разумеется, Генеральный страж был во много раз старше. Он сидел за столом и был занят составлением какого-то документа. Край пергамента свисал до самого пола. Крепкие пальцы сжимали длинное перо жар-птицы, с которого вместо чернил на бумагу капало расплавленное золото. Появление Эссиорха заставило Генерального стража позабыть о своем недавнем занятии, и теперь под текстом растекалась маленькая желтая клякса. — Полагаю, ты принес вести из наземного мира? — мягко проговорил он и, вдруг вспомнив о том, что все еще держит в руке перо, поспешно отложил его в сторону и щелчком пальцев ликвидировал кляксу. Эссиорх то ли кивнул, то ли покачал головой, сказать наверняка было трудно. Жест его можно было истолковать по-разному. — Прошло уже два месяца, — наконец произнес хранитель, очень интересуясь узором на полу и носками своих армейских ботинок. — В мире людей – да, — медленно кивнул Троил. — Здесь же едва минула неделя. Только и всего. — Да, я знаю, но… Вы пока не решили, что делать с…? — голос его сорвался на хриплый шепот и совсем затих. — Эссиорх, — улыбка исчезла с лица Генерального стража, и взгляд его стал очень серьезным. — В данном конкретном случае со стражем № 13066 я лично ничего не решаю. Я могу лишь настоятельно рекомендовать, ну или на худой конец отдать приказ. Но, честно говоря, приказывать мне не очень хочется. Ее судьба находится только в ее руках. И сейчас у нее в жизни очень непростой период. Бывают такие ситуации, когда здравый смысл отключается, мозг уходит на заслуженный отдых, и решения принимает одно лишь сердце. И ему плевать, к каким последствиям эти решения приведут. — Что вы хотите этим сказать? — нахмурился хранитель. — Позволь мне задать тебе вопрос, — Троил поднялся на ноги, вышел из-за стола и повернулся лицом к окну, откуда доносилось звонкое птичье пение. – Как, по-твоему, чем больна Даф? И каким должно быть лечение? Мне очень хочется услышать твои мысли на этот счет, все-таки ты ее страж-хранитель. — Бывший, — угрюмо проговорил Эссиорх. — О, я бы с удовольствием поспорил с этим, — покачал головой Троил. — И все же? — Мне кажется, это очевидно, — вздохнул хранитель. — Она заразилась мраком, словно страшным вирусом, и теперь он терзает ее сердце, путает мысли и будоражит кровь. Это моя вина. Я должен был отговорить ее от дурацкой затеи соваться в гнездо мрака. Из-за меня она теперь нахваталась черных перьев и находится на грани… Троил обернулся и покачал головой, не соглашаясь. — Твоя вина в этой ситуации лишь косвенная. Как страж-хранитель ты мог бы пустить в ход убеждение, но с другой стороны, тем Свет и отличается от мрака — он никого ни к чему не принуждает. Служба Свету — дело добровольное. Выбор есть у каждого. Мрак тоже предоставляет выбор, но это всего лишь иллюзия, на самом деле тот, кто служит тьме, обречен. Однако даже если бы ты решил применить убеждение, ты едва ли смог бы на что-то повлиять, друг мой. Давай-ка подумаем, что может заставить стража света поставить под угрозу свои крылья и вечность? Почему Дафна, совсем не глупая девочка, вдруг решила пойти в резиденцию мрака, отлично представляя, чего ей это может стоить? — Я спрашивал ее об этом, — вздохнул Эссиорх. — Она ответила что-то невнятное. Что-то про любовь. — Вот, — грустная улыбка тронула губы Генерального стража. — Вот он ответ. Любовь. Ох, и коварное же чувство. Сколько у него оттенков и тонов. Сколько всего в мире творится под его прикрытием. Но в данном случае мы имеем дело с любовью жертвенной. Она рискнула всем, чтобы уберечь его. То же можно сказать и о нем. Он рисковал не меньше, чтобы защитить ее. В конечном итоге это, правда, привело к тому, что они лишь усугубили ситуацию, но это уже другая история. — Вы сейчас не о Мефодии говорите? — Эссиорх поднял на Троила напряженный взгляд. — Верно? Генеральный страж сдержанно кивнул. — Верно. Не о нем. — Вы хотите сказать, что мечник Арей влюблен в Дафну? — Нет, это ты сказал, — ответил Троил. — А я лишь не стал с тобой спорить. — Извините, но я в это не верю. Тем более я не верю в то, что Дафна может отвечать ему взаимностью. Это похоже на абсурд. Я хорошо знаю Арея. Он жестокий, самовлюбленный эгоист. Слуга мрака… лучший из лучших. Он без зазрений совести убивает златокрылых, крадет эйдосы и пытается сделать из Мефодия повелителя мрака. Такой человек не способен любить кого-то, кроме самого себя. — Любовь — довольно странная штука, — улыбнулся Генеральный страж. — Ты говоришь, что хорошо знаешь Арея? А я знал его еще златокрылым воином. Я помню, как молод и прекрасен был юноша, который позже превратился в барона мрака. Я в течение долгих столетий отслеживал его судьбу и хорошо осведомлен обо всех его проступках и преступлениях. Но если на мгновение забыть о том, что он натворил и взглянуть на ситуацию иначе? Старый рубака, человек с каменным черствым сердцем, который всего-то и умеет, что убивать и ненавидеть Свет, вдруг сохраняет жизнь юной девочке из Эдема, которая подослана за ним шпионить. Арей слишком умен, чтобы не понять, каковы истинные причины ее пребывания в его резиденции, но он щадит ее. Почему? — Ему хочется понаблюдать за тем, как она будет вести себя в дальнейшем, — не задумываясь, ответил Эссиорх. — Свет бросил ему вызов, и он принял его, но решил, что правила игры диктовать будет сам. — На протяжении тех лет, что Дафна жила в особняке, ей неоднократно грозила опасность. Смертельная опасность, должен напомнить. Почему он не дал ей умереть? Почему не отдал ее Лигулу, когда такая возможность у него была? Почему он, в конце концов, повел ее на этот прием? Уж не для того ли, чтобы показать всем бонзам мрака, что девочка не представляет для них угрозы? Только задумайся, что предпринял бы Лигул, если бы Арей отказался привести ее? Эгоизм? Даже самый безнадежный эгоист изменяет своим принципам, когда в его сердце закрадывается любовь. Эссиорх не нашелся, что возразить на это и просто промолчал, хмуро глядя в пространство перед собой. — Теперь, что касается самой Дафны. Зачем она пошла на риск, если могла укрыться от гнева Лигула в Эдеме? Не потому ли, что хорошо представляла, кого поставит под удар подобным поступком? Страж света, который боится за жизнь стража мрака. Согласись, странное словосочетание. Однако, их любовь неосознанна. Их просто тянет друг к другу неведомая им сила, и, поверь мне, сами они ничуть этому не рады. Это чувство сводит их с ума и заставляет совершать необдуманные поступки. — Но ведь Дафна надела свои крылья на шею Мефодия, — вспомнил вдруг хранитель. — Она не может любить никого другого. В пророчестве сказано, что… — Ох уж эти древние пророчества. Если бы сбывалась хотя бы половина из них, поверь, этот мир рухнул бы уже очень давно. Помню, попал на Первое небо пару тысяч лет назад один философ. И хотя эйдос его в результате короткой стычки достался Свету, мысли у него в голове водились довольно фривольные. Он долгое время бродил по Эдемскому саду и агитировал стражей света спускаться на землю и заводить семьи с людьми. Говорил глупые вещи, за что и был в конечном итоге изгнан в Тартар, но слова его, надо признать, проникли в душу одному или двум стражам. Не уверен, что они надевали смертным на шеи свои крылья, но, раз спустившись без разрешения в мир людей, остались там навсегда, променяв вечность на обычную человеческую жизнь. Много было разговоров по этому поводу, многое перевиралось до тех пор, пока не обрело форму некоего сомнительного пророчества. Не привязывайтесь к людям, они угроза вашим крыльям и вашей вечности — примерно таков его общий смысл. — Никогда бы не подумал, — произнес Эссиорх, все еще сомневаясь. — Почему тогда небеса и Тартар были так встревожены, когда узнали, что наследник мрака и страж света любят друг друга? Хотите сказать, что их отношения никому не навредили бы? — К сожалению, пророчество, о котором вспомнил ты, действительно существует, хотя и звучит несколько иначе, — ответил Троил. — В нем сказано, что тот день, когда слуга мрака подарит свое сердце воину света, и они возьмутся за руки и решатся шагать по жизни вместе, станет началом конца. Потому что от этого союза появится на свет дитя, которое унаследует от своих родителей всю их мощь, и по силе ему не будет равных нигде: ни на небесах, ни в Тартаре. И обе стороны попытаются заполучить себе одаренного юнца, но не смогут договориться и развяжут кровопролитную войну, в которой победитель будет только один. Смерть. Но только мы ошибались. Угроза исходила вовсе не от союза Дафны с Мефодием. С наследником у нее, похоже, не было ничего серьезного. — Чем-то пророчество похоже на историю Буслаева, — произнес Эссиорх, задумчиво. В кабинете повисла напряженная пауза. Генеральный страж разглядывал коллекцию клинков, которая висела у него на стене, но мыслями был где-то далеко отсюда. Хранитель же порывался задать волнующий его вопрос, но, в конце концов, Троил избавил его от этой необходимости. — Да, я тоже с трудом верю в то, что Дафна и Арей смогут признаться в своих чувствах даже не друг другу… Самим себе в первую очередь. И тем более у меня не укладывается в голове тот факт, что от их союза может родиться дитя, которое приведет мир к краху. Но все же я бы не стал так рисковать. Думаю, самым разумным было бы не разрешать им больше никогда видеться. — Я целиком и полностью «за»! — с воодушевлением ответил хранитель. Троил одарил его насмешливой улыбкой озорного мальчишки. — Тогда тебе лично придется сделать все для того, чтобы этого не случилось. С этой минуты ты должен будешь начать следить за Дафной. Арей, понятное дело, никуда из своей резиденции не денется, но если девочка покинет Эдем, пиши — пропало. — Я сделаю все, что от меня требуется, — заверил Эссиорх, поднимаясь на ноги. — Я слишком сильно привязан к своей подопечной и слишком перед ней виноват, чтобы позволить ей напрочь разрушить свою жизнь. — Я верю в искренность твоих слов, мой друг. Надеюсь, что у тебя все получится. Этот мир уже очень стар, но все же слишком молод, чтобы умирать. Эссиорх коротко кивнул, попрощался и вышел из кабинета Генерального стража. Он пытался убедить себя в том, что поступает правильно. Пытался заверить самого себя, что так будет лучше для всех. Но все же, в глубине души закралось сомнение. Поступает ли он правильно по отношению к Дафне? Когда за ним закрылась дверь, Троил покачал головой и сделал глубокий вдох. Генеральный страж ни минуты не верил в то, что Эссиорх выполнит его просьбу. Но вмешиваться он не стал. Время еще не пришло. *** Маленькие серебристые бусинки утренней росы переливались всеми цветами радуги на тонких хрупких стебельках травы и изумрудно-зеленых листьях росших поблизости деревьев. Солнце не спешило заглядывать на эту небольшую полянку, но осторожно посылало сквозь пышную крону дерева случайных открытий длинный теплый луч, который нежно гладил по лицу лежавшую на земле девушку. Дафна прикрыла глаза, наслаждаясь ласковыми прикосновениями солнца. Вместе с этим лучом в девушку словно бы проникал Свет и согревал мятежное сердце любовью Творца. С того момента, как Эссиорх перенес ее сюда, прошло, наверное, уже несколько дней. Наверняка она не знала. Во-первых, в Эдеме время текло совершенно не так, как на земле, а во-вторых, она давно уже перестала вести счет минутам и часам. Все эти дни девушка делала только одну вещь — пряталась. От строгих грифонов, которым ее появление совершенно не понравилось. Она до сих пор с содроганием вспоминала пронзительный, полный презрения обжигающий взгляд оживших статуй. От стражей света она пряталась тоже. Те смотрели на нее почему-то без осуждения, слишком сочувственно, и от этих взглядов Даф ощущала себя безногой калекой. Она не хотела ни с кем разговаривать, никого видеть и тем более отвечать на дурацкие вопросы, с которыми приставала к ней надоедливая нечисть. Пряталась Даф и от Эссиорха, который собирался поговорить о ней с Троилом и должен был озвучить ей решение, принятое Генеральным стражем. Она не боялась того, что мог сообщить ей хранитель — мысленно девушка была готова ко всему. Ей просто хотелось побыть одной. Даф забиралась в самые отдаленные уголки Эдемского сада и подолгу бродила там, прижимая к груди кроваво-алый плащ мечника Арея. Конечно, стоило избавиться от этой вещи, которая, даже попав в Эдем, все еще хранила запах своего владельца. Крепкий табак, которым Арей иногда баловался, медовуха, и что-то еще. Запах был ей смутно знаком. Возможно, так пахло в резиденции мрака, а возможно это был запах самого мечника. От этой мысли ей становилось неуютно, тревожно и хотелось отбросить плащ в какой-нибудь дальний уголок сада, чтобы он больше никогда не попадался на глаза. Но вместо этого девушка крепко сжимала пальцами плотную ткань, порой прижимая ее к щеке и ощущая ее приятную шероховатость. Даф казалась самой себе сумасшедшей, нездоровой, напрочь свихнувшейся. Ей было стыдно за все, что она совершила и впервые неуютно среди этих могучих деревьев с густой изумрудно-зеленой кроной и спелыми сочными плодами. Эдем все-таки принял ее. Но принял, как ей показалось, настороженно. Как наркомана, который после очередного срыва пообещал, что больше «ни-ни». Исцеление все не наступало. Перья и не думали белеть, разве что крылья перестали давить на плечи. Даф опасалась, что они могли совсем исчезнуть, но обернуться назад, чтобы удостовериться, не могла. Было страшно. Она ощущала себя грязной, недостойной носить их и боялась, что ее уже ничто не сможет спасти. Рядом устроился Депресняк. Эссиорх не так давно притащил его в Эдем, но девушка даже не поинтересовалась, как ему это удалось. И без слов было ясно, что хранитель был если не в самой резиденции, то хотя бы рядом с ней. Кота ему вполне вероятно отдал Мефодий. Наверняка он был встревожен и очень переживал, но девушка поймала себя на мысли, что это её не очень интересует. Гораздо больше волновал вопрос: «Видел ли Эссиорх Арея?» Она уже перестала пытаться найти объяснение своим поступкам. Перестала спрашивать саму себя, почему мечник поселился в ее мыслях. Перестала как-то бороться с этим. Ей хотелось только одного — покоя. Лежать на удивительно мягкой Эдемской траве, вдыхать запахи сада и наслаждаться Светом, который окружал ее и согревал. Впрочем, всякий раз, когда ей удавалось осуществить задуманное, перед мысленным взором вновь возникало знакомое лицо. Сами собой вспоминались горячие прикосновения и поцелуи, и сердце разрывалось от тоски. Он был нужен ей. Вот в чем было все дело. Чертов мечник был ей необходим. — Доброе утро, — произнес знакомый голос и, девушка, резко распахнув глаза, вскочила на ноги. Проклятье! Эссиорх все-таки нашел ее. Он стоял рядом с ней, подпирая плечом могучий ствол персикового дерева, и смотрел на Дафну очень внимательно. — Привет, — пробормотала девушка в ответ, заправляя за ухо непослушную прядь волос. Она забыла, когда в последний раз держала в руках расческу. — Я знал, что найду тебя здесь, — попытался улыбнуться хранитель, но у него не вышло. Дафна хорошо знала, что притворяться Эссиорх не умел, и была искренне этому рада. — Правда? Становлюсь предсказуемой, — усмехнулась девушка и, наклонившись, подняла с земли свернутый в плотный комок плащ, который заменял ей подушку. Эссиорх взглянул на алую ткань и нахмурился. — Зачем тебе это? — Просто так, — пожала плечами Дафна. — И не надо на меня так смотреть. Это всего лишь кусок ткани. — Так выбрось его, — посоветовал хранитель. — Зачем же? Мне удобно на нем спать и вообще… — Думаю, нужно вернуть его владельцу, — скривился Эссиорх. — Ты пришел поговорить со мной о плаще? — Даф умело перевела тему. — Вообще-то, нет, — со вздохом признался хранитель из Прозрачных Сфер. — Я был у Троила и… — Да-да, — перебила его девушка и, прижав плащ к груди, зашагала вперед. — Я так и подумала. У тебя прямо на лице написано, что ты принес мне добрые вести. — Послушай, Даф, — хранитель без труда нагнал ее. — Я понимаю, тебе сейчас непросто. Но ведь это поправимо. Эдем исцеляет. Мефодию уже назначили нового хранителя, тебе просто нет необходимости появляться в нижнем мире. Проведешь здесь пару тысяч лет, и все вернется на свои места. Крылья вновь станут белыми, а сердце… перестанет болеть. — Тебе надо кардиохирургом пойти работать, — бросила Даф с невеселой усмешкой. — Очень ты хорошо в сердечных делах, я гляжу, разбираешься. — Я серьезно, — не сдавался Эссиорх. — Неужели тебе самой не хочется вернуться к нормальной жизни? Дафна! — видя, что она его не слушает, он перегородил ей путь и схватил ее за плечи. — Да послушай же ты меня! Девушка подняла на него равнодушный усталый взгляд. На дне темно-голубых глаз плескалось отчаяние. — Я слушаю, — ответила она тихо. — Мне нужно провести пару тысяч лет в Эдеме. Хорошо, я тебя поняла. У тебя ко мне еще какие-то вопросы есть? — Что он с тобой сделал? — вздохнул Эссиорх, ослабив хватку и осторожно прижав девушку к себе. — Я знал другую Дафну. Солнечную, счастливую, улыбающуюся. Дафну, которая дарила людям Свет. Теперь от той Дафны осталась лишь одна оболочка. — Он показал мне другую сторону, — ответила Даф, отстраняясь. — Обратную сторону медали. — И тебя привлекает эта сторона? — спросил хранитель. — Чем она может быть лучше той, которую ты знала раньше? — Я ощутила себя человеком, — призналась девушка просто. — Мне хочется ненавидеть его. Честное слово, хочется. Мне следовало послушаться тебя с самого начала. Но дело в том, что я не жалею. — Что? — Эссиорх не поверил своим ушам. — Я не жалею, что поступила по-своему, — ответила Даф и продолжила свой путь по залитой солнечным светом петляющей тропинке. – Да, теперь мне предстоит расплачиваться за свой поступок, но зато я кое-что узнала. Кое-что новое для себя. Оказывается, бывает так, что самые верные слуги мрака жертвуют чем-то ради других. — Чушь! — возразил хранитель. — Он не пожертвовал ничем! — Лигул не оставит теперь попыток уничтожить его. Брось, Эссиорх, ты ведь бывал в наземном мире. Ты сам все видел. Ты лучше меня знаешь, что я права. Хранитель промолчал. Да, только слепой не заметил бы толпы комиссионеров у дверей резиденции мрака. Шкатулка «скверных дел» мечника Арея, которую давным-давно завел Лигул, судя по всему, уже была заполнена доверху. Оставалось только гадать, почему мечник все еще жив. Улита, когда Эссиорх видел ее в последний раз, дня три назад, обмолвилась, что Арей даже не пытается что-нибудь предпринять. Он просто ждет, когда все закончится. Похоже, мечник здорово устал от своего существования, в котором была только одна радость… И та находилась сейчас на небесах, в буквальном смысле. — Ты поправишься, — произнес хранитель не очень убедительно. Похоже, он говорил это не столько за тем, чтобы убедить девушку, сколько для того, чтобы показать, что он пытался… — Конечно, — согласилась она. — Под твоим чутким руководством, надо полагать? Эссиорх уныло кивнул. Собственное принятое решение все меньше казалось ему верным. — Ну, значит, и правда поправлюсь, — голос ее стал очень тихим. — А тебе не пора по своим делам? — Я… — он замялся. – Нет, не пора. А что? — А ничего. Думала, что меня, наконец, оставят в покое, — она пожала плечами. Эссиорх остановился и посмотрел на ее постепенно удаляющуюся спину. Плечи ее были согнуты, голова низко опущена. Она была похожа на заключенного, которому позволили погулять по тюремному двору. Не этого он желал своей подопечной. Совсем не этого. — Дафна, — мягко позвал ее хранитель. — Я ведь сначала не верил, что смогу когда-нибудь полюбить черную ведьму. Девушка остановилась, но не обернулась. — А потом я подумал, что… моя любовь помогает ей. Медленно, постепенно, но она становится другой. Мягче. Добрее. И я подумал, что… Мне кажется, твое место на самом деле не здесь. Да, нас учили любить всех людей в мире. Не выделять никого. Но я думаю, что в некоторых, совершенно исключительных случаях, один может стоить очень многих. Привести к мраку ничего не стоит. Вывести из мрака к Свету… Это действительно серьезное достижение. Как если бы больному раком, который уже попрощался с родными и готов был примерить саван, вдруг сообщили, что надежда еще есть. Ты его надежда, Дафна. Она, наконец, обернулась. По ее щекам текли слезы. Она молчала, но взгляд ее был красноречивее любых слов. Эссиорх подошел к ней и взял ее лицо в ладони, стирая большими пальцами слезинки с бледных холодных щек. — Возможно, я пожалею об этом, Дафна. Даже наверняка пожалею. Возможно, меня лишат крыльев после такого эгоистичного поступка, но я буду утешаться тем, что сделал это ради тебя. Не ради Света. Не ради Прозрачных Сфер и высокой цели. А ради тебя. Ради девушки, к которой я привязался всем сердцем. Я не знаю, к чему в конечном итоге все это приведет. Мир рухнет, или Эдем с Тартаром поменяются местами. Но если ты будешь счастлива… Значит, оно того стоило. — Ты не похож на того Эссиорха, которого я знала, — рассмеялась девушка сквозь слезы. — Признавайся, кто ты и что сделал с моим хранителем? — Боюсь, что того Эссиорха больше нет, — грустно улыбнулся он. — Но я… не жалею, — хранитель наклонился к ней и поцеловал в щеку. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Дафна. И если для счастья тебе нужен один единственный барон… мрака, то значит, так тому и быть. Возвращайся в Москву. Но только немедленно. Пока старый Эссиорх не воскрес и не отменил моего решения. Дафна улыбнулась. Прижалась щекой к широкой груди и крепко обняла его. — Мы еще увидимся? — спросила она. — Когда-нибудь, возможно, — ответил Эссиорх тихо. — Если будет суждено. — Ты на меня сильно злишься? — Очень, — кивнул хранитель. — А если ты не будешь себя беречь, я найду тебя, и вот тогда-то весь мой гнев обрушится на твою больную голову. — Звучит очень устрашающе, — хмыкнула девушка, отстраняясь. — Тогда и ты береги себя. — Обязательно, — кивнул Эссиорх. — Да и вот еще что, — он достал из кармана цепочку с бронзовыми крыльями и надел их на шею Дафне. Девушка благодарно улыбнулась ему и коснулась крыльев ровно посередине. Упругий толчок за спиной известил о том, что настоящие крылья материализовались и, может быть, даже смогут выдержать длительный перелет до Москвы. — Прощай, Дафна, — произнес хранитель, отступая на шаг назад. — Прощай, — ответила она с грустью и, оттолкнувшись от земли, взлетела. Давно забытое ощущение полета казалось сейчас совершенно новым. Легкие наполнял холодный воздух, волосы развевал встречный ветер, а в груди впервые за долгое время появилось чувство свободы. Эдем отпустил ее, на сей раз, навсегда.