"У перекрестка"

...Найти соответствующие замыслу камни и металл, имея в распоряжении всю сокровищницу Эребора — дело нехитрое, хоть и долгое. Куда сложнее оказалось решить, что же с этими камнями делать. Чистейшей воды зеленые, с пурпурными сполохами, турмалины требовали достойной оправы. В Эреборе хватало мастеров более искусных, чем их король, но какой же гном будет дарить невесте изделие чужих рук? За помощью и подсказкой обращались к близким друзьям или родственникам. Будь рядом Фили — и голову бы ломать не пришлось... Но Фили не было, и Торин взялся за работу сам. Конечно, кузнец не ювелир, но основам ремесла учили и его, и с какой стороны браться за тонкий инструмент, он тоже знал. А металл ведь и сам подскажет нужную форму... Вновь и вновь Торин раскладывал на столе сверкающие камни и слитки красного золота. И думал. О Герде. Вызывая в памяти каждую минуту, проведенную рядом с ней. Помнилось все очень ярко — ее улыбка, блеск глаз, четко очерченные темные брови. Непослушные, всегда немного топорщащиеся у висков пряди медно блестящих волос. Поворот и наклон головы. Высокая шея и пышная грудь. Забавная привычка чуть-чуть, но резко вздергивать подбородок в знак несогласия. И еще одна — отвечая на вопрос, едва заметно поводить правым плечом... Значит, ожерелье для нее не должно лежать на плечах, иначе будет сбиваться. Вот высокая стойка под горло с длинной, спускающейся на грудь подвеской, подойдет в самый раз. И серьги должны быть тоже длинными и легкими, чтобы качались и позванивали в такт движениям. Камней в них не нужно, камни правильнее будут смотреться в диадеме, и не надо лбом, а у висков... Понемногу образ будущего украшения сложился достаточно, чтобы сделать рисунок-чертеж. Дальше дело пошло еще лучше, и к середине лета работа была закончена. ...Ожерелье, серьги и диадема хранились в деревянном, окованном медью ларце, на подложке из королевского синего бархата. Накануне отъезда посольства взглянуть на готовый к отправке подарок пришла Дис. Долго рассматривала украшения, задумавшись о чем-то своем и нерадостном. — Как думаешь, пойдет ей? — тихонько спросил Торин, остановившись рядом. — Пойдет, — чуть-чуть улыбнулась Дис. И добавила совсем едва слышно: — А мне Вагни дарил сапфиры... Торин только головой покачал. Где сейчас те сапфиры, какая красотка из людей их носит?.. Дис берегла свадебный подарок до последнего, но зима, морозная и голодная, — последняя зима на пути эреборских изгнанников к убежищу в Синих Горах — не оставила выбора. Гномы славятся стойкостью к любым невзгодам, но они не рождаются взрослыми и сильными. Когда простудился и заболел совсем еще крошечный Кили, понадобились дорогие зелья и хорошая еда; продать больше было нечего, и Дис отнесла в город — достаточно богатый, по счастью — свой свадебный убор. Заплатили за него хорошо, и зиму гномы пережили благополучно, но вернуть украшения не удалось, даже собрав достаточно денег — оказалось, что купил их заезжий торговец, который по весне отправился куда-то на юг. Вагни тогда утешал жену, обещал, как только дела наладятся, сделать ей новый подарок. А через год он погиб, и обещание так и осталось не исполненным. Почему такая память является всегда неожиданно, выскакивая, будто из-за угла? Торин потянулся взять сестру за плечи: — Дис... Она уже успокоилась. Аккуратно закрыла ларец, повернулась: — Торин, я... хотела поговорить с тобой. — Да, конечно... о чем? Она еще помолчала, задумчиво поглаживая пальцами кованый узор на крышке ларца. — Твоя свадьба — дело решенное, так? А как только ты женишься, мои мальчики потеряют право на корону. — Да, — кивнул Торин, вздохнув. — Но так было решено давно, к чему сейчас?.. — К тому, что, может быть, стоит разрешить им вернуться? — Дис... — Торин, я все понимаю, — продолжила она настойчивее, — согрешили они... Но ведь не со зла же. Да и кому теперь на них смотреть? Королева-красавица, молодая, дети пойдут — оглянуться не успеешь, всему королевству Махал улыбнется... До моих и дела никому не будет, ведь так?.. Ну что пользы их в глуши держать? Торин снова вздохнул и покачал головой. «Мои»... Давно ли были «наши»? — Дис, я не могу дать разрешение на то, о чем меня никто не просил. — Что?.. — споткнулась она. — Погоди. Конечно, не просили, ты же выставил их из дома, не дав ни слова сказать. И сейчас, почему ты уверен, что они не хотят вернуться? Они могли уехать этой весной, но остались — рядом с Эребором. Это ли не свидетельство их намерений? — Дис, они не уехали не потому, что не захотели. У них просто нет денег на путешествия. — Да, но куда делись деньги? Мы же вместе слышали эту историю в Краснолесье. Если они сочли другое дело более важным, чем отъезд — если вступиться за друга оказалось важнее, чем убраться подальше от дома... Хотела бы я знать, кто этот друг... — Это был Кили, Дис. На несколько долгих мгновений стало тихо. — То есть как — Кили? — Вот так. Это Кили тогда вляпался в неприятности, а Фили отдал все деньги, чтобы его вытащить. Никакой другой причины остаться здесь у них не было. — И давно ты все это знаешь? — спросила Дис подозрительно. — Поначалу думал так же, как ты, — невесело хмыкнул Торин. — Потом... решил, что надо все-таки узнать подробности. Вот и узнал. — И не сказал мне?! — Не хотел тебя тревожить напрасно. Дело-то прошлое. Да и что это меняет? — Что меняет... — Дис, болезненно морщась, оттолкнулась от стола и принялась ходить туда-сюда по комнате. — Торин, они не могут не хотеть вернуться. Сам попробуй представить — жить неизвестно где, без дома, без имени, без рода за спиной... — Извини, — прервал Торин, чувствуя, что начинает закипать, — но они сами решили, что их «любовь» важнее всего, тобой названного. Никто над ними с дубиной не стоял! — Да ничего они не решили!.. — взорвалась Дис. — Себя молодым вспомни — много ты тогда наперед думал?! Много сравнивал, что важнее?.. А им ты и подумать да ответить не дал — просто дверью хлопнул, и все!.. — Дис! — тоже возвысил голос Торин. — Они уже больше полугода только и делают, что думают! — И что? Ты же не сказал им, что можно хорошо подумать и вернуться!.. — Неправда. — Неправда? Что ты им написал? Что они могут жить, как хотят, но не как Фили и Кили? Тонкий намек на то, что остаться Фили и Кили они могут, если откажутся от неправильного пути. А ты уверен, что они этот намек поняли? Что ошибку еще можно исправить? — А ты уже уверена, что они считают совершенное ошибкой? С чего бы? Она молчала пару вздохов, потом утомленно покачала головой: — Они должны непременно признать, что были неправы, так? — Нет. Они просто должны понять, что цену имеет все. И то, что они именуют «любовью» — тоже. Пока что я этого понимания не вижу. — Они не станут ни о чем просить, — повторила Дис настойчиво. — Кили — просто из упрямства, Фили... ты сам знаешь, какой он гордый. Если он решил, что просить бесполезно — не скажет ни слова. Чтобы выбрать, нужно видеть выбор, правильно? — Хорошо. — Торин глубоко вдохнул, выдохнул, заставляя себя успокоиться. — Хорошо. Будь по-твоему. Если до зимы ничего не изменится — мы подумаем, как сделать так, чтобы они увидели выбор. — И на том спасибо, — не то усмехнулась, не то всхлипнула она. Развернулась и скорым шагом пошла прочь. Торин проводил ее взглядом, потом сел к столу и уставился на закрытый ларец. Он не хотел обманывать сестру, но высказать напрямик все, что думал о бессовестных балбесах, значило бы огорчить ее еще больше. Она и так настрадалась за прошедший год... И до сих пор верит, что все можно исправить. Как будто бывшее можно сделать небывшим. Балин прав был, конечно, когда не дал королю поддаться родственным чувствам после известия о приключениях Кили в краснолесской тюрьме. Ничему это происшествие мальчишек не научило. Ровным счетом ничему... * * * Посольство вернулось спустя пять недель. Довольный Балин, улыбаясь в бороду, вручил Торину ответный дар — прямоугольную низкую шкатулку из черного дерева. Торин едва сдержался, чтобы не бросить все дела тут же, но доклад посла нужно было выслушать, не только же ради обмена подарками ездили... Следовало, впрочем, отдать Балину должное — в краткости он превзошел себя, уложив весь посольский доклад буквально в несколько фраз. И откланялся, напоследок выразительно глянув на шкатулку и на изображающего невозмутимость короля. Странно это было и смешно, наверное, но открыть шкатулку Торин решился не сразу. Унес в свои покои, поставил на стол и долго ходил вокруг, одолевая странное, непривычное волнение. Потом все-таки подошел и поднял крышку. На мягкой подстилке того же цвета, что отправленные Герде турмалины, лежали четыре зажима для кос. Самые обычные зажимы, только довольно крупные и украшенные не просто чеканкой по металлу, а вставками из тонкой иссиня-черной кожи с вышивкой белым золотом. Торин долго смотрел на зажимы, перекладывая их и меняя местами. Сложенные в ряд, они показывали единый узор, в линиях которого читалась руническая вязь. На древнем языке это было слово «верность», и обозначали им не только — и даже не столько — верность супружескую; куда чаще оно звучало для восхваления твердости в выборе пути и умения терпеливо ждать своего часа. Это, конечно, было благородно и возвышенно, но не слишком похоже на Герду. Неужто в столь личном деле она стала слушать чересчур серьезных наставниц? И потом, почему четыре?.. Раздумывая, Торин взял из шкатулки два зажима и сложил их вместе. Половина узора исчезла, это было уже не так красиво и интересно, и он попытал счастья с другой парой. Снова не то... Он выбрал пару, в которой узор как будто выглядел завершенным, сдвинул зажимы, любуясь переливающейся на свету золотой вязью, — и рассмеялся вслух, разобрав, в какое слово свиваются хитрые линии. Нет, такого строгие наставницы юной принцессе точно бы не посоветовали... Хотя бы потому, что обычай требовал закрепить решение о будущем союзе, явив дары подданным. Торин еще поулыбался находчивости Герды (которая и впрямь как-то помянула, что тщательно убранные волосы придают гному особенную солидность), перебрался вместе со шкатулкой к столу с зеркалом, сел и начал расплетать и расчесывать гриву — так, чтобы потом собрать не две, а четыре косы. Откладывать явление даров невесты счастливому народу было совсем ни к чему, и торжественный ужин, на который, кстати, приглашены посольства Дейла и Лихолесья, вполне для этого подходил. * * * Ужин удался на славу. Ближние советники наперебой восхищались столь простым и в то же время столь много говорящим подарком, Торин принимал восторги и поздравления, изо всех сил пытаясь сохранить на лице серьезное выражение. Он заметил, как Балин объяснял послу Барда смысл дара и, утирая скупую слезу — очень хотелось верить, что умиления, — рассуждал, какой замечательной королевой станет дева, в столь юном возрасте явившая столь тонкое понимание непростого характера Его Величества. Услышав такое, Торин уткнулся в кубок и сделал вид, что смакует действительно прекрасное эльфийское вино — чтобы не заржать самым неприличным образом, и не над советниками. Тонкое понимание, нечего сказать. Тоньше просто некуда... Прервать ужин или покинуть его раньше всех было бы, увы, не самым удачным решением, и Торин терпел, героически сдерживая малейшую улыбку, — ровно столько, сколько предписывалось традицией. На большее его не хватило; величественно и неспешно покинув пиршественный зал, Подгорный Король едва не бегом влетел в свои покои, захлопнул двери и только что не сложился пополам от столь долго сдерживаемого смеха. Впрочем, когда пришла надумавшая проведать брата Дис, он уже успел отхохотаться и вытереть проступившие слезы. Дис за ужином как-то очень внимательно на него посматривала, было бы странно, если бы не пришла... — Мне показалось, братец, или ты заплел четыре косы? Торин чуть-чуть пожал плечами — мол, чему тут удивляться — и развернулся к сестре, давая получше разглядеть свисающие на грудь косы с коварными зажимами. Дис подошла, присмотрелась. Кивнула: — Да, работа тонкая... Но убедить тебя сменить прическу — это нужно было постараться, уж я-то знаю. Не иначе, завтра народ будет лицезреть только половину подарка. Вот эти две, например, вполне сочетаются... Она поймала две косы и аккуратно притянула их одну к другой, чтобы рассмотреть узор на зажимах. Сдвинула брови, присматриваясь, потом вдруг поперхнулась начатым было словом, поспешно отвернулась и прыснула в кулак. — Дошло, да? — спросил Торин. — Дошло, — уже отчетливо хохотнула она, поворачиваясь. — Ай да невеста... А Балин за ужином журчал, как горный родник — характер-де непростой разгадала, умница девица... Интересно, он-то что имел в виду? — Я не удивлюсь, если вот это самое и имел, — вздохнул Торин. Не сдержался, снова фыркнул. — Уела она меня, никак не увернешься. Либо все четыре надевать, либо... сама видишь. Дис поглядела ему в лицо, чуть прищурившись. — Ты, надеюсь, не сердишься? — Я смеялся, как... — он развел руками, ища подходящее сравнение. — Словом, ржал, как роханский конь. — Принцесса выразительно приподняла бровь. — Ну ладно тебе, Дис, на такое сердиться — совсем же дураком быть и себя не уважать. Ничего, до свадьбы поплету четыре косы, руки не отсохнут... — А после свадьбы?.. — еще многозначительнее задрала бровь она. — А после — поглядим, — хмыкнул Торин. — Мало ли, какая идея на ум придет... — Смотри, как бы после «какой идеи» шесть кос плести не пришлось, — тоже хихикнула Дис. Спросила уже серьезно: — Когда выезжать собираешься? — Скоро... * * * Путь до Железных Холмов в этот раз показался Торину совсем не таким спокойным, как прежде. Когда он перебирал в памяти события последнего времени, оставшиеся в Эреборе дела и не успевшие состариться новости, ему казалось, что время ползет еле-еле; когда, сделав тяжелый круг, мысли возвращались к обмену подарками с Гердой, они уже были тревожными и неуютными, будто перед важной встречей, к которой не успел толком подготовиться, — и тогда время, наоборот, срывалось в галоп, как застоявшийся пони. ...Свадьбу назначили на День Дарина. Как раз хватит времени добраться до Железных Холмов, погостить там немного и вернуться вместе с Даином и его почтенной супругой. В Эреборе все предпраздничные заботы взяли на себя Дис и Балин, и Двалин скоро должен был приехать. Ворон прилетел еще летом с сообщением, что последний караван переселенцев из Синих Гор трогается в путь и достигнет Эребора не позднее конца осени. Последний караван... Это не значило, конечно, что Залы Торина в Синих Горах опустеют. Нашлось немало гномов, не пожелавших срываться с места. Были среди них и молодые, родившиеся в изгнании и просто не знавшие иного дома, и старики, которым Эребор помнился не столько домом, сколько могилой прежней жизни и хранилищем слишком болезненных воспоминаний... Их воля и их право, Торин никого не хотел принуждать; для тех же, кто решил вернуться в отвоеванный дом, следовало обеспечить как можно более безопасный путь. Этим и занимался Двалин все прошедшие два года. С первым караваном прошлым летом приехала Дис, второй — самый большой — умудрился прибыть в Эребор прошлой же зимой и при этом без потерь, третий, последний, по прикидкам Торина, уже миновал переправу через Андуин... Двалин никогда ничего не говорил, но Торину чем дальше, тем больше казалось, что это — свет и биение жизни, наполняющие выстывший Эребор — своеобразный подарок от старого друга, который сам здесь еще и не жил, все отмахивался, мол, сначала надо с делами закончить, а уж потом и отдыхать. И как-то сумел закончить эти самые дела к свадьбе своего Короля. Видно и впрямь Создатель подсказал... О приключениях непутевых племянников Торин Двалину не писал. Сложно все объяснить в нескольких фразах, думал рассказать при встрече, но встреча зимой не состоялась, а теперь... нерадостным получится ответный дар, но что поделаешь? Хорошо еще, что Балин тогда, прошлой осенью, сразу и взялся за отлов пакостных сплетен. Их ведь хватало и после того, как стало известно об исчезновении принцев. Шепоток пополз тут же — еще бы, дело-то ведь темное. Не то парни в бега ударились, не то родственники их тишком порешили, чтобы от позора скрыться — мало ли... Вот на этой свежей сплетне дворцовый говорун и попался. А уж Балин ухитрился все обставить так, что и самые длинные языки предпочли на обвинения в оскорблении королевского дома не нарываться. Да и немного их нашлось, языков этих, парней в Эреборе любили и гнусным слухам верить не торопились, а подпитывать эти слухи после отбытия принцев стало нечем. Главная же опасность была не в досужих сплетнях. Балин с тех пор не раз и не два говаривал, что им очень и очень сильно повезло. И продолжал бдительно присматривать за ближайшим окружением короля — не всплывут ли снова разговоры о Проклятии рода Дарина, которое может пасть и на все королевство, если смолчать и стерпеть непотребство... Но Махал, видно, от их рода еще не совсем отвернулся — все было тихо. Да и объявление о помолвке и скорой свадьбе Его Величества свое дело сделало, успокоив самых подозрительных. Особенно же умилил суровых старейшин рассказ о невесте, которая ждала своего избранника тридцать лет — уж точно никто не сочтет, что королеву выбирали в спешке, абы только репутацию семьи прикрыть... Только вот семье этой от такого сохранения репутации стало легче ненамного. В то, что племянники не пытаются вернуться только потому, что не видят такой возможности, Торин не верил. В то, что вынашивают какие-то злые планы — не верил тоже. Если не оба, то Фили точно был слишком умен для первого и слишком честен для второго. И не было подле них никого, способного закрутить хитрую интригу, прикрываясь их именами. А раз так... Хотелось, конечно, надеяться, что мальчишкам хватит благоразумия убраться из здешних краев, не становясь более героями скандальных сплетен... * * * Едва перед Королем Эребора распахнулись врата Железных Холмов, все тревоги отодвинулись. Кроме одной — как встретит? К душе ли пришелся подарок, да и просто — подошел ли?.. Обычай не запрещал жениху и невесте ни встреч, ни разговоров, в том числе и наедине, но во время пиров сидеть рядом прежде свадьбы они не могли. Торин не слишком задумывался над смыслом этой традиции — до сих пор. А на торжественном ужине у Даина не задумывался тем более, как, впрочем, и о чем бы то ни было еще. И вряд ли смог бы припомнить, что было на столе и какое вино подливал в кубок ловкий виночерпий. Зато традиция сидеть за столом напротив друг друга стала ясна и понятна. Герда была одета в платье неяркого зеленого цвета. Простое, строгое, без вышивок и украшений. И на нем — ожерелье с турмалинами, отливающее жаром, будто только что откованный металл. Оранжевые сполохи пробегали по красному золоту на каждый вздох, приподнимавший грудь, искорками скакали по мягко качающимся серьгам, растекались по массивной диадеме, и казалось, что и волосы девушки отливают не медью, а все тем же красным золотом. Герда выглядела спокойной и немного задумчивой, улыбалась, переговариваясь с сидящими рядом кузинами, и на Торина безотрывно не глазела. А он, в какой-то миг поймав ее взгляд из-под полуопущенных ресниц, понял, что отчаянно завидует кубку, который она подносит к губам... Женщины покинули пиршественный зал первыми; Торин, едва сдерживая волнение, выждал положенное приличиями время и тоже откланялся. Даин отсалютовал ему кубком и лукаво подмигнул. В приемной Торина ждала коротенькая записка — «На террасе». Узнав у слуги, что послание принесла Фригг, ближняя служанка и компаньонка Герды, Торин ушел в туалетную комнатку — сменить парадную мантию на более удобный теплый плащ — а, вернувшись, с удивлением обнаружил в приемной посетителя. Вернее, посетительницу. — Рунгерд?.. — немного растерялся Торин. — Извини, я собирался уходить... Королева Железных Холмов качнула высокой прической: — Задержись ненадолго, это важно. Знаю, тебя ждет Герда, но о ней и речь. — Что? — вмиг забыл спешку Торин. — Что с ней?! — Все в порядке... надеюсь. Присядь. Рунгерд села к столу, дождалась, пока Торин сядет напротив. Только тогда заговорила: — Видишь ли, Торин, о своих воспитанницах я знаю... не все, конечно, но достаточно много. О чем они говорят с учителями, какие читают книги, какими играми увлекаются. Иной раз со мной и девичьими секретами делятся. И я вижу, что в последнее время Герда стала другой. Беспокойной, нерадостной, вопросов стала задавать много — таких, какими прежде не особо интересовалась. О родословии, обычаях наследования... О заговорах, выраставших из недовольства выбором наследника. Пару раз я видела у нее Хроники Королей, до сих пор такое чтение ей подсунуть было очень сложно. Я понимаю, беспокоиться и переживать перед свадьбой — обычное дело для девиц, но тут что-то иное. И единственное, что было от меня скрыто — это твои с ней разговоры и письма. Может быть, ты знаешь, в чем дело? Что могло так ее встревожить? Торин молчал, глядя на свои руки. От недавнего радостного предвкушения встречи не осталось и следа. Неужели это его откровения о семейных делах так подействовали на Герду? Но почему? Поначалу она ни о чем же не упоминала, кроме жалости... В письмах потом, было дело, высказывала тревогу, но чтобы настолько явно?.. — Не знаю, что тебе ответить, — проговорил он наконец, подняв взгляд на терпеливо ожидавшую ответа королеву. — Но постараюсь узнать. Если дело в моем племяннике, который получил титул наследного принца в обход обычая... Но для нее-то какой тут повод для беспокойства? — Поговори с ней, — кивнула Рунгерд. — Только поосторожнее. И, если это здесь кто-то ей ненужные мысли подкидывает — хорошо бы узнать, кто. — Я постараюсь. Если узнаю, что кто-то из ее приближенных морочит ей голову... — Он не договорил, но Рунгерд понимающе изогнула бровь. — Спасибо тебе. — Не за что. И если что узнаешь, расскажи мне. Я смогу сообщить это Даину поаккуратнее. — Хорошо. Я понимаю. Проводив Рунгерд, Торин еще какое-то время обдумывал услышанное. О том, что про гнусности со стороны придворных, буде такие откроются, Даину просто в лоб сообщать нельзя, он мог догадаться и без подсказок королевы. Для этого было достаточно знать нрав кузена. Только стоит ли спешить искать виноватых? Как бы самому не оказаться в их числе... Думать о том, что причиной беспокойства Герды стали их разговоры и письма, было до крайности неприятно, но необходимости разобраться в происходящем это не отменяло. Герда ждала его на той же террасе, стояла у перил, кутаясь в меховую накидку, и смотрела на дремлющие в лунной тишине горы. Оглянулась на звук шагов, подалась навстречу — и как-то вдруг оказалась совсем рядом, прижалась к груди, будто прячась... Капюшон упал с ее головы, лунный свет холодными бликами метнулся по волосам и сливающемуся с ними золоту. От ее волос пахло свежестью и горькой степной травой, которую, кажется, зовут полынью. От этого запаха — и от близости ее дыхания — у Торина опять сладко закружилась голова. Они поцеловались прежде только раз, прощаясь, когда он уезжал весной. Тогда он даже не успел понять, чем пахнут ее губы, а теперь на них был сладкий и терпкий вкус вина, и сочных осенних яблок, и... Он вздрогнул и разорвал поцелуй, вмиг снова очутившись на твердой земле. — Герда, ты что — плакала?.. Она тоже отстранилась, даже отодвинулась на полшага. — Нет. Почему ты решил?.. — Да так... показалось. — Хотя какое там, ведь яблоки на пиршественном столе точно не были солеными... — Что-то случилось? — Ничего. Все в порядке. Она еще немного отодвинулась, снова отвернулась к перилам. Посмотрела куда-то вперед и вверх. — Красиво, правда? Герда стала другой. Может быть, ты знаешь, в чем дело? Мало, что стала другой, так еще и поговорить об этом не получается. Ладно... — Красиво, — согласился он, даже не пытаясь рассмотреть, о чем идет речь. Придвинулся, снова ощутив запах ее волос. — Но у меня есть звезды ближе... Герда едва слышно вздохнула и чуть-чуть наклонила голову. Все-таки Рунгерд не померещилось, что-то ее тревожит, чтобы не сказать — пугает, но что? — Герда... — Мне вдруг подумалось, — проговорила она спокойно, но по-прежнему глядя куда-то в сторону. — Что было бы, если бы... Ну, если бы тебе не нужно было жениться и обзавестись наследником? Сказать, что Торин удивился такому вопросу, значило бы сильно приукрасить действительность. — А... что могло быть по-другому? — осторожно уточнил он. — Не весной, так летом я бы все равно приехал, дела же... Да и дядюшка твой начал зазывать меня на разговор, еще ничего не зная о моей нужде в наследниках. К чему такие мысли? Она продолжала молчать, и он, придвинувшись еще на полшага — совсем вплотную — мягко взял ее за плечи. — Герда... Ну, не пугай меня, Махала ради. Что произошло? Тебе кто-то что-то рассказал? Что-то... плохое? Она наконец-то повернулась и посмотрела ему в лицо. Долгим, незнакомо печальным взглядом, но — хвала Создателю — без недоверия или неприязни. — Я просто... кое о чем расспросила дядюшку. — О чем же? — Мне стало интересно, как получилось, что твоим наследником признали сына твоей сестры, хотя ближайшим родственником по мужской линии был вовсе не он. — Ближайшим родственником по мужской линии был твой дядюшка Даин, — коротко усмехнулся Торин. — Главам родов было все равно, кто будет моим наследником в Синих Горах, а в возвращение Эребора никто из них тогда не верил. Вот и все объяснение. Или тебе рассказали что-то другое? — Нет. — Она снова чуть-чуть наклонила голову. — И о том, что по возвращении Эребора этот вопрос пытались поднять снова, дядюшка тоже рассказал. — Надеюсь, не в тех же выражениях, в каких он выразил свое мнение по этому вопросу полтора года назад? Герда не была расположена шутить, но все-таки улыбнулась: — Он сказал, что главы родов не хотели нарушать порядок наследования в роду Дарина. А он им объяснил, что отступаться от принятых ими же решений — неправильно, и постарался сделать это как можно короче, потому что времени на долгие разговоры не было. Догадываюсь, что краткость эта имела мало общего с вежливостью. — Ничего общего, — вздохнул Торин, не уточняя, в каких именно выражениях Даин объяснял тогда уважаемым гномам неправильность их намерений. Вряд ли столь глубоко прочувствованная речь годилась для слуха юной принцессы... — Но это дело прошлое. Сейчас тебя что-то другое беспокоит, верно? Она снова посерьезнела. — Если бы не эта история с твоими племянниками... получилось бы, что я отняла у них наследство. Торин чуть пожал плечами: — Мое безбрачие было условием признания Фили наследным принцем. Да, после моей свадьбы он потеряет этот титул безвозвратно. Но сейчас это разве имеет значение? — А разве не имеет?! — враз потеряла спокойный тон Герда. — Торин, пожалуйста, не делай вид, будто не понимаешь! Речь ведь не о сундуке с бабушкиными бусами — о короне! Разве мало случалось интриг и заговоров из-за такого наследства? Где бы ни был твой племянник, титула он не лишен, и если сейчас — до свадьбы — с тобой что-нибудь случится, он будет иметь все права на трон! Почему ты так уверен, что король Фили вот прямо никому не нужен?! Если бы был уверен — не старался бы замести следы племянников ложными слухами и не требовал от Балина найти источник «достоверных сведений» во дворце. Но Герде обо всем этом тревожиться было совсем ни к чему, и в письмах он только отшучивался да отговаривался — мол, не переживай, все в порядке, все под контролем. А все вон как серьезно оказалось. Обозвала же его как-то Дис бесчувственным бревном... Оно и есть. — Герда... Погоди. Не стоит так волноваться. Фили никаких заговоров точно не плел, он все время под присмотром был и ни с кем из Эребора не якшался. Да и не пойдет он на такое, ну что ты... — Он, может, и не пойдет, — упрямо поджала губы она. — А те, кому он интересен в качестве наследника? Или, думаешь, нет таких?! — Да с чего ты все это взяла? — тоже вскипел Торин. — Что за умник такого наплел?!. — Ну да! — вспыхнула она, отступая еще дальше вдоль перил. — Главное — найти «умника» и наказать, чтобы другим неповадно было, и все само собой образуется! Истинно королевское решение проблемы!.. — И, с досадой прикусив губу, отвернулась. Королевское решение... Торин припомнил недавний разговор с Рунгерд, почувствовал, что краснеет, и малодушно порадовался тому, что Герда стоит к нему спиной. Тихонько подошел, потянулся было обнять, но передумал. Пока. — Герда... Ну что с тобой, золото мое? Никого я не собираюсь искать и наказывать, но... кто-то же тебе всех этих ужасов нарассказывал? Кто, и главное, зачем? — Я не маленькая глупенькая девочка, чтобы только слушать чужие рассказы, Торин. Он решительно вздохнул, мягко и крепко взял ее за плечи и развернул к себе лицом. — Ты не маленькая девочка, Герда. Ты — моя королева. Если ты сомневаешься в моем слове — твое право, но будь любезна объяснить, почему. И поверь мне, «умники», которых ты так горячо защищаешь, далеко не всегда бескорыстны. Он говорил и видел, как стекают с ее лица досада и негодование, сменяясь тихой, почти детской обидой, а на глазах снова выступают слезы. — Может быть... все дело в том, что я слишком долго ждала? — Герда... — Нет, — перебила она, качая головой, — ты не понимаешь. Ты не знаешь, что это такое — ждать столько лет, уже перестать надеяться — и чувствовать, что можешь потерять все снова буквально на последнем шаге... — Знаю, — едва-едва улыбнулся он. — Поверь, это — я знаю. Она не улыбнулась в ответ. Молча уткнулась в воротник его плаща, всхлипнула тихонько. — Я знаю, — повторил Торин, наконец-то решившись ее обнять. — И я не пытаюсь тебя обманывать. Но от злых мыслей нет щита, а жить в постоянном ожидании предательства — невозможно. Или ты предлагаешь мне для пущего спокойствия казнить племянника?.. Герда вздрогнула и вскинулась: — Махал упаси... Но я... — Ты, кажется, думала прежде, что их лучше вернуть домой? — Я и сейчас так думаю. Только... — Она глянула грустно и немного виновато. — Только после свадьбы, хорошо? Торин невесело усмехнулся. — Хорошо, подумаем об этом после свадьбы. Герда долго молча смотрела ему в лицо, потом проговорила без улыбки: — Ты все равно поступишь так, как сочтешь нужным сам, верно? — Может быть, — пожал плечами он, чувствуя, что можно немного и расслабиться. — Но как знать? Убедила же ты меня сменить прическу? — Да... — Герда тоже вздохнула свободнее. — Тебе понравился подарок? — Очень. — Он притянул ее к себе, поцеловал в висок и заговорщицки шепнул на ухо: — И половина подарка тоже понравилась. Герда прыснула в ладошку: — Извини. Просто Ауд была такой серьезной, и такие речи произносила о том, какое мне выпало счастье и какая высокая доля... и я не удержалась. — И хорошо... Она была так близко, что он тоже не удержался — приподнял за подбородок ее лицо, наклонился и снова приник к ее губам. Почему бы яблокам не быть чуточку солеными?..