***
План Дерека состоит в том, чтобы перевести отца Стайлза в больницу на другом конце Калифорнии, где у Дерека есть дом. Этот дом он готов временно отдать Стайлзу. В конце недели они поедут туда, чтобы окончательно все решить. Питер называет это медовым месяцем. Люди Арджента знают о лофте Дерека, не исключено, что знают и его самого, именно поэтому Питер предлагает на время укрыть Стайлза у себя. Он получил свой небольшой коттедж на окраине города в результате долгих разделов имущества с женой, с которой они развелись через месяц после свадьбы. В нем почти нет мебели, хотя сама постройка считается элитной. В гостиной этого дома, помимо дивана, плазмы и итальянского стола, есть небольшой книжный шкаф с журналами и свадебной фотографией Питера: в рамочке, на самом видном месте, счастливые молодожены обнимают друг друга и широко улыбаются в объектив. Питер иногда раскачивается на стуле и пялится на это фото, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Дерек считает, это должно происходить в какой-нибудь психушке, а не в доме, который Питер отцапал у своей одноразовой супруги. Стайлз смотрит на обитые панелями стены холла, залитого бледным осенним светом, и говорит: - У вас тут уютненько. Питер улыбается ему и протягивает ладонь для рукопожатия. - Питер Хейл. Любящий дядюшка твоего парня. Раз уж нам с тобой уготовано породниться, можешь называть меня дядей Питером. Стайлз пожимает его руку, приподнимая брови. - Остроумие и сарказм, я понял. Дерек - мой клиент, мистер Хейл. - Клиент, который спасает твою задницу из рабовладельческой геенны совершенно бесплатно. Мне это показалось довольно романтичным: я знаю Дерека с пеленок, он за всю жизнь старуху через дорогу не перевел. Стайлз не без труда выдергивает ладонь из руки Питера и берется за лямку рюкзака. - Его инициатива, - поясняет Стайлз, - я ни о чем не просил. - Тем не менее, ты здесь. - Уже подумываю съебаться обратно в канализацию. - Идем. Я покажу тебе комнату. Принять помощь Питера - означает всегда проверять собственные карманы и запирать дверь спальни на замок, если не хочешь проснуться с рубцом на животе и одной почкой, в ванне со льдом, где-то в глубинке Индии. Дереку не приходится объяснять это. Пока он на работе, Питер следит за тем, чтобы Стайлз не уходил из дома. Питер вырастает на пути Стайлза каждый раз, когда тот пытается проскользнуть к двери. Питер говорит: - Ты думаешь, я хочу, чтобы парни твоего босса накрыли мой дом? - Расслабьтесь, - отвечает Стайлз, зашнуровывая кроссовки, - отсюда даже выносить нечего. - Пытаешься меня задеть за живое? - Что вы. Пытаюсь пойти заняться делами. - Какими? Дерек уверил, что ты завязал, - Питер стоит, привалившись спиной к входной двери. Стайлз выпрямляется и выдыхает сквозь зубы. - Мой отец лежит в коме. Хочу проведать. - На тебя открыли охоту, ты в курсе? А тебя в этом сраном городе знает каждый мужик. Велика вероятность спалиться самому, спалить своего папашу и, главное, меня. - Я тщательно прослежу, чтобы вам ничего не грозило. - По тебе не скажешь, что ты специалист в области защиты интересов, - Питер пялится на Стайлза и ухмыляется, - есть какая-нибудь кость в твоем теле, которую никто не ломал? Стайлз достает телефон, набирает номер и, глядя в глаза Хейла, говорит: - Привет, Дерек, можно убить твоего дядю? Я позабочусь о трупе. Тут недалеко свалка с измельчающим мусоропроводом. Питер растягивает губы в улыбке. - Я, блин, что, никогда не смогу делать, что мне нужно? - раздраженно говорит Стайлз. - Какого хрена каждый проходящий мимо считает своим долгом мне указать, чем заниматься? - Очаровательный психованный подросток, - шепотом говорит Питер. Дерек в трубку говорит: - Выйдешь - больше не возвращайся. Питер готов смотреть на это вечно. На это выражение лица. Стайлз матерится, сбрасывает звонок. И Стайлз не выходит из дома. Не выходит даже во двор. У него, видно, какие-то проблемы с головой, думает Питер. Парень не способен просидеть на месте пяти минут, но мучения его хлипкой выдержки достойны премии. Питер смотрит на все это и понимает, что у него теперь есть куда более интересный объект для наблюдения, чем все программы телепередач, женские прелести и фотография в гостиной. Отношения Дерека и этого пацана занимают его куда больше. Когда Дерек приходит с работы, если он решает остаться на ночь, Стайлз меняется до неузнаваемости. Он перестает огрызаться. Его шаги, движения, жесты становятся спокойнее, осторожнее. Громкость голоса понижается до полного умиротворения. Между бровей Дерека нет морщины. Они торчат в кухне, едят приготовленную Стайлзом яичницу и негромко разговаривают. Наедине каждый из них кажется Питеру кошмарным, невыносимым уебком, но, когда заняты друг другом, они создают впечатление приятных людей. Ему приходилось слышать, как за стеной скрипит кровать и богохульствует чей-то заплетающийся голос всякий раз, как Дерек приводил женщин или парней, когда они с Питером делили дом. Он ничего не хотел об этом знать, но пришлось обратить внимание, что никто в постели с Дереком не молчит. Каждый вечер, когда Дерек остается, они со Стайлзом уходят в гостевую спальню и остаются там до утра, но все, чем они заняты - разговоры. Это так не похоже на его племянника, что Питер точно знает, чем все закончится. Он кривит губы, когда думает, что однажды ему придется засунуть руку по локоть в какую-то жопу, чтобы вытащить их оттуда. Или искать костюм на двойные похороны. Что Питер терпеть не может - так это поганые костюмы.***
В кабинете Джерарда воняет табаком и землей. Цветочный горшок разнесло на куски, когда прошедшая сквозь горло одного из его людей пуля ударила в полку книжного шкафа. - Что же это за напасть? - спрашивает Джерард у подчиненных, стоящих перед ним. - Один сраный пацан наебал вас всех. За что я плачу вам деньги, вы думаете, за то, что вы катаетесь на «Феррари» по городу и жрете фаршированных лобстеров? - Кто-то помогает ему. Дает место, возможно, даже перемещается с целью скрыть. - Потрясающая догадливость. Вы хоть выяснили, кто это? Молчание. В кабинете Джерарда начинает вонять еще и кровью. Застреленный мужчина умирает не сразу. Кровь толчками льется из его шеи почти полминуты, хлюпая в бурлящей глотке, пока Джерард говорит. Трое других стоят над хрипящим телом, выстроившись в маленькую шеренгу, щурятся от солнца, бьющего в окно - в спину Джерарда, они неподвижны и безучастны. - Ладно, - говорит Джерард, с револьвером в руке заходя за их спины. Трое людей напрягаются до последней мышцы. Джерард не обращает на это внимания, он осматривает разбитый горшок и вывернутый корнями наружу фикус, вытаскивает из земли осколки. - Раз этот пацан наебал вас, бездарных идиотов, то достаньте мне его отца. Я сам со всем разберусь. Джерард вынимает из кучи влажной земли пулю. Он оттирает ее от липкой крови белым носовым платком, выбрасывает грязный платок в мусорное ведро к комкам бумаги и говорит: - Хотя бы попытайтесь реабилитироваться в моих глазах. Свободны. Люди беззвучно выходят, оставляя Джерарда наедине с трупом и пулей, которую он прячет в нагрудный карман.***
Стайлз сутками шатается по дому, копается в Интернете, глухо покашливая, собирается набрать Дерека и кладет мобильник обратно на стол. Готовит еду, иногда касаясь бока над ребрами. Занимается единственной возможной в полупустом доме уборкой - вытирает пыль со всего, до чего может дотянуться, и кривится, когда поднимает руку. Он старательно не обращает внимания на Питера, который, когда не занят приходящими к нему женщинами и не общается с разносчиками пиццы, ходит по пятам за Стайлзом, чешет пузо и пялится, как зевака в зоопарке. Прошла уже почти неделя с момента их знакомства, но Стайлз еще не привык к дяде Питеру. Желание разбить ему морду посещает Стайлза чаще, чем желание выйти, наконец, из дома. Если бы ему дали выбор, он бы всерьез задумался. Дурея от безделья, Стайлз заткнул уши немецким роком и отжимается, а Питер сидит рядом на подоконнике и пьет пиво. У Стайлза получается только семнадцать раз за подход. - Моя бабушка, - говорит Питер, когда Стайлз поднимается, отдуваясь, и вынимает наушники, - в свой восьмидесятилетний юбилей отжималась лучше. - Светлая ей память, - отвечает Стайлз. Он вспотел и снимает толстовку. Питер рассматривает его синяки и даже щурится, чтобы вглядеться получше. Он присвистывает. Единственное, чего он не делает, чтобы достать Стайлза - не прикасается. Соблюдает правило, озвученное Дереком. «Не трогать руками». Так, будто Стайлз - какой-нибудь новый «Ролекс» или дорогой сувенир на полке Дерека. Дерек может считать, что пытается заботиться о разболтанных нервах парня, но Питер знает, что это обычный собственнический жест. - Слушай, Стайлз, - зовет Питер, останавливаясь в дверях кухни, когда Стайлз сидит за столом и поглощает яичницу с выражением заключенного трудового лагеря, жующего галошу. - У меня к тебе серьезный вопрос. - Я не приготовлю вам завтрак, - мрачно говорит Стайлз. - И стирать не буду. - О. Нет, не об этом. - Мы не пригласим вас на свадьбу. - Я сам себя приглашу. Скажи, насколько велика вероятность, что твой босс не отъебется, пока не получит твое хладное тело в свою коллекцию образцов для некрофилов? Стайлз проглатывает пережеванный кусок, словно дохлую мышь, и отодвигает тарелку, поднимая на Питера тяжелый взгляд. - Серьезный вопрос, - отвечает Стайлз. - У него десятки таких, как я. - Не думаю, - замечает Питер, складывая руки на груди. - Если бы Арджент тебя не выделял, давно пристрелил бы. Ты просто несносный, отвратительный мальчишка. Мне кажется, ты ему нравишься. - Ему лет шестьдесят, ему нравятся только его костюмы. - Я хотел сказать: нравишься, как наиболее интересный образец в коллекции. Он знает, что ты умный, наверное, хранит в столе твои табели успеваемости. Иногда пытался поговорить с тобой по душам. Когда ты пропал, он наверняка подумал о том, что ты сдашь его с потрохами копам. Наверняка, он все еще так думает и удивляется, что ты еще не попытался. - Это бесполезно. Арджент слишком крут для полиции. - Федералы? - У него там хватает своих. Я знаю только одну его точку, - говорит Стайлз, - даже если ее накрыть, там уже ни следа его не будет. Питер какое-то время молчит, сдвинув брови к переносице и исподлобья глядя на Стайлза. Выражение лица у него насквозь фальшивое, подсмотренное в каком-нибудь сериале. Стайлз подавляет вздох и притягивает к себе стакан молока. - Что ты сотворил? Убил его хомячка? - изображает обеспокоенность дядя Питер. Стайлз изображает еще один вздох. - Посвяти меня в свой план, - просит Питер. Стайлз поднимает взгляд, в котором читается, что его достали, но непонимающий интерес все же проскальзывает сквозь маску. Питер объясняет: - Я знаю тебя недолго, но успел понять, что когда-то у тебя в мозгу сломался тормоз, и это превратило тебя в смесь терьера с вечным двигателем. Я просто хочу знать, как именно ты собираешься грохнуть своего босса, чтобы потом рассказывать Дереку трогательные героические истории о тебе, стоя над твоей могилой. - Вы меня пиздец, как достали, просто охуеть можно. - Пойми правильно, он мой племянник. Я - его единственный близкий родственник. Не сплю ночами, так переживаю, что что-нибудь случится с моим мальчиком. Особенно из-за какой-то шлюшки. Стайлз думает, что дядя Питер веселится, вешая эту лапшу ему на уши и даже не пытаясь делать это исподтишка. Нет, Питер наматывает ее обеими руками и, в воображении Стайлза, напевает что-то задорное, а Стайлз обмотан с ног до головы. - Могу вам отсыпать своих седативных, - говорит Стайлз. - Вы перевозбуждаетесь из-за собственных фантазий. Я не собираюсь впутывать Дерека. - А я думаю, ты именно поэтому здесь. У Дерека есть деньги, развитая мускулатура и странная привязанность к тебе. Это может серьезно поспособствовать, когда ты будешь в очередной раз валяться в паре метров от своих кишок в кругу вооруженных громил. Иначе почему бы ты, такой самостоятельный и деятельный паренек, так старательно соблюдал его запрет на вылазки? Дерек нужен тебе дольше, чем на эту неделю. - Еще могу дать валиума. Я им не пользуюсь, но вам явно забыли прописать, когда вы в последний раз лежали в дурке. - Не пизди, Стайлз. Просто не пизди мне. Я не Дерек. Мои мозги не затуманиваются окситоцином, когда я смотрю на твою побитую рожу. Питер видит, что Стайлз стискивает зубы, у него под кожей ходят желваки. Питер стоит на месте и держит руки скрещенными. Из-за запрета брать Стайлза за волосы и прикладывать о стол Питеру приходится использовать исключительно зрительную и вербальную силу убеждения, а такая херня явно перестала работать со Стайлзом очень давно. - У Арджента слишком много людей, оружия и говна, которое он готов раздать, - наконец, объясняется Стайлз, - я ничего ему не сделаю. Ни один, ни с Дереком и его деньгами. Я бы хотел Ардженту в лицо выстрелить, мистер Хейл. Но я не настолько ебанулся, чтобы думать, что у меня получится. И, что бы вы ни говорили, я не пользуюсь Дереком. Я здесь не поэтому. Питер перестает улыбаться. У него в горле будто застревает целый сраный рояль, на которым только что сыграли марш Шопена. Питер думает, что врать так, как Стайлз, не умеет никто. Питер не умел так врать, когда после пожара говорил людям, что у него все в порядке с головой. Питер так не врал, когда переписывал на себя останки жизни Хейлов. Он не врал так ни одной своей женщине, как Стайлз врет, что у него к Дереку только благородные чувства. Питер чувствует свою правоту, но безнадежно проебывает партию. Он делает шаг, наклоняется к столу и, опираясь о него руками, негромко говорит: - Давай так. Я не верю тебе. Ни одному слову из твоего блядского рта. И я хочу сказать вот что: если тебе нужен человек, который нажмет на спусковой крючок, это не должен быть Дерек. Питер подходит к Стайлзу и вынимает из кармана его толстовки смартфон. Стайлз чуть пятится, но ничего не говорит. Питер открывает телефонную книгу и забивает туда свой номер. - Ебани сердечко смс-кой, когда запахнет жареным, - улыбается Питер, возвращая мобильник Стайлза в его карман. - Вот это реально выбилось из моего понимания термина «объективная реальность». Питер подмигивает. Стайлз смотрит на него, как на человека, чье фото он недавно увидел на плакате «буйный сумасшедший сбежал из больницы», и который только что подошел к нему на улице и спросил, который час. Стайлз подносит стакан ко рту и отпивает немного молока. Слизнув «усы», он моргает и разбавляет молчание: - Пожарить вам яичницу? Питер забирает у него ополовиненный стакан. - Вижу, мы друг друга поняли, - посмеивается Питер и выходит.***
После выезда из города предстоит проехать пять часов до Сан-Франциско по Редвуд-хайвэй, и оттуда еще пару часов - до Санта-Розы. Половину пути до Фриско Стайлз спит на заднем сидении. Долго идет дождь, мерно барабанящий по крыше; когда он заканчивается и между расступившихся туч показывается заходящее солнце, Стайлз просыпается от того, что машина остановилась. Дерек говорит, что по радио передали штормовое предупреждение, придется заночевать в отеле. Пока он достает сумку из багажника, Стайлз натягивает капюшон и быстро пересекает парковку, скрываясь в дверях здания с неоновой вывеской "Diamond Hotel" и тремя звездами. Номер выглядит неплохо. Минимум мебели, но две кровати не вызывают у Стайлза подозрения, что на них успели поспать все бомжи Калифорнии. Скажем, кровати очень даже ничего. - Ты как сурок, - не выдерживает Дерек. - Сколько можно спать? Стайлз пожимает плечами и ложится, обнимая подушку, прямо в одежде. Стайлз ответил бы, что в последние месяцев шестнадцать он был слишком взвинчен, чтобы спать, и он, наверное, побил рекорды по продолжительности бодрствования. Даже тот рекорд, установленный учеными, которые ради науки довели школьника до фатальной бессонницы. Пацан не спал дней пятнадцать. - Суркам всегда достается, - бормочет Стайлз, - хотя они лишь одни из многих животных, впадающих в зимнюю спячку. Но почему-то всегда «ты как сурок». Как будто быть сурком - это что-то плохое. Бедные сурки - объекты расизма во всей флоре. - Фауне. - Фауне. Я и говорю. Дерек садится в кресло утыкается в смартфон. Стайлз вдруг понимает, что не заснет сейчас. Ему смертельно хочется заснуть, но мозг работает слишком быстро, с таким сердцебиением не отключиться. Неделя в доме Питера выбила из колеи. Стайлз не помнит, когда в последний раз у него было столько свободного времени, которое приходилось бы проводить взаперти. С последнего домашнего ареста прошли годы. За пару часов сна в машине воображение Стайлза подкинуло в подсознание столько дерьма, сколько ни один психиатр не взялся бы разгребать. Стайлз снимается с кровати и присаживается около сумки, копаясь в ней на предмет своих таблеток. Он чувствует спиной взгляд Дерека, когда запивает их минералкой, и оборачивается. Дерек смотрит исподлобья, вроде спокойно, но почему-то под этим взглядом Стайлз едва не давится. - Это чтобы не заебывать тебя, - объясняет он, закручивая крышку бутылки. - И чтобы поспать нормально. Будешь? Кстати, мне кажется странным то, что ты продолжаешь мне помогать, но больше не пользуешься услугами. Стайлз не уверен, сказал он это вслух или только подумал. Судя по выгнутой брови Дерека и потемневшим глазам, Стайлзу нужно удвоить дозу нейролептиков. Он садится на кровать и говорит: - Извини, трудно сфокусироваться. Сейчас колеса подействуют, и все будет окей. Дерек откладывает смартфон на столик, устраивает левую руку на подлокотнике, правой подпирает подбородок. Его поза расслаблена и открыта, будто он какой-нибудь японский психиатр-буддист. Если бы только не взгляд, ввинтившийся в глаза Стайлза и выжигающий на его сетчатке что-то не вполне цензурное. Иногда Стайлз забывает о том, что у Дерека свои проблемы. Например, с агрессивностью. Он из тех людей, которые возят вас мордой по асфальту, если вы странно на них посмотрите. Стайлз был нужен ему, чтобы снимать напряжение, Стайлз так подошел для этой цели, что Дерек решил вытащить его из проблем и попользоваться дольше. И вот они сидят в номере гостиницы, а Дерек даже не пытается до него дотронуться. Они едут в Санта-Розу, где Дерек собирается оставить Стайлза одного, в хорошей квартире, и звонить по выходным. Справляться о том, не прибил ли его Джерард. И уже неделю Дерек даже плечом его старается не задеть. Дерек - потрясающий парень, с деньгами, оливковыми глазами, с жизнью из голливудских фильмов. И если это какая-то «Красотка», то Стайлз попросился бы на выход. Стайлз не питает иллюзий на свой счет. Он не красивый. Не настолько классно трахается, чтобы кому-то хотелось трахаться только с ним и ни с кем другим. Стайлз - счастливый обладатель мерзкого характера, пары-тройки психических расстройств и десятка людей, жаждущих его смерти. В него должно быть трудно влюбиться. Он потирает веки и надеется, что вся эта херня, забивающая голову, не отражается на лице. Когда он открывает глаза, Дерек стоит перед ним. Кладет ладонь на его затылок. Стайлз от неожиданности вздрагивает и задерживает дыхание. - Поэтому, - пальцы слегка сдавливают его волосы, - я тебя не трогаю. Ты себя загнал. - Я в норме, - говорит Стайлз. Дерек чуть снисходительно улыбается. Тяжелая рука, касающаяся почти мягко, действует Стайлзу на нервы, и он смахивает ее. - Относишься к себе, как к вещи. Даешь себя трахать всякой швали, потом дергаешься даже от меня. Глотаешь по пять таблеток за раз. Это начинает доставать. - А ты, типа, считаешь меня своей вещью? - Считаю небезразличным мне человеком, которому насрать на себя. Пытаюсь позаботиться. - Неподходящее слово, когда речь о том, чтобы закрыть меня на неделю и ебать мозги за таблетки. У меня с головой проблемы, таблетки позволяют мне сойти за нормального. Дерек говорит отрывисто и холодно: - Зрачки перекрывают радужки. Тахикардия. Тремор рук. Еще раз увижу - выкину нахер твои колеса. Стайлз смотрит на него со смесью удивления и враждебности. Рот приоткрыт. Стайлза действительно начинает бить мелкая дрожь. - Дерек, здесь, - говорит он, коснувшись пальцем своего виска, - все устроено несколько сложнее, чем ты считаешь. Я говорил, что со мной будут проблемы. Со мной всегда проблемы, как раз поэтому я предпочитаю быть один. У меня есть дела. Ты можешь меня прогнать, но не помешаешь мне делать их так, как я делаю. И если в обмен на свою помощь ты хочешь от меня подчинение - это не вариант. Лучше я свалю. - Я не отпущу тебя. «Не вариант». - Тогда выбери другой способ оплаты. Можешь трахать, если это утешит твой комплекс власти. Но не лезь мне, сука, в голову. Стайлз произносит это так, что любая сука пугливо поджала бы хвост и покорно отступила. Дерек чувствует, как слегка дергается уголок губ. Проблемы с контролем агрессии. Для этого есть какой-то медицинский термин. Дерек понятия не имеет, какой. Конкретно сейчас ему требуется слишком много сил, чтобы не завалить Стайлза. Не подмять и не заткнуть. И у Дерека силы заканчиваются. Он кладет ладонь на затылок Стайлза и резко притягивает к себе, накрывая губами покрасневший мокрый рот. Вторгаясь языком, пробуя горький привкус таблеток и сладкий - кофе из автомата внизу. Стайлз упирается руками в его плечи, без всяких заигрываний с силой толкая от себя, но у Дерека действительно иссяк запас терпения. Бак пуст. В течение всей недели держаться на расстоянии ему помогал внешний вид Стайлза, не сошедшие синяки и ссадины, прихрамывание и круги под глазами. Сейчас, кажется, он дуреет именно от этого. И от того, как этот ублюдок не дается, не подпускает к себе и своей жизни, своим поганым «делам», которые он проворачивает так лихо, что с трудом передвигается и, как пить дать, закончит в «дурке». Дерек держит жестко, целует медленно и глубоко. Стайлз понимает, что получит меньше синяков, если прекратит сопротивляться. Кладет ладонь на его затылок и скребет пальцами в волосах. Дерек ловит себя на мысли, что, знай он шваль по именам, он бы начал выслеживать и убивать. Всех, кто испоганил Стайлзу жизнь. Дерек продавил бы глотки голыми руками, чтобы запустить пальцы в бурлящее нутро и выдрать трахеи к чертям собачьим. - Вот молодец, - негромко бормочет Стайлз, облизывая губы. Неестественно улыбаясь. - Так держать. Покажи своей вещи, где ее место. - Твое место, - почти шепчет Дерек, заваливая его на спину, - рядом со мной. Он стоит на коленях между расставленных ног Стайлза и стягивает с него джинсы. Стайлз снимает джемпер, неловко выгнувшись. Он даже не тянется к Дереку, даже не предлагает ему самому избавиться от одежды. Из-за кривой призрачной ухмылки Стайлз не кажется ни голым, ни униженным, и Дерек не уверен, кто кого собирается трахнуть. Он обхватывает Стайлза за бедра и толкает на себя, смутно понимая, что не хотел бы никого другого на его месте. Никого другого - на своем. В течение следующих нескольких минут по мозгам бьет гребаное дежа-вю: Стайлз опять безучастен, не сопротивляется, не помогает, не улыбается и молчит, так же, как в любую из их встреч много дней назад. Тогда, когда Дереку, в целом, было плевать на взаимность. Стайлз закрывает глаза и изредка стонет и ерзает, когда больно. Испарина на лбу не от возбуждения - от передоза таблеток. Приоткрытый рот и неистовое сердцебиение - результат приема транквилизаторов. Слегка налившийся кровью член и румянец на щеках - ничего, кроме физиологии. И Дереку хочется закрыть глаза, чтобы не видеть этого равнодушия. Как и тогда, он не может отделаться от чувства, будто совершает акт насилия. Тогда в этом состояла половина удовольствия от процесса, но сейчас это чувство затягивается удавкой на шее, и он не против быть задушенным до смерти. Изнасилование по согласию. Стайлз наказывает себя. За мертвую мать, за кому отца, за его подругу Эрику, за все говно мира, которого он не делал. Дерек - снова инструмент, которым нездоровая совесть Стайлза проделывает в нем дыры. Нужно просто отвалить, просто встать и уйти. Извиниться. Но неделю назад Дерек сильно переоценил свою выдержку. Перестав двигаться, он наклоняется, опираясь локтем с боку от Стайлза, опускаясь на него и стараясь не придавить. Проводит рукой по волосам Стайлза. Тихо говорит: - Я не использую тебя, - Стайлз чуть кривит губы. Дерек говорит: - Я делаю это, потому что мне от тебя крышу рвет. Посмотри на меня. Стайлз приоткрывает глаза и скашивает на него взгляд. - Меня не интересуют проблемы, - Дереку трудно говорить - голос как будто охрип. Но он должен дать понять, почему ему нужно подчинение. Почему он, кажется, уже никогда и никуда не отпустит. Стайлз должен знать, потому что сейчас взаимность беспокоит Дерека, как ничто иное. - Меня интересуешь ты. Вся херня, о которой ты треплешься. Что ты чувствуешь, сколько таблеток пьешь. И это, - Дерек касается желто-фиолетовых следов на ребрах Стайлза. - Больше ни одна тварь до тебя не дотронется. Понял? Руки повырываю. Дерек делает медленное, невыносимо медленное движение, и его чуть не накрывает в этот момент, потому что Стайлз глухо матерится и стонет под ним, впервые действительно отвечая. Дереку приходится замереть. Стайлз утыкается лицом в его шею, и Дерек чувствует влагу на его зажмуренных глазах. Он продолжает медленно и осторожно, выпрямляясь и подхватывая ногу Стайлза на уровень своей талии, чтобы входить под другим углом. Стайлз всхлипывает и нетерпеливо выгибается. Дерек расценивает это как разрешение и начинает трахать более резкими, отрывистыми толчками, теперь зажмуриться хочется только от удовольствия. Ему не нужно даже целовать Стайлза или касаться языком влажной шеи, там, где долбит пульс, достаточно только подумать об этом - и хочется кончить. Как не было ни с кем. Стайлз задыхается бессвязными стонами. Никаких «обожемой». Вскрики и скомканные окончания ругательств. К нему возвращается способность говорить, только когда Дерек опускается рядом. Проходит не меньше минуты, прежде чем Стайлз усмехается: - Ты все-таки выебал меня в мозг. Очень нежно. Чтобы я запросил еще. И еще прорва секунд и минут в номере, пахнущем синтетикой, грозой и сексом, прежде чем он ровно и без улыбки добавляет: - Не могу поверить, что запал на тебя. От этого голоса веет холодом, как от заснеженной могилы в середине февраля. И по стеклу, за которым темно-серое небо, начинает мелко постукивать дождь.***
Гроза занимается быстро, ливень усиливается с каждым всполохом молнии и последующим громовым раскатом. Еще только пять пополудни, а за окном почти полная темнота. Дерек перехватывает Стайлза, закинувшего на плечо рюкзак, передвигающегося бесшумно, у самой двери. Хватает за локоть и дергает на себя. В этот момент Дерек думает, что, проснись он минутой позже - Стайлз успел бы свалить. И если эта мысль не вышибает землю из-под ног, то, по крайней мере, отрезвляет и заставляет подняться на ноги, как в поганой армии, за секунды. Задремал на час, мать его. - Пусти, Дерек, - Стайлз пытается пройти. Когда припекает, он прилагает достаточную силу, с какой может завалить парня крупнее себя. Но не Дерека. Не сейчас. Хейл почти не думает, заламывая ему руку за спину и сгибая пополам. Стайлз тут же перестает рваться, но Дерек не отпускает. - Доброе, блять, утро, - резюмирует он, чуть встряхивая головой, чтобы окончательно прийти в себя. - Сейчас, типа, вечер. - Куда ты собрался? - В туалет поссать, мой господин. - С рюкзаком? Стайлз даже не пытается высвободиться, хотя суставы его рук почти вывихнуты, и если Дерек отпустит, он рухнет лицом в пол. Стайлз спокойно говорит, глядя вниз: - Джерард прислал сообщение. Они вытащили отца из больницы. Дерек перехватывает его запястья одной рукой, свободную запускает в карман джинсов. И Стайлз начинает вырываться: - Нет, Дерек, если ты прочитатешь, блять, если я приду не один, они его кончат. Отвали! Стайлз все-таки вырывается и отшатывается в сторону, но Дерек уже включает его смартфон. Открывает сообщения. Стайлз хватает его за руки и пытается отобрать. Дерек успевает прочитать адрес. - Сука, ты же ни хера не понимаешь, что это значит, - Стайлз еще не орет, но все спокойствие вышибает из его голоса. - Если я приду не один... - Если ты придешь с полицией, то есть шанс, что доживешь до утра. - То место, где они сейчас, оцеплено его людьми, каждый сраный метр охраняется кем-то с M4 в руках. Когда копы начнут их накрывать, Джерард убьет моего отца и свалит через какой-нибудь черный ход. Дерек понимает это. Чего он не понимает - так это что Стайлз сможет сделать в одиночку. Он озвучивает вопрос. Стайлз прижимает ладонь ко лбу, как от боли, и меряет шагами номер. - Господи, почему сейчас. Почему так скоро. Почему с ним. Дерек не решается подойти. Стайлз перестает мельтешить, но устоять на месте ему все равно трудно. - Слушай, - тихо говорит Стайлз, подойдя к Дереку, но не дотрагиваясь, - дай мне один день. Если ты дашь мне один день, то завтра я не уйду от тебя. Если ты захочешь. Никуда не уйду. Ком в горле существенно мешает формулировать мысли, носящиеся в голове. Как если бы запущенный СДВГ передавался воздушно-капельным. Если бы аритмия передавалась. Дерек может контролировать лицо, каждое движение, но сердце не подчиняется приказам разума и резонирует с барабанящим ливнем. Дерек говорит: - Я не могу тебя отпустить. Если бы Дереку было насрать на взаимность, как много дней назад, это прозвучало бы как категоричный отказ. Сейчас это звучит как просьба. Такая, что хочется сплюнуть привкус отчаяния, оставшийся на языке. Потому что, на самом деле, Стайлз просит не о том. Не просто дать ему выйти из номера. Стайлз собирается поставить свою жизнь за отцовскую и просит разрешения на это. «Позволь мне еще разок чуть не умереть», «я хочу пролить еще литр своей крови», «если я вернусь» - вот, что подразумевается. - Можешь, чувак. У Стайлза отсутствует чувство самосохранения, потому что он виноват во всем дерьме мира. Наверное, он даже дорогу переходит на красный, не глядя, потому что если ему перемнет кости грузовик, то есть, за что. «Я только еще разок пройду в неположенном месте», - вот, что слышит Дерек. И говорит: - Иди. Стайлз даже не переспрашивает второй раз. Он перехватывает лямку рюкзака и выходит, не говоря ни слова. Дерек уверен, что неподалеку от отеля его ждет машина кого-нибудь из своры Арджента. И что, если бы они вышли вдвоем, автоматная очередь прошила бы грудь Дерека еще на крыльце. Дождь не успокаивается, стекая по крыше, по стенам, затапливая дороги холодными реками и разгоняя случайных прохожих. Молнии все еще херачат в самую землю где-то далеко, поэтому Дерек выжимает не больше восьмидесяти. Кольцевая трасса почти пуста. Город подает признаки жизни только спустя полтора часа, на подъезде к полицейскому участку. Дерек ставит машину на ручник и прикуривает. Он мог бы забить и жить дальше. Где-то в другой вселенной ему бы это обязательно удалось. В этой он даже не может по-настоящему разозлиться. Вся ярость адресована Джерарду Ардженту, сотне безымянных людей и отвратительной погоде. Стайлзу не достается ни капли. На Стайлза приходится мелкая дрожь пальцев и страх. Как боятся за свою жизнь. Дерек захлопывает дверцу и по пути к входу в участок успевает промокнуть почти до нитки.