Два угла двух треугольников

…Потом лежали в объятиях друг друга. В окошко заглядывало закатное золотое солнце. Впереди была целая летняя ночь. Такая короткая, такая длинная. Весь экран ноута был залеплен комментами, выскакивающими поверх друг друга, уже в сотню слоев, наверное. Антон не спешил спасать свою репутацию. Ему было смешно сквозь ресницы наблюдать за чужими восторгами. Смотреть отстраненно — и лежать головой на мускулистом локте, который мягче любой подушки… — Я ведь правда могу скопытиться в любой момент. Ты всё равно согласен остаться со мной? — Скопытишься когда-нибудь, обязательно, — невозмутимо согласился Сенька. — Похороню. И рядом в могилке прикопаюсь. — Нет уж! Изволь жить долго и счастливо! Я собираюсь оставить тебе в наследство кошачий приют. — Чего?! — Выкуплю большую загородную усадьбу, найму работников и ветеринаров. Кто же, кроме тебя, о наших детках позаботится после моей смерти? — Придумал же! — Я об этом давно мечтал. Но сестра не разрешала подбирать котят с улицы. — У тебя на них аллергия, я в курсе. — Не только поэтому. Она говорила: «Пока не женишься, никаких тебе зверей! Помрешь в любой прекрасный день — останется твой котёнок наедине с разлагающимся трупом, запертый в квартире. Пока тебя, отшельника, схватятся, пройдёт и сутки, и неделя. И всё это время твой малыш будет кричать и плакать над тобой, голодный и напуганный. Ты этого хочешь своему котёнку?» — Добрая сестрица. — Я рыдал ночь и еще полгода обходил кошек стороной. — Блин! — Что? — Гошку надо покормить. Похудеет ведь от голода. — Тогда и меня. За компанию, — застенчиво попросил Антон. — Сырой рыбой? — хмыкнул Семён, вылезая из кровати. И снова не потрудился натянуть трусы. Незачем, только мешать будут. — Суш не держим, — предупредил Сенька. Антону было всё равно, чем. Сейчас — что угодно, хоть горчицу… Он ойкнул, засмеялся, забрыкался. Но Семён не выпустил его из рук — так и донес до кухни. Там посадил голой попой на прохладную табуретку. Сам обернулся к холодильнику, задумался перед почти пустыми полками. — О! Пироженки, — обрадовался Семён. Брякнул на стол перед загадочно лыбящимся кудрявым коробку со сладостями. Тошка в коробочку залез руками. Беззастенчиво слизал с одного половину крема. Но не торопился проглатывать, надул щеки. Поглядел просительно на Сеньку, снизу вверх. — Что? Невкусные? — спросил Семен. Тошка мотнул головой, локоны гривы обмели худенькие плечи. — Что? — не понимал Сенька. Тогда Антон сам притянул его к себе, положив ладони на дрогнувшие в предвкушении ягодицы. И в рот, полный крема, втянул дернувшийся кверху ствол Сеньки… — Это не Гошка похудеет… — пробормотал ворчливо Сенька. Пальцами вплетался в локоны. — Это я с тобой отощаю… Хоть бы пожрать сначала дал… Однако насладиться им опять помешал звонок. На этот раз надрывался Сенькин мобилко. — Ответь, — оторвался Антон. — Мешает сосредоточиться. Пришлось Сеньке, вздыхая, идти в комнату, размахивая липким, сладким «эклером». — Да, Кать! — отрывистое и недовольное послышалось из комнаты. — Ты как там? Что-нибудь надо? Ничего?.. А мне вот надо! Помнишь, ты развод просила? Бери!.. Да, созрел. Да, развратничаю. Да, с ним. Егоза накляузничала? Заложила папочку, умница дочка. Да, будет ей трехэтажный белый торт, будет. Антон хрюкнул смешком в надкушенное пирожное. Измазал кремом кончик носа. Думается, одним тортом папочку у малявки ему не выкупить. Июль 2014