И небо над нами не будет серым

Было на улице не так уж тепло, и на деревьях оставалось все меньше листьев. Элиот хотел было позвать Френка потренироваться, помахать мечами, но не вышло; Лео же старуха-надзирательница ударила указкой по рукам, и теперь пальцы его чуть ли не горели от каждого прикосновения. Не сказать, что было очень больно, но Лео не мог и не очень хотел сегодня играть на рояле. Он мог бы послушать, конечно, но – Элиоту было даже немного стыдно в этом признаться, – если бы ничего не сыграл он, Элиот бы почти не получил удовольствия. Он любил музыку Лео, как и Лео любил музыку Элиота. Если бы не мисс Стинсон, они, может быть, сыграли бы «Лейси». Эту мелодию Элиот любил особенно. Он сам подарил Лео «Неподвижность», а Лео написал для него «Лейси», но играть в одиночку что первое, что второе казалось неправильным. Поэтому сегодня они опять сидели в библиотеке, пытаясь провести свободное время хоть с какой-нибудь, но таки пользой. И ели печенье Гилберта. Открыли все-таки эту коробку, не удержались – и не зря. Гилберт прекрасно готовил. Он рассказывал Элиоту, что был слугой у Безариусов – от этого юного Найтрея немного коробило, – но ни разу не говорил, что готовил там. Кажется, он был камердинером погибшего племянника герцога, как Лео, а Лео ни разу для Элиота не готовил. Да что там, большее, на что Лео был способен – это наполнить фарфоровую кружку чаем. Да и этого от него было не дождаться. Справедливо было бы отметить, что Лео был особенным слугой. У него было больше возможностей и совсем мало обязанностей; но Элиот сильно сомневался, что Гилберта много нагружали. Почему-то Гил всегда, когда рассказывал о Безариусах, улыбался, и это порой даже бесило Элиота; но факт оставался фактом – Гилберту там было хорошо. Его даже, кажется, любил герцог Безариус, который не раз приезжал к Найтреям в надежде хотя бы просто поговорить с Гилбертом. И, уважая желание Гилберта, уезжал, пусть и вполне мог выкинуть что-нибудь нехорошее, но соответствующее своему статусу. В любом случае, Гилберт не мог просто готовить для Безариусов. Он начал интересоваться кулинарией тогда, когда принял фамилию Найтрей – не исключено, что для того, чтобы пореже пересекаться с Винсентом, которого почему-то боялся. И интересовался не просто – у Гилберта был дар. Даже простое печенье у него получалось великолепным, не сравнимым ни с чем – такое сладко-сахарное, песочное, оно будто таяло во рту… Элиот засунул последнюю, что захватил с собой, печеньку в рот и принял из рук Лео несколько книг. Одна, две, три – стопка тяжелела и росла ввысь, словно башня, и постепенно сил Элиота стало не хватать. – Это все, – пробормотал Лео, спускаясь с лестницы, и Элиот толкнул его локтем в бок, думая, что тот хотя бы часть книг себе возьмет. Ага, сейчас. Лео просто был счастлив это сделать, очевидно, – именно поэтому проигнорировал как еще пару толчков, так и не слишком вежливое пинание ногой, и Элиоту оставалось просто пойти за ним. Выхода-то не было. Он возмущенно замычал. Лео обернулся, и Элиот остановился; вздохнул, думая, что хоть теперь-то совесть слуги пробудится, но нет – Лео осторожно отломил большую часть печенья и засунул его за щеку, удовлетворенно улыбаясь. – Ты что-то хотел сказать? – Как… – крошки застряли во рту, и Элиоту пришлось прожевать их, прежде чем заговорить. – Как насчет помочь, Лео? – Нет, спасибо, – покачал головой тот, и Элиот возмущенно заскрипел зубами. – Лео… – Ладно-ладно! – взял три верхние книги тот, вздыхая, и проронил: – Тяжелые. На этих словах Элиот возмущенно поперхнулся, даже сформулировать мысли не смог, чтобы выразить свое раздражение. Оно, правда, немного спало, когда они свернули к столу, на который недавно навалили свои сумки, перья и бумагу. Около приоткрытой коробки с печеньем вилась светлая кошечка, и взгляд Элиота мгновенно подобрел. Лео, конечно, не мог этого заметить из-под своей длиннющей челки, что так не вовремя загородила ему весь обзор, а потому, опустив книги на столешницу, бесцеремонно схватил кошку за загривок. Тут же, правда, получая увесистым томом чего-то-там по голове. – Ты делаешь ей больно. Кошка и правда мяукала, причем громко и жалобно, и Лео опустил ее на пол. Потом заглянул в коробку, посмотреть, не осталось ли там длинных кошачьих волос, и удовлетворенно вздохнул. – Она не залезала в коробку. – Хорошо, – буркнул Элиот, запуская свою руку туда же, и откусил кусочек новой печеньки. Другой же рукой он задумчиво сдвинул челку Лео – не сильно, даже глаза не открывая, но достаточно, чтобы слуга начал хоть что-то перед собой замечать. – Спасибо, – бросил Лео, пытаясь размять все еще ноющие пальцы, а потом лукаво улыбнулся, проследил, как господин сел за стол, и наклонился. Потянул за ворот пиджака, заставил Элиота к себе повернуться – и поцеловал в уголок губ. – Будем считать, что там были крошки, – сделал странный жест рукой он, и Элиот снисходительно улыбнулся в ответ. – Если ты того хочешь. Так было и правда проще, а особо напрягаться сейчас не хотелось. Неделя только начиналась, и зачем было беспокоиться?