Заслужить прощение

В последнее время самый актуальный вопрос в доме звучал так: — Какого хрена? Джейк злобным взглядом сверлил сестру, которая сидела, уткнувшись носом в тарелку, пытаясь спрятать улыбку. Точнее, делала вид, что пыталась. И это бесило еще больше. — Я спрашиваю: какого хрена? — процедил он, сжимая в руке ложку. Она не отвечала. Кусала губу, сдерживая истерический смех, и молчала. Родители встревоженно переглянулись, после чего отец, собравшись с духом, посмотрел на сына: — Не выражайся за столом, Джейкоб. Ноль внимания. Ему просто было не до этого, потому что горячая от бешенства кровь обжигала сосуды. — Ты — хренова сука. Не смей меня игнорировать, — выплюнул, будто боясь подавиться жгущими глотку словами. И, наверное, действительно мог бы. В горле жгло. Так сильно, словно он влил в себя пару стаканов кипятка. Всё взрывалось. Все никому нахрен не нужные утопии, которые он успел себе выдумать, чтобы не убить маленькую дрянь, сидевшую напротив. Её дебильные обветренные губы кривились в не менее дурацкой улыбке. И в этот момент ненависть переходила черту дозволенного. Потому что, блин, какого хрена она вообще творит? Он, дернув плечами, вспомнил все выходки Киры, которые успели проделать большую дыру в его мозгу. И в нервной системе. — Джейк! — не выдержав, ужаснулась мама. Потребовалось пару секунд для создания иллюзии спокойствия. И еще пару для того, чтобы прекратить играть желваками, сжимая кулаки, будто ожидая момента, когда можно будет накинуться на сестру. — Что происходит? — строго спросила она, и Джейку стоило приложить максимальные усилия, потому что Кира хмыкнула. Нагло, издевательски. — Это же твоя сестра! Не могу поверить, что ты сказал это. Извинись, пожалуйста. Он терпеть не мог этот тон матери с самого детства. Когда она приказным тоном просила так, что даже подумать о том, чтобы не сделать этого, не представлялось возможности. Он терпеть не мог этот взгляд, что снова заставлял почувствовать себя нашкодившим ребенком, который сам понимает, что заслужил наказание. Его мать — добрейшая женщина, но сейчас Джейк готов поклясться, что видел, как из её глаз сыпятся искры. И поэтому не оставалось ничего, кроме как, давясь собственными принципами, буквально выблевать жалкое: — Извини. А мысленно: «Я ненавижу тебя, тварь. До чёртиков ненавижу». И она отвечает: «До охренения взаимно». — Ничего. Если думать о том, что это всё просто издержки извращённой фантазии, дышать становится проще. Очередное «Какого хрена?» застывает в глотке, когда он встает из-за стола. — Вообще-то, мы хотели с вами поговорить, — немного смущенно пожал плечами отец, на всякий случай кидая суровый взгляд на Джейка. — Прошу отнестись к этому с пониманием, так как вы оба уже взрослые. От этих слов под ложечкой засосало от плохого предчувствия. Джейк кинул на сестру злобный взгляд, показывая готовность в любую секунду разорвать её в клочья, если она к этому причастна. Он был готов накинуться на неё, но она смотрела на родителей в таком же недоумении, как и он. А жаль, причина была бы отличная. — Нам достались отличные путевки в Грецию на две недели. Отец определенно говорил что-то ещё. Скорее всего, описывал, как крупно им повезло, и что такой шанс выпадает раз в жизни. Но Джейк не слушал, с каким-то диким интересом наблюдая за тем, как на лице Киры меняется калейдоскоп эмоций. И от выражения ужаса в расширившихся глазах хотелось издать победный клич. Ненормальный. Да, за время, проведённое с ней, он успел свихнуться. Так, что никакая клиника не поможет. Это их блядское противостояние характерами выматывало и, кажется, становилось опасным. Но, господи, как же она боится. На ум почему-то пришло стекло. Мысль о том, как она глотает его, разнесла в обрывочные куски его спокойствие. Но когда в воображении так явственно вырисовывался окровавленный язык, в котором застревают осколки, режущие его сильнее, о каком спокойствии вообще может идти речь?! Ты ёбнулся, чувак. Посмотри, до чего тебя довела вся эта херня. Она бы жевала его. Маленькие обломки стекла оставались бы в разодранном нёбе, некоторые бы глубже входили в язык. Тогда бы она прикусила его надолго. Её внезапная улыбка, словно активированная бомба, взорвала все эти недофантазии. На секунду, Джейку даже стало стыдно. Всего на грёбаную секунду, которая ничто по сравнению с вечностью. Он и не вспомнит за это мгновение слабости, о которой она никогда не узнает. — Вы обязательно должны поехать! От преувеличенно радостного голоса захотелось зажать уши. Он сжал столешницу настолько сильно, что костяшки побелели. — Джейк, ты тоже так считаешь? — восторженно воскликнула мама, забыв, что секунду назад злилась. И ничего не оставалось, как через силу выдавить: — Конечно. — Это так здорово! Мы едем! Мама будто помолодела лет на десять, счастливо глядя на отца. Джейк невольно улыбнулся, но улыбка тут же сползла с лица, когда взгляд коснулся Киры. Мысль о том, что им предстоит провести вместе две недели, въёбывала по телу неестественный адреналин, которого он так явственно не ощущал, наверное, никогда. Он боялся, что не сдержится. Буквально трепетал от ужаса, при мысли о том, что снова превратится в несдержанное чудовище. Ибо она делала для этого всё. Родители продолжали щебетать о том, как они счастливы, изредка вставляя что-то вроде «Вы уверены, что справитесь без нас?», и каждый раз, когда он открывал рот, чтобы заорать им в лицо твёрдое «Нет!», Кира с милой улыбкой отвечала «Да». Он каждый раз посылал ей гневный взгляд, но она просто пожимала плечами. Джейк ненавидел, когда пожимают плечами. Хотелось уйти из комнаты. Как можно дальше от этой атмосферы, в которую он совершенно не вписывался. Будто они вместо кислорода дышали радостью и счастьем, а он задыхался. И когда отец наконец-то сказал, что пора собирать вещи, он был готов расцеловать его. Прежде чем кровь окончательно не обледенела. — Что значит собирать вещи? — три пары глаз пораженно уставились на него, а Джейк изо всех сил старался преодолеть панику в голосе. — Когда вы уезжаете? Кира фыркнула, переключая этим звуком выключатель его эмоций. Секунду назад — паника, сейчас — бешенство. — Ты плохо слушал, братик. В который раз, для того, чтобы удержать себя в руках, потребовалась вся выдержка. Учитывая его вспыльчивость, его вполне можно назвать героем. Вместо ответа он подошел к ней вплотную, буквально ощущая, как все её мышцы моментально напряглись. Захотелось растянуть губы в издевательской ухмылке, но он боялся спугнуть её. Пришел момент расставить всё по местам. — Нужно поговорить. Кира с расширившимися от ужаса глазами бросила умоляющий взгляд на родителей, но они, не поняв призыва, лишь понимающе улыбнулись, торопливо выходя из комнаты. Чудесная возможность примирить двух, словно съехавших с катушек, детей. Как бы не так. Джейк мог с уверенностью сказать, что просто оставить их наедине — это не выход. Если честно, выхода из этой ситуации он не видел, не понимая что за хренотень вообще происходит. Она и сама не понимала. Испуганно смотрела ему в глаза, выпятив подбородок. Вся дрожала от чувства близости подтянутого тела, но не отстранялась. Это была словно игра в гляделку. Почти как в детстве, когда кто первый отвел взгляд, тот и проиграл. Только сейчас всё было больше по-взрослому. Они смотрели друг другу в глаза, перекачивая через взгляд тонны ненависти, которая столь долго разъедала каждого. И единственное, что он смог придумать, с жалящим воздухом выкинулось сквозь стиснутые зубы: — Какого хрена? Это было так знакомо обоим, словно зазубренное стихотворение, которое ты ненавидишь просто за то, что пришлось его учить. Она была чёртовым стихотворением. Он вперил взгляд в покусанные губы, которые слегка подрагивали, будто она сильно злилась или не знала, что сказать. — Ничего оригинальнее не мог придумать? Она по-детски вздернула курносый носик, и Джейк едва подавил желание улыбнуться. От этой мысли злоба снова ядом просочилась в мозг, затуманивая его красной пеленой. — А ты, когда насыпала сахар в мой суп? От грёбаного раздражения жгло под ложечкой. — Я случайно, — не моргнув глазом невозмутимо соврала она. — Как ты мог подумать, что я на такое способна? И от желания впечатать её в стену за горло зачесались руки. Булькающая ярость закипала где-то под ребрами. — Не могу поверить, что ты сказала это. — Пошёл к чёрту, ясно? Блять. Всё это дерьмо под названием «Сохраняй рассудок, ну же» уже не казалось таким уж важным. Убить. Уничтожить. Растоптать. — Эти две недели ты живёшь по моим правилам, — выдавил он, чувствуя, как на руках начинают вздуваться вены. Джейк был настолько зол, что видел её расплывчато. Жадно внюхивался в воздух, надеясь почувствовать страх. Он жаждал, чтобы его привкус приятно смочил кончик языка, напомнив ему о том, что перед ним стоит его совершенно беззащитная младшая сестра. — А больше ничего? От её хренова упрямства тошнило. Он чувствовал, как горькая желчь поднималась по глотке на корень языка. — Сука, ты когда-нибудь закрываешь свой рот?! Казалось, злость лопалась в воздухе огромными пузырями. Кира делала вид, что ей плевать на происходящее, но слёзы в глазах выдавали с головой. — Чем тебе не нравится мой рот? Она демонстративно облизнула губы, прикусывая нижнюю. — Ты не нравишься мне вся, — напряженно ответил он, не отводя взгляда от припухшей губы, на которой выступили капельки крови. От ослепляюще ярких мыслей в голове, он чувствовал себя извращенцем. Но вместо того, чтобы оттолкнуть её, только прижал сильнее, молясь о том, чтобы член не встал, выдавая клокочущее по венам возбуждение. — Это взаимно, — прошипела Кира, пытаясь вырваться из его рук. Джейк знал, что она изо всех сил сдерживает рыдания, не желая заплакать перед ним. И почему-то его ломало от необходимости заставить её сделать это. От этой хреновой необходимости лопались сосуды. — Отпусти меня. Голос уже надламывался, и он слышал в нём нотки паники. Это приносило дикое удовлетворение. Ещё чуть-чуть. — Я жду извинений. Её тоненький подбородок снова упрямо взлетел вверх. — Мне не за что извиняться. Он сжал её руки сильнее, заставив поморщиться от боли. — Сахар? — Чтоб ты сдох. Она брыкнулась ещё раз, зарычав от разочарования, когда поняла, что это не приведет ни к чему. — Взаимно. — Я тебя ненавижу. Он устало выдохнул. Это будут самые сложные две недели в его жизни.